Хорошие дурочки. Глава четвертая

Глава четвёртая



              Городской пляж. Зонты, лежаки, на них тела, которым нет дела, как они выглядят в чьих-то глазах. Их собственные глаза прикрыты шляпами. Кресла с балдахинами, в них сидят тела, которые только и желают встрять в чьи-то глаза и затмить их своей красотой и совершенством. Алла ведёт глазами по территории пляжа. Мусорные бачки забиты. Вокруг каждого бачка по мине свалке. Слева жуёт фасфуд мамаша, справа ретивый папаша суёт в воду ребёнка в пупырышках. Глаза ребёнка зажмурены, руки сжаты в кулачки, ноги поджаты, рот раскрыт и орёт как пожарная сирена сиреневым ртом. Знакомая всем картина и отдельная тема. Зачем совать ребёнка в воду, если он того не просто не хочет, а панически страшится, всем своим крохотным существом.
              —Сын! Пусть растёт смелым! Сын - будущий солдат.—
              Счастливый папаша смотрит на Аллу.
              —Может быть, стоит чуть-чуть подождать?—
              Кисло улыбается в ответ Алка.
              —Хотите, я подержу вашего сына, пока вы искупаетесь или поплаваете?—

              Наперёд выдвинулся Макс, и тут же получает орущего ребёнка в руки. Мамаша делает вид, что не заметила ни каких перемещений с сыночком. Доев фасфуд, и от нечего делать, мамаша вертит головой по сторонам. А тут Алка рядом стоит в сногсшибательном купальнике, со сногсшибательной грудью, со сногсшибательной копной русых волос, а раз волосы натуральные, не крашенные, значит и грудь такая же. Где муж?


              Ничего не подозревающий муж выходит из воды, идёт к жене. Чем он ближе к своей суженой, чем уже становится разрез её глаз и тоньше губы. Только вздыбленная женщина собирается сказать колкость в адрес мужа, как он проходит мимо неё и прямо к девке с красивыми «сиськами», в красивом купальнике. Поспешив повернуть за мужем голову, мамаша делает резкое движение головой. Что-то щёлкает в шее, и та хватается рукой за неё и застывает. Боль не даёт вырваться злым словам из злой женщины. Макс передаёт ребёнка папаше. В этот момент папаша стоит к жене спиной. У него есть возможность оценить достоинства Аллы, и он даже крякает в кулак от удовольствия видеть всё это. Мамаша на покрывале не в состоянии повернуть голову и проследить за действиями мужа. Она изображает благодарность на своём лице, когда муж возвращается, начинает жаловаться на неудобное расположение их места. За качелями тень. Там им будет лучше. Они уходят. Место освободилось. Макс тут же стеллит циновку, раскладывает и ставит на неё кресла.


              За его действиями наблюдает один из спасателей. Он сидит на перилах крошечного белёного домика. Девушка хороша. Парень с ней обычный. Как будто она и не с ним. Скорее всего, водитель кого-то, кто должен появиться с минуту на минуту, постарше и серьёзнее этого мальчика, и весомее должен быть. Грудастая! Обязательно появится тот, кто за эту грудь держится.
              —Чего высматриваем?—
              Коллега по работе присел на перила рядом с разглядывающим пляж спасателем.
              —Фифу в перламутре?—
              —Её.—
              —Она не одна.—
              —А то не вижу. Но он как бы, ни при ней. Ни какого контакта между ними.—
              —Тоже заметил?—
              —Да. Под чьим—то махровым крылом пребывает. Если покровитель не появится через полчаса, попробую подкатить.—
              —С коктейлем?—
              —От «Махито» ещё не одна не отказалась.—
              —Хоть бы раз меня угостил….—
              Парни заливисто смеются.


