Хорошие дурочки. Глава двадцать первая

Глава двадцатая



              В далёкой России, очень похожие мысли посетили ещё одного мужчину. Хотя он моложе круглого и лысого мужчины в Париже, и не так ярко проживал свою жизнь, взгляды их на бытие земное очень схожи. Витринное стекло кафе огромное и чистое. Его только что вымыли. Тротуар возле окна мокрый. Там где углубления, скопилась вода. Воду пьют голуби. Среди них есть один голубь раздутый и важный нарезает круги подле одной им выбранной голубки. Остальные его не интересуют, только мешаются, голубь с ними сталкивается и тем самым замедляется свой трепетный любовный бег. Любовная голубиная воркотня громкая. Своей настойчивостью голубь вызывает улыбки прохожих. По чистому стеклу кафе отражаясь, скользит уличная жизнь, резными тенями бежит по лицам мужчины и женщины сидящими за столиком в кафе, как бы накладывается на их лица и мысли. Мужчина и женщина в кафе за столиком у окна заказали кофе. Если пить вкусный кофе в только что открывшемся кафе, в утренней и чистой тишине улицы, рассматривая жизнь за чисто вымытым окном, тебя обязательно посетят мудрые и светлые мысли, можно даже сказать вещие мысли. Они то и пробили в мужском сознанье крохотную щёлку и вещали сквозь неё своему владельцу о маячащей вдали старости. Мужской взгляд сквозь стекло за стекло внутри себя, уже приобрёл оттенок мудрости, сродни седины на висках. Как дымчатый налёт на качественном шоколаде. Если сейчас возникнет неповторимый его запах и коснётся ноздрей женщины, произойдёт «обыкновенное чудо» — двое взрослых людей скинут с плеч, как обёртку с шоколада груз неудач и ошибок, и придут к жизненно важному открытию. Не страшна старость, у неё есть вкус покоя и качественного шоколада. Главное успеть придти к этому открытию, не спится, не ожесточится, не погибнуть на жизненном пути.
              —В одно окно смотрели двое
              —Один увидел дождь и грязь
              —Другой листвы зелёной явь
              —Весну и небо голубое
              —В одно окно смотрели двое….
              Мужчина проговорил древние, красивые слова из стихотворения восточного поэта. Тихонько дзинькнула в восторге от услышанного четверостишья чашка о блюдечко и женское сердечко.
              —Омар Хаям. Я знаю. Древние и свежие слова одновременно.—
              Женщина наполнялась внутренним кайфом. Словцо современное, но не нашлось в запасниках другого слова, что бы отразить вдохновенное утреннее просветление людей, на новый день, на жизнь вдвоём по—новому.
              —Пить кофе ранним утром в кафе дозволительно в Париже или Италии. На нас официантка смотрит как на бездомных. А у нас есть дом. Только в нём ещё нет хорошего ремонта, хорошего кофе и хороших кофейных чашечек.—
              Женские мысли тут же стали листать страницы памяти ища магазин, в котором она видела кофейный набор в восточном стиле.
              —У сына раньше стояла кровать круглая с балдахином. Красота сказочная! Куда—то дел….—
              —Не пришлась ко двору, значит.—
              —Спросить?—
              —Нам она не к чему. Я бы хотел мебель тёмного дерева, классическую. А ты?—
              —Мне хорошо с тобой и с маминой мебелью.—
              —Нам хорошо.—
              Поправил Сергей Валентину (маму Максима).


              Утро сегодняшнего дня, необыкновенное утро. Вытолкнуло оно мужчину и женщину из тёплой постели в весеннюю уличную прохладу, захотелось раскрыть глаза и начать день по новому, не как всегда, не как раньше и впустить в себя много нового да побольше, понадёжнее, чем кровать, с балдахином исчезнувшую в неизвестность. Хорошо двоим сидеть в кафе за маленьким столиком, пить кофе такими же глотками, из таких же маленьких чашек. И то, что официантку сердит раннее появление посетителей нисколько их не волнует.


