Трещинка, извилинка надежды

Северо-Западный фронт.
Новгородская область,Старая Русса-Демянск-Рамушево, "горлышко из кувшина".
1942 - 1943 гг.

     В свою очередь зима 1942 года потихоньку взяла бразды правления в свои руки. Осень оставила свои позиции и сохранилась лишь в наших воспоминаниях. Новгородская слякоть всем надоела и удручала основательно. Бесконечная промозглая сырость, тяжёлые туманы, непрерывно лившийся с небес холодный дождь. Это была тёмная, беспросветно мутная и тяжёлая пора.
     Новый же природный образ был для нас не лучше. Беспрерывный сверхтруд утяжелился на морозе в разы. Неожиданно обрушилось сверхиспытание. Никто не думал и не гадал, что всё происходящее с нами обернётся сверхтяжестью. Конечно, у каждого бойца в сердце была своя мотивация. Но то, что придётся пройти через ужасающую сверхжестокость до призыва вряд ли кто думал о невыносимо безжалостном раскладе.
     Белый барс, свирепый и беспощадный зверь сожрал другого хищника, послабее-рыжую всклокоченную осенней непогодью куницу. Новый живодёр был ослепительно красивым. Белый, сыпучий, сверкающий и, вроде, очаровательный снаружи. А для нас он был обжигающим ноздри, разрывающим складки на губах, мгновенно  обмораживающим руки вне рукавиц. Плевок сплюнутый от надрывного труда, бывало, застывал прямо на ветру, в полёте.
     Зима тогда стояла на редкость суровая. Временами доходило до минус сорока градусов. Холод пробирал до костей. Спасу от него не было. Зубы самопроизвольно чакали, выстукивая непрерывную дробь. Тело «горело» на морозе. Пальцы рук, ног беспощадно мёрзли, а у многих были отмороженными.
     Но рано или поздно морозы уходили и на смену им, приходила сырость. Это дули влажные ветра с Балтийского моря. В сочетании с влажным климатом одежда сначала сырела, а на морозе быстро застывала и превращалась в негнущийся футляр, будто из камня. При резких движениях и наклонах, этот чехол лопался, оголяя тело, которое от жуткого мороза и укусов вшей непрестанно чесалось.
     Люди мерзли всегда и везде, в любое время года. солдаты часто простужались и постоянно кашляли. Но болеть было некогда, негде и смертельно опасно. Мы же ночевали на открытых продуваемых сквозняком полянах, в сырых и холодных земляных норах. И погода не радовала. То ветер, то метель, то дождь, то дождь со снегом. Или горы снежного безумия, которые забивали все окопы, траншеи, норы, стрелковые ячейки вырытые ещё по осени. Лопат для уборки снега не было. Белую суспензию выгребали шанцевым инструментом, крышками от миномётных боеприпасов, какими-то фанерками.
     Вытаскивая миномётное хозяйство из снега, помогая лошадям бороться со снежной дорогой, приходилось и нам самим впрягаться в упряжь, как парнокопытным. От вожжей, впивавшихся в плечи и грудь, кожа с непривычки лопалась и открывала язвы до мяса. На шее появлялись кровавые болячки. Ноги гудели от усталости и в них, от постоянной сырости  появлялась болезненная ломота, как у ревматиков. Сушить валенки было негде, да они и не успевали просыхать возле буржуек, что стояли в утеплённых землянках, блиндажах.
     У многих кожа на обмороженных руках слезала лохмотьями и крошилась. Рукавицы из шинельного сукна не спасали, а шерстяные вязанные варежки из дома водились лишь у избранных. При напряжении, тяжёлой работе, движении в шапке ушанке из двойного сукна было нестерпимо жарко, но стоило привязать кверху её лоскуты, как тот час отмерзали уши. От напряжения и мороза глаза постоянно слезились и в них появлялась резь. В животе постоянно что-то жулькало и возмущалось. От мёрзлой пищи и ледяной воды за рёбрами появлялась тупая боль. Люди постоянно отваливали в сторонку продристаться. Но после очистительной процедуры сил становилось ещё меньше.
      Физическая и душевная моченька выматывалась, как никогда и была на исходе. Однако в лазарет солдата забирали только тогда, когда от температуры боец терял сознание. Спасали же его в медсанбате только теплом, да разными прогреваниями, компрессами. Если у человека случалось двустороннее воспаление лёгких или не дай бог открывался привезённый с гражданки туберкулёз, это был, как правило, гарантированный приговор. Профилактика от вирусной инфекции была одна. На мизинец наковыривали стружку с хозяйственного мыла, если таковое водилось, и смазывали изнутри ноздри. Противно, но пихали и в рот. Эта процедура дезинфицировала и, честно скажу вам, что помогало.
     Летом месиво комаров, мошкары заживо съедало людей. Возле болот лес был хилый, гниющий. По большей части еловый да берёзовый. Но и в трёх соснах кровососущих тварей были миллионы. Дикие утки не боялись войны и были везде. Даже на небольших лужах, в озоринках. Воздух над местом противостояния был постоянно удушливо-парной, напитанный сероводородом болота. У кромки полужидкой массы даже подташнивало. Склизко было в глотке и голосе.
     Болотная трясина, грунтовые воды, влажная, рыхлая земля не давали нам выстроить настоящие оборонительные редуты, окопы, блиндажи. Чтобы иметь какое-никакое укрытие над головой, мы обычно втыкали колья, делали из жердей стенки и забрасывали внутрь болотную грязь. Снаружи своё хлипкое убежище маскировали мхом, ветками, лапниками ели. В сырую погоду спать можно было только на верхних этажах двухъярусных нар. Во всех вырытых сооружениях постоянно держалась вода, которую надо было постоянно вычерпывать пустыми банками из-под трофейной тушёнки.
     По ночам в темноте землянки, когда требовалось что-либо написать домой, или прочитать письмо от своей родни жгли трофейный немецкий телефонный провод.  Тлеющая обмотка была очень вонючей, сильно коптила. А поутру приходилось долго отхаркивать из горла черную слизь, изо рта вылетали ошмётки сажи. Но бойцы не роптали, а мучения с ночным времяпрепровождением воспринимали, как данность. Опять же, сами понимаете, что при прямом попадании мины в хлипкое солдатское жилище, скопище бойцов гарантированно становилось братской могилой. Все до беспамятства измучились, но ждали несусветного и миллион раз желаемого.
- Когда же в мироздании фронтового противостояния наконец-то забрезжит маленькая трещинка, извилинка надежды на благоприятное окончание войны. Какова судьбинушка случится у каждого из нас ?

166 стрелковая дивизия, 517 стрелковый полк, 2 миномётная рота.
Командир 3 миномётного взвода, лейтенант Щербаков Иван Петрович
(28.10.1923 г.р.)