Соло на бэк-вокале. Глава 17

 Надеюсь, что последняя.


Представь, что война окончена, что воцарился мир.
     Что ты еще отражаешься в зеркале. Что сорока
     или дрозд, а не юнкерс, щебечет на ветке "чирр".
     Что за окном не развалины города, а барокко
     города; пинии, пальмы, магнолии, цепкий плющ,
     лавр. Что чугунная вязь, в чьих кружевах скучала
     луна, в результате вынесла натиск мимозы, плюс
     взрывы агавы. Что жизнь нужно начать сначала…

    …Там, где есть горизонт, парус ему судья.
     Глаз предпочтет обмылок, чем тряпочку или пену.
     И если кто-нибудь спросит: "кто ты?" ответь: "кто я,
     я - никто", как Улисс некогда Полифему.
                И. Бродский




В середине октября. Вика с Ваней поженились. Сначала хотели просто расписаться. Ваня не хотел родителей вообще напрягать. А Вика – как Ваня. Но совсем отменить свадьбу не получилось. Не захотела Викина сторона.
Маме нужно было предъявить родне всех мастей свадебный альбом, и все эти глупости. Папа – всегда -  за традиции. И чтобы не хуже, чем у других, опять же из солидарности с женой. Ванины родители - не очень. Папа вообще на свадьбу не пошел. И мама отдувалась за всех. Но мама у него была крутышка, и ей удавалось шуметь за семерых.
 
 Молодых гостей набралось тоже человек двадцать, половина – старых друзей, из школы и  дворовой тусы, а половина - из института,  и там и там друзья были общими и жениху, и невесте, и получилось так кучно, организованно и без эксцессов. «Своих старушек» Вика тоже приглашала, но Глафира в это время лежала в больнице, а ЛЛ не пошла, потому что половина Викиных гостей были ее ученики или прошлые, или нынешние, и было как-то неловко, да еще без компании, «ни петь, ни колотить»,  короче она извинилась и не пошла.

 Из Екатеринбурга прилетела Оля. Буквально на два дня. Чисто на выходные. Ее быстро определили в свидетельницы. Благо наряд у нее соответствовал высоким стандартам, она была в узком бледно-лиловом  платье, с малюсенькими рукавчиками, почти крылышками и с глубочайшим декольте, от которого позже падали в обморок официанты.
 
 Вика же была, как положено невесте - в белом,  такая тоненькая, что издалека была похожа на палочку одетую в шелка, декольте  тоже было подходящее, но поскольку грудь у нее не была системообразующим элементом, то акценты приходились на острые плечики, шею и нежные ручки,  в пене кружев. Ваня был, ну, что – Ваня! Он всегда был высокое евро! Вика выбрала ему пиджак и  бабочку. Его отлично постригли, и затейливо выбрили, чтобы оставить щетину, ну, он и так не смотрелся мальчиком, брутальный брунет, это Вика выдумала, че попало, в общем, он выглядел отличной рамой, для прекрасного натюрморта.


Они бы, скорее всего, не увиделись, если бы не изобретательная Ванина мама. Она просто силой заставила водителя лимузина сменить маршрут и заехать в больницу к Бабушке, как она  попросту называла Глафиру. Зрелище было чрезвычайное, и полбольницы высыпало на балконы смотреть, на жениха с невестой, которые в своих черно-белых прекрасных одеяниях взлетели на пятый в «кардио» и ослепили фотовспышками пол-этажа.

 Изобретательный фотограф умудрился сделать даже эксклюзивную свадебную серию на изъеденных грибком лестничных маршах. И лимузин на растрескавшемся асфальте. Получилось очень круто: такой итальянский, чуть ли не фелини-евский антураж.

 
ЛЛ была у Глафиры, причем по ее просьбе именно в это время, так что, возможно, слухи про Ванину маму-крутышку были сильно преувеличены. Так у них получилось сфоткаться  всем вместе, и даже выпить общую бутылку шампанского. Дети убежали, оставив после себя запах дорогой косметики, парфюма, счастья и начала новой жизни. «Старушки» еще какое-то время пребывали под гипнозом этого счастья…



                *        *        *



-  Мы не можем быть вместе. Мы слишком долго жили порознь, мы  люди из разных социальных ниш. Было же время. Был опыт. И этот опыт показал, что слишком поздно. Нужно было вместе начинать, и идти вместе, вон как Ваня с Викой. А теперь не любовь, а какое-то насилие друг над другом. У нас же уже есть способ коммуникации. Идеальный. Каждый получает то, что хочет. И не берет то, чего не хочет брать. Боюсь, что это единственный способ сосуществования.


-  Ну, ты драматизируешь. Ты просто пока еще не понимаешь, сколько еще предстоит прожить. Я прожила одна, уже после всех своих любовей,… столько, сколько ты прожила всего. Всего, вместе с детством, со школой, с семьей, с ребенком, со всеми своими драмами, одна, вот ровно до сегодняшнего дня… Вот… столько я живу одна! Если бы я знала, что мне столько еще придется прожить, я бы сходила замуж еще раза два, как минимум…


ЛЛ засмеялась, допивая шампанское из красивого фужера. «О, дети фужеры забыли…»


- Че смеешься? Но так и есть. Это Вике кажется, что столько, сколько ты - не живут.  А я-то для нее вообще - рожденная Революцией. А ты всего вдвое старше ее. А я –  уже вдвое старше тебя. Поэтому послушай старый мудрый женщина! Не живи одна. Дети заводят семьи, потом внуки заводят семьи. Одинокая бабушка – это обуза для дома, поверь мне. Не будь эгоисткой! Будь счастлива! – и Глафира засмеялась, собрав лучики морщинок возле глаз, и обняла ЛЛ за плечи.