              Алка слышит смех. Алка знает, что разговор между молодыми спасателями о ней, даже если она к ним спиной стоит. Так устроена молодая и красивая женщина. Она будет слышать, и замечать всё, ей адресованное.
              —Что там у меня на спине?—
              Обращается она к Максу.
Тот старательно разглядывает её спину.
              —Нет ничего.—
              Отвечает.
              —Ты даже не подошёл, а спина зудит. Сейчас же подойди и стряхни эту дрянь с моей спины.—
              —Нет там ничего.—
              Алка меняет тактику.
              —Микроскопическое что-то, потому и не видишь. Так и жалит! Проведи просто рукой по спине пару раз, оно и упадёт.—
              Макс подходит и ладонями делает лёгкий массаж спины. Приятно. Алла выгибает назад плечи, выпячивает и без того большую и неестественно округлую грудь.
              —Спасибо. Можешь поцеловать меня в щёчку.—
              Макс чмокает Алку в щёку без особого энтузиазма.
              —Похоже они брат с сестрой.—
              —Точно. Замороженные.—
              Перебрасываются фразами спасатели.
              —Ты не обижайся Алка, но грудь твоя как у манекена. Не живая.—
              Алка отмахивается от слов Макса.
              —Это я ещё не привыкла к ней и мой организм тоже не привык. Мы как бы отдельно друг от друга существуем. Я так чувствую.—
              —Как это?—
              —Как если бы тебе на шею повесила сумочку, но это пройдёт.—
              —Сядь ближе. Подвинь своё кресло. Что мы как брат с сестрой!—
              Макс исполняет просьбу.
              —У неё дутые сиськи. Спорим?—
              Второй спасатель подставляет руку для удара рукой друга.
              —Она не пришла на пляж. Она выход на сцену сделала. Она не отдыхает, а напрягает саму себя и бедолагу парня рядом с собой.—
              —Мы же решили, что это брат.—
              —А ты часто свою сестричку на пляж водишь?—


              Пляж наполнялся. Маршрутки так и пылили по дороге вдоль его ограждения. Сквозь деревья и кустарники клубится пыль. Из маршруток выходили люди, кто с детьми, кто с собаками, кто с кошками в перевозках, кто целыми семьями, все старались угнездиться и расположить себя и своих домочадцев на пляже. На каждую вновь прибывшую партию, «старожилы» реагировали недовольным ворчанием и таким же выражением на лицах. Если среди новоприбывших был человек размашистее в росте, ходьбе и манерах, он тут же осаждал любое нарекание со стороны разогревшихся на солнце соседей, и те замолкали, и даже в последствие пытались оказать мелкие услуги, что бы расположить к себе его симпатию. Ещё один красочный пример того, что порядок и дисциплина держится посредством силы и страха. Боится – уважает. Людей стало много. Из-за скученности Алка перестала ощущать себя королевой.
              —Ты не будешь купаться. Я так понял?—
              —Толкнёт в воде кто….—
              —Вот нажила себе заботу!—
              О кресло Аллы с силой ударяется волейбольный мяч. Отскакивает и ударяется о кресло Макса.
              —Подай парень!—
              Кричат молодые ребята у волейбольной сетки. Макс отбивает мяч в их сторону. Смотрит на Аллу пристально.
              —Алка! Как не крутись, ты инвалид.—
              —Да подожди ты руками замахиваться. Я не оскорбляю тебя. Я боюсь за тебя.—
              —И махай осторожнее. Шутка ли! Грудь искусственная.—
              —Перестань старцев лелеять. Выходи за меня замуж. Я с тобой рядом буду. Оберегу.—

              Алка любила такие моменты, когда ощущалась её значимость, необходимость Макса в ней. К этому её приучил сам Макс и не заметил как. Как жаль, что парни спасатели не слышат, что ей делают предложение руки и сердца. Без оваций нельзя! Алла включает игру.
              —Это официальное предложение?—
              Краем глаза она видит устремлённые в их сторону глаза спасателей. Им так же интересно, что парень так долго стоит перед её креслом, да ещё с таким серьёзным видом.
              —Не крути Алка! Ты можешь быть серьёзной? Тебе двадцать пять лет уже.—
              —И у меня силиконовая грудь.—
              Хихикнула Алка и прижала ладошки к щекам.
Со стороны это могло казаться, как жест удивления.
              —Встань на колени.—
              Парень и доли секунды не раздумывал, безоговорочно встаёт на колени. Циновка прогнулась под коленями и погрузилась в песок. Испугалась Алка, испугался он сам. Кольца парня не было. Что делать дальше? Целовать Алке ноги? Алка молчит и таращится на него. Самого себя парень видит со стороны и вот что интересно, ему не стыдно. Совсем не стыдно!
              —И учти Алка! Это я говорю в последний раз.—
              Голос Макса стал неузнаваем.
Парни спасатели, даже очки солнцезащитные сняли. Некоторые пляжные зеваки повернули в их сторону головы.
              —Ты что Макс? Мы же играем.—
              —Я не играл с тобой никогда. Это твоё любимое занятие, играть со мной в кошки мышки. Завод кончился, жду ответа.—
              —Да ну тебя совсем! Напугал даже. И сколько можно уже!—
              —В том ты права. Сколько можно!—


