Динамика политических ценностей

Динамика политических ценностей россиян после 2014 г. - поворот к консерватизму и архаике
Оценивая динамику политических ценностей россиян в период нахождения у власти В. Путина («путинская эпоха»), нельзя не отметить существенного разворота ранее наблюдавшихся трендов в нынешний, третий срок правления российского лидера.   Начавшись с событий не самого первого новостного ряда (дело «Пусси райот», беспорядки на Болотной в мае 2012 г., отдельные запретительные законы, принятые  в этот период Госдумой), новое состояние общества и власти оформилось в 2014 г., в основном на фоне событий на Украине и в Крыму, проведших резкую едва ли преодолимую черту между «большинством» и «меньшинством». Дело, разумеется, не в самом Крыме или Донбассе, а в дилемме, под знаком каких идей и ценностей должно развиваться само российское общество — под знаком «азиатчины» с ее культом власти, пренебрежением нормами писаного права, или под знаком «европы», европейского пути развития. Пока в России явно побеждает «азиатчина». «Рубежный» для России 2014 год и два последующих проходили под знаком доминирования в общественном сознании идей, которые обычно описываются общим понятием «консерватизм». Наблюдалось сплочение нации перед угрозой внешнего врага и внутренней «пятой колонны», неприятие западного опыта и западной культуры, поиски «духовных скреп» и апелляция к традиционным моральным ценностям, таким как порядок, семья, стабильность, усиление роли государства, «державы» - во всех сферах жизни, усиление влияния официального православия и клерикальных кругов. Традиционное русское западничество, европейство стали чуть ли не опознавательным знаком принадлежности к «пятой колонне». «После воссоединения с Крымом, увидев массовую ненависть к России у западных элит, полное нежелание выслушивать какие-бы то ни было наши аргументы в свою защиту, наглую приверженность западных элит к двойному стандарту и полную поддержку этого нашими либералами, многие наши сограждане склоняются к мнению о полной несостоятельности российского западничества1». Идейную «повестку дня» все чаще стали определять радикальные круги, а в самом обществе все заметнее проявляются взаимная агрессия и нетерпимость2. На все есть свои обоснования. Так чуткий к общественным трендам и политической конъюнктуре Андрон Кончаловский пишет, что «русская культура — огромная архаическая плита, которая лежит во всю Евразию и восходит даже не к славянству, а к праславянству, к самой языческой древности»3, и, соответственно, лидер страны и его политика как носители идеологии архаической плиты, объявляются несменяемыми и безальтернативными.  Напротив, по мнению У. Николаевой, «мы имеем дело с возрождением особой – мифологической формы общественного сознания, той формы, которая возникла на самых ранних, архаических (первобытных)  стадиях развития общества4».  И, соответственно, эта форма входит во все более явное противоречие с социальными реалиями дня сегодняшнего, и не может продолжаться долго. Образ «гражданской войны», если не «горячей», то виртуальной прорисовывался все более явственно.  В этом в самом по себе нет ничего нового. Можно из не самой давней истории вспомнить и последнее десятилетие царствования Николая 1, и «победоносцевскую реакция» после цареубийства – 80-е годы 19 века, ну и конечно, послевоенные годы ХХ века, вплоть до «оттепели». Такие периоды «общественных заморозков» случаются в нашей стране с известной периодичностью, чередуясь с «оттепелями» и иными временами политического года. Если судить по данным социологических опросов, неизменно рисующих картину массовой поддержки всех «консервативных инноваций», если так можно выразиться, впору говорить о свершившейся в стране консервативной революции. Однако подобная оценка, на наш взгляд, явилась бы слишком поспешной.
В Институте социологии РАН несколько последних десятилетий отслеживается процесс ценностной эволюции российского общества. Среди прочих тенденций, еще в 2001-02 гг. был выделен феномен «консервативной волны5», тогда еще многими не признававшийся магистральным. Содержание этой волны состояло в обычном постреволюционном термидоре, в тяге общества к стабильности и порядку после лет революционных перемен. Однако носителями этой волны были во многом представители уже новых социальных слоев, среднего класса, сформировавшегося уже в период перехода от смуты к стабильности. Соответственно, это были скорее неоконсерваторы, чем традиционные консерваторы. Так, как принято считать, неоконсерваторы настаивают на самостоятельности экономической сферы общественной жизни и необходимости освобождения ее от государственного регулирования, то консерваторы, напротив, отводят экономике подчиненную роль по отношению к более высоким социальным сферам — религии, морали, политике, считая экономическую свободу не только утопичной, но и в ряде случаев вредной. Подобный взгляд сегодня активно пропагандируют некоторые представители РПЦ и близкие к ним публицисты. Как полагает склонный к эпатажу протоиерей Вс. Чаплин, «главная проблема современного православия и, собственно говоря, России (потому что России нет без православия) – это то, что мы разучились быть рабами6».  