 Свой фужер она так и держала не тронутым, - Поставь на стол, пожалуйста, передала она его ЛЛ. Может, сходим на балкончик?

- Как скажете, Глафира Андреевна, не слишком вам будет утомительно?

- Да там, видишь, кто-нибудь курит… Очень хочется курить…

- Хотите, я вам тут накурю?

- Ты ж не куришь?

- Ну, так что, не всегда же я была такая образцово-показательная, могу и курнуть ради товарища… А меня потом не выгонят за нарушение режима?

- Выгонят, конечно… А ты двери закрой. А мы потом на кого-нибудь сопрем. Вон на Ваню.

- Бедный Ваня! – и ЛЛ закурила.




                *        *        *




Когда они первые разы встречались, она еще курила, как паровоз. Он – нет, совсем не курил, но дым вдыхал ровно с тем же выражением лица, с каким Глафира сейчас. Их первое после Москвы свидание все уложилось в Фонтанку.

 Они перешли с Васильевского на Дворцовую за пять минут до того, как Дворцовый мост развели. Был конец июня. Белые ночи. Это была ее инициатива, и ее коварный план, отрезать ему все пути к отступлению, как минимум на ночь. Они побрели по набережной в сторону Троицкого моста, тогда еще Кировского. Она помнила, потому что тогда пела песню «…прекрасный, как Кировский мост» - ну, так, мурчала…

 Сейчас она понимала, что никогда не поддерживала разговор, ляпала, что было на уме. Он поначалу поддерживал, потом тоже научился ляпать. Но тогда еще не умел, и было немножко тягостно, а может, потому что она очень нервничала. Потому что это был ее проект, ночь на ногах, и это он еще не знал, что по пути - ни одной скамейки. Сам он тоже нервничал, потому что напрягался, когда она брала его за локоть, и сбивался с мысли.


- Да я уже думала, что нужно начать новую жизнь, завести мужика, как говорит Оля. Начать что-то строить. Хорошо, что все прояснилось. Я когда-то кино смотрела, там девушка в начале фильма приходит в какой-то город, с рюкзаком такая, в джинсах,… все кино какая-то муть, драма, бытовуха, кто-то несчастный,… кто-то кого-то,… короче, скука такая японская.

Глафира хмыкнула:

- Почему японская?

- Да кино японское. И все японцы. А в конце фильма все как-то рассасывается, у всех все налаживается, а она берет рюкзак и уходит… Такой закольцованный сюжет. Я всегда это кино вспоминаю, когда у меня что-то заканчивается… Типа такой самурайский поход… Снова пора.

- Да брось ты! Ты просто собираешься сбежать в очередной раз! – Глафира снова вдохнула дым
 
- Злая вы, Глафира Андреевна!

- Нет, просто я правдивая… А ты – нет… Вернее, конечно, злая…  «Чужую беду, знаешь же сама, руками разведу»  Но это не отменяет того, что я сказала. Я ведь не знаю твоего героя, и я - ни за, ни против. Я просто вижу, как ты хочешь остаться…

- Да?

- А ты – нет?

- Не знаю.  Да…, не знаю, не уверена… Боюсь… Надеюсь…, да, надеюсь, это верно. Я просто об этом так не думала… Ну, в смысле остаться… а где остаться-то?

- Ну, фигурально в японском городе Н… - сказала Глафира, в очередной раз «затягиваясь» и они засмеялись.



Примерно напротив Петропавловки они остановились, опершись о гранит, и она закурила. Как раз тогда она и поняла, что ему нравится, когда пахнет табаком.

- Ты пассивный курильщик? - спросила она.

- Да знаю я! - ответил он, и они засмеялись.

- А ты совсем не куришь? – спросила она

 Он кивнул и мотнул головой как-то одновременно, и это получилось емко и категорично.

- И не пробовал?

- Ну, кто ж не пробовал!

- М-м,  а почему?

- Не знаю, не вкусно… Вот когда ты куришь – ничего, а самому – не вкусно.

- Ну, да, наверное… Но тогда ты хорошо устроился.

- Да нет, ты знаешь, не очень… Это сейчас ты одна куришь, и на улице, а если курильщиков… больше двух, это превращается… в…

- Крематорий.

- Да, примерно…

- О смотри, Кировский мост разводят! А он единственный, который разводят так, в одну сторону - и она показала одной рукой поднятой от локтя… Пока мост расходился, они дошли до его основания.

-  Куда идем?

- Щас свернем на Марсово поле, там погреемся возле вечного огня. Тебе холодно?

- Нет, а тебе?

- Мне тепло… Я тепло оделась. А ты?

- Да. Как сказала…

- Хорошо. Ну вот…, Марсово поле. В ту сторону - Летний Сад, в ту - Спас на Крови, он совсем недавно такой хорошенький, всю юность мы смотрели на леса, леса и леса, там Михайловский замок, там Русский Музей. Вот и вечный огонь, пошли хоть притворимся, что греемся? Тут весной все в сиренях. Представляешь! Пахнет! Просто наркоманское зелье, веришь?
 