              Утро в другом доме принесло бурю в стакане. Такую бурю легко разглядеть на свет, держа стакан на ладони и за ненадобностью быстренько выплеснуть содержимое за окошко.
              —Когда твои родители у нас в последний раз были?—
              Алла заправляет кровать. Максим подаёт ей подушки. На вопрос ответил вопросом.
              —Долго ещё Емеля будет на печи нашей сидеть?—
              Жена оглянулась на мужа.
              —Мне он не мешает. В доме он не бывает почти, только ночует. Днём на работе, вечером у Катерины Владимировны.—
              —И ты туда же! Для тебя она просто Катька. —
              Максима раздражало присутствие Емельяна в доме и его новые отношения с соседкой.
              —Да какая же она теперь Катька, она мать двоих детей, вдова прокурорская. Отец отыскался в Париже состоятельный.—
              Алла потянулась и повернула к себе зеркало, удостоверится в своей красоте, ведь только что мужем была упомянута Катька.
              —Ты за что на Емельяна взъелся?—
              —Своё растряс за границей, к чужому хочет пристроиться.—
              Выдохнул из себя злое возмущение молодой муж. Зло искало выход, и нашло, да растерялось в просторах доброго человеческого дома. В этом доме злу найти место сложно. По лестнице спускался кот, шипя и оглядывая пространство над собой и позади себя, видимо зло искало себе пристанище. Не нашло и спряталось под коврик у двери, где и будет раздавлено ногой первого вошедшего в дом человека.
              —Чего это кот на коврик дверной шипит и пятится?—
              Инвалид в коляске с интересом наблюдает за поведением кота.
              —Может собака, какая по двору пробежала.—
              Мать Аллы выглядывает бывшего хозяина дома в окошко.
              —Ночевал где?—
              Женщина имеет в виду Емельяна.
              —Тут.—
              —Точно тут?—
              —Точно.—
              —Чего ж к чаю не выходил! Продуктов набрал как на свадьбу, хоть записки на них приклеивай в холодильнике. Где его, где наши продукты!—
              —Так с раннего утра уже у Катерины. Детей в поликлинику повёзли вместе.—
              —А работа?—
              —Так суббота же. Вон кажется, идёт уже.—
              В дверь стучат.
              —Собаку надо завести. Она предупреждать будет о визитах. Ещё и не расчёсывалась я.—
              —Ты завсегда краше солнышка за окном.—
              Женщина, спешившая в сторону ванной комнаты, застопорилась. Уж больно красивы были мужские слова и ласковее чем обычно.
              —Чего это с тобой?—
              —Да люблю я тебя и всё.—
              —Двери открой любляка.—
              Дверь открылась сама. Порог переступили так называемые сваты, мать Макса и её теперешний сожитель Сергей.
              —Легки на помине...—
              С лестницы спускается Макс. Алла, услышав возглас мужа, ринулась назад в спальню, по всей видимости, переодеться, что бы соответствовать визиту. Вместе с гостями в дом проник почти, что летний воздух, но по—весеннему ещё чистый и звонкий. Под дверным ковриком хрястнула человеческая злость, на неё ступили люди. Кот рванулся к коврику, в мгновение смял его в кучу.
              —Ишь, как тепло кота раззадорило. Не старый значит ещё.—
              Сергей нагнулся и погладил кота, лежащего на боку и удерживающего мнимого врага в виде коврика.
              —Проходите Сергей. Проходи Валя. А я сейчас вернусь.—
              Хозяйка с просветлевшим лицом и блестящими глазами скрылась в ванной. В новом доме, да новые гости, это здорово.
              —В дом заходить не хочется. После квартиры, да по земле ходить одно удовольствие.—
              —Так и не заходите тогда, на веранде посидим, почаёвничаем.—
              Гости шагнули назад в солнечное тепло двора, на мягкую землю, покрытую молоденькой травкой. Погуляли по двору, потрогали ветви деревьев с распухшими и потрескавшимися почками, с торчащими из них крохотными листочками и пчёлами вокруг них. Пальцы стали липкими приятной липкостью, лица стали красивыми от красоты окружающей, слова стали говорить такие же красивые, красивой липкостью к сердцу прилипающие. Веранда, до блеска вычищенная инвалидом приняла людей и рассадила их в садовую мебель.
              —Сейчас засну.—
              С закрытыми глазами произнесла мать Макса, и голова её плавно покачалась туда—сюда по спинке кресла. Сын носил из дома на веранду посуду и всё то, что давала ему в руки тёща через порог в раскрытые настежь двери дома. Носил и носил. Сергей наблюдал за ним.
              —Мы только что из кафе, а не с Африки приехали.—
              —Почему с Африки?—
              Удивился инвалид.
              —Там всегда голод.—
              —Так нас много. Посчитай и прибавь Емельяна.—
              —Кто таков? И что за имя дивное?—
              —Бывший хозяин этого дома.—
              Тут следует рассказ о нём, о его странствии за границей и возвращение в родные пенаты.
              —Занимательная история и поучительная.—
              —Если бы не потеря родного дома.—
              —Это да.—
              Калитка в заборе соединяющая два двора открылась. Кот помчался навстречу хозяину.
              Емельян нёс на руках двух детей. Спины их окрепли уже, и они уверенно крутили головками в лёгких шапочках по сторонам, пытаясь следить за передвижениями по двору кота. Сватьи пошли ему навстречу, что бы забрать детей. Яркость материнского чувства они испытывали давно, потому спешили на свидание с ним снова. Веранда заполнилась звуками двигающейся мебели, голосами, звоном посуды и запахом чая.


