Беды сближают

Ирина Григорьевна, статная ухоженная женщина с длинными тёмными волосами и бездонно глубокими карими глазами, была супругой Семёна Андреевича, высокого крепкого мужчины с низким голосом и мужественным лицом, работавшего директором сельского гастронома. Обеспеченная и беззаботная семейная жизнь шла однообразно и обыденно и, успев уже весьма наскучить даме, начинала утомлять и удручать своим однотипным течением. Редкие радости становились всё более тусклыми, а совместные ночи делались всё холоднее и скромней, лишаясь прежней страсти и трепетности. День за днём неспешно сменяли друг друга, встречая новыми хлопотами и заботами и не неся никакой надежды на перемены, надоедающий быт вяло тянулся чередой повторяющихся действий, а сердце постепенно теряло прежний пыл. И вот в преддверии близящейся зимы, как гром среди ясного неба, нагрянула беда - сгорел гастроном. Начались многочисленные проверки, по документации обнаружился ряд несостыковок, и Семёна Андреевича обвинили в воровстве и умышленном поджоге, забрав в изолятор и оставив ждать решения суда. Разлучённая с мужем Ирина Григорьевна осталась одна. Сидя в пустом помрачневшем доме в полной неизвестности, без работы и каких-либо планов, она горестно смотрела в темноту запотевшего окна и вспоминала былые времена, казавшиеся теперь бесконечно счастливыми и безоблачными. Перед глазами рисовались прежние события и лица, скрытые тусклой вуалью прожитого времени и лишь смутно и нечётко воспроизводимые обрывками терзаемой памяти. Некогда имеемый и потерянный ныне покой был для неё теперь столь же желанным, сколько и невозможным. Невыносимое отчаяние разъедало душу и отдавалось тяжкой болью и безысходностью. Безликая, лишённая сна ночь медленно сменялась понурым рассветом.
Накануне рождества состоялся суд. Для Ирины Григорьевны он пролетел в полузабытье. Угрюмые приставы, лысенький судья, безмолвствовавший адвокат, плюгавенький секретарь в старомодном пенсне - всё смешалось в её голове в единый поток, охватывающий безвыходностью и безнадёгой. Семёна Андреевича признали виновным и в растрате, и в поджоге и приговорили к семи годам в далёкой сибирской колонии. Его образ, убитый горем, исхудавший, непрерывно глядящий в глаза, твёрдо застыл в памяти Ирины Григорьевны и объял её ещё большим ужасом. Заседание закончилось, героя увели, а женщина безжизненно поплелась домой.
Через пару месяцев она продала их подворье и, собрав все вырученные деньги, села в поезд и поехала к мужу в холодное северное поселение. По приезду Ирина Григорьевна устроилась кухаркой в одном из бараков и, получив разрешение на свидание, тут же отправилась к супругу. Среди оборванной голодной толпы усохшихся каторжников с безжизненными потухшими глазами и шаткой походкой, повесив голову, сидел отрешённый Семён Андреевич с тоской во взгляде и обритой макушкой. Его убитый, потерянный вид сквозил бесконечной грустью и обречённостью. Увидев супругу, герой резко встал и, растерянно оглядевшись, быстрым шагом подошёл к ней и жадно обнял, насколько позволяли ему кандалы. Их сопроводили в каморку для встреч и отвели час совместного времени.
"Я так глупо жила." - не сдерживая слёз, начала Ирина Григорьевна: "Мне было так хорошо, так спокойно с тобой. Я была так счастлива рядом. Не ценила, не могла оценить. Пресыщалась бытом и отношениями. Не старалась прожить каждый день, как праздник. Не радовала тебя. Не отдавалась так, как могла бы отдаваться. Прости меня. Теперь мне нет смысла и места на этой земле, кроме этой камеры и этого ожидания, которое сейчас тяжелее смерти."
"Бог простит." - проронил Семён Андреевич: "А я и не обижался, не винил тебя ни в чём, и сам ни в чём не виноват. Оклеветали, упрятали, сшили дело из подделанной документации. Ничего, жить будем. Скоро весна, а там лето, потеплеет - полегче станет. Семь лет коротать - не век прожить, справимся."
Вот так и начался период ожидания, период долгожданных встреч и невыносимых разлук, период надежды и отчаяния. По весне Семён Андреевич заболел чахоткой и начал угасать и плошать. Убитая ещё большим горем Ирина Григорьевна кротко и безмолвно терпела выпавшую боль, усердно работая и стараясь как можно чаще видеться с мужем. Безмерно страшная, нависшая над нею беда выедала измученную душу и выливалась в бессонницу и кошмары. Унылое, гнетущее время медленно тянулось вдаль.
_____________________________
В тесном, заполненном бывшими заключёнными вагоне сидели два человека - высокий исхудалый мужчина и забитая осунувшаяся женщина с растрёпанными чёрными волосами. Они держались за руки и молча смотрели друг другу в глаза. Судьба сжалилась над Семёном Андреевичем, и болезнь, изнурив и измучив последнего, таки сохранила ему жизнь с вычеркнутыми из неё семью годами тюремного заключения. Проведённое за решёткой время сказалось проступающей сединой и покрытыми мозолями и ссадинами руками. Ирина Григорьевна так же изменилась, постарев и потеряв былой лоск и румянец. Пережив эти растянувшиеся в вечность годы, они ехали в родное село, где не было ни дома, ни знакомых, надеясь начать новую жизнь и забыть случившееся. Колёса мерно стучали по стыкам рельсов, отдаваясь угрюмым протяжным гулом, устало разливающимся по вагону. Ирине Григорьевне, несмотря на неопределённость и перенесённые тяготы, было хорошо и спокойно. Она была довольна таки наставшим настоящим и верила в неминуемо благополучное будущее. Ни одна деталь не вызывала теперь у неё ни скуки, ни утомления. Очищенная осознанием и озаряемая светом надежды душа была легка и покорна. Розово-лиловый закат медленно темнел за холодным окном. Женщина положила голову на плечо мужа и закрыла глаза. Некогда не ощущавшееся счастье, ставшее теперь слаще мёда, снова вернулось.