Он улыбнулся.

- Можно, я без экскурсии? Ты ведь и так все знаешь…

- Не хочешь говорить? Ленишься?

- У меня же другой Питер… Свой… Хочешь, я тебе про свой Питер?

- Хочу.

- А ты мне что?

- А что ты хочешь?

- Пачку сигарет, два пломбира и правдивые ответы на все мои вопросы.

- Ну, и аппетиты у тебя! Хорошо… Но вопросы только о себе…

- О кей… Будем говорить о себе…

- Добро. Спрашивай.

- Любимый… суп?

- Э-э…, а если я не люблю суп?

- Как, не любишь?
 
Он мотнул головой.

- А что ты любишь?

 - Ну, не знаю, я люблю че-нибудь посущественней…

- Например, макароны по-флотски?

- Почему именно макароны?

- А че? - нет?

- Что-нибудь поизысканней.

-  Ну, ты просто не умеешь готовить макароны по-флотски!... А пасту?

Он засмеялся.

- Щас мы вот здесь улицу перейдем – выйдем на Фонтанку, вон так будет Мухинское училище, знаешь?  Высшее художественное училище – мечта всех художников страны. Вот видишь модерновый купол – вот это оно и есть, только у него выход туда на Моховую.



     *      *      *



- А куда уходить-то? других мест и нету.

- Ну, ты еще и не искала.

- Ну, да, да не искала… Да как не искала? А что же это было?... Понимаете, мы ведь разные… Это противоречие – оно было, и есть, никуда не делось.

- Да у вас еще сорок лет впереди. Еще успеете стать одинаковыми. Думаешь, для этого надо век вековать? Вон на Вику посмотри – копия Вани, а сколько они дружат. Пару лет?

- Да нет, Глафира Андреевна. Не станем. Мы с самого начала разные. И вместе были разные, и порознь. Все равно разные. Может, и ладно? Говорят, Ахмадулина с Евтушенко любили друг друга до самой старости. А развелись же?

- Да? Я не знала.

- Развелись.

Глафира засмеялась:

- Да я даже не знала, что они были женаты…

 ЛЛ улыбнулась и ей и своим мыслям.

- Ну, что, все вопросы обсудили,  за закрытыми дверями? Открывай, а то сестра какая-нибудь начнет ломиться, подумает, что мы тут курим.

 ЛЛ завернула окурок в салфетку, и спрятала в сумку.



      *       *       *



 Еще один вопрос, «что делать с перлами Лены Марковой?», она не стала обсуждать с Глафирой. Ну, потому что вопрос по существу был технический. И Глафира в этом смысле уже сделала элегантное предложение. Объяснять, почему этого не хочется самой ЛЛ, было скучно, нудно, лениво и бесило. Если на тот же ресурс, то воленс-ноленс засветится ее собственная страница. Все-таки это единственное место, где она без цензуры, где можно было писать без оглядки, как ложится, не оправдываясь потом на педсовете за безнравственность, или в аудитории за нецензурную лексику, где можно  было быть молодой и дерзкой, и впредь, что вообще-то и было самое  ценное. Или сменить имя? Или взять какой-нибудь безымянный псевдоним. Да почему опять я!? А почему собственно на тот же… Девочка вообще стихи пишет.

Почему-то ей не хотелось смешивать эти два свои мира. С другой стороны, некие обязательства появились и заставляли искать путей, и она начала отсматривать инфу по издательствам.

   
 
                *        *        *


Глафира попала в больницу после сердечного приступа. И это сейчас она выглядела бодрячком, а в начале месяца она была – «бледня бледней»! И довольно всерьез запаниковала. И разговорчики были грустные, и поручения – в режиме напутствий. Например:

- …Да потому что мы живем в одной стране, и нам и дальше жить вместе!... Ну, вам… Я-то уж, конечно, надеюсь, что в эту пору прекрасную уж не придется, хотя бы мне!

- Да что вы такое говорите?!

- Отвоевалась, кажись, Ленка!

- Что случилось?

- Говорят, такая же болячка была у Ельцина… Ты не знаешь, какая болячка была у Ельцина?

- Нет, но могу узнать…

- Не, не узнавай, я вообще ничего не хочу знать…

- Я узнаю, его как-то прооперировали, слышала, то ли имплант, то ли еще какая-то штука, в общем, я узнаю… Что? ... Вы как ребенок!

- Да нет, наоборот, как старушка. Меня же оперировать нельзя.

- Почему?

-  Возраст, Лена, - в интонации сквозило раздражение, - Ну, все-таки, девяносто лет!

- Восемьдесят девять… - привычно поправила ЛЛ.

- Ну, что ты повторяешь всякие глупости… Почти девяносто. Это ведь даже не семьдесят! Понимаешь?

- Нет! Не хочу даже думать! – ЛЛ как-то не готова была рассматривать этот вопрос, как проблему.

-  Да ладно тебе, и потом, мне скучно здесь.

- Давайте я вам телик принесу, у меня маленький…

- Да я не об этом… Вот, правда, есть одна вещь, и ты мне можешь очень здорово помочь… Ты крещеная?



