След на земле Кн. 2, ч. 3, гл. 46 В запасном полку

Глава 46  В запасном полку
(сокращенная версия романа)

1
       Встреча и знакомство Егора в госпитале с капитаном Виталием Захаровым, помощником начальника политотдела дивизии не прошла бесследно. Кроме того, будучи в числе выздоравливающих, он, по просьбе комиссара госпиталя, провел около десятка политинформаций среди больных. Возможно и эти политинформации, и то, что заместитель начальника госпиталя по политической части тоже замолвил слово перед своим руководством, повернули фронтовую судьбу младшего лейтенанта Никишина. После выписки из госпиталя он получил назначение возглавить комсомольскую организацию стрелкового батальона сформированного запасного полка. 
       Запасной полк располагался в лесу, в двадцати с лишним километрах от линии фронта и жил правилами внутреннего распорядка тыловой воинской части.  В шесть часов утра раздавалась команда «Подъем!», после чего проводилась пятнадцатиминутная физзарядка, а после неё утренний туалет и осмотр по форме «двадцать». Той самой санитарной форме «на вшивость», которой боролись с кожными заболеваниями. После завтрака начинались занятия. Как правило, они начинались с политчаса, а уж после него шли занятия по другим дисциплинам, в том числе и строевой подготовке, для чего был подготовлен плац на широкой поляне. Именно занятия по строевой подготовке были самыми нежеланными среди бойцов и младших командиров. Возникал резонный вопрос: «Какая польза на войне от умения ходить парадным или гусиным шагом?» Нелюбовь к этим занятиям засела у Егора ещё со времен службы в Хабаровском полку. Но если тогда он был рядовым солдатом и смело высказывал свое неодобрение, то в звании офицера, положение обязывало его наоборот настраивать бойцов на выполнение строевых приемов. Он сформулировал для себя и внушал подчиненным, что эти упражнения укрепляют мышцы ног и готовят их к продолжительным маршевым переходам. Ну, а парадный строевой шаг пригодится при прохождении по поверженным городам фашистского Рейха. Сам же он, как и раньше отдавал предпочтения занятиям по огневой и тактической подготовке. Любовь к стрелковому оружию побуждала его тщательнее изучать немецкие образцы. «Свое стрелковое оружие каждый боец должен знать, как свои пять пальцев, - говорил солдатам Егор, - а оружие врага, так знать не обязательно, но необходимо. Ведь в бою бывают случаи, когда нужно воспользоваться оружием противника».
       Тактические занятия тоже были интересными. Особенно интересовало Егора, как вести бой в условиях населенного пункта. Тут сотни вариантов и особенностей. Порой на некоторые вопросы приходилось долго искать подходящие ответы.
       Одним из преимуществ запасного полка являлись дневные обеды. На фронте бойцы были лишены такой роскоши. Там завтракали с рассветом, до огневой подготовки противника или своей, а ужинали с наступлением темноты, когда боевые действия заканчивались. Да и спали здесь на матрацах, застеленных простынями, а не на еловых ветках, накрытых плащ-палатками.
       Служба в батальоне была для Егора не трудной. Сложностей он не испытывал ни в чём. Обычно после завтрака он шел в одну из рот проводить политзанятие по заранее разработанной политуправлением программе. Потом помогал агитаторам рот выпускать «Боевые листки», в которых он поднаторел в Хабаровске. Помогал редакторам стенных газет в подготовке материалов для публикаций. Также принимал участие в занятиях всех видов боевой подготовки. Но настоящая комсомольская работа начиналась для него после занятий. Нужно было подготовить документы вышестоящих организаций для ознакомления комсоргов рот, собрать и довести сведения с фронтов о действиях наших войск за день. Важно было внушить бойцам ненависть к врагу и веру в успехи своих войск. Излюбленной темой у Егора и комсоргов рот была «Героические поступки молодых воинов при защите отечества». Неважно, что запасной полк не воевал. Но почти каждый солдат или офицер имел за плечами боевой опыт, участвовал в боях, знал, что собой представляет противник, и как его можно успешно бить. Рассказы Егора о боевых эпизодах, в которых он лично принимал участие, слушались бойцами с большим интересом.
       Этому способствовало и то, что с приходом в полк Егору была вручена первая боевые награда: медаль «За отвагу». Он получил её за успешные действия под Спас-Деменском.
       Вопросы Егору сыпались самые разные:
       - А сейчас, товарищ младший лейтенант, вы сможете с завязанными глазами разобрать и собрать станковый пулемет?
       - А что вы чувствовали, когда вас вели на расстрел?
       - А за что вам дали медаль?