Согласно имеющейся теории, «если неоконсерваторы рассматривают правовую систему как совокупность норм, призванных в идеале выразить универсальные формы социальных взаимоотношений, то консерваторы придают юридическим установлениям принципиально национальный характер, считая, что они закрепляют особенности духа конкретного народа, и следовательно, не могут быть универсальными. И главное различие - неоконсерваторы отстаивают идеалы либерального общества, а консерваторы рассматривают либеральную экономику  в качестве гибельного пути западной цивилизации и обращаются за поисками своего идеала к Средневековью и даже более ранней архаике7».  Среднему классу нужен твердый государственный порядок, гарантирующий ему завоеванное место, он патриотичен, пусть хотя бы на словах, он даже националистичен. Однако именно ценности среднего класса оказались «утопленными» в общей массе консерваторов национал-патриотической ориентации, доминирующих в политической жизни России 2014-16 гг. Налицо апелляция к идеям традиционного общества, общине, народной религиозности, то есть к тому, что в современной России если и можно найти, то лишь на уровне деклараций и парадных символов, а не в реальной жизни.  Так что же все-таки произошло в современной, «путинской» России?
Самое простое, лежащее на поверхности объяснение общего тренда в направлении консервативных идей– это реакция, пусть и несколько запоздалая на отклонение маятника истории в противоположном направлении – когда в начале 90-х пришедшие на волне перемен и общественных ожиданий «демократы» оказались несостоятельными в выстраивании постсоветской государственности. Как отмечает на «Портале РБК» политолог Н. Петров, «общество, бродившее по пустыне два-три десятка лет и изживавшее советские черты, переходя к новой нормальности, вновь вернулось в Египет»8. По мнению Э. Пайна, подобные возвратные процессы являются закономерными, но не долгоживущими трендами – «возрастание спроса на антидемократические формы политической организации общества и откат к соответствующим социальным практикам - проходящая закономерность9». Всплеск социальной архаики можно объяснить и тем, что перемены, подобные тем, что происходили в России двадцать с лишним лет назад, вовлекают в общественную жизнь ранее законсервированные очаги общинного строя: «Люди, попадая в новую для них обстановку городов, лишены старой системы ориентиров и ценностей. Возникает ситуация, когда традиционные регуляторы их поведения, основанные на нормах сельского общества, уже разрушены, а новые еще не сформировались. Это явление, описанное впервые во время урбанизации XIX века в Америке и Западной Европе, получило название «аномия»10. Тем не менее, возникает вопрос – а почему эта реакция оказалась отложенной почти на два десятилетия? Что в ней закономерного, а значит неизбежного, а что привходящее, и связано с текущей политической конъюнктурой? И как оценивать нынешний консервативный тренд с точки зрения долгосрочных перспектив страны? По мнению одних экспертов (И. Юргенс11 В. Иноземцев12), подобное состояние общественных «заморозков» создает большие проблемы на путях становления современной политической нации и формирования стабильных государственных и общественных институтов. С другой стороны, не менее, а пока судя по всему, даже более распространена противоположная точка зрения, согласно которой именно в результате произошедшей поляризации массового сознания и формирования «ценностного большинства», в стране происходит процесс национального подъема и обретения обществом необходимой для развития национальной субъектности. «Россияне воспринимают прошедший год, как год, когда произошло долгожданное объединение людей. Наше общество было разрозненно (и до какой-то степени таким и остается), поэтому когда произошел некий подъём русского национального духа, люди испытали чувство национального единства»13.