                *       *       *



 - Ты крещеный, - спросила она,  глядя на церковь святого Симеона и пророчицы Анны. Вот про эту церковь у Бродского есть стихи обалденные:

 
Когда она в церковь впервые внесла
Дитя, находились внутри из числа,
 людей, находившихся там постоянно
Святой Симеон и пророчица Анна... тэ-тэ-тэ-тэ

… В лежащем сейчас на раменах твоих
Паденье одних, возвышенье других,
конец пререканьям и повод к раздорам,
 и тем же оружьем, Мария, которым
терзаема плоть его будет, твоя
душа будет ранена, рана сия,
даст видеть тебе, что таиться глубоко,
 в сердцах человеков, как некое око…»


 ну, и там дальше. Не нравится? Не любишь?

- Нравится… В твоем исполнение – так вообще нравится.

- А сам – не? - и она помотала головой

Он ответил тем же. Тогда она покивала:


- Инженер…

- Ну, да, наука – прежде всего…

- Ну, да понимаю. А с той стороны – цирк… Любишь цирк?

Он снова отрицательно мотнул головой.

- Совсем?

- Ну, кое-что…

- И я кое-что. А ты что?

- А ты?

- Я первая спросила.

- Ну, я клоунов. И тигров, животных… А ты?

- А я тоже клоунов. И гимнастов воздушных. Я от них просто плачу. Особенно когда они летают там на обручах, или еще на чем… И парой, и за женщиной такой шлейф, из шелка…

Он заулыбался. Она в ответ тоже. И снова закурила.




                *     *     *




- Прям веришь?

- Прям верю, да.

- И в церковь ходишь?

- Ну, как  хожу, на Пасху и на Рождество. У меня и подруга есть воцерковленная. Она меня строит немножечко. А что
?
- Да видишь, я не верующая.

- …
- Ну, понимаешь, «эта,… - как говорит Ваня, эта… вопрос о вечной жизни»… Меня испортила профессия. Я же естествоиспытатель. Я верю только в экспериментально подтвержденные вещи…

ЛЛ покивала.

- Я боюсь умереть…, - сказала Глафира и поежилась, в своем шелковом халате, - Не в смысле прям смерти…, хотя и этого тоже… Я боюсь исчезнуть, бесследно! - и Глафира честно и беспомощно посмотрела на ЛЛ.

- Да, чего это вы вдруг засобирались? Ну-ка прекращайте! У вас вон сколько детей, внуков, и мы, и знакомые…

Глафира сделала упреждающий жест рукой:

- Ты все поняла…

- Что поняла…, во-первых, это не скоро, а во-вторых, …э-э… вы будете жить… в сердцах…

- Пожалуйста, давай без учительских пошлостей, - одернула ее Глафира, - Ты все поняла, у тебя очень правдивое лицо…

ЛЛ смутилась, а Глафира продолжила:

- Я боюсь исчезнуть вместе со всем своим миром, со своей памятью, со страной, и с историей, со своими чувствами, со своей любовью, со счастьем, понимаешь?

- Пытаюсь…

- Я написала роман…

- Уф-ф!

- Не уф-ф! А роман… Хочу чтобы ты почитала… Ты так забегала со своей Леной Марковой, что я подумала, что ты могла бы позаботиться о моей душе… Будешь моим душеприказчиком?

- В каком смысле?

- Только в литературном. Дети обо всем  остальном позаботятся…Об остальном. А об этом я с ними не хочу говорить… Я,  как только с тобой познакомилась, так сразу и придумала этот выход…

- Да когда вы успели?!

- Да вот, сколько с тобой знакомы - столько и пишу. Ты – моя героиня.

- Да, ладно!

- Честное слово!

- Положительная?

- Ну-у, …главная.

- Да, ладно!

- Да что ты заладила. Ладно, да ладно…Одна из главных…

Глафира, немножечко задумалась, а ЛЛ попыталась осмыслить и новую задачу, и новую роль.

- Ну, дайте хоть почитать?

- Да,… я как раз и хотела тебя об этом попросить… И еще об одном…

- Все что смогу!

- Сделать это быстро…- и лицо у нее при этом не изменилось в смысле улыбки, или прищура. И это показалось очень страшно!

- Куда спешим? – постаралась ЛЛ спрятать чувства.

- Хотела еще обсудить его с тобой!

- Хорошо, как только получу, тут же и начну читать, - она готова была пообещать, все что угодно, хоть черта лысого, только…
 
- Сейчас…

- Сейчас? Как?

- По почте, я тебе его пошлю. Диктуй.
- Что?
- Ленка, не тупи, как говорит Никитка, адрес диктуй,  е-меил…

ЛЛ наконец, собралась и продиктовала адрес. И через минуту, телефончик пропищал, что пришло письмо.

- О кей, на следующей неделе я смогу вам уже сказать, что думаю.

- Вот и отлично! Придешь меня навестить, и как раз все и обсудим.



           *     *      *


- Там дальше кони Клодтта, - махнула она в сторону Чугунных статуй на пересечение Фонтанки и Невского.А под ними причал, и с него уплывают на экскурсии по рекам и каналам.

- Это уже Невский? – спросил он, она кивнула,  - Так близко?

Она снова кивнула и остановилась, опершись о перила. Он оперся рядом. Они смотрели на  серую Фонтанку, темно-серые камни, светло-серое ночное небо. Она курила, он вдыхал дым, словно человек, давно бросивший курить. Она чуть отодвинулась,  потом подошла вплотную, и прислонилась к нему,  взявшись за литье ограды по обе стороны его пиджака. Он не делал попыток высвободиться, она не делала попыток напасть. Так постояли минут пять, можно было бы сказать грудь в грудь, но скорее живот в живот, потом она выбросила потухший окурок в речку.