       На все эти вопросы он находил ответы, стараясь донести их так, чтобы бойцы видели, что героизм заключается в правильном выполнении приемов ведения боя, а не в каких-то сверхъестественных поступках. Да и сверхъестественные поступки это результат заложенных знаний при боевой подготовке. Ну, и, конечно, смелости, решительности и беспредельной любви к Родине. Все это преподносилось не в виде агитплакатов, а в форме увлекательных рассказов, которые потом смаковались между солдатами в своей среде.
       В землянку Егор возвращался уже поздним вечером, когда полк готовился к отбою. Но он ёще зажигал коптилку и начинал писать отчет о проделанной за день работе. И странное дело, он заметил, что когда  находился на передовой, ему все время хотелось  спать. Теперь же, за время пребывания в полку, сна не было ни в одном глазу. Может, от того, что пришла весна? А может, от того, что здесь, в тылу ему не приходилось уставать?
       Но спустя два месяца комсомольская работа порядком надоела. Говорильня, а эта работа вынуждала много действовать языком, стала утомлять. Он привык к действиям, а не к размеренной обыденности. Пусть на передовой и опасно, но там кровь бурлит, там не заскучаешь. В результате Егор, как и многие другие офицеры, подал рапорт о переводе его в действующий полк на командную должность. Однако его просьба была отклонена. Командир полка порекомендовал по этому вопросу обращаться напрямую в политотдел армии. Егор сник. Он заранее знал, что там ему наверняка откажут. Скажут, что партии виднее, где он должен находиться и какую работу выполнять.
       Однажды утром по полку расползся слух, что в полк ожидается прибытие трехсот девушек. Этот слух поднял настроение всему составу полка. Истосковавшиеся по женскому обществу мужики строили далекоидущие планы. Поначалу это новость обрадовала и Егора. Он уже забыл, когда общался с девушками в неформальной обстановке, но потом задумался. «А так ли хорошо присутствие девушек в полку? Конечно, свои плюсы  были, но эти плюсы только личного характера. Общение с девушками обещало новые эмоции и интерес. Но, с другой стороны, в полку начнется «раскардаш». Личные отношения вызовут симпатии и антипатии, соперничество за ту или иную красавицу. Ну, и самоволки, конечно. Бойцы забудут об учебе и выполнении приказов.  Дисциплина упадет, и в этом станут обвинять политработников. Дескать, не сумели воспитать в подчиненных чувства долга, требовательности к себе, уважения к воинским Уставам и тому подобное. Уж лучше бы их в полк не присылали. И зачем их такое количество?»
       Тема прибытия в полк девушек обсуждалась во всех углах. Многие в этом сомневались, но на собрании офицеров полка сам командир полка полковник Пугачев подтвердил этот факт. Подтвердил и предупредил, что охочих до бабской юбки будет жестоко наказывать, вплоть до разжалования в рядовые и отправки в штрафную роту. Тут же возложил ответственность за поддержание дисциплины и порядка на батальонных политработников.
       Присутствовавшие на собрании офицеры, молча, осмысливали сказанное. Однако по лицам было видно, что они не одобряют жестких мер за связь с девушками. «Что же теперь их стороной обходить? Да и что может случиться плохого, если офицер проведет ночку-другую с молодухой? Боевая готовность полка не снизится, ведь они же не на передовой». Так думали многие, но в открытую высказываться в этом духе не осмеливались. «К чему навлекать на себя гнев командира преждевременно? Многое из того что нельзя, делается тайком. Главное не попадаться и не болтать об этом. Ну, а случится, что поймают, так все равно дальше фронта не ушлют. Подумаешь, отправят в штрафную роту, так штрафники тоже со всеми воюют». Молодым офицерам, не было жалко и звездочек. «Как пришли, так и ушли, зато ночка жаркая с девкой мягкою, может и не случиться, если просто погибнуть». Такие мысли посещали и комсорга батальона младшего лейтенанта Никишина.
       На этом же совещании командир полка поручил принять пополнение девушек командиру второго батальона майору Огуречному. Все взоры устремились на майора. Многие хотели оказаться на его месте, мысленно примеряя халат персидского падишаха, хозяина гарема. Лишь немногие его жалели. Сколько теперь «ЧП» обрушится на его голову? Естественно, это поручение не понравилось самому майору Огуречному. Он начал отказываться от такой привилегии, выдвигая придуманные на ходу причины, но полковник Пугачев отклонил все его доводы и отговорки.
       - Хватит, майор. Мы не на базаре, чтобы вы торговались. Помнится, вы подавали рапорт о переводе в действующий полк, так вот обещаю вам этот перевод, если в течение месяца, пока девушки будут в вашем подчинении, не случится ни одного «ЧП». Понятно?