              Алла никогда не брала детей Катерины на руки. Это можно объяснить большим количеством желающих заняться ими. На самом же деле, её держало на расстоянии желание рассматривать детей со стороны, выискивая схожесть с Максом. Екатерина теперь обладала внешностью дородной русской красавицы, после рождения детей. Худеть её организм отказывался. Она приобрела степенность в движениях, манере разговора и суждениях. Смерть мужа давала всему этому основания и определённый окрас. Екатерина Владимировна носила чёрные платья и блузы. Кружево чёрное удивительно шло молодой женщине, даже красило. Алла рядом с ней смотрелась модной девицей. Инвалид поморщился при виде появившейся на веранде дочери в шортах. Недоразумение, а не шорты! Дочь присела и вперила глаза на мальчиков. И ничуть не похожи. Рот девушки расплылся в улыбке. Дети ответили ей тем же.
              —Принеси салфетки.—
              Велит отец.
              —Чего так хмуро пап? И не вздумай спрашивать меня за общим столом о внуках.—
              Дочь нехотя идёт мимо отца и так же нехотя и тихо разговаривает с ним.
              —Поговори у меня….—


              Макс, как и Алла,  старательно избегал возможности брать мальчиков на руки. Желания как такового не было. Ненавязчивое сообщение об отцовстве Екатериной у кузни не отложилось в голове,  не легло на сердце. Созерцание детей приносило удовольствие и только, потому было странным трепетное отношение Емельяна к ним. Он ловко управлялся с детьми, вытирал, умывал даже, мог сменить подгузник. Подумать только, без отвращения к загаженному подгузнику! Замечал выбившуюся одежду из штанишек и тут же заправлял её на место. Выдумывал и находил всякие «отвлекалки», что бы успеть засунуть в рот ложку с кашей. Да всё мог! И делал всё это легко, с энтузиазмом, с желанием.


              За забором, на прокурорской территории мать и дочь подсматривают в щель за сидящими людьми на веранде. У них есть своя беседка. Только не сидели они на ней ни разу в этом году.
              —Может с Емельяном, что у тебя сложится.—
              Дочь, не разогнувшись в спине, замирает. Она всё слышала, но как реагировать на слова матери не знает. Если бы мать была подружкой, можно было и пофантазировать на эту тему. Постоянное присутствие рядом с ней и детьми Емельяна, принималось молодой женщиной на автомате, как если бы это был охранник. У того лицо стало припухшим от сна последнее время. Обязанности водителя с него были практически сняты.
              —Почему с Емельяном мам? Зачем? Мы как бы одни решили мальчишек растить. Дедушка ещё у нас как бы есть.—
              —Зачем тогда голову человеку морочишь?—
              Дочь отслоняет лицо от забора, поворачивает лицо к матери. Лицо спокойное.
              —Я морочу?—
              —А что ты сейчас делала?—
              —Смотрела на соседей. Как там мальчики?—
              Мать видит королевское спокойствие дочери и огорчается своему открытию. Дочь не увлечена Емельяном. А кем и когда она была увлечена? Мать вспоминает высказывание дочери о том, что любовь ей не понравилось ни в чьём исполнении.
              —Ты и Максима не любила?—
              Дочь думает, разглядывает испуганное лицо матери и сама пугается.
              —Может и любила…. Как ложкой что-то вкусное ела…. Прости мам. Глупое сравнение.—
              Опять пугается своей откровенности и спешит договорить.
              —Я Петра Степановича любила сильно, сильно.—
              —Но не он отец детей твоих.—
              Мать в растерянности и ищет объяснения своим думкам.
              —Мне абсолютно безразличен Максим даже сейчас. И воспоминания о прошлом, не бередят душу. Насчёт Емельяна ты не права. У меня горе, все ходят помочь. Кому нужна растолстевшая вдова с двумя детьми в наше время?—
              —Мне. ВасВасычу.—
              Тут же откликнулась мать.
              —Потому что у вас кроме меня и мальчиков никого нет.—
              —Потому что у ВасВасыча появились мы, и он полюбил нас.—
              Поправляет дочь мать.
              —Потому что жизнь его перед казнью поставила, сразу просветлел умом, о старости вспомнил,
что кроме денег за спиной никого нет.—
              —Согласна. Ты тоже повзрослела и поумнела. Емельян тоже далеко не мальчик. Шишек набил и просветлел разумом. Люди после жизненных испытаний сердцем видят, умом любят.—


