Хорошие дурочки. Глава тринадцатая

Глава тринадцатая



              Белая кухня спала, когда в неё вошла женщина в белой ночной сорочке до пола. Не получилось у неё сегодня зоревать. Ранний свет лета делает видимыми, так полюбившиеся предметы кухонного интерьера. Одолел белый сон, в котором она в белой комнате, с открытым окном, залитой солнечным светом, перед зеркалом прикалывает к волосам шпильками фату из гардины снятой с окна. Она не одна. В комнате круглый гость. Взявшись за руки, они кружатся. Но кружатся двое детей, а она лишь ощущает захлёбывающий восторг этого действия. Кажется, смотреть этот сон можно вечность, только мешают шпильки в волосах. В гардине много ткани, попробуй, удержи эту тяжесть на голове. Болит она. Хочется поднять руки и снять фату, да заняты руки. Они в руках мальчика. Дети кружатся.


              Женщина в белой сорочке садится на стул и руками сжимает голову. Стало легче. Боль отступила. Кухня в прокурорском доме понравилась ей с первого взгляда, она готова, находится в ней, круглые сутки. На плите кастрюля с компотом из свежих яблок. Дочери сейчас нельзя пить напитки из пластиковых бутылок и коробок. Компот она варит маминым способом. Закипает вода в кастрюле и плита выключается. Кастрюлю закутывают большими полотенцами. Фрукты настаиваются в кипятке до его полного остывания. Женщина в белой сорочке поднимает крышку посмотреть, опустились фрукты на дно кастрюли и белая кухня наполняется запахом компотного лета. Женщине становится таким понятным назойливое кружение пчёл вокруг яблонь в прокурорском саду. Следуя тут же возникшему желанию со слюноотделением, ею отрезается кусок белого хлеба и съедается с аппетитом юного пионера в летнем лагере, в котором круглый мужчина никогда не бывал.


              Пинг-Понг улыбнулся желанию украсть дребезжащую спутницу по купе, чайную ложечку одиноко на него оглядывающуюся. Взглядом встретился с проводником, смутился, закрыл дверь купе и пошёл по узкому проходу вагона. Вспомнил руки прокурорской тёщи, пахнущие компотом и своё лицо в них. Вспомнил желание, часто возникающее в детстве у наказанного мальчика, прижаться к рукам вечно орущей мамы. В это самое время женщина в белой ночной сорочке, в белой прокурорской кухне подняла крышку с белой кастрюли и вдыхала аромат настоявшегося взвара из яблок. Память больно кольнула в висок круглого человека. Он вспомнил детское желание прижаться к рукам тёти в белом халате, кормившей его компотом с белым хлебом в больничке специального назначения. Больше его организм ничего не принимал тогда.