       - Так точно, товарищ полковник.
       - Вопросы есть? – полковник обвел взглядом собравшихся.
       - У меня вопрос, - поднимаясь, откликнулся Егор.
       - Слушаю вас, младший лейтенант. 
       - Меня, как комсорга батальона, могут спросить: почему в нашу армию, вдруг стали призывать девушек? Мужики перевелись, что ли? Или наша армия выдохлась, коли  без женщин воевать не может? Все-таки война не для слабого пола. Как мне отвечать на эти вопросы?
       - В нашей стране народу хватает. И Советская армия ничуть не выдохлась, а стала ещё сильнее. А что касается призыва на фронт девушек…. Добровольцы они. Кому можно запретить защищать свою Родину? У многих свои личные счеты к врагу. И, кстати, опыт других фронтов показывает, что воюют девушки достойно. Надо отдать им должное. Не редко ведут себя смелее и отважнее мужчин. Вот в этом ключе и отвечайте, лейтенант, на вопросы любопытных. 
       - Понятно, товарищ полковник. А о любви, что им отвечать? Любовь во все времена была и будет любовью. Наверняка, многие влюбятся в девушек и будут искать взаимности. Преграды и запреты любовь не могут остановить.
       - Никакой любви, комсорг. Это касается всех, - полковник окинул тяжелым взглядом подчиненных. – Пока идет война, любовь отменяется. Запомните сами и доведите до всех бойцов полка. Понятно?
       - Понятно, – ответили почти хором собравшиеся.

2
       Девушки прибыли в полк под вечер следующего дня. Их было не триста, как ожидалось, а только двести, но и это количество было впечатляющим. Колонна выглядела солидной, когда втягивалась в расположение полка. Они шли не стройным шагом, утомленные длительным переходом. Поэтому, построившись на плацу, они были безучастны и безразличны к тому, что на них собралось посмотреть много солдат и офицеров. На плац вышел командир второго батальона майор Огуречный, принял доклад сопровождающего и разъяснил вновь прибывшим, в каких землянках они должны размещаться.
       Майор Огуречный с утра готовился к этой встрече и был чисто выбрит, подтянут, поглажен и вычищен от сапог до пуговиц своей шинели. Он олицетворял образец командира и в таком виде ещё почти двадцать минут доводил до уставших, помятых девушек, какого порядка они должны придерживаться в его батальоне.
       Готовился к встрече и младший лейтенант Никишин.  По приказанию комсорга полка, старшего лейтенанта Рязанова, Егор должен был отправиться во второй батальон, на помощь его комсоргу, чтобы поставить на учет вновь прибывших комсомольцев, прочитать историческую справку о боевом пути дивизии и героях самого полка. Хотя полк и был вновь сформированным, в его состав входило немало отличившихся в боях солдат и офицеров.
       Он немного задержался, приводя себя в порядок, и подходил к расположению батальона, когда девушки, выстроенные по линейке, слушали приветственную речь майора Огуречного. Его встретил у края строя комсорг второго батальона и вместе они направились вдоль шеренги к группе командиров за спиной комбата. 
       Из-за сгущавшихся сумерек и того, что усталые лица девушек в шапках походили на безликую серую массу, Егор не мог уловить в них ни красоты, ни очарования, как рассчитывал. В них даже с трудом угадывались представительницы женского пола.
       Все ждали, когда майор Огуречный закончит свою блистательную речь о порядке и дисциплине. А тот прямо наслаждался своим красноречием, четко чеканя каждое слово, так чтобы его слышали в дальнем конце строя.
Продвигаясь вдоль строя, Егор вдруг услышал свое имя, произнесенное шепотом. Голос донесся из стоявших в строю девушек. Сердце Егора затрепетало. «Значит, в строю есть кто-то, кто его знает. Может, это кто-то из его родной деревни? Или вдруг это Груня из Кривой Музги? Но, как Груня могла попасть сюда? У неё на руках была больная мать. И потом здесь собрались связистки, медсестры и зенитчицы. А, если это Валентина из Кирсанова? Она же была медиком?»
       Егор  остановился и оглянулся на строй, пытаясь найти знакомое лицо. Но среди одинаковых затемненных лиц не узнал ни Груню, ни Валентину. А узнавшая его девушка в это время никак не дала понять, кто она. «Может, мне показалось, что я слышал свое имя? – подумал Егор. Но стоило ему отвернуться от строя и сделать шаг, как снова услышал свое имя произнесенное чуть громче. Снова повернулся и обвел взглядом несколько девичьих лиц.