- Пойдем?

 Он кивнул и взял ее за руку. Они молча перешли Невский, и до Росси не сказали ни слова.
 
- А вот такими площадями-ватрушками,  убрана вся Фонтанка: на Гороховой, потом на Московском проспекте будут такие же и,… где там, на Техноложке?...  или на Лермонтовском? – им пришлось маневрировать на сложном переходе через площадь, и в результате они оказались на дальней от воды стороне улицы
 
- А тут БДТ – большой Дрматический театр, тут играет Фрейндлих и Басилашвили – у нее предательски вспотела ладонь, и она не знал, как… Он  вдруг отпустил ее руку, она испуганно подняла на него глаза, он улыбался одними глазами:

- Давай на набережную вернемся? – он взял ее за другую руку и перевел через практически пустую ночную проезжую часть. Она снова закуривала, повернувшись лицом к воде, когда обнаружила себя в ловушке, которую придумала на прошлой остановке. Только теперь она оказалась к нему спиной, понятно, хозяином положения был он, и его объятья были смелее и изобретательнее. Он ее ТАК обнимал! С ума сойти!



            *      *      *



- Да, Глафира, все было не так! Что вы тут навыдумывали?! – сказала она на следующей неделе, когда пришла навестить Глафиру.
 
- А как было? Лучше или хуже?

- Да просто по-другому… Мы с этим человеком вообще довольно мало знакомы, и не были любовниками никогда! И  женаты не были! Я бы за такого, может, и не пошла бы! А уж он-то подавно! Вы не понимаете, у вас такая ми-ми-ми-любовь, а это уже другая страна, ваши персонажи  относятся к разным видам, это мезальянс! Это невозможно! эти виды не пересекаются, не скрещиваются и не дают потомства!

- А должны! – Глафира так страстно это сказала, что ЛЛ на минуту засомневалась
.
- Да почему?! Потому что вы так решили?  Но эти виды… и эта страна… решили по-другому! Каждый в своем праве…

- Жаль…

- Почему? Потому что не соответствует вашему представлению о прекрасном? – с другой стороны ЛЛ было бы стыдно оставлять человека в неведение, по поводу эпохи, в которой они пребывают.

- Что за сарказм? Тебе не идет… - Глафира надулась.

- Простите… Мне самой не нравится этот выбор…

- Страны? Или видов? –  спросила все-таки больная.

ЛЛ грустно улыбнулась и начала выкладывать на стол вкусняшки: прозрачную коробочку с малюсенькими эклерчиками, бананы, зеленый виноград.

- Мне скучно, Лена, этот роман - моя единственная радость последних… месяцев…, а ты забраковала…

- Я не забраковала! - ЛЛ стремительно повернулась к своей подопечной, - Просто нужно смотреть правде в глаза. Зачем же обманывать людей? – она присела на койку, рядом с Глафирой, которая спустила ноги в поисках тапочек:

- А кто говорил, что «честь безумцу, который навеет человечеству сон золотой»…?

- Но это же не я говорила… А Беранже. Милая моя бабулечка – она обняла старушку, зная, что та обидится за старушку – вы самый светлый человек, какого я встречала в жизни! И одно из немногих моих увлечений последних лет, правда, человеческих, женских, личностных. Вы вообще лучшая! Но это все равно не значит, что я согласно с тем, что можно морочить головы детям, а взрослые - вам сами не поверят!

- Думаешь, не поверят?

- Понимаете, персонажи прекрасные, живые, я аж сама в себя влюбилась. Отношения – просто зачаровывают. Чувства высокие,  мысли масштабные. Глубоко, чувственно. Кстати, где вы этого нахватались? Это же чуть ли не порнография?



        *     *     *



Он уткнулся в ее волосы носом,  просунул руки под свитер, рубашку, майку, трусы, так долго добирался до голого тела, а руки все равно были холодные, он  прижал ее к перилам, можно было бы сказать животом, но скорее, другим… местом и оно ощутимо увеличивалось, она чувствовала это, буквально… спиной…  Это мгновенно передалось ей. В итоге через минуту их тандем был похож на трансформатор, где все гудит и может убить током. Она только надеялась, и никому кроме них этого не видно, и не знала, как это прервать. Ну, как-то они все же прервались… А, она начала говорить:


- А здесь на Гороховой, вон туда – маленький кулек. Большой знаешь где? – где Кировский мост разводили… Вот там большой кулек – Институт культуры… А здесь маленький кулек – Культ Просвет Училище.  Очень хорошее, между прочим. Очень высокого класса. В ту сторону – видишь, - вот, и ему пришлось повернуться, - Адмиралтейство, там Гороховая начинается, а заканчивается с той стороны, видишь, серое здание – это ТЮЗ… Когда-то был звездный театр питерский…

Знаешь Корогодского? Он был первый режиссер ТЮЗа, и он был очень крутой режиссер! Новатор, у него такие спектакли были: яркие, веселые, совсем не советские, дерзкие, смешные…  Мы, когда были совсем молодые, и учились в маленьком кульке - она показала пальцем направо - все вечера проводили в ТЮЗе - и она показала тем же пальцем налево - Тогда ядро труппы составлял выпуск Корогодского, он у них был  педагог курса – актерское мастерство, все такое – классной дамой, короче говоря. Они и сейчас многие там играют… Введенская, Дьяченко… Пошли?