              Макс, не вставая с колен, оглядывается. Видит парней спасателей с открытыми ртами от удивления. Ну, может, чуть открытыми. Видит окружающих людей, с любопытством за ними наблюдавшими. Он всем улыбается и жестом приглашает его послушать. Люди его не смущают.
              —Отказала чертовка! В который раз отказала! Придётся повеситься.—
              Разводит руками Макс.
              —Утопится слабо! Мы бы на камеру сняли и выложили в интернете. Умер героем дня.—
              Предложил кто-то ленивым голосом.
              —Я с радостью…. Да мальчики спасатели с меня глаз не сводят.—
              Говорит Макс и складывает свои вещи в сумку.
              —Ты что меня здесь оставишь? Домой не отвезёшь? Мне по солнцу нельзя долго ходить.—
              Макс молчит и застёгивает сумку.
Алка вскакивает и начинает торопливо одеваться. У неё плохо получается. Она не попадает ногой в шорты и валится на бок. Белую хлопковую блузку надела наизнанку.
              —Ты его не любишь?—
              Громко спрашивает кто-то из отдыхающих.
              —Мы друзья.—
              Чуть ли не плача отвечает Алка.
              —А он выставил меня на посмешище!—
              С этими словами она хватает шорты и босоножки в руки и спешит за уходящим Максом.
              —Брось её парень, не бери с собой.—
              —Держись мужик!—
              —Вся жизнь впереди!—
              Макс оборачивается лицом к пляжу и, сложив ладони, как в рукопожатии поднимает их над головой. Всё выглядит забавным, если бы не мужская скупая слеза, да желваки гулящие по щекам парня. Кто-то из отдыхающих расположенный ближе всех к нему, разглядел это.
              —Парень! Да сколько их ещё будет! Поверь мне….—
              Макс смотрит на пляж и жестом просит поддержать его. И люди откликаются, почувствовав тревогу в голосе призывающего их человека.
              —Не тушуйся друг!—
              —Не позорь мужское сообщество!—
              Так они и уходят, под лозунги людей из бывшей страны Советов.


              В машине Алла садится на заднее сидение. Что-то стряхивает с себя, поправляет на себе, надевает на себя шорты, машина так и колышется под злой активностью девушки. Макс наоборот. Выпустив нежданную слезу на свободу, он вместе с ней выпустил что-то ещё. Названия этому «ещё» пока нет. Как закаменел парень в правоте своих слов и поступков. Завёл машину и поехал. Он ехал и чувствовал, как увеличивается расстояние между его сиденьем и задними сиденьям машины. У Алки росли обороты обиды и злости на Макса. Она наотмашь ударяет Макса полотенцем по плечу. Полотенце сухое и не бьёт, а обжигает.
              —Ты что творишь?! Любовник в зародыше!—
              Тресь его ещё раз полотенцем. Тот только голову в сторону воротит, молчит и едет дальше.
              —Задолбал меня своей любовью!—
              Тресь ещё раз парня по шее. И опять молчит парень. Подождала Алка немного. Замахнулась рукой с полотенцем для очередного удара, да что-то больно стало под мышкой. Испугалась. Притихла. Так и доехали до её дома. Дом Макса виден от Алкиного подъезда, потому как стоит напротив через двор. Она открыла дверь машины и чего-то ждала.
              —Вали отсюда.—
              Негромко говорит Макс.
              —Ты не моя Алка. Ты тёлка чужая. Устал я тебя пасти на общественном пастбище.—


              Макс смотрел в зеркало заднего вида. Она смотрела в отражение его глаз в зеркале. В нём не было видно всего лица парня. Брови да глаза. Глаза были не Макса, а мужика пьяного и чужого. Ёкнуло в груди у девушки. Хотела что-то сказать бравое, да пискнуло что-то в горле. Попробовала ещё произнести хоть что-то, сип идёт один.
              —Не заставляй меня применять силу.—
              Так же тихо, но отчётливо проговорил Макс зеркалу.
И поползла по задним сиденьям полуодетая попка проказницы с виноватым лицом к выходу.
              —Дверь закрой!—
              Рявкнул на проказницу мужчина в машине.