       Пятой от края во второй шеренге он увидел Марину, которая несмело улыбнулась ему. Егор удивился и обрадовался. Волна сильных эмоций пробежала по его телу. «Не мерещится ли мне? Как она могла оказаться здесь? Она же то ли на Камчатке, то ли в деревне с малым ребенком. От малых детей в армию не берут даже добровольцев».  Еще раз вгляделся в знакомые черты. Действительно это была та самая Марина, в которую он был беспамятно влюблен. Подошел чуть ближе.
       - Здравствуй, Егор, - снова сказала Марина, не нарушая строя.
       - Разговорчики в строю, - сердито гаркнул майор Огуречный. – За разговоры в строю буду тоже строго наказывать. Вас, товарищ младший лейтенант, это тоже касается. Нарушения Уставов не потерплю ни от кого. Вы теперь бойцы Советских вооруженных сил, а Устав главный закон, который обязаны все строго выполнять. Зарубите это на носу.
       Егор отошел в сторону, чтобы не мешать Марине внимать наставлениям комбата. Стал ждать, когда пламенная речь майора закончится. А пока в его памяти всплывали эпизоды далекой юности: первая встреча с Мариной, первый поцелуй, объяснения и клятвы в вечной любви, жестокая драка с Васькой Мадяновым, последняя встреча в сенях ее дома перед свадьбой. Потом мысли перескочили на госпиталь, на разговор с майором Сизовым, который уговаривал его заботиться о Марине и его ребенке после своей смерти.
       Наконец, наставительная речь комбата закончилась. Он предоставил слово комсоргу батальона для объявлений и через пару минут строй был распущен. Марина подбежала к Егору и они обнялись, чем обратили на себя внимание окружающих. Марина заплакала, а Егор, прижимая её к груди, стал утешать, поглаживая ладонью по вздрагивающей спине. 
       Послышалась команда строиться на ужин.
       - Ладно, Марина. Ты давай, иди ужинать и отдыхай с дороги. А завтра встретимся и обо всем поговорим. Договорились?
       - Договорились, - согласилась Марина, отстраняясь от груди Егора и вытирая слезы. Она снова улыбнулась ему виноватой улыбкой. Потом быстро поцеловала его в губы и побежала в строй.
       Егор отправился в землянку комсорга батальона. Ему хотелось поделиться своей радостью с коллегой и попросить его, чтобы он завтра предоставил свою землянку в его распоряжение хотя бы на час, чтобы побыть с Мариной наедине без посторонних глаз. Лейтенант согласился, но предупредил:
       - Смотри, Никишин, наш комбат человек ушлый. Если заприметит, пощады не жди. Сделай все так, чтобы ваша встреча больше походила на деловую, чем на интимную. Сам слышал, что обещал полковник Пугачев сделать с теми, кто его ослушается.
       - Хорошо, договорились, все будет пристойно.
       Утром тщательно выбритый, со свежим подворотничком, в начищенных до блеска сапогах, радостно-возбужденный Егор шел в расположение второго батальона помогать комсоргу ставить на учет новых комсомолок и, конечно, чтобы встретиться с Мариной. Апрельский солнечный день обещал быть счастливым и радостным. Запахи лип и можжевельника дурманили голову, будоражили кровь. Ему хотелось быстрее увидеть и обнять Марину. Былые чувства вспыхнули в нем с новой силой.
       Марина стояла поодаль от подруг перед майором Огуречным. Они о чем-то беседовали. Егору было неловко подходить и прерывать разговор, но улыбочка на лице майора как-то не соответствовала статусу разговора начальника с подчиненной. Егора кольнула ревность. Не раздумывая, он решительно направился к ним.
       - Товарищ майор, младший лейтенант Никишин прибыл в вверенный вам батальон по указанию комсорга полка для оказания помощи комсоргу вашего батальона в постановке на учет вновь прибывших комсомольцев и работы с ними.
       - Ну, что же. Прибыли помогать, помогайте, - саркастическая улыбка майора сменилась строгим поджатием губ.
       - Я буду работать в землянке комсорга батальона лейтенанта Черкашина, - сказал Егор больше для Марины, чем для майора, и, развернувшись, медленно зашагал к землянке комсорга.
       В землянке Егор разложил на столе бумаги, чтобы изобразить деловую обстановку и стал ждать Марину, ведь он дал ей четко понять, где будет находиться. Но ждать пришлось почти десять минут. Выглядывать и поторапливать Егор считал неэтичным и вызывающим подозрения.