Действительно, даже невооруженным социологическими методиками взглядом отчетливо видно, насколько изменилась психологическая атмосфера в обществе за последние 2-3 года. За этими переменами не может не стоять эволюция системы ценностей, определяющих отношение  россиян к происходящим в стране событиям. Если общая тенденция к формированию консервативного тренда возникла не вчера и не сегодня, а еще в самом конце 90-х годов, и лишь набирала силы последние 15 лет, то в последние годы на этот естественный процесс наложилась ценностная переконфигурация, наметившая ценностную радикализацию и поляризацию. Как справедливо отмечает Александр Архангельский, «главная беда России заключается не в том, что не бывает резких взлетов и лихих прорывов, с этим – полный порядок. Но нет ничего, кроме двух полюсов. Ничего нейтрального, совместного, оставляющего поле компромисса, только края, только битва не на жизнь, а на смерть14».  Опорой нынешней власти становится консервативная периферия российского общества, численно в разы превосходящая его либеральное городское ядро. В то же время, несмотря на свой консерватизм и даже социальный реваншизм,  данная группа по своим общежитейским ценностям является сегментом современного потребительского общества, не готовым жить по законам «консервативной мобилизации», а консервативные идеи, принятые ей на вооружение, являются срезом  архетипического сознания, ведущим свою предысторию из прошлых периодов, и реанимированного в совершенно иных общественных условиях.
Как показал опрос октября 2016 г. в стране сохраняется «лево-правый» магистральный запрос, в котором идеи социальной справедливости (34%) выбирают именно ее в качестве приоритетной идеи с запросом на сильную державу (27%) совместно с близкими идеями патриотизма (9%) и поддержания традиций (3%). Левые и правые  идеи в нем очень плотно сцементированы, и чаще всего дополняют друг друга. Но при этом именно правая часть этого монолитного блока сегодня являет собой главную опору путинского политического режима. И это не случайно — действия В. Путина во внешней политике носят право-популистский характер, тогда как внутреннюю политику, в первую очередь, социально-экономическую, трудно охарактеризовать как лево-популистскую, а надежды на переориентацию этой политики в русле идей С. Глазьева и других левых экономистов, скорее всего не сбудутся, а экономическая политика и политика финансовых институтов гораздо ближе к либеральной, чем к социалистической.  В последние три года резко повысился  уровень радикализма в консервативном сегменте (впрочем, аналогичные процессы происходили и в либеральном сегменте), колеблющиеся «центристы», ранее составлявшие большинство, способное оттереть радикалов на периферию спектра, сами «заразились» болезнью радикализма, в результате чего влияние «центра» ослабло, и общество оказалось перед лицом глубокого ценностного раскола. Так как же обстоят дела сегодня?
Данные исследований, при всей видимой яркой поляризации общества, все же позволяют говорить, что реальное идеологическое соперничество происходит не между двумя полюсами – консерваторами и либералами, а учитывая сохраняющееся преобладание в центральной части политического спектра синтетической, частично консервативной, частично либеральной идеи – скорее между тремя. Это лево-консервативная идея, связанная с укреплением национальной государственности и восстановлением базовых принципов социальной справедливости (34% сторонников, для которых эти цели являются приоритетными в 2016 г.). Это лево-либеральная (социал-демократическая) идея, делающая акцент на тех же идеях социальной справедливости в пакете с общедемократическими свободами, европейскими политическими ценностями, экономической и социальной модернизацией (9% приоритетны в 2016 г.). И, наконец, это либерально-консервативная идеология, во многом совпадающая с основным вектором политического курса, связываемого с эпохой «нулевых», и которая как бы потерялась сегодня, в условиях ценностного противостояния флангов (4% приоритетны в 2016 г.).
Безусловно, в последние годы произошла реанимация многих архетипов, входящих в социокультурный код российской нации. Однако эти архетипы далеко не всегда затрагивают мотивационный блок массового сознания. Те, кто сегодня пытается в качестве «нового путинского большинства» предложить консерваторов-традиционалистов, не учитывают качество этого самого «традиционализма», существующего подчас лишь как элемент автостереотипа наряду с представлениями о соборности, коллективизме, духовности, и прочих атрибутах русского самосознания. Не всегда верная интерпретация содержательной составляющей данной группы часто приводит к ошибочному мнению о том, что в современном российском обществе продолжают доминировать идущие от общинных ценностей настроения и установки.  Подтверждает сделанные выводы и таблица ответов на вопрос о том, какие идеи и лозунги в наибольшей степени выражают представления опрошенных о желаемом будущем России (2014 г.). В отличие от вышеприведенной таблицы, вопрос предполагал возможность выбора до трех вариантов ответа. Лидирующие позиции и в этом случае занимают базовые ценности консервативного большинства – социальная справедливость (47%), национальные традиции, моральные и религиозные ценности (35%), а также ценности великой державы, империи (32%). Ценности из либерального сегмента- свободный рынок и сближение с Западом – находятся на отметке в 10-11%.
Какие из нижеприведенных идей и лозунгов в наибольшей степени выражают Ваши представления о желаемом будущем России? (Дайте не более трех вариантов ответа) — 2014 г.