              К ногам Алки упала в пыль её сумка с пляжными принадлежностями. Всего минуту видел Макс свою Алку, на полусогнутых ногах и прижатым к груди полотенцем. Выползти из машины Алка выползла, а выпрямится в коленках, не успела, её пригвоздил к месту грубый мужской приказ. Сумка валялась у ног. Лицом девушка была повёрнута в сторону отъезжающей машины. Удивление, возмущение, недоумение были настолько велики, что молодая женщина осталась стоять на месте. Воздух вдыхался чуть ниже горла, дальше не шёл.
              —Разве так со мной можно?—
              Робко возник в женской головке вопрос.
Она обрадовалась, что вообще соображает. Было ощущение парализованности всего тела.
              —Нельзя так со мной. Я же девушка.—
              Ноги сами побрели к подъезду.
              —Вы сумку забыли.—
              Алла застопорилась у подъездной двери. Повернуться на голос не было сил. Да и шёл голос сверху. С балкона, наверное, кто-то увидел её оплошность. Прохожий, наблюдавший мимоходом за ней, поднял сумку, принёс и поставил возле её ног.
              —Спасибо.—
              Прошептала Алла и осталась стоять на месте.
              —Вам плохо?—
              Осведомился прохожий.
              —Наверняка обкуренная.—
              Раздалось сверху.
              —Чего она к груди прижимает? Блузка на ней наизнанку.—
              Присоседился женский голос сверху.
              —Я доведу вас до вашей квартиры.—
              —Муж ревнивый.—
              Огрызнулась Алла и так обрадовалась своему голосу, что стала снова Алкой.
              —Всё у неё нормально. Муж дома ждёт.—
              Оповестил прохожий любопытствующих соседей из окон и балкона, и пошёл своей дорогой.
              —Нет у неё ни кого! Одни хахали полуночные.—
              Этих слов прохожий уже не слышал, да и Алка тоже, она зашла в подъезд, и дверь его захлопнулась за ней.


              Макс не чувствовал себя парализованным как Алка. Он был бодр как после холодного душа, и разум ясен. Ехать не далеко. Если сейчас обернуться, он увидит дом, возле которого оставил Алку. Сердце его много лет наполнено этим именем, образом сначала девочки, потом девушки, женщины.
              —Съеду. Обязательно съеду.—
              Решил он и направился к себе в квартиру.


              Квартира молодого парня не заставлена мебелью. Среди комнаты стоит круглая кровать на ножках, и не вписывается в общий интерьер никоим образом. Сама по себе кровать красивая, необыкновенная, дорогая, на ней множество мелких подушек и валиков. С балдахином из нескольких слоев разноцветного шифона. Увы! На фоне двадцати летних обоев, такого, же линолеума на полу, штор одинакового возраста с обоями, выглядела кровать дивной, если не сказочной птицей залетевшей в комнату через окно. Каприз! Каприз, ещё одной капризной девушки из его жизни. Катька захотела кровать, да так, что говорит, не будет вступать с Максом в интимные отношения до тех пор, пока такая кровать не окажется в его квартире. Намучалась бедная со своим вечно пьяным прокурором по служебным машинам так, что ни какие фантазии не забирали её. Кроме вот такой кровати, увиденной ею неизвестно где. И купила она её сама. И привезла сама с грузчиками. И хорошо ей стало с ним на такой кровати. Катька, как и кровать, всегда залётная птичка. Впорхнёт, обовьёт ручонками, духами, и быстро выпорхнет. Как Дамоклов меч бедой грозящий висел над ней всегда незримый образ прокурора.