И она сделала шаг в сторону светофора, который мигал с той стороны Гороховой. Он легко отпустил ее из ловушки, и она потянула его за руку. Дальше, в сторону Московского проспекта, и соответственно московской ватрушки.



         *      *      *




- Это же чуть не порнография?

- Вот и нет! – Глафира надула губы.
 
- Что нет? Не порнография?

- Нет. Это очень грубо то, что ты сейчас сказала. Это красиво сделанная эротическая зарисовка.

- Обалдеть! Пожилая женщина! Да как вам вообще в голову пришло?!

- Ну, ты ведешь себя так, как будто это ты пожилая женщина, что за ханжество?

- Ханжество!... Ну, да, наверное, ханжество… - и ЛЛ попыталась  расслабиться и… успокоиться что ли… - Как-то не ожидала в вашей книжке увидеть постельные сцены!

- Послушай, голубчик,  ну, во-первых, они не постельные совсем, во-вторых я сама женщина, и какой-никакой опыт у меня есть, может, не такой продвинутый, как у вас молодых, а в-третьих, я проконсультировалась… - она, кряхтя, сползла в тапочки, -… Со специалистом…

- Со специалистом?! Час от часу не легче! С каким специалистом?! – ЛЛ даже оторопела.

-  Я вызвала проститутку! – она прошаркала к вешалке и потянулась за кофтой.

 ЛЛ подскочила, чтобы помочь ей одеться:
 
- Что?! Вы с  ума сошли!
 
- Вовсе нет… Послушай, дорогая, мы с ней все обсудили, приятная девушка, умная, я просила умную. Я ей объяснила, что мне нужно. Она мне все рассказала, как это бывает, что в этом хорошего… Почему нет?... Я заплатила ей за вызов. Не обидела… Мы с ней даже выкурили какую-то смешную сигарету… - Глафира засмеялась воспоминаниям, - Она сказала, раз уж у нее сегодня легкий труд, то она угощает. Она даже приходила потом править текст, но уже на общественных началах… Любочка, чудесная девушка. Одобрила, между прочим… - они плыли по широкому коридору, как танкер по Суэцкому каналу.

- Прямо одобрила?

- Да, сказала, что не профессионально, но впечатляюще…Давай чуть-чуть постоим… - они остановились напротив разрезанного напополам сердца, раскрашенного  в неприлично яркие цвета.

- Вот прямо впечатляюще?

- Ну, Ленка, не цепляйся, она сказала, что это  с точки зрения профессиональной слишком нежно, как же она… ну, в том смысле, что это секс для любви, а не для работы… что-то такое, я не помню дословно. Ну, в общем, ей понравилось.

- Ну, предположим… Да зачем вам это?

- Ну, знаешь! Ты так хмыкаешь, над бедной бабушкой! Такой древней, и застрявшей прошлом веке… Терпеть не могу быть не в теме!

- Когда это я хмыкала?

- Когда я тебе про невестку рассказывала.

-  Так это все из-за меня! – ЛЛ даже остановилась, и попыталась осмыслить - Глафирочка, простите меня… Я вас обидела!... Это я виновата! Я не хотела, я не подумала… Как-то само вырвалось!

- Да, ладно. Я для себя узнала столько нового!

- Пипец! Я даже боюсь думать!

- И она мне оставила пару смешных сигарет, выйду из больницы – тебе нужно обязательно  ко мне приехать, попробовать…

- Глафира Андреевна! Вы понимаете, о чем  вы сейчас говорите?

- Ладно, ладно, меня нельзя ругать, я старая больная женщина… Давай на скамеечку сядем…



      *     *     *



К Московскому проспекту  они подошли уже совсем как пьяные, останавливаясь на каждом шагу, жалея только о том, что нельзя, негде, а здесь – никак.

«Там…» - говорила она, отрываясь от его горячих губ - «там, на той стороне…»

«Что?» - спрашивал он, в очередной раз прижав ее к перилам набережной…

«Там - Юсуповский дворец» - шептала она.

«Я убью тебя!» - отвечал он так же шепотом.

«Подворотни… там подворотни… можно спрятаться…»

До него, наконец, дошел смысл сказанного. Он собрался, поправил, ну, в общем, все, что нужно поправил. Забрался к ней под свитер, застегнул некоторый беспорядок в ее туалете, затем свой пиджак, взял ее за руку и застыл, как навигатор… Она показала… "Маршрут построен…" И они совершили еще один сложный маневр с переходами на площади-ватрушке.




                *      *      *




- Но все-таки нельзя коня и трепетную лань!... - сказала ЛЛ
.
- А кто тут конь, и кто лань? - спросила бабушка, она немножко мерзла, и ЛЛ пришлось сходить в палату за плащиком.

- Ну, я не в том смысле… - сказала она, вернувшись, - В смысле разных людей в одну упряжку.

-  Нельзя, да…, теперь очень хорошо это чувствую… Твои аргументы не достаточны… Хотя не лишены смысла… Это надо еще раз обдумать и обговорить.

- Но его тексты нужно удалить! – категорично заявила ЛЛ

- Все? – ужаснулась бабушка.

- Все! – развела руками ЛЛ.

- Ты меня без ножа режешь! Ты понимаешь, что это половина обаяния?
 
- Автор у вас оспорит все свои тексты!

- Нет! Я думаю, ему понравится! И потом, это же на полгода работы! у меня столько нет!