              Пока мать и дочь вели серьёзный диалог, они не услышали и не увидели приближающегося к калитке Емельяна. Тот спешил за пластиковой бутылочкой с очищенной водой для детей. Дети стали пускать губами пузыри – явный признак того, что ходят пить. Калитка распахнулась, и перед женщинами возник на данный момент, не желаемый объект.
              —Почему не проходим, а стоим за забором?—
              —Да вот думаем пригласить вас в крёстные отцы. Человек вы хороший, местный.—
              —Кто думает?—
              Удивлена молодая мать.
              —Я думаю.—
              Отвечает дочери мать.
              —Давно?—
              —Только что.—
              Явная женская перепалка не насторожило мужчину.
              —Принимаю ваше предложение. Мало того, оно мне приятно и радостно. И человек я вы правы, положительный и серьёзный.—
              Он проходит мимо женщин по направлению к прокурорскому дому. Оборачивается и объясняет на ходу:
              —Я за бутылочкой с водой.—
              —Она на банкетке, сразу у двери.—
              Спешит осведомить Емельяна Екатерина.
              —Я знаю.—
              Слышит ответ.


              У забора женщины в неловком молчании и обиде друг на друга смотрят вслед мужчине, окрылённому приятной новостью.
              —И это я по твоему морочу голову Емельяну?—
              Мать шагает в открытую калитку как на амбразуру, спешит уйти от ответа на вопрос дочери.
Шагая по двору к дому соседей рядом с дочерью, начнёт оправдываться.
              —Сама подумай. Молодой мужчина каждый вечер проводит с тобой и чужими детьми.—
              —Он явно ухаживает за тобой, даёт понять каким отцом будет мальчикам.—
              Мать смотрит на профиль дочери. Отмечает, что после рождения детей дочь приобрела пышные формы, спину стала держать выпрямленной, что бы носить потяжелевшую грудь и девушкой выглядеть больше не будет. Буквально вчера разглядывала в её шкафу вешалки с девичьими нарядами. Вешалки были сдвинуты в сторону и чем-то завешаны. Гора коробок с обувью под ними. Рядом три вешалки с чёрными платьями, скромно потупили подолы к низу.
              —Емельян мне нравится. Мальчики его любят, ждут. Отец им нужен.—
              Это всё что успела сказать мать, пока они шли к соседской веранде. Катерина протянула руки к сыновьям, но смотрели дети не на мать, а за неё, встречая глазами возвращающегося Емельяна с бутылочкой воды, и когда тот подошёл, устремились к нему на встречу протянутыми ручками и взглядами. Сергей набрался смелости, поднялся и предложил свою помощь Емельяну прогулять детей по двору. Женщины с явным облегчением передали детей мужчинам - росли мальчики увесистыми. Мужчины с детьми и инвалид в коляске, отдалились от веранды. Женщины с просветленными лицами смотрят им вслед. Мать Аллы, зная тайную установку своего мужа на Емельяна, начинает расставлять женские ловушки для Василисы и Екатерины.
              —Невероятно тяжёлая доля выпала вашей дочери. Растить двух сыновей без мужчины.—
              Только что посвящённая в историю Емельяна Валентина (мать Макса), мгновенно включает свои женские фантазии на свободную тему. Яснее ясного! Емельян, мужчина свободный. Екатерина, женщина тоже свободная в женском горе вдова. Двоим в одной лодке плыть легче и увереннее. Жизнь коротка и быстротечна, но она ещё бесценна, бесценна каждая её минута. Горе горем, а жизнь дана, что бы ей радоваться. Рассуждающая вслух женщина увидела в глазах собеседниц сомнение, и поспешила добавить более утверждающие доводы. Память о покойном будет вечной у жены, как и благодарность за всё хорошее, но какого будет сыновьям возле убивающейся по мужу матери! Не зря, ой совсем не зря появился Емельян именно в момент трагедии. Не просто так. Он послан свыше. Мать Екатерины Василиса вся подалась навстречу этим словам, и весь вид её говорил о полном согласии с такими рассуждениями. Да и Емельян явно благоволит Екатерине, нравится она ему. Всё действия Емельяна доказывают это. Редко можно встретить родного отца вот так проявляющего заботу и внимание к собственным детям, а тут это делает посторонний человек.


