Небо осенью дышало

Виктор Матюк

Небо осенью дышало

Уж небо осенью дышало, страсть плоть обуревала, сквозняком тянуло из сырого подвала,
Буря грозовая вскользь решала проблемы земного бытия, среди них петляла моя стезя,
Выйти за её рамки никак нельзя! Иду по узкой дорожке, покоя не дают мандавошки,
Вокруг пожухлая трава, посреди неё застряли брошенные на ветер приятные слова!
Два старых еврея на солнце яйца греют, они умеют пыль в глаза пустить, им не суждено забыть,
Как безгрешными остаться, с чужими интересами они не станут считаться!
Им бы расстаться по-человечески, но как-то не с руки, к полу прилипли каблуки,
Орут бабы, стонут мужики, в сенях валяются старые валенки, а на завалинке гуторят люди,
Они обсуждают грядущее чудо, но будет ли оно? Этого не знает никто!
Жить было бы намного спокойней, жилось бы всем людям достойно,
Если бы не было под окнами кровавой бойни! Душа болит, приходится по фарватеру жизни плыть,
Не зная, чем тебе безвестный путь грозит? Куда причалить? Как бы с соседями не поскандалить?
Не с кем по душам поговорить, река страсти из последних сил бурлит,
У неё грозный и норовистый вид, её нам не дано до самой кончины забыть,
Оставаясь в душе мужчиной, ты днём и ночью ищешь весомые причины,
Дабы твои стенания и горестные мольбы до седьмых небес в спешном порядке дошли!
Увы! Подрастает новая смена, уже привыкшая к изменам! Всему – своё время!
Всему – свой час! Господа, меняется власть, часть господ сбежала в близлежащий город,
Теперь ей дождь не капает за ворот, тот, кто холост, собирает на зиму в лесу сухой хворост,
Но голос страсти ущемляет людское счастье! Страсть обуревает, и никто не скрывает её,
Меняются жесты, меняется лицо и кое-что ещё, прежним остаётся только ветхое естество!
На небесах придётся по всей строгости закона за свои поступки отвечать,
Но разве я виноват, что во время совокупления на женских лицах лежала строгости печать,
Эта мысль до одурения, словно камень преткновения вошла в ненасытный мозг,
Сожгла бревенчатый мост между грехом и святостью, и вот стою на крутом берегу,
Пристально вдаль смотрю, там строгие лица, стоит разговориться с полногрудыми девицами,
Как они тут же отрывают помыслы свои от грешной матушки-земли!
Грохочут волны, громыхают буруны, день чёрный не виден со стороны,
На тёмную ночь упал свет холодной Луны, мы для великих дел рождены, но, увы,
Не можем на холодных камнях оставить следы, теряем из рук бразды управления,
Приходит утешение со стороны жены, страсть угомонилась и на благое дело решилась,
Ей светопреставление накануне приснилось! В то же мгновение усилилось сердцебиение,
Душе потребно прощение, а плоти – прегрешение, прошло девичье смущение,
Раз за разом мысль заходит за разум, дело за экстазом, вот такая зараза – неподдельная страсть,
От неё никуда не сбежать, скрипит полночи кровать, можно свой зад на миг-другой оторвать,
А потом бежать, закрыв глаза, но куда? Везде одна и та стезя, тлен и суета, холодная роса,
Затягиваем потуже пояса, но слышим полночные голоса, меняются полюса флюидов,
Мы же для вида переворачиваем жития страницы, рядом стонут толстозадые девицы,
На все руки мастерицы, но нам невдомёк, что всему приходит срок!
И вот наземь спустился пророк, чтоб не дай бог душа не впала грех,
И слёзы не полились с очес! Один - за всех и все - за одного!
Вот и время подошло когда, уходят года в никуда, но остаётся толика стыда,
Чтобы иногда тебе о суетности бытия напомнила полночная звезда! Не ведая про зло,
Желание любить стремглав прошло, отсюда всё и пошло,
Так природа захотела, а остальное – не наше дело, жаждет свободы тело,
Ему на ум взбрело, что бытие сикось-накось пошло, тут же вспотело высокое чело,
Не повезло и что? Проходит всё, пройдёт и это, только проблески лунного света
Едва озарят строки эти, повсюду ложь, куда не шагнёшь, святость тут же от себя отпугнёшь!
Эта мысль пугает будничную жизнь, уходить не торопись, к высоким идеалам стремись,
Внизу скользкий карниз, больно падать вниз! А жизнь переполнена блаженством,
Хотя и стужа за окном, а невдалеке бурелом, всё равно желание всю ночь обуревало,
Как мне угомонить его без громкого скандала? Любви начало из памяти всплыло,
Потом резко ушло на самое дно, глядь, нет ничего, что ночью на ум тебе взбрело!