Всего, в
2014
октябрь
1 – Права человека, демократия, свобода самовыражения личности
27
2 – Сильная жесткая власть, способная обеспечить порядок
26
3 – Возвращение к национальным традициям, моральным и религиозным ценностям, проверенным временем
35
4 – Сближение с Западом, с современными развитыми странами, вхождение в «общеевропейский дом»
11
5 – Свободный рынок, частная собственность, минимум вмешательства государства в экономику
13
6 – Социальная справедливость
47
7 – Россия, в первую очередь, для русских, создание русского национального государства
10
8 – Россия должна снова стать великой державой, империей, объединяющей разные народы
32
9 – Ни один из этих лозунгов не выражает мою личную мечту о будущем России
9

 
Когда «ценности» трансформируются в идеологии, требующие более жесткого выбора, складывается такая политическая «бухгалтерия»: 35% опрошенных поддерживают идеи консервативного большинства, 16% из них делают акцент на социальной справедливости, 19% на традициях и могуществе державы («левый и правый уклоны»). Еще 19% занимают промежуточную позицию между консервативными и либеральными ценностями, выступая за сочетание идеи сильного государства и рыночной экономики. И, наконец, лишь 3-5% составляет поддержка партии «европейского выбора», последний показатель сократился с 10-11% в 2008 и 2010 гг. до цифры, которая уже не позволяет данной гипотетической партии даже пробиться в Государственную Думу. Еще 5% составляют политически убежденные националисты, место которых в рамках противостояния консерваторы – либералы остается не до конца выраженным, хотя события 2014 г. и подтолкнули данную группу в сторону консерваторов-державников и консервативного большинства в целом.   На вопрос, какая идея, какой лозунг нравится в наибольшей степени, получены следующие ответы:
Какая идея, лозунг нравится Вам в наибольшей степени (2016 г.)
7% – Развитие гражданского общества и местного самоуправления
34% – Социальная справедливость
27% – Сильная держава
3% – Поддержание религиозных и национальных традиций
9% – Патриотизм
9% – Свобода, права человека
7% – Россия для русских
4% – Сближение с Европой, Западом, развитие рыночной экономики
0,4 – Другое
Важнейшим следствием этой эволюции стал раскол (точнее фиксация раскола, поскольку сам раскол пусть и в смягченном виде имел место и раньше) общества на «консервативное большинство» и прозападное «либеральное меньшинство», причем по разным оценкам первое составляет от 70% россиян и выше, что же касается либерального меньшинства, то составляя 15-20% и существенно уступая количественно; оно имеет более высокие социальные и образовательные показатели, более высокую степень вовлеченности в информационные процессы, что определяет «вес» этого сегмента в общественно-политической жизни, неравнозначный его численному представительству. И этот факт уже ставит под сомнение приведенный выше тезис о консолидации общества – возможна ли консолидация современного общества за вычетом его наиболее образованного и динамичного сегмента?
Рассмотрим основные ценностные доминанты, определяющие состояние современного российского общества. Утверждение, что Россия должна быть великой державой, разделяется 65% опрошенных в 2014 г. 54%- в 2015 г. и 63% в 2016 г.  Среди опрошенных старше 60 лет, таких 73%, среди молодежи до 30 лет – 63%. В консервативных группах общества, выступающих за приоритет патриотических и традиционных ценностей эта цифра превышает 75%, равно как и среди сторонников приоритета социальной справедливости, но и среди сторонников прав человека и политических свобод она также достаточно велика (53%). равно как и среди тех, кто идентифицирует себя как либералов (59%).


2014
октябрь
2016 октябрь
Россия должна быть великой державой, с мощными вооруженными силами и влиять на все политические процессы в мире
67
63
Россия не должна стремиться к укреплению державной мощи, лучше позаботиться о благосостоянии собственных граждан
33
37
Как это следует еще из результатов ряда более ранних исследований ИС РАН, в частности проекта «Русская мечта» 2012 г., именно ориентация на Россию как державу является важной составной частью социокультурного кода, выработанного обществом в ходе становления и развития нации. Это традиционное представление о роли российского государства, в последнее время все более оспариваемое «новорусскими» группами, особенно интенсивно как либералами, так и малочисленными пока молодыми русскими националистами, сторонниками создания национального русского государства европейского типа. Всего великодержавную позицию разделяют 66% опрошенных россиян, среди консерваторов, как радикальных, так и умеренных, эта цифра достигает отметки в 73%, а в либеральных сегментах общества ограничена уровнем в 52%.
Достаточно стабильной при общем направлении к снижению в период 1998-2014 гг. является установка на то, что Россия должна жить по тем же правилам, что и современные западные страны (с 29% до 25%). В 2015 г. с этим утверждением были согласны  32% молодых россиян и всего 18% старше 60 лет. Антизападничество сегодня является также важной составной частью социокультурного кода сегодняшнего консервативного большинства. Украинский кризис показал, что это большинство охотно солидаризовалось с представлениями о том, что «никаких международных законов не существует», все решает сила, интересы, чувство справедливости, как в случае присоединения Крыма, и справедливость важнее законов и международных соглашений. Доля тех, кто считает, что «всегда следует соблюдать законы, даже если они несовершенны» - упала осенью 2014 г. до исторического минимума в 19%.
Необходимость в стране «жесткой руки», которая наведет порядок, даже в ущерб свободам и политической демократии, находит поддержку 66% опрошенных (70% в 2014 г.). Однако эта позиция не является консенсусной, так как с ней согласны лишь около 35% представителей либерального, «новорусского» сегмента общества. Зато мечту о твердой руке поддерживают 89% консерваторов.