       Наконец Марина вошла в землянку и сразу оказалась в объятиях своего бывшего возлюбленного. Их губы слились в продолжительном поцелуе. Неожиданно, почти следом за Мариной, в землянку вошел и комбат, майор Огуречный.
       - Вас, младший лейтенант, кажется, не за этим сюда послали.
       - Извините, товарищ майор, это…, это моя жена. Мы с ней давно не виделись.
       - Об этом вы будете докладывать полковнику Пугачеву. Может быть, он и поверит,  а мне не нужны ваши сказочки. На выход, шагом марш! - зычно скомандовал он.
       Егор подчинился. Направился на выход. Марина двинулась следом за ним.
- А вы, боец Сизова, задержитесь, - тоном, не терпящим возражений, заявил майор.
       Марина осталась в землянке. Егор же, оказавшись снаружи, с грустью посмотрел, как опускается за ним, закрывающая вход плащ-палатка. В душе смятение. Представил себе, как этот «чурбан» теперь читает нотацию любимой. «Но она-то не виновата. Это я поставил её под удар. Подставил и бросил одну. Черт! Это не по-мужски. А, что я могу сделать? Вызвать майора на дуэль? Глупо это. И всё-таки, как помочь Марине? Пойти к командиру полка и рассказать ему о нашей любви? Но тот ясно объявил, что не допустит никакой любви в военное время. И все-таки, нужно было с самого утра прибыть к полковнику и доложить, что в полк прибыла моя жена. Теперь этот момент упущен, и он мне не поверит, особенно после того, как ему представит ситуацию майор Огуречный. 
       Егор отошел от землянки подальше и только бросал на неё выжидательные взгляды. В нем разрасталась ненависть к майору. У него даже родилась мысль отомстить этому «чурбану» за издевательство над женщиной. «Наверняка, гад, наслаждается своей властью над нею». Но скоро он увидел, как из землянки вышла, понурив голову Марина, а затем и сам Огуречный. Егор облегченно вздохнул. «Слава Богу, что недолго мучил её своими нравоучениями. Ну, а мне они теперь предстоят. Что ещё меня ждет за нарушение приказа полковника? Действительно ли меня разжалуют и отправят в штрафную роту на фронт или ограничатся выговором?» Гадая над своей судьбой, он вернулся в свою землянку. Но вскоре явился посыльный и передал приказание явиться к командиру полка.
       «Ну, вот, началось, - вздохнул Егор, готовый к самому худшему. – Ну, и пусть. Мне терять нечего. Обидно только, что даже толком не поговорил с Мариной, а теперь снова её долго не увижу».
       В штабе полка на него смотрели по-разному. Кто, как на отъявленного преступника, а кто-то с сочувствием. Егор ждал минут пятнадцать, когда его пригласят к Пугачеву, пока к нему не вышел заместитель командира полка по политической части капитан Шаблов и приказал вернуться к себе, ждать, когда его вызовут снова. Полковника срочно вызвали в штаб армии.
       Прошел остаток дня. Прошла ночь. Егора все не вызывали. Сосредоточиться на делах удавалось с трудом. «Получается у полковника есть дела поважнее, чем разбираться с нарушением приказа младшим офицером. Утром Егор снова навел на себя лоск и отправился на встречу с Мариной. «Семь бед, один ответ, - решил он. – Не хочу быть зазря наказан. Должен же я поговорить с ней. Да, и если я не приду, что она обо мне подумает? Что я трус? Сбежал, поджав хвост?»
       На обочине батальонной линейки в хозяйстве Огуречного осмотрелся. Марины нигде не было видно. Подошел к группе девушек, поздоровался. Попросил позвать к нему Сизову.
       - А она на гауптвахте, - сказала одна из девушек.
       - Как? Разве у нас в полку есть гауптвахта? – удивился Егор такой новости.
       - Выходит есть, коли комбат объявил ей пять суток ареста.
       Егор был поражен. В его понятии гауптвахта была самым серьёзным наказанием и никак не для девушки за то, что она обнималась с офицером, старше её по званию. «Тем более, в условиях лесной жизни, где и так для них повседневная жизнь была, как гауптвахта, находиться в ещё более худших условиях,  наверное, ужасно. Бедная Марина».
       Вернулся в свою землянку с отвратительным настроением. «Что делать? Сидеть, сложа руки и ждать, когда тебя осудят?» Вспомнились слова капитана Шаблова, сказанные ему вслед в штабе полка: «Судить тебя будем не за то, что ты влюблен, а за то, что нарушил приказ командира полка в военное время».