Мне страсть не перекричать, и не повернуть вспять, стёкла в доме слегка дребезжат,
Ветви по стенам дома шуршат, и вот опять желание мешает крепко спать,
Оно до утра будет призывать: уложить бабу на скрипящую железную кровать,
Его мне сразу не понять, мой недосып сопровождает громкий всхлип,
Ближе к утру, он своего апогея достиг, сам страшится дьявольских дыб и потому не спит!
Как мне быть? Кто может о наслаждении забыть и грешника осудить? Тяжкий повседневный быт
Вдребезги семейной жизнью разбит, страсть велит во имя любви во все колокола звонить,
С течением времени проходят сомнения, их сменяют стремления подрастающего поколения,
Есть горение, вдалеке маячит забвение, но не подходит близко, без риска, крика и бабьего писка
Не раздвинет твоя немощная рука, нависшие над кроватью грозовые облака! Привет! Пока!
Дело ещё не дошло до дележа, только незримая душа ходит по лезвию обоюдоострого ножа!
Ша, братва! Впереди глубокое ущелье, пора там отпраздновать своё новоселье,
Без постели никак не добраться до заветной щели! Уже петухи пропели, мысли на уши сели,
Не найти заветного источника без определения места точного! Мы до утра ищем его,
Но ускользает оно, мне бы свой опыт разбудить, но нет жажды: кого-то судить! Преходяще оно!
Как быть? Куда мне плыть? Как страсть угомонить? Я бы зажил заново, но естество грешно,
Нет толку от него, одно сумасбродство и больше ничего!
Приходится гнуть спину на желание своё, здесь всё моё,
Но оно тоже превратится в пепел и глину, я же в порыве едином допиваю каплю яда до дна,
Я – один и она – одна, над нами застыла небес вышина, прощай, старина, истина здесь не важна,
Жизнь – нелепа и страшна, как кровопролитная война! Или ты, или тебя? Во бля!
Вздыбилась земля, инеем покрылись поля, в полете невысоком встрепенулись пороки,
Злой и хмурый снимаю шагреневую шкуру с себя, присаживаюсь у степного ручья,
Рядом шумят высоченные тополя, никчемен я, крутая стезя уводит досужую мысль от ручья!
Под её знамёнами морды полусонные кричат и стонут, но пальцем никого из баб не тронут,
Запал не иссекал, народ против своевольства страсти не бастовал, лишь изредка её ревновал,
Но виновного никогда не искал! Недолго горевал, коротко тосковал, долго истину искал,
А когда нашел, учинил над ней сущий произвол! Кем должна твоя участь решаться?
Стоит ли здесь так долго оставаться или заново бросаться из одного угла в другой,
Надоели споры с роком и судьбой! Немощь в теле, сомнения в разуме засели,
Очерствели высокие цели, а теперь маются без дела! Они во власти величайшей страсти!
Не было бы счастья, так несчастье помогло, именно оно искореняло скрытое зло,
И по наезженной колее поехало и пошло всем судьбам назло! То-то и оно,
Что нельзя никому жить грешно! Небо тучами заволокло, на дворе темно, разбросано барахло,
У семейного основанья странные колебанья, не знаешь заранее, чего от природы ждать,
На чью сторону седую голову склонять? Страсть вошла вовнутрь без страха, потной стала рубаха,
Что впереди? Блаженство или плаха? Не дать бы маху и не согрешить бы со свахой?
Каждый ждал от страсти сладкое житье, каждый недоспал своё!
Поколение моё через муки ада прошло, ему не повезло, его переехало фортуны колесо,
Но оно выжило всем смертям назло! Трепетало и дрожало, небо осенью дышало,
Страсть резала без кинжала, вот такое начало на себя все грехи одним махом нанизало,
Крик раздался со стороны ж.д. вокзала, электричка громко прокричала, и сбежала бог весть куда,
Нету ответа точного, дочитываю три источника, взгляд издалека худосочного мужика
На сладкое житье практически не дал ничего! Он в неудачах зол, но не козел,
Он от божьей кары вроде бы ушел, изредка чинил в постели над бабой произвол,
Но трудился, как вол до седьмого пота и не знал другой заботы, как исцелять обезумевших баб!
Он - раб своего греха, опадает с грешной плоти мерзкая шелуха, остаётся только семя,
Неиспользованное в своё время, не берусь со стороны о нём судить,
Не мне его колоколом будить, мне бы достойно пережить ветра дуновение,
Не дай бог произойдёт землетрясение и что тогда? Прервутся сладкие мгновения,
Я же все ниже и ниже опускался, поначалу волновался, а потом без колебания
Добрался, наконец, до самого основания женской купели, плыли, плыли и на мель сели!