2014
октябрь
2016 октябрь
России необходима "твердая рука", которая наведет в стране порядок
57
66
Политические свободы, утвердившиеся в стране за последние годы – это то, от чего нельзя
отказаться ни при каких обстоятельствах
43
34

Сходный с этим вопрос был задан в 2015 г.:

Первое суждение. Россия должна стать демократическим государством, в котором обеспечиваются права человека, свобода самовыражения личности
Второе суждение. В России демократия не приживается. Страна нуждается в твердой единоличной власти, способной обеспечить порядок, единство страны и ее суверенитет

65% – Безусловно или частично согласны с первым суждением
37% – Безусловно или частично согласны со вторым суждением
В анкете 4 волны мониторинга ИС РАН в 2015 г. были заданы 4 вопроса, по которым можно судить о мировоззренческом сегменте, к которому принадлежали опрашиваемые респонденты. По совокупности ответов на них нами была построена шкала консерватизм — либерализм. К последовательным консерваторам нами были отнесены те, кто на все четыре вопроса дал «консервативные» ответы, к умеренным консерваторам — кто дал в большинстве «консервативные» ответы, к умеренным либералам — те, кто дал в большинстве «либеральные» ответы, и к последовательным либералам — те, кто на все четыре вопроса ответили как «либералы». То же самое касается промежуточных значений шкалы. Но перед тем, как перейти собственно к шкале, отметим следующее: базовые ценности, которые стоят за данными формулировками вопросов, носят в целом чрезвычайно устойчивый характер. Меняется страна, объявляются и завершаются войны, разверзаются экономические кризисы, а система ценностей, раскалывающая общество, как сформировалась во второй половине 90-х годов, так с небольшими видоизменениями, продолжает существовать и по сей день. Грубо говоря, 2/3 россиян постоянно отвечают как консерваторы (национал-патриоты, левые патриоты) и 1/3 — как либералы (сторонники европейского выбора). Присоединение Крыма и сопутствующие ему события увеличили численность консерваторов до 75-80%, и, соответственно, на столько же уменьшили численность либералов. Исследование 2016 г. зафиксировало  небольшое снижение численности  консерваторов — в пределах 3-4,5%, что, впрочем, ненамного превышает среднестатистическую погрешность выборки.
Доля последовательных консерваторов составляет около 27%, умеренных — 57%, умеренных либералов — 12%, последовательных либералов — между 4 и 5%. Общее соотношение консерваторов и либералов составляет 83% против 16%. Но, как следует из этих расчетов, умеренные с обоих флангов вместе составляют 68-69%, а радикалы с обоих флангов — 32%. Таким образом, видно, что умеренные, колеблющиеся консерваторы сегодня составляют в обществе абсолютное большинство. Однако не эта группа сегодня является (пока является!) ядром поддержки политического режима и его лидера В. Путина. По мнению Владимира Пастухова, «в качестве доминирующей, на место  коммунистической идеологии пришло нечто, что я определил бы как "черносотенную идею". Ее не надо путать с имперской идеей, хотя есть много людей, готовых выдать свои черносотенные взгляды за имперские»16.
Чтобы развить данный сюжет, используем еще одну шкалу — уровень протестности, недовольства политическим курсом и лидером страны. Эта шкала также является комбинацией двух вопросов анкеты — о правильности пути, которым идет страна, и отношение к В. Путину. Посмотрим средние значения шкалы протестности в группах консерваторов и либералов. Наиболее лояльной является группа радикальных консерваторов (уровень протестности — 2,817), далее идет группа умеренных консерваторов — 2,9, радикальных либералов — 3,3; и, наконец, группа умеренных либералов — 3,47. Если в период до 2012 г. главной опорой режима были умеренные (системные) либералы,  то после 2012 г., и в особенности после 2014 г. - именно эта группа осталась наиболее недовольной — а опорой режима стали радикальные консерваторы. «Разгромом лояльного институционализма» назвал этот процесс публицист Александр Морозов. По его мнению, «на российской политической сцене произошли радикальные изменения: для лояльных институционалистов на ней нет места18». Посмотрим уровень протестных настроений в ведущих социально-демографических группах. Распределение по возрастам говорит о том, что наиболее высокий потенциал недовольства сосредоточен в группе 51-60 лет (3,15).  Это также группа со средним специальным образованием (3,01), наравне с наиболее образованной частью общества, имеющей звания кандидатов и докторов наук (3,06), плохо материально обеспеченные граждане (3,44), жители крупных городов с населением от 250 до 500 тыс. человек (3,21). Как видно, собирательный портрет современного недовольного далеко не совпадает с привычным представлением о протестанте-либерале, жителе мегаполиса,  состоятельного и креативного человека. Недовольство уходит вглубь общества и страны, но оттуда оно почти не слышно. Лишь городской креативный класс  обладает информационными ресурсами для трансляции своих мнений и настроений, его протесты слышны и видны.
В октябре 2016 г. общая картина протестных настроений изменилась не слишком сильно по сравнению с 2015 г.. Несмотря на развитие кризиса и на большое количество претензий к власти, 77% опрошенных были готовы поддержать власть несмотря ни на что, а 23% полагали, что, напротив,нынешняя власть должна быть заменена во что бы то ни стало. Больше всего недовольных властью было зафиксировано среди либеральной части опрошенных, сторонников приоритета политических свобод и прав человека (34%), а также русских  националистов, выступающих за приоритет прав для русского большинства (33%). За замену власти выступают 50% проголосовавших в сентябре 2016 г. за «Яблоко», представлявшее «передовой отряд» либеральной оппозиции, а также 34% проголосовавших за КПРФ — это оппозиция с противоположного фланга, пожилого и традиционалистского электората, недовольного всем тем, что происходило в стране в последние 25 лет.