-  Не выдумывайте! Да и зачем они вам? Влюбились?

Бабушка смутилась и запнулась:

- Ты же сама меня на эти тексты подсадила!

- Подсадила, да… Простите! Ну, что, это же всего лишь тексты… Вы думаете, он в жизни такой?

- Нет?- Глафира с детским ужасом посмотрела на ЛЛ.

- Да откуда мне знать?! Но вряд ли…,- ЛЛ даже злилась на упертость собеседницы!

- Почему?

- Что почему?

- Почему ты думаешь, что он не такой?

- Ну, а я такая же?

- Ну, в каком-то смысле…

- Ну, и он в таком же… Переведите в проценты, и примените к его текстам… Да я понимаю вас, я сама этим переболела. Ну, что делать, милая моя,  это чужое!... Что я вам, как ребенку! Хотите, мои изрежьте, вот как вам только заблагорассудится!




              *      *      *




Они совершили еще один сложный маневр с переходами на площади-ватрушке.
 
- Дворец, говоришь? А что теперь в этом дворце?

- Что…, а … эта, как его, институт железнодорожного транспорта.

- Сюда?

- Наверное, надо попробовать.  Я никогда туда не заходила, видела, что люди заходят.

Он толкнул решетчатую чугунную дверь, и они оказались во внутреннем дворике. «Юсуповского дворца», или института инженеров…. а, выбор места не самый удачный, они добрались до ближайшего внутреннего угла и он, наконец, расстегнул джинсы, а она свои, войти спереди оказалось совершено невозможно, он развернул ее спиной и вошел, как по маслу. Она уперлась рукой в шершавую беленую стену массивного дворцового забора  и только удивлялась, как и в такой ситуации, он может отключаться от внешних впечатлений и погружаться в процесс полностью. Он, грубо говоря, весь превратился в член. Через какое-то мгновение и она выключилась из внешних впечатлений, осязая только эти неумолимые движения. Подаваясь к ним, отдаваясь им, превращаясь в их продолжение.


          

                *       *       *




- Хотите, мои изрежьте, вот как вам только заблагорассудится!

- Ну, с твоими-то я и вовсе не церемонилась!

- Да? я не заметила,… забыла, наверное, какие они.

- Знаешь, у тебя тексты лучше.

- Да?
-  Да…, просто они не блестящие!
- Вот спасибо!
- Я ж тебе сказала, что лучше… Но у него… Это просто какой-то фейерверк!
ЛЛ не подозревала, что  ее так утешат слова Глафиры. И о нем, и о себе.

Он застонал, и крепче сжал руками ее грудь. Теперь уже она застонала. Он так красиво кончал, как пружина, постепенно напрягаясь, медленно собираясь, уплотняя движения к финишу, и включая в финале весь арсенал. Ей так нравилось это слушать, что она знала, ждала и сама успевала… Позор нынешней ситуации заключался в том, что открыв глаза, она обнаружила, что они занимаются сексом напротив окон охраны. Буквально на самом виду. И ей даже показалось, что на них изнутри кто-то смотрит.  Она растерянно обернулась на партнера, он проследил ее взгляд.

- Ниче так мы даем, да? – спросит он и, улыбнувшись, прикрыл ее  телом от возможных зрителей.
 
Помог ей заправить в джинсы майку, застегнуть рубашку. «Мне нравится, что ты не носишь лифчик» - сказал он, медленно застегивая свои джинсы, заправил майку, прислонившись щекой к ее виску. Потом еще раз вдавил ее в угол, дождался, когда она обнимет его. Еще раз прижался на последок ко всему, до чего достал. Потом отпустил, взял за руку и повел к воротам, помахав на прощание окнам охраны.




          
                *     *     *





- Ты любишь фантастику, ну, ту, старую, советскую, научную?

- Ну, да, да, наверное. Читала, много.

- Вот и я. А наше поколение так все было больное до фантастики. Потому что от реальности тошнило!

- Отлично понимаю.

- Так вот от вашей реальности так же тошнит! И так же хочется сбежать в фантастику, в фэнтези, у меня внуки – только фэнтези. Я кое-что прочла. Ну, что, отлично понимаю детей. Битвы, мужество, мущ-щины, дружба, грубая пища, грубая любовь, поединки, дуэли, кодекс чести!  «Никакой пидарни в белых рубашонках» - у меня так внук говорит, пятнадцать лет, на минуточку!

- Что прямо вот так и говорит? При бабушке?

-  Ну, он же не ругается матом! говорит по существу… А о чем я там?... А, фантастика. Так хочется курить… Научная. В одной повести читала. Мужчина. Молодой, красивый, сильный, приходит в себя в непонятном месте, и ничего не помнит. Обнаруживает рядом женщину. Красивую, изящную, эталонную. Короче, оба образцовые… И она тоже в себя приходит… Ничего тоже не помнит… И они знакомятся, и начинают осваивать этот мир, понятно,  у них там симпатии… А потом как-то вдруг парень узнает, что за ними следят. В общем, оказывается, что они пленники инопланетян, а те проводят над ними эксперимент по спариванию и продолжению рода.

ЛЛ снова закурила сигарету и старательно дымила теперь на Глафиру.


-  Ну, и мужчина спрашивает у инопланетян, они как-то там контачат, уж не помню как… и он спрашивает «почему мы?»… А ему показывают видео, два человека удивительной красоты. А инопланетяне говорят, что выбрали самых красивых на планете. Вы просто обязаны были полюбить друг друга! Ему – инопланетяне.