              Пинг-Понг отмахнулся от протянутой руки охранника, сам спустился на перрон. Отмахнулся и от воспоминаний. Всегда круглый человек будет гнать их от себя прочь, точно так же, как прокурорская тёща будет гнать пчёл с прокурорских яблонь. Кажется, не суждено тёплому чувству пустить ростки любви меж двух взрослых людей на печальной почве негативного прошлого. А вдруг….
              —Гость ещё не проснулся?—
              Дочь задала вопрос матери, переливающий компот из кастрюли в графин.
              —Зайдёт сейчас, а ты в ночной рубашке.—
              Мать выскочила из кухни. За ней следует взгляд беременной дочери и натыкается на вычурные фруктовые витражные двери кухни. Брови беременной женщины хмурятся, брови сердятся.
              —И что с моей девочкой? Что её рассердило?—
              Прокурор, в аккуратно подхваченном поясом дворянском халате, с простёганным шалевым воротником и карманами, появляется в витражном проёме и ещё больше расстраивает беременную жену. А расстроится беременной женщине проще простого.
              —Ах, Боже мой! Пётр Степанович, халат кабинетный, а не банный. Его нельзя надевать на голое тело. Это некрасиво. Ваши ноги! Их видно и они голые.—
              —Разве?—
              Прокурор опускает голову. Подбородок ложится на грудь тремя складками. Живот, под которым изящным бантом завязан пояс не даёт ему возможности разглядеть собственные ноги.
              —Будет жарко.—
              Дрыгнул ногой прокурор.
              —Я в собственном доме, и….—
              Его перебивает Екатерина Владимировна.
              —И вы не должны выглядеть посмешищем. У вас гость.—
              —Его нет в комнате для гостей.—
              Вступает в разговор вернувшаяся тёща. Зять шагнул из дверного проёма, пропуская женщину на кухню, одёргивая на себе халат книзу.
              —Значит, его нет во всём доме. Он всегда так делает. По—английски.—
              Безучастно поясняет прокурор, размышляя о замечании жены.
              —Пардон, я в неглиже….—
              Говорит тёще.
              —Рада, что вы понимаете это. —
              Прокурор поворачивается и уходит.
              —Гость поступил неприлично. Ушёл, не попрощавшись, пришёл в дом без ведома хозяев.—
              —Разве? Мне так удобно, и видимо ему тоже.—
              Спина прокурора скрывается из виду.
              —Мама…. Придётся мне тебя огорчить. Пинг-Понг влиятельный человек из криминальных структур. Очень влиятельный.—
              Дочь, понизив голос, перескажет матери имеющуюся информацию о Пинг-Понге.
              —В этом доме принято завтракать и прощаться. Ни каких выходок по—английски я не потерплю ни от кого.—
              Дочь с недоумением смотрит на мать.
              —Ты и его будешь перевоспитывать?—
              —Где один, там и двое.—
              Мать накрывает на стол. Дочь жуёт сухофрукты из компота и раздумывает. В спальне прокурор разглядывает своё отражение в зеркало. Халат поверх лёгких брюк и рубашки скрывает его женские округлости в теле. Под плечики делают мужчину шире в плечах, и весь он Как-то приобрёл формы статного мужчины в возрасте и с положением. Он вспоминает о предстоящем отцовстве. Волна радости накрывает человека. Он спешит к истокам этого счастья.


              Пинг-Понг станет вспоминать Василису прекрасную, каждый Божий день. Виной тому обычный врач пенсионер, но практикующий. Тот самый врач, что вытаскивал клещей из ёжика. Пинг-Понг редко проникался к людям симпатией, а тут проникся и доверил своё и здоровье ёжика старенькому ветврачу.
              —Нельзя увлекаться снотворным. Подумайте пред сном о чём-то приятным для вас.—
              Велел старенький ветврач.
Задачка для Пинг-Понга не разрешимая. Такими понятиями человек не жил. Пинг-Понг жонглировал судьбами, власть в его руках размазывалась по куску белого хлеба, как масло, настолько безмерна она была. Всё было ему ненужным, кроме неё. Зачем такому человеку собственный дом, если все те дома, куда он мог придти в любой момент, куплены с его подачи. Зачем ему женщина, если нет дома? Нет женщины и дома, нет детей собственных. Перекати поле. Вот кто он, по его собственному мнению. Мнение это авторитетное и он сам себе не перечит. Человек засахарился в сиропе власти, и другие человеческие слабости не проникали в него. У кусающего сей фрукт человека вязли в нём зубы так, что он терял их, и начинал его облизывать. Приятного тут нет, как нет. Пинг-Понг покрывался мурашками отвращения ко всем, кто это делал. Так и жил он с брезгливым выражением в глазах к людям им же поверженным.
              —Подумать о приятном. Так, так….. Что у меня есть приятного?—
              Ёж! Он прекрасен. Несовершенство в совершенстве. Единственное существо не подчинившееся ему. Скоро пять лет вместе, а сворачивается в его руках в колючий шар до сих пор. Уважение ему за это. Василиса! Всего несколько мгновений провело его лицо в её ладонях, по его желанию, подобное Челябинскому метеориту. Хорошо было, красиво и по настоящему, но с последствиями. Понесла его память в путешествие по плохому прошлому. Ходить туда ему претят детские страхи, до полуобморока. Список приятностей закончился. Вздыхает круглый человек, и глаза его останавливаются на круглых гостиничных часах. Часы, не моргая, взирают на непрерывающийся поток времени и событий в гостиничном номере.
              —Я спал.—
              Круглый человек удивлён, глазами считает часы своего сна. Часы на стене ему улыбаются.             
              —Ого!—
              Чувствует бодрость и урчание в животе.