2014
октябрь
2016 октябрь
При всех своих недостатках нынешняя власть в России все-таки заслуживает поддержки
84
77
Нынешняя власть должна быть заменена во что бы то ни стало
16
23

. 65% участников того же опроса полагали, что «Россия идет по правильному пути». Больше всего «оптимистов» находились в лево-консервативном сегменте политического спектра (75-83%),  а «пессимистов» - среди русских националистов, не являющихся сторонниками России как державы (51%). Особой критичностью к нынешнему курсу страны отличается электорат «Яблока» (79%), тогда как среди сторонников «Единой России» преобладают оптимисты (83%). Промежуточную позицию занимают сторонники КПРФ и ЛДПР, среди которых «оптимисты» располагают небольшим большинством в 51-53%.



2014
октябрь
2016
октябрь
Путь, по которому идет современная Россия, даст в перспективе положительные результаты
76
65
Путь, по которому идет современная Россия, ведет страну в тупик
24
35

60% опрошенных, вопреки реальностям, о которых не устают говорить экономические эксперты, полагают, что в последние годы  Россия развивается динамично, возвращается в число мировых экономически развитых держав, а 40%, напротив считают, что  Россия в экономическом отношении все сильнее отстает от ведущих мировых держав.


2014
октябрь
2016 октябрь
Россия за последнее десятилетие развивается динамично, возвращается в число мировых экономически развитых держав
62
60
Россия в экономическом отношении все сильнее отстает от ведущих мировых держав
38
40

Расстановка сил тут примерно такая же. Представители лево-консервативного большинства с перевесом в 73-75% склоняются поддержать первое суждение, тогда как либеральная оппозиция и в еще большей степени русские националисты поддерживают второе суждение (60-65%). Аналогично консервативное большинство считает (77%), что  Россия должны сохранять экономический и политический суверенитет, не поддаваться внешнему влиянию; а 23% полагают, напротив, что Россия должна стремиться к интеграции с мировым сообществом, идти на компромиссы со странами Европы и США в решении важных экономических и политических проблем.  С первой из этих точек зрения готовы в той или иной степени согласиться представители всех идеологических течений.
 Попытаемся подвести некоторые предварительные итоги российской общественно-политической ситуации последних лет,  предопределившей переход страны в новое состояние. Оно оказывается не столь и новым: во многих своих чертах оно воспроизводит те тренды, которые фиксировались до 2014 года — постепенно нарастающее недовольство властью, однако не переходящее в остро протестные настроения; преобладание страхов и угроз социального плана на чисто политическими; атомизация общества, его замыкание в частных проблемах, неважно связанных с целями достижения или выживания. Наконец, явные попытки властей выстроить какое-то подобие нового баланса, в котором могут найти себе место представители разных  элитных групп — от русских патриотов, имперцев и националистов, до либеральных экономистов, правда, лично лояльных главе государства. . Попытки «партии ястребов» навязать стране однозначно мобилизационный полувоенный сценарий (экономическая сторона представлена С. Глазьевым) пока буксует, несмотря на постоянные разговоры о неизбежности войны. Власть скорее не заинтересована в дальнейшем ухудшении отношений с Западом, и настойчиво ищет каких-то путей к хотя бы частичному восстановлению взаимодействия. И это находит определенный отклик в общественном мнении. Как это следует из данных Левада-центра, «у граждан России все-таки намечаются первые признаки роста позитивного отношения к США и Европе. Например, респонденты теперь опять охотнее признают Запад местом с лучшим уровнем жизни. К Америке «в основном плохо» и «очень плохо» относятся 64%, «в основном хорошо» и «очень хорошо» – 25%, каждый десятый (11%) затруднился с ответом на этот вопрос. Похожие показатели и по Европе. Но тенденция эта, однако, медленно, но верно начинает идти на спад. На самом деле показатели неодобрения переваливали в свое время и за 80%"19.