- А при чем тут я?

- Прости меня, Ленка, и ты и он! - это я вас скрестила так, без спросу… И ты и он! У вас такие тексты! Вы просто обязаны были полюбить друг друга!


ЛЛ зависла на добрых пять минут. Сигаретный дым, горечь сигарет, горечь утрат, горечь воспоминаний. Почему воспоминания о счастье приносят столько боли?



                *     *     *




Они выбрались из белого дворика на набережную:
 
- Куда теперь?

- Пойдем дальше? Там еще есть, че посмотреть… И потом рано еще, пока мосты сведут.
 
- Ты знала?

- Что?

- Что так долго и далеко?

Она виновато улыбнулась.

- Я тебя накажу!
 
Она засмеялась:

- Ты прямо, как в порнографии - злой-злой папочка!

И он снова прижал ее к перилам.

- Ладно, если не будешь меня сильно дразнить, наказывать буду дома.

- Тогда, может, сразу домой?

И он снова прижал ее к перилам.




                *      *      *




- Глафирочка Андреевна! С вами с ума можно сойти! Вы влюбились! И в меня тоже? – ЛЛ обняла Глафиру – у меня никогда не было читателя лучше вас! Спасибо вам! Я это очень ценю! Но так нельзя. Хотя, почему… Я сама в голове такое смешиваю иногда.

- Может, ему позвонить?

- Вы? Вы в своем уме? И кто будет звонить?

- …

- Это исключено! Я это даже обсуждать не собираюсь! Нет… Этот роман так оставлять нельзя! Тут чужие тексты, понимаете? Ему не понравится. Особенно про женщин.  Это же все письма, у каждого есть реальные адресаты.  Он не ее герой, и она не его героиня… Если хотите распоряжаться своими героями - пишите их сама с самого начала.
 
- Да как ты не поймешь… У него безупречная партия! Это вечная любовь!
 
- Нет, не хочу, не понимаю, и это даже не обсуждается!

- Да, что ты такая упертая!

- Я понимаю, к чему вы клоните… Я не буду ему звонить! И мне некуда, я удалила все его номера!

- А в чем дело-то?

- Мы живем в слоеном коктейле, и в разных его слоях. И они не смешиваются. И даже если вдруг,… случайно смешаются, потом все равно расслоятся…

- Какая ты, оказывается, не романтичная!

- Нет, не романтичная. Вы меня сильно приукрасили в своем романе. И мне это даже очень, оч-ч-чень польстило… Я вся такая белая и пушистая…Но… я – не такая! Я злая. Обидчивая. И даже жестокая временами!

- Лен-на! Ну, что ты!...



                *      *      *



Они дошли до Лермонтовского проспекта, посмотрели на самый красивый модерновый дом на Фонтанке, потом повернули к Троицкому собору
:
- Я думала, что мы до секса доберемся где-нибудь там… - и она махнула рукой куда-то в тот конец Фонтанки, до которого они не дошли
.
- Да? Так ты все-таки думала добраться до секса?

- Ну, у меня была такая мысль, правда, не на виду у всех, и не на Московском проспекте.

- Нет, скажи мне, что ты меня хотела.

- Пожалуйста… Не мучь меня…

- Скажи!

- Я тебя хотела…

- Давно?

- Просто там рабочие какие-то окраины…, я думала, что там легче спрятаться… Ну, найти укромный уголок…

- Я не про это спросил...

- С самого начала… Почему ты спрашиваешь?

- Я думал, ты меня дразнишь.

- И все равно  пошел…

- Да.

- А ты почему?

- Хотел узнать наверняка…

- Узнал?

- Да, ты все-таки собиралась меня трахнуть?

- Дурак! – она засмеялась, - я думала,… я собиралась тебя полюбить, гадский ты папа! Вот знаешь, секс портят слова! А тебе хотелось бы, чтобы я тебя хотела трахнуть, или полюбить?

- Мне надо подумать - сказал он, усаживая ее на колени.

- Я тоже подумаю, на счет трахнуть… Может, все-таки домой? Не хочу больше экстрима...


Он с сожалением вздохнул, снял ее с колен, и они пошли ловить такси.




          *      *      *   




 - Мне очень понравился ваш текст, Глафира Андреевна.

- Правда?

- Правда… Очень хорошо пишете. Я, конечно, не знаю, будет ли это востребовано, но очень бы хотелось.

- Правда?

- Да, светло, красиво…

- То есть ты займешься моим романом?

- Глафирочка, я этим никогда не занималась, я даже не представляю, как к этому подступиться… Но, я попробую, уж если  Леной Марковой занимаюсь, то вами – сам бог велел! Только вы уж, пожалуйста, не умирайте, ладно? – у ЛЛ навернулись слезы, а Глафира открыла ей свои материнские объятья.
 
- А я подумала, что ты злишься, потому что я твой роман пишу…
 
- Я и злюсь.

- Не злись. Это не так.

- Нет?

- Конечно, нет. Я свой роман пишу. У меня тоже была любовь. Целый роман с этим миром, с его мужчинами… Просто, может, не такой виртуозный, не такой дерзкий, зато нежный, настоящий, вечный. И этот роман, эта любовь, она тоже стоит того, чтобы остаться… Если я умру, от нас вообще ничего не останется, понимаешь?