       - Да, и черт с вами, судите, - вспыхнул Егор. – Великое преступление. Ну, а пока я на свободе, пойду, разыщу её. Хоть извинюсь перед ней. И попрощаюсь. Видно, не судьба нам быть вместе.
       Он аккуратно завернул в газетку принесенный ему утром офицерский доппаек, свернул плащ-палатку, на «губе» ей пригодится, и вышел из землянки. Полковая гауптвахта находилась на задворках полка, точнее в глубине леса у ручья, в убогой избушке. У входа прохаживался часовой с винтовкой. Егор узнал часового. Когда-то вместе лежали в госпитале. Значит, я найду с ним общий язык, и он позволит мне увидеться с Мариной.
       - Боец Григорьев, здорово. Ты чего здесь охраняешь?
       - Здравия желаю, товарищ младший лейтенант. Охраняю полковую гауптвахту.
       - Пустую? – задал провокационный вопрос Егор.
       - Почему пустую? В этой клетке сидит «жар-птица». Красивая деваха, до безумия. Не знаю, правда, за что её посадили, но обидно, право слово, держать под замком такую красоту. Жалко.
       - Покажи.
       - А не нагорит нам с вами?
       - Дальше передовой не пошлют, а её мы с тобой уже не раз видели. Я лично по ней уже соскучился, - подмигнул Егор часовому.
       - Ваша правда. Вот вам ключ, открывайте и смотрите, а я уж постою на шухере.
       Марина встретила Егора у порога своего узилища.  Она наверняка слышала его разговор с часовым, но была сдержана и не бросилась, как вчера на грудь любимого. И вообще была суха, встретив Егора, как чужого.
       - Здравствуй любимая! Ты на меня в обиде?
       - Нет, но я боюсь мышей, а их здесь много.
       - Мышей? – изумился Егор. – А как же ты воевать будешь? Фашисты пострашнее мышей.
       - Я об этом не думала. Я, когда записывалась в армию, хотела только увидеться с тобой.
       - Есть хочешь?
       - Хочу.
       - Вот консервы и галеты, - Егор ловко выхватил штык нож и вскрыв банку, протянул её Марине. – Ешь. Вечером принесу хлеб и сало.
       - Спасибо. А тебе здорово досталось?
       - Мои наказания ещё впереди. Полковнику пока не до меня, но он мужик строгий. Но я, милая, ничего не боюсь. Я уже в таких передрягах побывал, что хуже трудно представить.
       - Не думала я, что на фронте за любовь так строго наказывают.
       - На фронте не так…. Это здесь, в тылу, в двадцати километрах от передовой,  вымудряются. А на настоящем фронте, на передовой, то есть, любовью заниматься некогда, да и условий нет. Хотя некоторые все равно ухитряются. Если есть условия, конечно, но их за это никто не осуждает. Скорее завидуют.
       В приоткрытую дверь просунулась голова часового.
       - Товарищ младший лейтенант, кажется, к нам сам полковник Пугачев идет. Вам бы смыться надо.
       - Я приду к тебе вечером. Но ты ничего не бойся, ни мышей, ни чертей, ни полковников с майорами - сказал Егор Марине и выскочил из узилища в рядом растущие кусты.

3
       В запасном полку ожидали важного гостя, начальника управления кадров армии генерала Треухова. По такому случаю, командир полка полковник Пугачев решил лично осмотреть свое хозяйство, особенно задворки: складские помещения, подсобные службы и гауптвахту. Именно в этих местах высокое командование ищет повод для разноса полковых офицеров. Не исключалось, что и генерал Треухов захочет пройтись по закоулкам.
       Часовой Григорьев доложил полковнику по форме.
       - Ну, давай, показывай, кого ты прячешь в этом тереме. 
       Григорьев открыл дверь и на всякий случай глянул в сторону кустов, в которых несколько секунд назад скрылся младший лейтенант.
       - По приказу товарища полковника, боец Сизова, на выход, - скомандовал он.
       Щурясь от яркого солнца, из темноты домика вышла Марина, и смело посмотрела на полковника. Опытным глазом, знающей себе цену красивой женщины определила, что произвела впечатление на большого начальника и заинтересовала его, а стало быть долго сидеть в этом темном, неухоженном помещении пахнущим мышами, ей не придется.
       Полковник  Пугачев действительно не ожидал, что перед ним предстанет такая «нимфа» и даже несколько растерялся. Он стоял перед девушкой, не находя нужных слов. Его поразило сходство с его бывшей женой, погибшей при бомбежке Сталинграда.
       - Боец Сизова, - представилась Марина, приняв строевую стойку - Арестована на пять суток командиром второго батальона майором Огуречным за нарушение воинской дисциплины, за то, что обнималась в землянке со своим земляком, младшим лейтенантом Никишиным.