Поддержание высокого уровня лояльности в консервативных сегментах общества возможно потребует дальнейшей эволюции политического режима в национал-социалистическом направлении. Программу такого рода выпукло изложил Ю. Селиванов20. «Учитывая этот украинский урок, самой России жизненно важно использовать время, оставшееся до практически неизбежного пика конфронтации с Западом, для максимально полной подготовки страны к этому столкновению в экономической, социальной, идеологической и военной сферах. Народ должен сполна ощутить безусловную заботу о нем, высшую справедливость действий государственной власти, отсутствие сильных внутренних раздражителей (типа пятой колонны и вызывающе наглых «сливок общества») а также прекращение нынешнего тотального засилья разлагающей, прозападной пропаганды в стране». Политолог Кирилл Рогов21 задается вопросом: каково качество «путинского большинства», сформировавшегося вокруг внешнеполитического вектора власти? По его мнению, «сторонники «нереальности» пресловутой цифры апеллируют к двум политологическим и социологическим гипотезам – эффекту «сверхбольшинства» и эффекту «спирали молчания» Элизабет Ноэль-Нойман. В центре этих гипотез — предположение о страхе изоляции, страхе человека оказаться вне общности, в которой он живет. Эффект «сверхбольшинства» увеличивает число тех, кто говорит «да», т. е. поддерживает режим». Мы же склонны предположить, что в массовом сознании произошла реанимация архетипического массового сознания, проявляющаяся в ценностях укрепления державы, антизападничества, русского мира. Как пишет уже цитировавшаяся Ульяна Николаева, «население начинает тянуться к таким готовым ментальным формам, которые существовали в данной культуре на прошлых ступенях развития. Из различных пластов исторической памяти начинают извлекаться прежние модели религиозного, мифологического сознания. Население с исступлением начинает воспроизводить уже давно исчезнувшие из практики культурные образцы22». Настроение общество в целом начинает носить более радикальный характер, чем официальная политика власти. Общественному мейнстриму резко противостоит группа либералов-западников, ориентированных на европейский тип развития, ценности демократии и свободного рынка. Голоса же центристов практически не слышны, информационная среда в стране глубоко поляризовано.
Возвращаясь к высказанной выше гипотезе о глубоком противоречии между пластами архетипического и бытового массового сознания, приведем некоторые данные, прекрасно демонстрирующие соотношение между консервативными «парадными» ценностями, идущими от архетипического социокультурного кода, и теми коррективами, которые внесло в них время – эпоха частной жизни и личных интересов. Несмотря на «консервативный поворот», как и 13 лет назад, в 2015 г. 67% опрошенных не были готовы жертвовать личным благополучием даже ради важных общезначимых целей и 56% полагают, что личные интересы – это главное для человека. Приводимое ниже распределение результатов исследования 2014 г. в разрезе возрастных групп, как это и можно было предположить, показывает, что ценность частной жизни и личных интересов в большей степени (на 8-10%) характерна для молодой части опрошенных россиян. По мнению Виталия Куренного, «конечно, у нас есть свои особенности, связанные с нашим историческим прошлым, но мы находимся внутри культуры модерна. Модерн — это стремление людей жить более свободно и более комфортно. Можно сколько угодно, как во времена СССР, все это гневно обличать, называя «вещизмом» и мещанством, но толку никакого не будет. Конечно, наши технологии, наша инфраструктура во многих случаях просто отстает, но люди очень активно используют новые открывшиеся возможности. Отставание в определенных вещах мы компенсируем другими: например, вы упомянули тягу к айфонам, но у нас в целом необычайно развита гаджетомания, несравнимая с европейскими странами23».

200124
2014
1. Ради высоких, общезначимых целей можно пожертвовать личным благополучием
34
32
2. Не готовы жертвовать личным благополучием даже ради важных общезначимых целей
63
67


2009
2014
1 – Людям следует ограничивать свои личные интересы во имя интересов страны и общества
45
43
2 – Личные интересы – это главное для человека
54
56