Птичек голоса над головой звенели, а тень от старой ели падала на журчащий ручей,
Всякое было в жизни моей! Живёшь среди людей, никто тебя не гонит взашей,
Лишь иногда звенят в душе колокола, не оставляя ей и толики тепла, жизнь ещё не прошла,
Но уже подул прохладный ветер со стороны соседнего двора, ночь темна и холодна,
Одинокая Луна едва проползла мимо приоткрытого окна! Соблюдена конспирация,
Эта проклятая нация уезжает в эмиграцию, но баба остаётся, она в доску разобьётся,
Но в лоно своей семьи уже никогда не вернётся! Так мне сдаётся,
А там жизнь всё расставит по своим местам, эта дерзкая на вид мадам строит в душе храм,
Делит падающее семя напополам, оно падает в бездну, но судьба поступает нелюбезно,
И тащит его на самое дно, чтобы никто кроме неё не стащил его! Пожарище полыхает,
Страсть душу оскверняет, обстановку нагнетает, но никак не угасает!
Её лицо прикрыто капюшоном, хватит скитаться по речным затонам,
Нечего прятаться по портовым притонам, надо пристально посмотреть по сторонам,
Зайти в близлежащий православный храм и там поставить свечи по всем святым углам,
Припасть к ногам святого изваяния, припомнив слова молитвы заранее, она – твоё достояние,
Обойти стороной блудилище, вдруг усилился ветер на корме, порвались паруса,
Взвесив всё против и за, шире раскрылись бесстыжие глаза, тут же разверзались небеса,
Чёрно-серая полоса земного бытия мимо не прошла, она руки к небу протянула
И с новой силой страсть в грешника вдохнула! Он шёл под пули на поле рати,
Когда был рядовым солдатом, рисковал жизнью из-за ****и, приходил к ней при полном параде,
Ей завидовали местные бабы, отъявленные плутовки, по большому счёту – торговки!
Они торгуют всем и вся, трудятся, затянув пояса, до седьмого пота, нынче на ум не идёт работа,
Не клеится в личной жизни что-то! В судьбе тяжелой гордости уколы
Напомнили о страшенном произволе рока и судьбы, они притаились в получасе ходьбы,
Чётко не видны из-за зелёной лесополосы, их мысли черны, увы, немощны мы,
Нам бы день простоять и ночь продержаться, чтобы назад уже не возвращаться!
Братцы, хватит торговаться, пора за ум браться, уснуть бы сладким сном, но страсть за углом,
Она готова ворваться в дом даже нагишом, ей бы пойти иным путём,
Но она привыкла жить грешно и быть с демоном заодно! То-то и оно!
На дворе темно, закрыто окно, отодвинуто трухлявое бревно
От завалинки, на которую присаживаются люди старенькие, на них не подшитые валенки,
У них над головой звёзды сверкали, они пару десятков в уме насчитали, рядом мысли порхали,
Как в небе синицы, спать ложились иные птицы! Пришлось поторопиться, войти в храм к девице,
Припасть горячими устами к её ногам, расставить все точки по своим местам,
Найдутся ли мысли те, что легки в своей наготе и способны устроить в душе революцию!
Душа в неглиже ходит босиком по утренней росе, но сама утопает в грехе,
Он лежит на мне и в любви беззаветной даёт клятву женщине этой, похожей на конфетку,
Она очень редко убирает постель брачную, там темно и мрачно, но всё равно я – её заложник,
Казалось бы, такой безбожник в другом бы месте своего апогея достиг, но он к той бабе прилип,
Как банный лист! Неужто он – брачный аферист?
Его от бабы не оторвать, можно головой по сторонам кивать, плакать и стенать,
Но ему не дано понять тираду из нескольких слов, сказанную для ослов : « Наш мир таков,
Что без толстозадых баб и долговязых мужиков он лишится своего основания,
Нельзя его исход предвидеть заранее!» Грустные воспоминания требуют от жизни возлияния,
Страсть не удержалась и в постель пробралась, коль так сталось, немощь и усталость прошли,
Плоть, истекая холодным потом, приближала грешников к эшафоту и прибавляла им работы!
Мы живем, не чуя земли под ногами, топчем её грязными сапогами, хапаем ртом и руками
Чужое добро, хотим, чтобы нам во всём везло, но внезапно ломает в уключине одно весло,
И поехало, и пошло всем бедам и страстям назло, в дом влетело нежданное зло,
Опосля, когда снегом покрылась земля и свою листву наземь сбросили тополя,
Пришла пора осознания, что порваны голенища, на столе вчерашняя пища,
Украшает жизнь игра старого гармониста, закончились пляски и песни с криком и визгом,
В душе – полный разгром, беспробудным сном спит тихий и скромный речной затон,
Нет никого на нём! Сверху нисходит за указом указ, там предписано дать кому-то пинка под зад,
Кому в бровь, кому-то в глаз, чтобы своё место знал ползучий гад! Получишь в пах,
Придёшь домой на бровях, рассеется прежний страх, только слёзы на очах и темень во лбу,
К всеобщему разочарования и стыду такие деяния приближают грешников к греху!
