Я был. Рассказ-быль

 -Мама! Ма-а-а-а-ма-а-а-а!- закричал Петька, снова рванулся вперед и не смог сдвинуться с места.

    -А-а-а-а-!- услышал он свой отчаянный крик и ещё раз изо всех сил толкнулся ногами. Широко и плавно, как большая птица, взмахнул руками и вдруг взлетел. Лететь было легко, как будто плывешь по течению реки, изредка разводя перед собой руками воздух, как воду. И дышалось ему легко. Петька летел невысоко, чуть выше деревьев, удивляясь и радуясь тому, что летит.

    -Петька! Петро! Что с тобой? – услышал он встревоженный голос друга где-то внизу. Вниз даже смотреть не хотелось. Петька сильнее взмахнул руками и быстро полетел к золотистому свету вдали. Ему казалось, что его ставшее почти невесомым тело окутано этим ясным, теплым и мягким золотистым светом. Он слышал какие-то неясные манящие звуки, то ли колокольчики звенели, то ли птичьи голоса.
    -Петька! – снова настойчиво позвал Василий. Тогда Петька все-таки посмотрел вниз и ужаснулся. Под ним от горизонта до горизонта горела земля. Волны огня катились по степи к реке, высоко взлетали языки пламени в маленьких лесочках. Петька потерял равновесие и стремительно полетел вниз.
    -Мама! – снова закричал он и проснулся там же, где уснул вчера вечером: в Кузнецке. В окно смотрела блестящая круглая луна. Василий тряс его за плечи и повторял: «Петька, Петро, проснись! Все хорошо, проснись! Что ты кричишь-то так!?» И Петька, наконец, понял, что это был сон.
    -Летал я, Васька, так высоко, так здорово!
    - А кричал-то чего? Тетю Полю опять звал…
    -Да вниз глянул, а там опять вся земля горит, как тогда, в августе, в Сталинграде…
    - Бабушка моя говорила: летаешь во сне, значит растешь. Растешь, наверно. Тебе ведь недавно восемнадцать стукнуло. А Сталинград… Такое разве забудешь? Скоро уж год, как нас в Сталинграде бомбили, а вспомнишь, сразу в глазах этот ад кромешный. Может, после войны, когда фашистов победим, перестанет сниться.

    Сталинград… Летом сорок первого, закончив в Даниловке семилетку, они приехали в этот первый в своей жизни город, чтобы учиться в фабрично-заводском училище на слесарей. Полюбили его сразу и навсегда. Может потому, что стоял он над матушкой Волгой, как их родной хутор над рекой Медведицей. Маленький казачий хутор Филин, уцелевший на холодных ветрах перемен. Василий Лёвин и Пётр Носаев с детства были друзьями-неразлучниками. Рыбаки они заядлые. Еще в школу не ходили, а рыбку домой носили. Сначала ловили удочками, а потом переметы научились ставить. Леску с крючками натянут на ночь поперек речки, а утром собирают добычу и несут по домам. Петина рыбка помогала семье выживать в трудные времена. Отец у Носаевых работал агрономом на три колхоза, почти не бывал дома. А мама, добрая, ласковая мама, часто болела. Петя любил и жалел маму. И сестры, старшая, Ефимия, по-домашнему - Сима и младшая Катя, тоже любили и жалели. Помогали ей во всем: трудились на огородах, косили сено, пасли овец и коров, когда подходила их очередь, заготавливали дрова на всю долгую студеную зиму. Между делами бегали на любимую свою речку, поплавать, полежать на чистеньком золотистом горячем песочке. Петька любил плыть по течению реки на спине и смотреть в высокое голубое небо. Белые облака играли с ним в веселые игры, превращаясь то в смешных слоников, то в корабли с развевающимися на ветру парусами, то в стаи сказочных птиц. Однажды, совсем недолго, он видел ангелов с прозрачными золотистыми крыльями. Он понял, что это ангелы, глядя в их лучезарные лица, растворяющиеся в небесной синеве. Про ангелов сказал только маме. Мама торопливо перекрестила его узкой слабой рукой.