       - Вольно, - машинально отреагировал полковник. – Давно в армии?
       - Смотря отчего вести отсчет, товарищ полковник. Женой военнослужащего стала в феврале 1937 года, а связисткой-радисткой в марте 1944-го.
       - Хм, значит, не новичок в армии, должны бы знать воинские Уставы. Почему же нарушили воинскую дисциплину?
       - Я же сказала, что встретилась здесь в полку со своим земляком, в которого была влюблена до замужества. Он даже был моим женихом, пока родители не нашли мне другого. Конечно, обрадовались встрече, обнялись. И потом… в воинском Уставе нет статьи, запрещающей обниматься с другом или целоваться, не запрещается и любить. Устав я знаю. Вот только не знала, что ваш полк, товарищ полковник, руководствуется другим каким-то воинским Уставом. 
       - Хм, - Пугачев смутился от такого доклада. – Устав, боец Сизова, для всех военнослужащих Советской армии один. И в нем говорится, что приказы старших начальников не обсуждаются, а строго выполняются. Так вот у себя в полку я издал приказ, который обязывает всех, в целях поддержания воинской дисциплины и сохранения боеспособности полка, временно запретить любовные связи и похождения.
       - А что, обнимания и поцелуи с земляком, с которым семь лет не виделись, являются любовной связью? Получается, из-за вашего приказа, который противоречит воинскому Уставу, можно посадить любого под арест? – виновато улыбнулась Марина. – Тогда разрешите продолжить отбывать наказание?
       - Погодите, боец Сизова. Вы можете представить себе, чтобы стало с полком, если бы я не объявил этого приказа? Ведь в вас, девушках, солдаты и офицеры увидели не бойцов, а прежде всего женщин, без которых давно скучают и которых, конечно, желают… э… любить, значит. И в полку начался бы бардак. А какая тогда это будет боевая единица? А ведь мы всего в двадцати километрах от передовой и всегда должны быть готовы вступить в бой.
       - Я вас поняла, товарищ полковник. Получается, что командование Советской армии или командование фронта об этом не подумало, а вы и я должны об этом подумать. 
       - Вот и хорошо, что вы меня поняли, - командир полка был все-таки удручен словами девушки, которая ему нравилась все больше. – А, где сейчас ваш муж?
       - Он был командиром 612 стрелкового полка. В начале марта умер в Смоленском госпитале от ран.
       - Майор Сизов? Припоминаю. Соболезную и глубоко сочувствую. А почему вы сразу не объяснили майору Огуречному, что младший лейтенант Никишин ваш земляк и бывший жених?
       - Я пыталась, товарищ полковник, но он не хотел меня слушать. Видимо, посадить меня под арест для него проще, чем ослушаться вашего указания.
       - Как вас зовут, боец Сизова?
       - Марина, товарищ полковник.
       - А сколько вам лет?
       - Двадцать пять. А что?
       - Ничего. Так просто спросил.
       Но полковник Пугачев спрашивал Марину о возрасте не случайно. Марина понравилась ему с первого взгляда, и с каждой минутой нравилась все больше. Он хотел узнать разницу в возрасте межу ними. Она была солидной, почти двадцать лет. И все-таки в мыслях занозой засела надежда, что между ними может быть… любовь. Тем более, у них схожие судьбы. Оба потеряли на войне своих близких и остались одинокими людьми. Конечно, младший лейтенант Никишин значительно моложе его и больше соответствует её возрасту, но у него ещё все впереди, и жизнь, и смерть в бою.
       - Так разрешите продолжить отбывать наказание? – снова спросила Марина.
       - Вот что, Марина Сизова. Я отменяю приказ вашего командира батальона, майора Огуречного о вашем аресте и содержании на гауптвахте. Возвращайтесь в батальон и доложите ему об этом.
       - Спасибо, товарищ полковник! Разрешите выполнять? – улыбка ещё больше украсила Марину, а лукавый, особенный взгляд, брошенный на Пугачева, показался ему многообещающим и заигрывающим.
       - Выполняйте. Да, вот ещё что…. Вы упомянули, что являетесь связисткой…
       - Так точно, товарищ полковник.
       - Тогда передайте ещё командиру батальона, что я вас вызвал к себе на восемнадцать ноль-ноль.
       - Есть, передать: быть у вас в восемнадцать ноль-ноль.