Они потчуют людей горем и солью, смешивают наслаждение с болью,
Никто не судит справедливо, только судьи кричат без надрыва, что ты писаешь криво,
А твоя строя – не трескучая трель молодого соловья, она попадает на штанину,
Промокает её одна половина, отрезвляешься в миг единый! О, глупец, самовлюбленный
Тебе надоел ритм бытия монотонный, ты довёл свои мечты до опустения и нищеты,
Простотой и страстью ослепленный, ты готов открыть свою душу людям посторонним!
Тот час уже настал, и ты увидел пустым свой пьедестал, тебя семейный быт достал,
Ты неимоверно устал жизнь начинать с нуля, вот-вот вздыбится родимая земля и что тогда?
Унылая пора – очес очарованье, слова любви и признанья, приготовленные заранее,
Устали от долго ожидания, теперь наблюдают украдкой за тощей лошадкой, она едва бредёт,
Её немощь душе покоя не даёт, а время идёт, ушли слава и почёт, взамен осталось море слёз!
Если говорить всерьёз, то ушедшее блаженство так и не дошло до сердца моего! Оно пришло,
Не ожидая зова, ему плоть поверила на слово, и не смогла сдержать его – кумира своего!
Вот и попала в ловушку, опустошила до дна чекушку – свою давнишнюю подружку,
Разбила оземь глиняную кружку, и подалась восвояси, из грязи да в князи!
Не шумят над головой ни тополя, ни вязы, трудно пишутся повести и рассказы,
Я же молчаливо ловлю студеного ветра порывы, нет ксивы на жительство,
Не осталось в живых никого, кто помогал тебе идти по узкой стезе,
Ты был одет налегке, в одном пиджаке, в этой мышиной возне незаметно прошли осенние дни,
Хотя на пути встречались ямы и рвы, но мы не привыкли корчевать трухлявые пни!
Они нам сродни, так же нелегки на подъём, как и мы, ценят свой труд,
Но очень медленно идут по своей стезе, передвигаются с трудом, оживают днём,
В тот час происходит в душе перелом, свет брезжит за окном, холодно в мире том,
В котором мы не живём, а доживаем, часы и минуты считаем, прозябаем попросту говоря,
Коль нет в голове царя! Откуда ему взяться у простого бунтаря? Грянул гром за высоким холмом,
Он нанёс ощутимый урон мечтам земным, трот ущерб ощутим, но земля свой покой вновь обрела,
И с раннего утра сызнова возобновила многотрудные дела!
Пора разочарования в душу в спешном порядке вошла, опалены два её белоснежных крыла,
А судьба закусила удила, вильнула хвостом, и скрылась за соседним углом, грянул гром небесный,
На исходе день воскресный, на столе нетронут ужин пресный, приближался Великий пост,
Мысли неслись вразнос, пока не упёрлась в высокий скос,
Он чертополохом зарос, за ним простирался сельский погост!
Взгляд пытался отыскать нескольких молоденьких баб, но натыкался на множество преград,
Они вырастали на пути, их ни объехать, ни пройти, хоть ползком ползи,
Не отрывая взгляд от земли, всё равно тебе понадобится рваное рядно,
Чтобы никто из твоего окружения не увидел светопреставления, вдруг настало затмение,
И где бы вы думали? Над мыслями умными, они прошли без крика и свиста
По стезе каменистой, пообщались с баптистами и прочими людьми, они – не враги нам,
Жизнь всё расставила по своим местам, мозги вправила, жизнь в лучшем свете представила!
Было раздуто исполинское пламя, чтобы комары и мошкара не летали над нами,
Да, те мысли были грубы, они созданы во время классовой борьбы, сами на нет сошли,
Сил больше нет увидеть господний свет! Приближался рассвет, брезжил едва мерцающий свет,
Голос грешника дребезжал, его запал иссякал, он устал от земного бытия, петляла узкая стезя,
И вот перед ней предстала лысая и скользкая гора! То же самое было вчера, в этом крае,
Я себя донимаю так, что в хитросплетениях судьбы не разберётся ни один дурак,
А умный – тем боле, по господней воле супротив судьбы и доли меняются времена,
Трещит высокая кирпичная стена, что была возведена из жжёного кирпича ещё тогда,
Когда на полях не росла чёрная бузина! К делу не пришьёшь слова, кругом пойдёт голова,
Людская молва суть бытия переиначит, простой люд посудачит, оброк заплатит и увидит бог,
Что срок благих намерений истёк, нужны деяния, мысль преодолевает огромные расстояния,
Дабы что-то донести до собственной семьи, но та по уши в грязь ушла, и коротает время у костра
С вечера и до утра! Отдавая должное мужскому позёрству, а так же женскому актёрству
Вспоминаю времена былые, тогда мы были холостые и копили грехи земные, водку пили,
Едва себя не погубили, но дева Мария плоть от смерти уберегла, хотя пот капал с высокого чела
Полдня, женское притворство само никуда из обжитых мест не ушло, небо тучами заволокло,
Бросило в лицо мужчине обвинение в совершённом прегрешении, и без промедления
Углубилась его стезя, нет ему житья среди чертополоха и бурьяна, приходится ходить по ямам,
Заброшенных обломками разрушенных старинных зданий! Сдан экзамен кое-как,
Естественно, не на пять, а на трояк, касательно баб в душу укоренился полный бардак,
Его не искоренишь никак! На всё воля бога, ты сокровенное в своей душе не трогай,
Иди предначертанной дорогой, разноси слова на слоги, в барабан колоти, что нет любви,
Но мысли твои затихнут вдали от обетованной земли! Стою без кепки,
По лысой голове стучат лесные щепки, трескаются сучковатые ветки,
Мои успехи не велики, невдалеке воркуют молодые голубки, бог сжалился надо мною,
Он побоялся оставить меня наедине в ночной темноте с разбитой душою,
Я же матом тихо крою, истинные мысли скрываю под остывшей землёю!