              Под душем Макс стоял, не знает сколько. Долго стоял. Потом сознание вяло напомнило ему о существовании водяных счётчиков в квартире. Квартира принадлежит матери, которая в очередной раз отправилась по волнам своей памяти в новоё будущее со старым одноклассником. Пока ничего! Получается у неё. Не возвращается.


              Из комнаты Макса звал телефон. Пошел и взял его. Уверен был - Алка. Оказалась Катька.
              —Через семь минут я у твоей двери. Задёрни шторы и не включай кондиционер.—
              —Через семь минут на пять минут.—
              Злится парень.
              —Не виновата я, что так тебя хочу!—
              —Ты хотела сказать люблю.—
              —Нет родной мой! Люблю я папика сильно—сильно, а тебя хочу сильно—сильно.—
              —И, по-моему, мы уже обговаривали эту тему. Не будь букой! Жди!—
              Телефон отключился. Парень начал смеяться, смеяться не нормальным смехом, пританцовывая вокруг кровати, вприсядку и с прихлопами.
              —С пятки носик, раз—два три….—
              —С пятки носик раз—два три…..—
              Пока в дверь не позвонили.
              —Прошу….—
              Парень с глубоким поклоном и сарказмом в голосе пригласил даму в комнату.
              —Ты ждал меня плохой мальчик?—
              У парня мелькнула мысль:
              —Игра! Опять игра!—
              И его всего покоробило.


              Катька окинула парня призывным взглядом, заимствованным из глянцевых журналов и засунула пальчик в рот, и тут же прикусила палец по настоящему до крови. Рука парня буквально въелась в её волосы и, скрутив их в жгут намотала на ладонь. С силой рука поволокла восточную шалунью к её вожделенному шатру.
              —Никто не будет мной повелевать. Ни ты, ни она.—


              Невозможно описать подобные сцены словами. Нет для такого слов, не существуют. Гостья была избита. До первой крови, не до увечья. Гостью имел молодой мужчина так, как подсказывали ему, мелькавшие в разгорячённом сознанье картинки с интернета. Впервые и с трудом ему далась запретная позиция сзади. Малейшее женское сопротивление сопровождалось побоями. Гостье было так не сладко, что выла она белым волком. Почему белым волком? Белой волчицей выла. Бледная была как смерть от напряжения. Тряслись руки, тряслось тело, клацали зубы. Прокушен собственными зубами язык и губа.
              —Вали отсюда.—
              Скажет парень и ногой столкнёт истерзанное, растрёпанное тело девушки с кровати.
Оно гулко ударится о линолеум двадцатилетней давности. Катька отдышится, посмотрит с пола на свою кровать, словно восточный корабль, плывущую над ней в её глазах и поползёт в ванную комнату. Именно поползёт. Встать и пойти ей не позволят нанесённые парнем увечья. Завтра она будет местами синяя и распухшая.
              —Ты не Катька. Ты, как и Алка тёлка чужая, а у меня пасёшься.—
              Услышит Катька рыдания парня из комнаты. Настоящие мужские рыдания.


              Насколько позволяли нанесённые парнем травмы, она кое-как привела себя в порядок. Кисло улыбнулась отражению проститутки в зеркале. Дёрнулась всем телом и прикрылась полотенцем с красноречивыми пятнами. В ванную ввалился, словно медведь шатун парень. Не глядя на даму, стал писать в унитаз.
              —Я посажу тебя. Скотина!—
              —Там мне и место. Только бы вас не видеть обеих.—
              Опираясь руками за всё что можно, парень выходит из ванной со словами:
              —Прокурорская голодная сучка устроила бордель с балдахином и мальчиком в придачу в моём собственном доме. Не мальчик я уже.—
              Макс плашмя падает на кровать вниз лицом. Что-то ещё говорит, но голос глохнет в подушке. Поворачивается на спину. Катька словно призрак, мелкими шашками двигается вдоль стены комнаты, точно так же, как и Макс, опираясь руками за всё что можно, черепахой добралась до входной двери. Боль нарастает с каждой секундой, накрывает её с головой и разрывает на части. Ой, как хочется к маме!
              —И камеру забери свою! Любительница съёмок! Он тебя после просмотра такого видео, ноги в тазике зацементирует и в болото скинет, и меня заодно.—
              Глухо бубнит в подушку парень с кровати.