              Сегодня у него две встречи в ресторациях, именно в них и в тюрьмах человек испортил желудок и поджелудочную железу. Он помнит времена, когда такие встречи проходили на свежем воздухе, да при накрытой «поляне». В настоящее время только в кондиционируемых помещениях. Сегодня крахмальная салфетка снова станет скрученным жгутом. Фарфоровые тарелки будут отражать свет люстр и будут пустыми. Пинг-Понг не принимает пищу на переговорах. Только чистая вода. А смятые салфетки результат ничем не занятых рук. Кормить его будет в номере повар китаец блюдами средиземноморской кухни, а по утрам английской овсянкой.
              —Есть основания опасаться?—
              Собеседник Пинг-Понга качнул вилкой в сторону его пустых тарелок.
Пинг-Понг собрался было объяснить, но передумал.
              —Пусть так….—
              —Я, знаете ли, слаб, люблю покушать. Могу отказать женщине, отказать себе в еде не получается.—
              —Ешьте, пока молоды. Механизм вашего организма не изношен ещё.—
              Вздохнул Пинг-Понг.
              —Всё так запущено?—
              С выражением сочувствия на лице спрашивает собеседник.
              —Запущена другая программа.—
              —И раз мы перешли на приват беседу, это говорит о том, что все вопросы озвучены и решения приняты. Всегда ваш….—
              Пинг-Понг встал
              —А вы мой.—
              Смеются шутке. Жмут руки.
              —Я ещё задержусь.—
              Собеседник обводит взглядом стол.
              —Бога ради…. Оплачено.—
              Отвечает за Пинг-Понга охранник. Солидно так, будто это он платил из собственного кармана.
И уходит за охраняемым объектом.


              Результат встречи оказался не тем, на что рассчитывал Пинг-Понг. Придётся возвращаться туда, откуда, только приехал. Туда-сюда, туда-сюда. Как теннисный мячик, никогда не устанет. Он разобьётся однажды. Его сию минуту заменит новый мячик. Пинг-Понг пресытился. Горечь во всём и от всего. Она отравляет жизнь. Не о чём не думается, потому, как всё передумано, взвешено и сухому остатку дана оценка. Не высшая. Любое слово, жест, взгляд, поступок человеческий расшифровывается Пинг-Понгом мгновенно. Люди его «полёта», до старости не доживают. На похоронах двух предшественников скорби не чувствовал. Не чувствовал и значимости своей «коронации», так и должно было быть. Так происходит всегда и со всеми ставленниками с разницей во времени. Он знал, кем станет, потому и знает, как умрёт. Со стороны видел. Он видел промашки, упущения предшественников, потому витала в воздухе надежда, что избежит их, когда был чуть моложе. Теоретически просто, на деле невыполнимо. Невозможно угодить каждому, потому неугодным стать может даже такой человек как он.
              —Опять вы….—
              —Опять без багажа….—
              Знакомый проводник не блестел глазами, не улыбался. Он устал.
              —Вас всюду встречают и провожают такие молодцы?—
              —Опять я. Опять без багажа. Молодцы работу свою знают.—
              Пинг-Понг махнул рукой и парни, не меняя выражения лиц, передали ему небольшую коробку, и пошли по перрону вдоль вагонов.
              —Хочется, что бы руки всегда были свободными.—
              Пассажир обменивается с проводником продолжительным взглядом и заходит в вагон. Двухместное купе расступилось. Подчёркнуто опрятно, подчёркнуто чисто, от того и не очень уютно. Второе место купе СВ всегда выкупается.
              —Сознательно отказываете себе в попутчике?—
              —Сознательно.—
              Не оборачиваясь и зная, кто задал вопрос, отвечает Пинг-Понг и вытряхивает из коробки на лавку ёжика. Тот остаётся лежать на ней колючим шаром.
              —Даже если это будет женщина?—
              —Что может найти нового, увидеть новое в женщине пятидесятилетний мужчина?—
              Проводник смотрит на ежа.
              —Давно с вами?—
              —Скоро пять лет.—
              —Ух, ты! Он всегда свёрнутый. Какой он внутри?—
              Проводник и пассажир замирают. Мужчин одновременно посетило открытие.
              —Моя жена со мной двадцать лет. Какая она внутри не знаю.—
              —Да. Все женщины с других планет.—
              Пассажир дождался, когда ёжик мелкими шашками ушёл с середины лавки и сел на неё.
              —У вас нет семьи.—
              Пассажир выражением глаз согласился с выводом проводника.
              —Несите мою попутчицу.—
              Пассажир решил озадачить проводника. Не вышло.
              —С сахаром или сухариками?—
              —И с тем и с другим.—
              В купе вагона самый вкусный чай в мире. Не верите? Попробуйте.