              Екатерина и в правду благодарная жена, и память о покойном муже хранить будет, но она ещё просто дочь, юная женщина, и той и другой присущ юношеский максимализм. Всё по максимуму. Всё и сразу. Отношения её с прокурором строились именно по такому принципу. У неё будет всё, потому что всегда ничего не было. Руки у Екатерины сейчас свободные, детьми не заняты, день прекрасен, голова с закрытыми глазами впитывает звуки ветерка, щебет птичек и женские пересуды о ней.
              —И с положением…. И красивый….. И деток любит….—
              Мысленно передразнивает разговаривающих женщин Екатерина. Приоткрывает веки и из-под тишка разглядывает Емельяна.
              —И какое же у него положение?—
              —Он заместитель генерального директора трубного завода по экспорту. Вот!—
              Отвечает Катерине мать Макса и смотрит прямо в лицо.
Выходит Катерина спросила это вслух. Молодая мама чувствует жар на щеках от смущения. Придётся говорить что-то ещё. Все женщины смотрят на неё и явно ждут продолжения разговора.
              —Пусть сватает.—
              Заявляет Катерина, снова закрывает глаза и ясно видит себя в своих фантазиях. Стоит она в прокурорском дворе на дорожке меж елочек. Её обнимает Емельян в деловом костюме и портфелем в руках, и ей это не неприятно вовсе. Емельян спешит на работу, мальчики перебирают педали детских автомобилей с аккумуляторами и улыбаются во весь рот. А что на ней одето? Об этом надо будет подумать. Непременно всё дорогое и качественное, как костюм и портфель у мужа. Муж! Муж с положением непременно нужен. По стихшей женской воркотне понимает, что на неё смотрят сейчас все женщины, сидящие за столом, и не спешит открывать глаза, да и картинку фантазийную ещё не разглядела до конца в деталях. Волосы сейчас у Емельяна больше подойдут художнику, чем заму генерального директора трубного завода. Но это не проблема вовсе. Вязаные свитера тоже не из этой темы. И это решаемо. Да и жить в чужом доме ему не к лицу. Свой есть. Пусть сватает. Тишина за столом на веранде начинает звенеть.
              —Вы говорили о Емельяне и обо мне, серьёзные вещи не шутя. Я тоже не шучу.—
              Дочь рассматривает мать добрыми глазами.
              —Я правильно говорю мама?—
              —Правильно доченька.—
              Василиса казалось, что рта не разожмёт от неожиданности происшедшего.
Мать Макса и его тёща слегка опешили. Одно дело рассуждать о правильном и хорошем решении, другое дело претворить его в жизнь незамедлительно.
              —Меж вами и договорённость уже есть?—
              Осведомилась Алла.
              —Придёт сватать, вот и будем договариваться.—
              Екатерина встаёт и направляется в сторону мужчин с детьми. Женщины провожают её удивлёнными взглядами. Тут есть чему, удивится, восхитится даже, и конечно капнуть желчи женской немного.
              —У Емельяна никого здесь нет. После института по направлению приехал в наш город и остался. Без родителей нельзя сватать.—
              Качает головой и тянет голосом Алла.
              —Больно вы нас спрашиваете! А если спросите, так советы наши не слышите.—
Машет на дочь рукой мать.