В комнате полумрак, прожил бы тыщу лет, но вдохновения давно уж нет,
Начинаю бога славить, тут ни убавить, ни прибавить, но стоит только внимание ослабить,
Как толпа зевак тащит тебя не вперёд, а назад! Тебе на всё ровным счётом наплевать,
Надоело баб к телеграфному столбу без дела ревновать, ты давно уже не мальчишка,
Есть припрятанное золотишко, можно поиграть в картишки за безнал, страстей накал нас понукал
На грех, он – один для всех! Зло или добро с боязнью воспринимало естество,
Оно возжигает для себя пламя своего негасимого огня, в нём сгорают грехи,
Они и вправду велики, в столице и в селе, блуд творится везде! Он от жизни не ограждён,
Мы же многих не знаем имён, слышим крики и жалобный стон из открытых настежь окон,
Им вторит тихий речной затон, он пролегает под кремлёвскими стенами
И его дух витает над нами, будоражит слух, вплетается в мозг, он мягкий как воск!
Потерян его прежний глянец и лоск, припухшие веки пожилого человека и болезненный вид
Ничего хорошего ему уже не сулит, душа болит, и сердце плачет, а толпа весь день судачит
Что более полувека моря и реки осуждают простого человека, что он в бою и в труде
Не оставило вредную привычку свою, потом взял страсть в узду, но уснул на ходу,
А на том берегу блуд до сих пор на слуху, за него никого не посадили в тюрьму,
Те, кто рядом, ласкают женщин руками и взглядом, они всегда при полном параде,
Их уважают местные бабы, они - не ****и, нет, их обольстил миньет по младости лет!
Он был бы под запретом и зимой и летом, но времена не те, жизнь течёт по накатанной стезе,
Мы поклоняемся портретам, и при этом завидуем богатым соседям, уж так здесь заведено,
Я же твержу одно, а думаю другое: преходяще счастье мирское,
Все мы рождаемся под одной Луною, но кроме тьмы ничего не видим мы!
Одни давно погребены, и покоятся под двухметровым слоем земли, другие сами ушли
С той едва заметной стези, и спрятали едва заметные следы, иных давно уж нет, пропал их след,
Мне же в ответ кто-то бубнит на ухо, что и на старуху бывает проруха! Во имя Отца и Святого Духа
Пытаюсь свои предначертания сполна понять, и продолжаю в сторону провидцев головой кивать!
Пока нет трупа, по крайней мере, глупо отвергать душевный раскол и великую смуту,
Пока жив человек, русский он или грек, он грешным будет вовек! Высочайший взлёт мысли
Отрывает плоть от земли, неисповедимы господние пути, только одна безвестность впереди,
Вот-вот набекрень свихнутся мозги и не только мои!
Все праведники земли через адовы муки прошли,
Уходит страх унылый, судьба двери рая отворила,
Молитву наспех сотворила, пол подмела и сразу убрала крошки хлеба со стола,
Несолоно хлебавши дальше пошла! Всех свершений счёт несметный
Добавила в список посмертный, мир беспросветный был нам предсказан
Всевышним указом, всё расписано: что и к чему, каждый обязан богу своему,
Если кто-то не возносил его со славой, в гости приходил к нему бес лукавый,
Приводил с собой новую шалаву, и крутой рукой вводил в дом следом собой,
Найдись такой, кто бы смог слово против сказать, тому белого света не видать!
Япона мать, мир являет чёткие черты своей жестокой неправоты!
Увы! Увы! Увы! Нам не дано уйти от повседневной суеты, Боже, прости за прежние грехи,
Не доведи, господи, забыть имя своего божества, пусть кругом идёт седая голова,
Но судьба нам диктует свои права! Пусть голова моя седа, но я готов всегда войти в свою роль
И унять душевную боль! Господи, соизволь не стать заложником своей мечты,
Я не был безбожником, хотя и жил среди земной суеты, вот и пришлось,
С ней целоваться взасос! Молокосос, хамить брось, побойся бога, свои святыни не трогай!