              Катька держит входную дверь приоткрытой. Голосом без всякого выражения, словно дождь за окном, прислонив голову к дверному косяку, и заглатывая, как рыба прохладный воздух из подъезда, шелестит:
              —Меня прокурор на голодном пайке держит, а тебе и крохи со стола Алкиного не перепадает. Ничем ты меня не хуже. Я ни у кого в ногах не ползаю, как ты у своей подружки. Так поступить надо было с ней. Я тебе ничего не должна. Давали друг другу то, чего обоим не хватало. По обоюдному согласию.—
              Парень выслушал шелестящее приведение у двери и закрыл глаза.
              —Права Катька. Как права!—
              Только сознаться стыдно. Прощения просить? Так разве за такое просят? И какими словами? Куда же она в таком виде? Надо скорую помощь вызвать…. Вдруг чего случилось у неё…. Что я такое говорю! Конечно же, случилось. Парень стал подниматься. Мышцы болели, как после длительной тренировки, после большого перерыва в них.
              —Кать….—
              А нет Кати. Только дверь приоткрытая.
              —Сосед! На кой ляд тебе такая ж кровать? И сколько же вас там помещается?!—
              Сосед пенсионер, обычный человек, не подслушивающий и не подглядывающий, был искренне удивлён кораблём кроватью посреди комнаты соседа. Он не перешагнул порог, и не раскрыл шире дверь, так и стояла половинка лица и половинка тела старика в рост, за дверью Макса. Лицезрел сосед предмет, далеко не первой необходимости одним глазком, так сказать.
              —Временно это…. Клип снимали. Завтра увезут.—
              Как в воду глядел парень.
              —В кинобизнес подался?—
              —Ищу себя….—
              —Дело хорошее. И парень ты хороший. Как мать?—
              —Вроде налаживается.
              —Дай Бог! Дай Бог! Человек не должен жить один.—
              Сосед ушёл.


              Макс свалился с кровати. Дверь закрыл и был готов возле неё и остаться. Нервы в комок. Мозги зажарились от злости. Стыдно—то как! Завизжал парень как щенок пришибленный и свернулся калачиком прямо на полу у собственной двери. Бросил взгляд на кровать, ещё хуже стало. Спрятал лицо в ладони. Видимо заснул. Сон великое дело. Спасенье сон, в такой ситуации.


              Сознание проблесками резало сон на маленькие части. Мельче, ещё мельче…. Кусочки уже настолько малы, что разлетаются. Парень разглядывает пол. Шея затекла. Тело как проволокой стянуто. Начинает разгибать ноги в коленях. Вытянул их и лёг на спину. Выпрямился. Полежал. Память, как каплю дёгтя в бочку с мёдом выдаёт картинки с ним произошедшего. Парень уже не визжит, не скрежещет зубами. Две скупые слезинки скатываются по его скулам на линолеум двадцатилетней давности.
              —Как она там? Катька….—
              —Как она там? Алка….—
              Если вообще им дело до него? Алка, она родная. Ну и или как родная. Катька…. Она теперь ему никто, и была никто. После того, что он сотворил с ней, ни он ей не нужен, ни она ему не нужна. Извиняться? Это же не на ногу наступил. Извинения тут не уместны. Пусть она его посадит. Ей это ничего не стоит. Пожалуется прокурору и посадят. Нет! Прокурор судится, не станет. Он будет убивать, но не до смерти. Человек у закона, всё-таки.