              Дом прокурора так и заулыбался при виде выходящего из такси круглого человека. Круглый человек улыбался дому. И тот и другой научились делать это совсем недавно. Дом преобразился с появлением в нём Екатерины Владимировны и её мамы.
              —Доброе утро, Василиса прекрасная!—
              Мать и дочь застыли посередине залы, держась за руки.
              —Что за фривольности вы себе позволяете?—
              Подбоченилась Василиса.
              —О чём вы?—
              Круглый гость подкатился к Василисе намереваясь заполучить её ручку.
Василиса что бы скрыть радость от появления гостя, разыграла небольшой спектакль. Повернула его к себе спиной, как бы что-то там сердито разглядывая.
              —Пропеллера нет. Как же вы влетели в окошко?—
              —Всегда вхожу в дверь.—
              —От чего же я не ведаю о ваших визитах?—
              Беременная Екатерина Владимировна переминалась с ноги на ногу возле матери. Они желали писать, а писать беременные женщины оченно часто хотят, потому она бесследно растворилась в просторах гостиной.
              —Виноват.—
              Пинг-Понг чувствовал женскую грозу. Гроза явление справедливое и Богом нам посланное.
              —Я вам ёжика привёз, познакомится.—
              От этой новости, женщина потеряла наигранно сердитую нить разговора. Его величество любопытство посетило Василису. Это так понятно. Ей никто и никогда ничего не привозил.
              —Мне? Привезли? Ёжика?—
              Она повела глазами вокруг себя.
              —Он у меня в комнате.—
              —Ко всему вы не один?—
              Василиса перестала оглядывать пол вокруг своих ног и немного разочаровалась.
              —Ёж настоящий и для вас. Поверьте. Он любит сырое тёплое мясо и кашу детскую фирмы Нестле.—
              —Женщинам не дарят ежей.—
              Отрезала Василиса.
              —То женщинам…. Вы необыкновенная женщина. Еж тоже необыкновенный.—
              Василиса почувствовала струны в груди и саму грудь. Испугалась. Исказила слова мужчины подозрением во лжи и испугалась этого тоже. Мужчина перед ней стоял лысый и круглый, но опытный в общении с женщинами.
              —Ёж круглый, как и я. Колючий как вы. Голодный как я и вы. Уверен, вы не завтракали тоже.—
              —Голодные женщины злые.—
              —Сейчас же принесите мне ежа. Как вы смели, везли его мне голодным? Он мог умереть.—
              —Ежи дохнут.—
              —Хам.—
              —Согласен. –
              Так переговариваясь, круглый человек довёл Василису до гостевой комнаты. Комната на первом этаже. Окно открыто Пин—Понгом. Окно зарешечено. Ёж сидел на подоконнике, куда его посадил Пин—Понг, что бы тот смотрел на живую природу. Они вошли. Дверь за ними хлопнула. Ёж на подоконнике спиной к людям и смотрел на свободу. Даже не вздрогнул и не свернулся. Продолжил смотреть, когда женский пальчик сначала дотронулся до иголок, затем провёл по ним ладошкой. Женщина наклонилась к подоконнику, и лицо её почти коснулось подоконника рядом с телом ёжика. Ёжик, зрелище само по себе необыкновенно притягательное, а тут распустившийся ёжик созерцающий мир перед собой и игнорирующий мир позади себя.
              —Он прелесть.—
              —Ты прелесть.—
              Повторила женщина для ежа, повернувшего невообразимую моську к её лицу.
Толи запах, толи короткая стрижка головы женщины что-то напомнило ежу, и это не было опасностью. Утконосый носик понюхал женский нос, не дотрагиваясь до него. Нос сморщился. Ёж сморщил свой.
              —Спасибо! Он мой!—
              Пинг-Понг онемел и прикусил язык. Ёж ни чьим, как его не мог быть. Хорошо, что женщина не ждала ответа. Зачем ей ответ о радости, которая уже есть. Она вихрем пронеслась мимо него с ежом в полотенце. Быстрей, быстрей, поделится радостью с дочерью.
              —Что собственно происходит?—
              Наблюдая несвойственную прыткость тёщи, спросил прокурор вновь появившегося в его доме привычного гостя.
              —Женщина счастлива.—
              —В её-то возрасте?—
              Пинг-Понг рассматривает одутловатое прокурорское лицо, а тот разглядывает тёщу, бегущую по лестнице.
              —И кости в этом возрасте плохо срастаются.—
              Эта фраза обращена вместе с лицом и сердитым взглядом теще.
              —И я, и ты, и она одного возраста.—
              Прокурор видит перед собой изменившееся лицо гостя. Интонация голоса возвращает «дворянина» в реальное время.
              —Как переговоры? Сработало?—
              Прокурор юлит глазками.
              —Не сработала сумма.—
              —Понижать надо.—
              —Не надо. Пить перестать надо. Смешной человек, смешная сумма будет озвучиваться всегда.—
              —Бояться должны, трепетать должны. Ты у буквы закона. Обойти закон, дорогого стоит.—
              —Прокурор трезвым должен быть. Глаза должны быть осмысленными. Речь внятная.—
              Рука Пинг-Понга нежданно вцепились и презрительно потрепали щёки прокурора. Круглая, лысая голова Пин-Понга зло завертелась перед прокурорскими глазами. Пинг-Понг скрипнул зубами, расслабил челюсти, отпустил дряблые щёки прокурора, опустился с носок на пятки и превратился в круглого человека.
              —Пойдём спасать ёжика от женских чар. Он тоже мужчина, так доктор сказал.—
              Прокурор обиделся и стал чеканить шаг по лестнице.