Иди своей дорогой, попробуй от искуса судьбы под сенью небес укрыться,
Чтобы на личном опыте в силе бога убедиться! Неужто всё это мне снится?
Авось, сон в явь воплотится и моя судьба благополучно решится на дерзкий шаг,
Какая стать, какой размах?! О, люди, кто из вас годится мне в судьи? Не вам решать,
Кто из нас больше виноват? Судей небеса творят, они выстраивают грешников в ряд,
Не мы ль косили степной ковыль и поднимали кромешную пыль? Неужто я не прав?
Рта открыть безбожнику не дав, потемнели небеса, сверкнула молния, прогремела гроза,
Обана, мне честь дорога, намного больше, чем бокал терпкого вина! О времена! О нравы!
Где же те, кто, оставшись наедине, пишет церковные уставы? В их хитросплетениях тлен зачах,
Появились слезы на покрасневших от бессонницы очах, грех творился впопыхах,
А мерзкий страх издавна с роком на ножах! Здесь воздух порохом пропах,
Рассказать без слёз нельзя, как полыхают бескрайние поля в конце ноября!
Во бля! Испытано на собственной шкуре, что во всей доподлинной натуре, после бури
Наступает первозданная тишина, тихо светит Луна, а из открытого настежь окна дорога видна!
Выпит кубок лихолетья до дна, так оно и есть, попраны совесть и честь и не только здесь,
Но и везде, или это только кажется мне? Не стану лукавить, если попытаюсь что-то исправить,
Но смогу ли сам себя заставить прервать тончайшую нить греховного бытия? Бессилен я,
Нет здоровья у меня, господа, нам совсем не туда, куда тащит нас путеводная звезда!
О да! О да! Мои года – моё богатство! Стоять на месте не под силу, мечты мысль упростили,
Обновить её забыли, в уши трубят и бьют колокольный набат, был бы я богат, вернулся бы назад
Свои  жалкие гроши всю ночь считать, а так пришлось плыть наугад, полночи искать
Едва заметную благодать, мне ли вопрошать: «Куда шагать? С чего начинать,
Чтобы опосля не пятиться вспять?» Страсть презрев, на пень старый хрыч присел,
Умерил пыл и обрушил гнев на старых и морщинистых дев, стал гнать вскачь лошадей,
Как тать или злодей! Беззащитную плоть уговаривал полчаса Господь: не переходить реку вброд,
Но ей невдомёк: что и как? Пусть этот вурдалак пятится назад, или бредёт вперёд наугад,
Но никто из ушлых баб ему руки не подаст, только малая часть даст шанс для исправления,
В это же мгновение в душу вошло просветление! Досужая мысль, отвяжись, ещё не потерян смысл
Праведно жить, нежно и трепетно одну из своих избранниц до рассвета любить,
Не стану и я время торопить! Тут ни убавить, там ни прибавить, надо самого себя заставить
Никогда перед богом не лукавить, твоё слово – закон, но ты ничему не удивлён! Плач и стон
Доносятся со всех сторон, как вихрь потерянный смысл на мужика налетел, забрал всё, что хотел,
Старый муж не прозрел, всему есть чётко очерченный предел, он был смел и удачлив,
Но обидчив и драчлив, свою родню удивил, когда бога о милости попросил, Господь его женил
На родовитой крестьянке, мужик, не разобравшись после полночной пьянки, зашёл в гости
К пожилой дворянке, там пробыл до утра, а потом его с кровати подняла надоедливая мошкара!
Он ушёл в бега, не помеха ему ни метель, ни пурга, ни ливень, ни снега, он был пьян слегка,
С ног слетели сразу два дырявых сапога, а душа заново расцвела, как белая акация,
Ох уж эта горбоносая нация, она вновь собирается в эмиграцию! Это что – провокация?
Что за вопрос? Что за интонация? Поп без рясы точит с бабой лясы больше часа после экстаза,
А эта молодая зараза успела кончить три раза, с него, как с гуся вода, ночь была и вправду хороша,
Светла и не холодна, сквозняком не протянуло спину из открытого окна, но прогорклая белена,
Как кремлёвская стена, закрывала горизонт, из рук выпал новенький зонт,
Пришлось сказать судьбе: «Не хер делать тебе, не бери меня на понт,
Весь наш род по отцовской линии к старости покрывался белым инеем,
А затем мужикам был один хрен: когда, где и с кем, но зачем? Всё – суета, всё – тлен!
Не видно перемен, кто нас поднимет с колен?» Пришлось рукой прикрыть лицо своё!