       Полковник развернулся и пошел дальше, а Марина стояла еще пару минут в раздумье, прежде чем возвращаться в батальон. Она до конца не решила радоваться ей этой встрече с командиром полка и своему неожиданному освобождению из-под ареста или остерегаться. Конечно, она была довольна, что покидает это ужасное место, что утрет нос этому мужлану Огуречному, который почему-то не клюнул на её чары, а упёк под арест, но опасалась последствий для Егора. «Внешне ситуация выглядела логично: полковник повелся на её красоту и понял глупость её ареста по такому пустяку, а потому отменил приказ Огуречного, проявив благоразумие и человечность. Но, что последует за этим? Что будет после восемнадцати ноль-ноль, когда она явится к нему? Не потребует ли он платы за свою снисходительность? Меня, конечно же, от этого не убудет, но…, как ко всему этому отнесется Егор? Он же не дурак. Поймет что, к чему. А мы только-только нашли друг друга. Он снова полон надежд, а тут опять…. Господи, это же будет сильным ударом по нему. Его реакция на это может быть самой неожиданной при таком взрывном характере. Новой измены он уж точно мне не простит. А я все ещё продолжаю его любить и хочу быть с ним. Ведь эта война все-таки закончится, и нужно будет жить дальше».
       Марина не спеша шла по тропинке к расположению своего батальона. Ярко светило и пригревало апрельское солнце. Через пару дней начнется май, весна войдет в полную силу, расцветет природа, начнется новый виток жизни, невзирая на войну. Пели птицы, радуясь жизни. А на душе у Марины было мрачно и холодно. Она никак не могла решить, как поступить с полковником и Егором, и как при этом не лишить себя главного.
       «Если я отвечу полковнику отказом? – спросила она себя. – Как поступит полковник? Обиженные люди, наделенные властью, применяют все методы, чтобы отомстить. Тогда меня ждет передовая, а Егора штрафная рота с понижением в звании. Полковник вполне может так поступить, чтобы другим неповадно было. Человеческая жизнь на войне недорого стоит. Нет, этого я принять не могу. Не хочу, чтобы из-за меня снова пострадал Егор. Нужно придумать что-то такое, чтобы…как говорится: «и волки сыты и овцы целы».
       Егор нагнал Марину у входа в подразделение.
       - Освободил тебя полковник? – спросил он обрадованный, полагая, что и его наказание после этого будет смягчено.
       - Как видишь, - не совсем весело отреагировала Марина.
       - Полагаю, майор Огуречный ещё не знает о твоем освобождении. Может, погуляем по лесу, поговорим?
       - Извини, милый, что-то не хочется. Вроде бы, радоваться должна, а на душе как-то не спокойно, - виновато улыбнулась Марина.
       - Ну, если не хочется, настаивать не буду. Только хоть объясни, как ты оказалась в нашем полку? И откуда: с Камчатки или из деревни?
       - Я из деревни. О твоих родственниках знаю только, что отец твой и старшая сестра тоже воюют, но писем, как и от тебя от них давно не было. Вторая сестра где-то учится, не знаю где. Мишка, твой брат работает в колхозе на ферме, развозит корма. Слышала, что его собирались послать на курсы трактористов в Перевесенку. Парень вырос. Очень стал похож на тебя. Все в деревне работают с утро до ночи, и стар, и млад. Скука смертная. Я тоже работала в телятнике, пока не получила письмо из госпиталя от Ивана. Решила навестить его в госпитале, поддержать. Как жена старшего офицера имела право. Приехала в Смоленск, но опоздала. Не застала его живым. Поехала в штаб армии и попросилась на службу. Мне пошли навстречу, послали на курсы связисток-радисток. Потом я случайно узнала, что в этом полку служишь ты и попросилась по окончании курсов в твой полк. Вот и все. Давай здесь расстанемся. Не хочу, чтобы майор снова увидел нас вместе.
       Егор уловил холодок в словах Марины, только не понимал в чем причина этого изменения в ней.
       - Расстанемся, так расстанемся. Когда увидимся снова?
       - Как для этого сложатся благоприятные условия, - Марина повернулась и пошла к землянкам штаба батальона. Егор стоял и, молча, смотрел ей в след.
Это уходила взрослая опытная женщина, размеренно покачивая бедрами, привыкшая к взглядам к себе. Ему показалось, что он понял причину появившейся в ней холодности. «Будучи женой майора Сизова, она привыкла к особому отношению, а что мог дать ей младший лейтенант? Уж точно не уверенность в завтрашнем дне. Что такое лейтенант на фронте? Потенциальный покойник. Я уже четырежды был ранен. Ей же нужен офицер с высоким званием, персональной землянкой, подальше от передовой, и обильным питанием. Ладно, пусть идет с Богом к своей цели».

(полную версию романа можно прочитать в книге)