              Беременная и не беременная женщины наслаждались созерцанием ёжика. Им не нужны сейчас мужчины, ни свой, ни чужой. Они уже во дворе. Кусок сетки «рабицы» концами вонзился в мягкую землю вплотную к теневой стене дома и образовал полукруглый навес. Переднюю, его часть закрыли вторым куском, так же вонзили в землю и скрутили меж собой проволокой с помощью охранника. Еж чувствовал себя прекрасно, обследовал под собой землю, траву и бегающих по ней насекомых. Самого ежа обследовали две пары женских глаз. В таких ситуациях у людей бесследно исчезает разница в возрасте, половое различие и различие в социальном положении. Сходите в зоопарк, посмотрите на людей у вольеров с животными и убедитесь в этом. Охранник, стоя на корточках у загона для ёжика, забыл, что он среди женщин и за спиной находится работодатель.


              Мужчины прошли в беседку, где продолжили неприятный для прокурора разговор, начатый на лестнице в доме. Ему надо было, состоятся и уже давно. На лицо все признаки несоответствия человека занимаемой должности и негласных обязательств на него возложенных. Разговор будет длинным и нудным для хозяина дома. Пётр Степанович будет периодически вскакивать, и мерить шагами пространство беседки. Привычный гость, как долгоиграющая пластинка будет зудеть и зудеть, а ещё, время от времени оглядываться на женщин занимающихся ёжиком. Ежа за это время накормят мясом, сухим кошачьим кормом. Принесут коробку, в которой он приехал к ним в гости, в которой он и заснёт в темноте и покое на земле и свежем воздухе.


              Пинг-Понг как никто другой причастен к «несоответствию» прокурора, возложенным на него обязательствам самым серьёзным образом. Мало того, это он «посадил на стакан» Хеннесси молодого и амбициозного прокурора в видимом прошлом. Стёр границы совести и собственной точки зрения. Прокурор в ошейнике, в виде великолепного дома и полных счетов денег, был на его коротком поводке, от стола рабочего до стола ресторанного. Но даже таким прокурор был мил Пин-Понгу. Необъяснимо, но мил.