              И убил! Дверь в квартиру Макса приподняли двумя ломиками с обратной стороны, расшатали слегка, замок крякнул, и осторожно открыли. Парень на полу замер наблюдая за происходящим.
              —Оба-на! Уже приготовился.—
              В полголоса произнёс дядя. По складу фигуры и морде лица, напоминал он празднующего ВДВэшника. Оттащил Макса за ноги в сторону и с помощью ещё таких же двоих ВДВэшников водворил двери на место. Ну, осыпалась штукатурка, щепа кое какая легла на пол, а так, как и было. Оглянулись на лежащего, на полу Макса. Потрясли над ним связкой блестящих отмычек.
              —Сколько лет замку? Не подался зараза!—
              —Спокойный детёныш с виду, а туда же, герой любовник.—
              Они стояли над ним и казались раза в два больше, чем есть на самом деле.
              —Так и лежи, пока мы не закончим.—
              Макс прикрыл глаза и приготовился терпеть боль от побоев, и принять смерть, быть может. Сердце в груди не было слышно совсем. Оно уже умерло, не стало ждать его мучений. ВДВэшники собрали с кровати бельё. Очень быстро и почти бесшумно сняли балдахины, выкрутили держатели. Открыли окно и сбросили всё это вниз кому-то. Дальше начался демонтаж кровати. Приятно даже было смотреть, как работали парни. Слажено, лишнего звука не издали. Матрац состоял из четырёх треугольных кусков, как если бы разрезали омлет на сковородке. Куски омлета беззвучно вылетели в окно вслед за бельём и подушками. Кровать развинтили и разобрали и перетаскали части через входную дверь. При этом ВДВэшники легко и весело переговаривались, создавая видимость законности происходящего. Кому-то даже коляску помогли поднять в общественном подъезде. Всё это было слышно лежащему на полу Максу.
              —Хозяин! Ещё что-то осталось?—
              Весело прогудел ВДВэшник из коридора.
Макс удивился и не знал, отвечать ему или нет.
              —Спасибо. Всё.—
              Ответил его коллега из квартиры.
Они вернулись и снова встали над ним как истуканы.
              —Личные вещи женщины в квартире имеются? Сверчок!—
              Макс пожал плечами.
              —Оружие, наркотики?—
              Гоготнул один из них.
              —Такой задачи поставлено не было. Обыщите на предмет личных вещей женщины.—
              Обыск был тщательным. Был осмотрен каждый кухонный ящик.
              —Какого цвета твоя зубная щётка?—
              Раздалось из ванной.
              —Синяя.—
              —Да ну? Мужик значит!—
              На всякий случай забрали все полотенца в женских цветовых гаммах.
              —Копии отснятых видео есть?—
              —Нет. Это не моя идея, и мне они не нужны.—
              —Честно?—
              —Честно.—
              ВДВэшники вышли из квартиры. В замочной скважине провернулась отмычка.
Ключи от квартиры лежали возле Макса на полу. В сознанье бились мысли:
              —И всё? А бить? Я заслужил.—
              Замок в двери под действием отмычки на этот раз провернулся. Макс вытянулся в струнку на полу от напряжения. В приоткрывшуюся дверь снова заглянул ВДВэшник.
              —Как имя твоей любовницы?—
              Сознание подсказало Максу, и он ответил:
              —Не знаю. И нет у меня никого.—
              —Молоток сверчок!—
              Обрадовался ВДВэшник и снова закрыл дверь и провернул отмычку в замке.
              —А тазик цементный? Всё что-ль?—
              Скулы настолько потно сжаты у парня, что стали болеть. С чмоканьем их разодрал. Клацнул пару раз челюстями. Растянул губы. Сел. Встал. Постоял, разглядывая квартиру.
              —Как в кино сходил, про спецназ.—
              Веселее от этой мысли не стало. Его удивило то, что следов от обуви гостей нигде не было, будто они тщательно вытерли ботинки обо что-то влажное, перед тем как зайти. Расшатываясь и опираясь о мебель, прошёлся по комнатам. Машинально закрыл то, что было открыто, задвинул ящики комодов.
              —Семь часов вечера.—
              —Может быть, за мной приедут потом? Ночью.—
              —Буду ждать ночь. Прятаться бесполезно.—
              Поразмышлял так парень и захотел есть.


              На кухне ел много и всё, что было в холодильнике, запивая водой из-под крана. Насытился. Прислушался к себе. Сморщил лицо. Что-то ему не понравилось. Побрёл в ванную комнату, где долго лежал сначала в пустой и холодной ванне, затем в теплой воде, когда она наполнилась. Думал обо всём сразу и в результате решил. Замки менять без толку. Откроют любой. Будь, что будет!


              А ничего и не было. Парень заснул в половине девятого на диване. Перед этим отметил простор комнаты. Казалось, все предметы с немым укором смотрят на него. Плакать парень не хотел, слёзы сами бежали из глаз, скатывались за шею, мочили ворот рубашки.


Продолжение: Глава пятая http://www.proza.ru/2016/12/02/2288