Ё-моё! Ничто так душу не волнует, как страстный взгляд разухабистых баб, чей объёмный зад
Готов под твою дуду Венский вальс плясать до самого утра! Унылая пора в грешную душу вошла,
Он же стоял величаво, мыслил здраво, глянет влево, посмотрит вправо,
А где же прячется лукавый? Шумит речной затон, уже замолк старый патефон,
Но в другом околотке баба сама сняла с себя колготки, выпила стакан водки,
И поехало и пошло грешное бытие по булыжной мостовой, прикрывая собой
Грех земной! Дорога к блаженству далека, ночь на диво коротка для удалого казака,
Азартного игрока, он недолго стоял под проливным дождём, его дом пошёл на слом,
Никто не посчитался со стариком, он был лёгок на подъём, ничего плохо нет в том,
Что он – штопанный гандон! Что – почём? Он заманивает баб в постель длинным рублём!
Его голос тих и вкрадчив, он многих женщин удивил, свои удила закусил,
Но время никогда не торопил, вот так бы и дальше жил, но не любил он, не любил,
Хотя боготворил женщину ту, что рано поутру прижимала свои телеса к мужскому бедру,
А хули ему с того, что наслаждения жаждет её грешное естество? Кто ему её долги оплатит?
Никто! То-то и оно! На дворе и вправду темно, зябко и холодно, хотя закрыто окно,
Но всё равно ему не по себе, так угодно року и судьбе, ветер гуляет на дворе в холодном ноябре,
Он следит за дыханием моим, обдаёт холодом ледяным, мы тоже за ценой не постоим,
И многих женщин удивим постоянством своим! Рассеется дым, развеется смог,
А мужик тот, что до ниточки под проливным дождём промок и сильно продрог,
Выучить смог десять божиих заповедей на зубок, но его жизнь сложилась не так, как хотелось,
Сквозь землю провалилась юношеская смелость, осталась целостность плоти и души,
Осуждать никого не спеши за пьянки и кутежи, мы через многие терны прошли,
Но не оторвались от матушки-земли! Воспоминания о прошлой жизни свежи,
Ну, ты мне честно скажи: когда проветрятся твои мозги? Без любви твоей,
И без страсти своей не выживут двое людей, их тяга погонит взашей в заросли из камышей,
Кто не грешен из людей? Грешны все, даже на мне числится грех, там, где был успех,
Нынче немало дыр и прорех! Дьявольский смех затмил одну из прорех, но бес не угомонился,
Хотя его голос чуточку изменился, он не шутит, а намерено бубнит,
Его голос стал грубым, как вода, текущая по водосточным трубам, хватит бабой любоваться,
Неужто сомнение не смогло в грешную душу пробраться? Чем мужчине в постели заняться?
Братцы, не стоит перед бабой извиняться, не надо к любви относиться с прохладцей!
Я - не философствую, не роняю честь свою, всё перетерплю, всех переживу, и жизнь перекрою,
Если устою на ногах, выжить смогу, значит, был и я в нужное время зачат!
Плевать на боль и страх,  а так же горесть в очах! Люди разное говорят,
Но никто из них не стремится подставлять под вражеские пули собственный зад,
Кстати, интересуется ваш покорный раб: как вашего отца и мать по батюшке величать,
Был бы рад им служить покорно, вместе с ними выслушать проповедь Нагорную,
Но вступив на дорогу торную, встретился с полосой чёрною, власть верховная
Слилась с братвой уголовной на раз и два, теперь творит дива, путает фразы и слова,
Их сторонники им вослед на всю округу кричат: «Виват! Виват! Виват! Никто дуракам не виноват,
Что их привлекает приторный аромат между ног у жопатых и стройных баб!»
Пришлось выслушать кое-что ещё и ещё, бес смеялся звонко и горячо,
Плевался через левое плечо, хлопал меня по плечу, я же ему уподобляться не хочу,
Жму из последних сил на тормоза, не могу бежать закрыв глаза тряпьём, кто виноват во всём том,
Что происходит за близлежащим углом или под Горбатым мостом? Путаются числа и даты,
Бабы поддатые и мужчины патлатые берут в руки огромные  лопаты и выносят мусор из хаты,
А жиды пархатые летают наедине в сплошной, то есть в кромешной темноте,
Хотя увидев свет в раскрытом настежь огромном окне, спешно приближаются к нему,
Судя по всему, они уже давно не подчиняются никому, только богу одному! Не пьют вино,
Слегка горчит оно, им надоело жить грешно, они съезжают с порочной темы,
О них пишут поэмы, они в теме, но не время и не час строить всех нас по ранжиру,
Заезжий транжира до утра бесится от жира, быть бы живу, иметь бы приличную ксиву,
Любить бы молодую кобылу, но не тут-то было, на исходе силы, баба попалась строптивая,
Привыкшая ходить по крапиве, у неё модная причёска на голове, по большому счёту – соска,
На ней юбка в широкую полоску, она привыкла выглядеть броско, но сама тащит свою повозку
В холодной ночи! Её поцелуи горячи, как её не ложи, она свыклась быть наверху,
Засыпает только на правом боку, ей подавай прилежно слугу, лично ему придётся туго,
 Баба с испугу может укусить его за ухо, ходят такие слухи по всей округе!