              Зудя о недостатках «любимчика» Пинг-Понг умудрялся думать о Василисе. Таких как прокурор подопечных у него много. Судьба их просматривалась одинаковым сценарием. Встреча с Василисой заставила Пинг-Понга бояться за будущее прокурора. Этим и объясняется его неадекватная реакция на провинившегося оплывшего и зажиревшего прокурора на лестнице его дома.
              —Я меняюсь…. Неужели не заметно! У меня молодая жена…. Ребёнок будет.—
              —Это вселяет надежду. У тебя ещё и тёща. Биографию её посмотрел на свет — чистое, синее небо, ни одного облачка, и глаза у неё такие же.—
              Прокурор обрадовался подобревшему тону гостя.
              —У тебя тоже синие глаза.—
              —Синие глаза у сивого мерина.—
              —Да что ж ты так о себе?! Зачем ежа отдал?—
              —Он ей сам отдался. Не свернулся даже.—
              И вспомнил себя Пинг-Понг, как прятал лицо в ладонях женщины пахнущие компотом.


              Вечером, сидя с Василисой на дворе, недалеко от нового места нахождения ёжика, Пинг-Понг пребывал в состоянии лёгкого опьянения, без употребления единого грамма алкоголя. Он не пил, не пробовал, не нюхал, и можно сказать не держал в руках спиртного. Никогда. Внутренности его ликовали и дребезжали. Бывает такое состояние, когда человек счастлив без видимых на то причин. Смех безудержный, но уместный, юмор искрометный проклюнулся, руки стали длиннее и тянуться, тянуться к женщине. И нет в нём мгновенных мужских реакций, а только тихое, почти скромное желание видеть и слышать женщину, если можно, то и ощутить нечаянно плечом её плечо. Почему именно эту? Странное дело. Женщины бальзаковского возраста приравнивались им к матерям и бабушкам. Кроме уважения и желания оказать помощь, ничего не возникало. Физическая близость происходила с девушками определённого типа, как в отделе с куклами. Одинаковые все, только в разных коробках и платьях и дорогие. Да волосы светлые или тёмные. А тут хочется положить голову на женское плечо и смотреть в тёплое, тёмное небо и тихо покачиваться на качелях диване, слегка отталкиваясь ногами от тёмной и тёплой земли.
              —Интересно, что сейчас Василиса испытывает ко мне?—
              Пинг-Понг оттолкнулся от земли. Качели под ними качнулись. В груди зашлось сладкое томление. Заметьте, не ниже пояса, а в груди.
              —Вась…. Ты откуда? Чья?—
              Женщина помолчала, зевнула по-бабьи.
              —Об этом и я хочу тебя спросить. Я тутошняя. Теща я теперь прокурорская.—
              Круглый человек чувствовал себя ничейным и не откуда. Так было всегда. Интернат больше не существовал, даже самого здания на той самой земле уже не было. Имена матери и родственников им забыты специально. Лица из прошлого поблёкли в памяти.
              —Я ничей. Перекати поле я.—
              —Перекати поле, если зацепиться за что, не оторвать вовек.—
              Василиса завозилась у его плеча, укладывая удобнее голову на спинку качелей. Специально, но как бы нечаянно касаясь плеча мужского. Круглый мужчина почувствовал дикое желание зацепиться за эту женщину, за эти качели, за это тёмное и тёплое небо и землю под ногами.
              —Не нравятся мне такие ответы. Взрослые мы с тобой, а ясности нет, как нет.—
              Женщине снова завозилась, лёгких касаний стало не хватать, хотелось положить голову на плечо мужчины. До замирания сердца хотелось. Цикады и те притихли. Они боялись стряхнуть с людей простые земные желания. Задрав подбородок в тёмное, тёплое небо, зажмурив глаза, она представила, как мягко укладывает свою голову туда, куда очень хочется, и… почувствовала мужскую голову у себя на плече. Лысую и круглую голову. Колобок съехал спиной вниз, и совершил только что описанное действие. Совершил и замер, напрягшись всем телом и умом. Вопрос «зачем?» не возник. На сколько? Сколько он будет так держать голову, и не шокировало ли это женщину? То, что он ждал, от прикосновения к женскому плечу не произошло. Даже тепла не почувствовал из-за напряжения во всём теле. Представил себя со стороны и задохнулся от возмущения. Вскинулся весь, а голова не поднялась под тёплой и мягкой рукой женщины, во время легшей на его голову. И они пришли. Все ожидаемые ощущения пришли. Оглохший от долгожданных эмоций, мужчина льнул к женщине и льнул, как проснувшийся в ночи ребёнок от страшного сновидения.