    Летними вечерами у Носаевых собирались и пели. Петя очень хорошо на слух подбирал песни на мандолине и гитаре. Очень красивый голос был у Симы. С Катей они пели на два голоса. Многие приходили послушать. Мама пела грустные старинные песни:
    Вот приехал к нам разоритель мой,
    Разорил он мою головушку,
    Разделил мою он косыньку …

    Зимой дел у них было поменьше. Все ребятишки хуторские бегали с санками на Кулинину пристань. Горка там была крутая, санки стремительно катились с высокого берега, а потом летели по гладкому льду: кто дальше.
    В ту зиму Петро с Василием в третий класс ходили. Василия на горку не пустили из-за каких-то гостей, и Петька пошёл с Катюшкой. Петька взял конька** , а Катюшка - саночки. Когда шли, заметили неподалеку затянувшуюся ледком прорубь, чуть в стороне от Кулининой пристани. День был солнечный, горку раскатали санками и ледянками, аж блестит. Петя разговаривал с ребятами, посматривал за Катюшкой, которая каталась на самодельных саночках в стайке такой же малышни.
    -Катюшка, ты гляди, к проруби не покатись!
    Раскрасневшаяся на морозе сестричка уже летела на самодельных саночках по раскатанному пути.
     Двоюродная сестра, первоклашка Нюсенька, единственная дочка маминого брата, села в свои новые нарядные саночки и тоже покатилась вниз. Саночки вдруг подскочили, развернулись и понесли девочку прямо к проруби. Петька не думал ни секунды. Помчался вслед на своем коньке, не отрывая взгляда от ее синенького пальтишка. Резко затормозил, бросил конька, побежал, а потом пополз к проруби. Увидел Нюсенькины огромные глаза, схватил за одну, а потом за другую руку и потащил, сколько было сил. Потом все удивлялись, как он один вытащил Нюсеньку в тяжелом, набрякшем водой пальто. Валенки и варежки свалились с нее и утонули. Петька усадил девочку на чьи-то санки, набросил телогрейку. Крикнул ребятам, застывшим от страха, чтобы звали взрослых, бежали к дяде Фоме. Когда дядя прибежал, он уже вытянул санки с Нюсенькой на гору. Все обошлось.
    Когда пошли в пятый класс в Даниловскую школу, жили в Даниловке на квартире. По субботам после уроков шли домой пешком по лесу, а потом по степи в любую погоду больше двенадцати километров. В воскресенье вечером возвращались обратно. Досыта не ели, но крепкие и ловкие были ребята.

    Весь первый тяжелый и страшный год войны Василий и Петро учились и работали в Сталинграде. В конце июня их отправили рыть траншеи, строить оборонительные сооружения. С ними рядом работали женщины, девушки, подростки. Петька видел, как трудно городским жителям управляться с такой непривычной работой. Друзья старались, помогали уставшим, обессиленным людям, особенно симпатичным девушкам. И девушки были очень рады поддержке крепких загорелых парней. Петя, у которого были любимые и любящие сестры, относился к девушкам уважительно и, по мнению Василия, слишком серьезно.

    В конце августа дни стояли теплые и ясные. В воскресенье ребятам дали выходной и рано утром отправили в Сталинград. Всю первую половину дня они проспали. Потом решили прогуляться по городу. Пошли к Волге. На набережной в этот воскресный день людей было много. И вдруг, тревога. Решили вернуться в общежитие. Не успели. Услышали страшный гул, черная туча, состоящая из самолетов нацистского люфтваффе, закрыла небо и солнце. «Господи! Господи! Спаси и помилуй нас!» - закричал Петька неведомо откуда взявшиеся слова маминой молитвы, но крика своего не услышал. Полетели бомбы, и вот уже весь город в огне, а они бегут что есть силы к Волге. Бежать было жарко, казалось, горит рубашка на спине. Затишье - не более пятнадцати минут, и снова черное небо сливается с горящей землей.