Перечить ей даже я не могу, её зовут Марина, заметив её, потеет чело, я же стыну
На промозглом ветру и превращаюсь в кретина, она – моя половина, в нас всё – едино,
Вокруг горы, поля и равнины, но всё рухнет в миг единый! Я же себе даже не допускаю,
Что время с ней попусту теряю, предпринимаю всё, чтобы целовать её горячо
И вовремя подставить ей широкое плечо, когда той милашке будет тяжело,
Она устроила в душе разбой, показывает норов свой, сняла квартиру за стеной,
Её стон доносится со всех сторон, она на *** просится, но срывается с конца,
На всё воля творца, ему одному принадлежат наши души и сердца! Унылая пора,
Наконец-то, ушла с моего подворья, зелёным стало Лукоморье, там гнус и мошкара
Наседают с раннего утра! Проблем до хрена, но одна больше всех, невдалеке гиблое болото,
Я же с вечера запираю на три засова огромные ворота, видеть никого мне неохота!
Не клеится что-то в судьбе, мысли спутались в голове, что прикажите делать мне?
Меркнет свет в окне, остаюсь наедине, в холоде, голоде и в темноте,
Лишь дырявое пальтецо на мне, бог - в вышине, зло - рядом, оно и спереди, и сзади!
Мимо него спокойно не прохожу, с ним не дружу, изредка грешу, потом тужу, как кенарь,
Когда на улице выключается красный фонарь, так было встарь, но возвращаются былые времена,
Медленно в болотную тину погружается вся до конца православная страна! О времена! О нравы!
Грех от лукавого! То-то и всего? Тощает нутро, оно почти до ручки дошло, не повезло и что?
Не волнуйся зря! Побеснуйся на свадьбе у местного короля, пусть остынет земля
От нерукотворного греха, а мирская шелуха не сразу упадёт наземь,
Скажем честно после экстаза бабам грешным, что истина будет доступна не всем,
А зачем, если им один хрен: где, когда и с кем? Всё – тлен! Всё – суета! Надоело возмущаться,
Пришло время прощаться, утро на носу, я же науки грызу по полной программе, хамы мы, хамы!
Грешим сами и тащим следом за собой народ честной по дороге столбовой! Не пророк я,
Просто – игрок, и видит бог, что мой путь лежит среди нехоженых дорог, разум держу при себе
На коротком поводке, плеть зажата в руке, чтоб рассудок впредь
Не пытался на грех так пристально смотреть! Одна дешёвка, местная торговка,
Попыталась жизнь свою изменить на корню, но не смогла саму себя от греха отмыть!
Невдалеке шумит ковыль, ветер гонит мелкую пыль и лишает душу белоснежных крыл!
Он, небось, совсем забыл, как благим матом на всю Ивановскую крыл? Бесхитростно жил,
Но не любил, никого не любил, хотя боготворил девицу одну, ловил её взгляды на лету,
Теперь всматривается в кромешную темноту без толку, ищет в стогу сена маленькую иголку!
Жизнь не разложишь по полкам, смотришь на неё волком,
Грехов-то столько, что не видно далеко, в глазах неясно и темно!
Супротив отчей воле не попрёшь, что посеешь, то пожнёшь, обходишь боком свои пороки,
Но судьба клонит к земле, будущее во мгле, небось, придётся сидеть на игле! Тяжко мне!
Думаешь о том, о сём, вспоминаешь, как бегал по снегу босиком, винишь себя во всём,
Шёл напролом, пытался двери прошибить высоким лбом, думал всё, что угодно,
И не замечал камни подводные, что лежали на узкой стезе, вместо того, чтобы идти налегке
В стареньком и латаном пиджаке, шёл нараспашку в одной клетчатой рубашке,
Пока рок не дал отмашку! Разум - хладен, миг бытия – безотраден, будь он неладен,
На ум пришёл - Бен Ладен, его нет в живых, неужто и он суть бытия не постиг, 
И полного совершенства не достиг? Тощий и умный старик, авось, меня простит за тот миг,
Что вспомнился мне при одинокой и холодной Луне! Что осталось в сердце старца?
Надо бы спросить у творца, но его не найти у резного крыльца, нет думам ни края, ни  конца!
Рядом ни травинки, ни куста, ни зелёного деревца, только образ творца стоит перед глазами,
Он повсюду следует за нами, хотя живёт под небесами в собственном златоглавом храме!
Даже бог в этом мире одинок, как и мой недописанный слог!

г. Мариуполь
1 декабря 2016 г.
4:35