              В доме, в комнате с окном, смотрящим прямо на качели под кустом сирени, Екатерина Владимировна пыталась потушить в себе раздражение от созерцания обрюзгшего тела прокурора с женственными пухлыми коленками, обвисшим животом и такой же грудью. Он подглядывал в щёлочку меж шторами за постоянным гостем и тещей. Забылся человек, увлёкся, и перестал держать спину прямо и подтянутым живот. Юность разглядывала старость. Старость разглядывала за окном то, что бывает в юности. Старость что-то почувствовала, насторожилась. Вобрала в себя всё, что только можно было вобрать, выпрямилась, постояла так с пол минутки и, повернулось к юности. Юность лежала лицом к стене и плакала. Именно плакала. Без слёз, звуков и сотрясения тела. Только старость может это понять и увидеть. Пётр Степанович содрогнулся от объяснения увиденного пришедшего на ум. Панически поискал опровержения и нашёл. То мама Екатерины Владимировны, его тёща, своим необычным поведением с ВасВасычем, расстроила беременную девочку, а беременным расстроиться легче лёгкого. Объяснение нашлось. Хорошее настроение наполнило прокурора, как хороший коньяк пузатый бокал. Вернее бокал чуть-чуть долили, освежив содержимое.
              —Разве можно так близко к сердцу принимать ухаживания ВасВасыча за мамой.—
              Беременная юность развернулась и обняла толстую, чистую, благоухающую хорошим одеколоном шею старости. Представила, как тепло, сытно и светло будет жить её ребёнок, её мама и она сама в этом доме за этой «шеей» и великое чувство благодарности высушило слёзы и наполнило девушку прежним содержанием, это счастливым ожиданием нового и неизведанного. Как известно, на благодатной почве прорастает и плодоносные растения и сорняки.
              —За мамой ухаживает Василий Васильевич? Разве? С чего ты взял? В их возрасте то!—
              —Я, ВасВасыч, и твоя мама практически одногодки.—
              —Между нами форс-мажорные обстоятельства.—
              Прокурор задыхался в тесных объятиях юности. Вырвался. Перевёл дух и вопрошал:
              —Что за обстоятельства? Беременность? А любовь?—
              Юность ужаснулась своей оплошности, и стало выкручиваться, а заодно себя убеждать да уговаривать.
              —Моя любовь к тебе не подъездная, в благородной почве проросла, потому она не просто любовь, а ценность. Редкая ценность. Помнишь, мама сказала, что моя и её жизнь в этом доме заиграла всеми красками радуги? Ты наша РАДУГА.—
              Старость помолодела и вздохнула с облегчением.
              —Помню.—
              —Не сомневайтесь во мне, Пётр Степанович!—
              —Не буду.—
              Помолодевшая старость прижалась к беременной юности, что бы тут же уснуть, после пережитого только что небольшого потрясения.


              Ранним утром, так и не уснув, в своём доме, в своей кровати, в своей комнате, много чего передумав и надумав, ВасВасыч уедет вершить поспевшие «дела» и надуманные ночью. А это! Переписать прокурорский дом, записанный на подставное лицо. Сделать хозяином прокурора можно, но будет неверным решением. Его прокурорская карьера катится в тартарары. В криминальном мире авторитета прокурор не приобрёл, да и такое случается редко. Долголетний сахар и холестерин в крови с монотонным постоянством укорачивает прокурорскую жизнь. Женщина Василиса, живущая в доме, живая, реальная, единственно настоящая воспринимаемая им женщина. Она ему никто, но он за неё думает и боится. Прокурор, в будущем, ей не защита и не кормилец её дочери и внуку, если лишится своего положения. А он его лишится, так было со всеми и всегда с людьми, заточенными криминальными структурами по своему образу и подобию. Свою жизнь Пинг-Понг изменить не может, поздно. Но теперь у него есть Василиса, и жизнь его, плоды неправильной, ненормальной жизни, будут поддерживать, и охранять жизнь единственно правильной и настоящей женщины. Таково его решение. У него есть Василиса. У него есть настоящее, тёплое чувство в груди к ней, как к ёжику.