    Петька все повторял про себя: «Господи, спаси!» Они бежали так быстро, как могли, не теряя друг друга из виду, потеряв счет времени. Упали на крутом берегу Волги, которая полыхала, как и земля. Когда опомнились и немного отдышались, увидели, что какие-то женщины роют руками норы, разгребая землю. И они стали рыть вместе с ними, помогая им спрятать детей и спрятаться самим. Ночь все уцелевшие люди провели в этих норах.

    На другой день их забрала баржа. В Камышине сошли и побрели домой по степным дорогам. Сколько дней и ночей провели в степи, питаясь поздними ягодами... Теряли и вновь находили дорогу, спали в стогах, но все же добрались оборванные и голодные до родного хутора. Матери и сестры плакали от радости, что Петька и Васька живы. В военкомате ребят поставили на учет. Восьмого января родные проводили их в Кузнецк, Пензенской области, родителям сказали, что в училище связи.

    И вот уже пятый месяц они в Кузнецке, скоро на фронт, а впечатлительному Петьке все снится этот адов огонь, гигантским катком прокатившийся на их глазах по городу, сияющему пестрыми красками уходящего южного лета.

    Этот день прошел как обычно, а вечером Петру передали телеграмму. Сима написала, что умерла мама. Петра отпустили ее хоронить. Добрался он домой по военным дорогам только к началу июня. Катя тяжело болела, почти не вставала. От отца давно не было никаких известий. Петя с Симой сходили на кладбище, постояли у маминой могилки, потом сидели у Катиной постели и плакали. Утром Сима во второй раз проводила его на войну.

    Когда он добрался до Кузнецка, его часть уже была на фронте, и Петька бросился ее догонять. Сколько изобретательности ему пришлось проявить, чтобы вновь оказаться рядом с другом, но он смог. Воевали вместе.

     В июльскую короткую ночь перед тем, как пошли в наступление, Петя первый раз, с тех пор, как мамы не стало, увидел её во сне. Она была красивая, молодая, как тогда, когда еще не болела. «Петенька, Петенька,- сказала мама,- ты ведь и не любил еще». Погладила его по голове и повернулась, чтобы уйти. «Мама!» - крикнул Петька и проснулся.
    - Что, Петро, опять летал?
    - Нет, Вася, просто маму видел.

    Бой был жестокий. Били орудия, грохотали танки. Вокруг него опять горела земля. Высотка несколько раз переходила от наших к немцам и снова к нам. Петька каждый раз восстанавливал связь, чудом спасаясь от плотно падающих и рвущих землю снарядов. Один из них все-таки попал в него, как будто в точку, нарисованную на мишени...
    Петька снова летел к золотистому свету вдали. Нежный и ласковый мамин голос тихонько звал: «Петенька, сыночек!» Лететь было легко и радостно. Вниз смотреть не хотелось. Но он посмотрел. Там, наконец, бой затих. По полю, где была битва, метался Василий, смотрел в лицо каждого убитого солдата, переворачивая тех, кто упал лицом вниз и кричал: «Петька! Ну, где же ты, Петька?» Петька ответил: «Я здесь!». Василий головы не поднял, и Петька, махнув ему на прощанье, полетел к свету.

    Было это в период Курской битвы, где-то в районе Прохоровки. Извещения о смерти Петра сестрам не прислали. Никакого извещения не было. Пропал, как в воду канул. Как будто и не было никогда Носаева Петра Васильевича. Нет у него могилки на этой Земле, нет даже записи о его смерти.

    Уже потом, в сорок четвертом году, Василий Лёвин в письме обещал Симе и Катюше рассказать подробности об этом последнем дне в жизни друга. Сообщал, что сейчас служит на орудии, которое называется так, как зовут младшую Петину сестру, что у него хранятся Петины вещи. Он взял их в штабе: фотографии сестер Ефимии и Катюши, шерстяные носки и один рубль. Только он не смог больше ничего рассказать, погиб в сорок пятом.
   
    14.10.2010