              Екатерина Владимировна, важно и плавно ступая по земле тёплой просыпающейся после зимней спячки, подходит к мужчинам. Забирает одного сына у Сергея, берёт свободной рукой под руку Емельяна, у которого на руках второй её сын и степенно ведёт его вдоль забора. Мужская беседа прервана. Сергей и Макс направляются к веранде. Инвалид в коляске смотрит вслед молодой паре.
              —Возьму и второго, они сегодня спокойные.—
              Предлагает Емельян.
              —Ношу делить поровну надо. Нести легче, унесёшь дальше.—
              —Одна я, и ноша моя на два не делится.—
              Пышногрудая молодая женщина певуче говорит и также смотрит на мужчину.
Мальчики протянули друг другу руки и сцепились. Сблизили тем самым, и без того близко стоящих, мужчину и женщину. Каждый почувствовал дыхание друг друга.
              —Буду вторым, вашей половинкой буду.—
              Сам себе удивился Емельян, потому как не испытывал ни дрожи в руках и ногах, ни проявления признаков неуместного мужского желания. Лишь глаза увлажнились от значимости и важности момента.
              —Будьте. И будьте сегодня дома Емельян Варламович, не к лицу вам, моей половине ночевать у соседей. Разговор у меня к вам есть серьёзный.—
              —Ты не пожалеешь никогда.—
              Мужские слова произносились, почти касаясь губ женщины.


              За столом на веранде люди всё делали нарочито громко, чтобы дать понять новоиспечённой паре у садового забора, что их никто не подслушивает. Люди громко двигали посуду, стулья, специально роняли на пол чайные ложечки, искали их и смеялись найдя. Никто не смотрел в сторону молодых людей, но каждый понимал, что именно сейчас там, у забора, жена вложила руку в ладонь будущего мужа, сыновья тянули ручками за уши будущего отца.
              —Скоро спать захотят.—
              Сказала Василиса, имея в виду деток. Поднялась. Её усадила на место рука инвалида.
              —Сами справятся.—
              И не оборачиваясь, качнул давно не стриженой головой за спину. Там, вдоль забора к калитке в прокурорский двор шли Емельян Варламович и Екатерина Владимировна, неся на руках по ребёнку. Те клевали носами в родительские плечи. Уж как ладно они смотрелись меж собой!
              —Писаная пара.—
              Молвил инвалид и отвёл глаза.


              Мать Екатерины Владимировны беззвучно плакала. Через минуту заплачет мать Макса и мать Аллы. Мужчины испугаются женских слёз и уйдут с веранды искать мужские дела во дворе и дворовых постройках. Алла вызовется мыть посуду и будет раздумывать над раковиной под звук льющейся воды. О чём? Да о себе конечно. Выходит Емельяну она совсем не понравилась, раз с первого взгляда на Катерину влюбился в неё. Влюбился, влюбился! Со стороны всегда видны такие проявления человеческие. Раз таких проявлений она не видит у Макса к соседке вдове, значит, к Катерине её муж равнодушен. Что и требовалось доказать! Ура, ура, ура! Макс её любит. А Емельян себя странно ведёт - из огня да в полымя. Двое детей! Алла качает головой. А дети то Макса! А вдруг нет. В детстве сторонилась Катьку, а жизнь почти родственниками сделала. Интересно Катерина ведёт себя! Ни каких намёков на отцовство, может правда Макс не отец двойне. Может одному? Мокрая и скользкая тарелочка выскальзывает из рук и падает на столешницу,  с неё на пол. В такие минуты каждый съёживается в ожидании звука разбившейся посуды. Тарелочка дребезжит невыносимо и вытворяет замысловатые пируэты вокруг ног молодой женщины. Тише, тише, ещё тише и успокаивается на полу.
              —Хотел сказать – к счастью, а она не разбилась.—
              Слышит жена голос мужа.
              —Это плохо, наверное. Посуда биться должна к счастью.—
              —Смешные мы люди…. Разбитое ценнее целого.—
              Муж и жена целуются. Долго, долго. Дыхание перехватывает у обоих.
              —Видел?—
              —Видел.—
              —Ты ещё не всё знаешь. Катерина сама предложила себя посватать.  А с чем ему сватать? Ни кола, ни двора.—
              —У неё дом большой. Всё поместятся.—
              Муж увлекает жену по лестнице в спальню.
              —Дети чужие, целых двое!—
              Как бы ни обращая внимания на ухаживания мужа, рассуждает жена.
Муж укладывает жену на кровать. Он целенаправленно занят. Ему не до женских рассуждений.
              —Своих детей, наверное, захочет.—
              Муж не отвечает жене. Он занят ею же.
              —Представляешь, Катька родит ему, трое будет…. Ой!—
              —Больно?—
              —Нет, продолжай….—


Продолжение: Глава двадцать вторая http://www.proza.ru/2016/12/02/2341