              Этой ночью, плачущая юность объясняла старости правоту своего существования подле неё, этой же ночью нашёл своё место под солнцем ещё один человек, перекати поле, случайно зацепившись за чистоту человеческую женскую. Из всего перечисленного, обдуманного, решил ВасВасыч, что дом будет принадлежать Василисе. Прокурора даже в известность не надо ставить, он знает, что дом оформлен не на него. Узость сытого и пьяного бытия сделало человека безучастным даже к таким вопросам. Необходимо поставить в известность Василису, а это значит раскрыть себя как криминального авторитета. Если Пинг-Понг сравнивал прокурора с сытой породистой собакой на его коротком поводке, от стола прокурорского до стола ресторанного, то сейчас он ощутил такой же ошейник у себя на шее. Человек побагровел лицом от натуги, так сдавил горло ошейник. Давненько стал сдавливать. Время пришло. Хваткость ушла. Там проглядел, где-то просто не сложилось, а где и подставили. Молодость ещё не обогнала старость, но тяжело и завистливо дышала в затылок. Круглая голова повертелась, хрустнула шейными позвонками, перевела глаза на знакомого проводника.
              —Вы бессменный на своём посту?—
              —Совпадает так.—
              —Нет развития событий от совпадений.—
              —Есть.—
              Проводник закрыл дверь купе и прислонился к ней.
              —Вместе с вами в вагон сели два человека. Прошлые разы они не садились, а наблюдали за вами из-за газетного киоска. Думал ваши. Сегодня не наблюдали, как шли по перрону, так и зашли перед вами в вагон. Вы на них не среагировали.—
              Пинг-Понг и проводник были людьми взрослыми. Играть в войнушку во дворе разучились давно. Чувствовали неловкость оба в сложившейся обстановке. Первым заговорил пассажир.
              —Вы не представляете, как это некстати. Самую малость не успел сделать для семьи.—
              —Вы говорили, что нет семьи.—
              —Я так считал. Слава Богу, оказалось не так. Есть семья, дочь есть, и внук на подходе.—
              В доли секунды возникло решение у Пинг-Понга, жениться на Василисе и удочерить Катерину. Только бы успеть!
              —У меня напарница в этот раз вашего роста, кругленькая вся и кривоногая, вы уж простите….—
              Заговорил проводник.
              —И….—
              —Занесёт чаю. Выйдете в её форме, есть второй комплект. Форменную одежду принесу вместе с постельным бельём. Скоро подъём будет километров тридцать, скорость минимальная, спрыгнуть безопасно из тамбура можно. Свою одежду возьмите с собой в наволочке.—
              Двое мужчин, покачиваясь в такт поезда, разглядывали движущийся степной ландшафт за окном. Довольно долго.
              —Зачем вам это?—
              Спросил Пинг-Понг.
              —Ёж без вас сдохнет.—


              Задуманное мужчинами свершилось. Ночью в купе заказанного объекта не окажется. Люди с глухонемым оружием сойдут на первой станции, обнаружив это. Идущий по степи одинокий ночной путник, впервые встретится с ней, с её запахами, с рассветом. Этот рассвет был только для него, единственного человека в степи с опущенными руками, с ладонями, повёрнутыми к солнцу. Человек шел к солнцу. Шёл, не ища протоптанной дороги. Ладонями скользил по верхушкам травы. Плыл и плыл в огромном степном пространстве, легко и свободно в свете нового зарождающегося дня. Рассвет принесёт невероятное желание жить по-другому, любить по-другому, по-другому видеть, слышать и ощущать время, время которое заканчивалось.


Продолжение: Глава четырнадцатая http://www.proza.ru/2016/12/02/2325