По мнению психологов25, основные ценностные различия между россиянами заключаются в выборе между социально ориентированным консерватизмом и эгоистическим самоутверждением. В случае предпочтения социального консерватизма, человек ориентируется на кооперацию с людьми, но не в смысле кооператива как инициативного начинания, а в смысле конформного встраивания в существующие социальные структуры и ради этого готовы на выход за пределы собственных интересов, лояльности друзьям и заботе об окружающих В случае предпочтения эгоистического самоутверждения, напротив, человек выбирает самостоятельный путь, готов к развитию, самосовершенствованию и созданию чего-то нового, но – в отрыве и даже, возможно, противопоставляя себя любым социальным ограничениям. Если говорить о динамике, то российское население, по разным исследованиям, на протяжении последних десятилетий медленно переходит от полюса консерватизма к полюсу самоутверждения. Среди новых поколений растет значимость богатства, успеха, гедонизма, самостоятельности и падает значимость всех консервативных и социальных ценностей. Как утверждает Лев Гудков, «мне кажется, ни о либеральных, ни о консервативных ценностях в России не приходится говорить всерьез. Есть настроения и реакция на действия власти. В нашей стране, в отличие от других стран, общество как тип социальной организации чрезвычайно слабо. Общество не идеологизировано. Именно поэтому я не стал бы говорить ни о консервативных настроениях, ни о либеральных. Они характерны для маргинальных групп, небольших по численности26».
Способствует ли нынешний консервативный тренд образованию консолидированной политической нации, или же, напротив, тормозит этот процесс? Представляется, что здесь имеют место две противоречащие друг другу и направленные в разные стороны социокультурные тенденции. То упрощение, вульгаризация социальных отношений, снижение массового уровня культуры, которые отчетливо проявляются в российском обществе последние 20 лет, некоторые связывают с наступлением традиционализма на отношения модерна и постмодерна, своего рода сползанием в средневековье. Однако более внимательный анализ показывает, что все эти процессы являются следствием распада государства и социальных структур, и, как следствие» примитивной самоорганизации социума. Но новый традиционализм так возникнуть не может, для него просто не существует социальной базы в виде общины, неформальной традиционной иерархии со своими символами и мифами. Традиционное общество, как это показано во множестве исследований, обладает огромной потенциальной энергетикой, высвобождающейся при его разложении, что мы и наблюдали – в первой половине ХХ века в России, когда коммунистическое общество строилось именно руками вчерашних крестьян, переехавших в город, но во многом сохранивших ментальность и ценности традиционной общины. То же или почти то же самое мы сегодня наблюдаем в поведении диаспор, до поры до времени ведших тихую неприметную жизнь в своих «аулах», а сегодня, вырвавшись на «оперативный простор», превратившихся в грозную, неудержимую силу, с ее высокой витальностью, готовностью подчинить свои интересы общим целям, национальным или религиозным, готовностью жертвовать жизнью ради этих целей. В то же время можно предположить в высокой долей вероятности, что через те же два-три поколения во многом аналогичная участь постигнет и выходцев из нынешних диаспор, хотя европейский опыт способен заставить скептически отнестись к этой перспективе. Они адаптируются – нет, не к русскому миру, связи с которым теряют или уже почти потеряли и сами современные русские, а к унифицированному и почти вненациональному образу жизни человека эпохи массового «шопинга», присущая им пассионарность улетучится, а религиозные обычаи превратятся в ритуал, о котором вспоминают от случая к случаю, по большим праздникам. Именно поэтому «западные фобии» в сегодняшней России далеко не во всем следует интерпретировать буквально. По своей социально-культурной составляющей, Россия является сегодня страной индивидуализированной и во многом вестернизированной. «Восток» с его культом «коллектива», подавлением личности, патриархальной семьей, в отличие от «Запада» и культурно, и социально чужд современному россиянину. И, думается, никакие политические и геополитические устремления на Восток (или вглубь минувших веков) этой реальности не отменят. Тем не менее, более 60% (октябрь 2016 г.), признавали Россию страной скорее с азиатскими, чем с европейскими традициями и ментальностью. Причем это касается практически всех групп общества, включая тех, кто сам себя относит к либералам (59%). А среди «державников» - превышает 66%. Другое дело, что кто-то это обстоятельство считает позитивным, а кто-то негативным. Аналогичная история и с партийными электоратами. В признании России частью Азии едины «яблочники» (66%), «единороссы» (57%), «жириновцы» (61%), коммунисты (62%), и сторонники «Справедливой России» (57%). Развитие событий в стране после 2011 гю дало много козырей тем, кто отрицает европейскую принадлежность России. Это и традиционное для России единовластие, с многими чертами самодержавности, это и нигилистическое отношение к закону и законности, это чрезвычайно сильная внушаемость общества, его готовность подчиниться информационному давлению СМИ.


Какое из нижеприведенных суждений в большей степени отвечает Вашим взглядам?


2014
октябрь
2016 октябрь
1. Россия – часть Европы. В 20 веке она оказала огромное влияние на судьбы европейских государств и народов, и в 21 веке она будет теснее всего связана именно с этим регионом мира
36
40
2. Россия не является в полной мере европейской страной. Это особая евразийская цивилизация, и в будущем центр ее политики будет смещаться на Восток
64
60

Можно согласиться и с тем, что, пожалуй, главным отличием правовой и политической системы России было и остается верховенство неписанных, нигде не зафиксированных законов и договоренностей над формальным правом. Это очень важно. .И сегодня является главным социокультурным барьером, преграждающим путь страны в сторону мировой цивилизации. Уже приходилось отмечать, что наша политическая система так и осталась фактической квази-монархией, очень своеобразной, при которой должность монарха, «отца нации» передается по очень сложной, нигде не прописанной процедуре внутриэлитного торга, а республиканский строй с выборами, парламентами, разделением властей является если не во всем, то во многом некоторой бутафорией. Фактическими монархами становились и генсеки, и всенародно выбранный первый президент «свободной России», и его политические наследники. Значит, это не столько злая воля или неумеренное властолюбие наших правителей, сколько объективное требование системы. Впрочем, и здесь можно предположить, что дело тут не только и не столько в Востоке как таковом, сколько в самой конструкции чрезвычайно сложно устроенной и ассиметричной территориальной империи, которая просто не может управляться на основе общих и прозрачных правил, предусмотренных нормами современной западной демократии. Не случаен в этой связи настрой определенной части российских националистов, выступающих за демократическое национальное государство по образцу европейских стран (К. Крылов, В. Соловей и др.). Их называют «кляйн-националистами», которые в отличие от «гросс-националистов» стремятся не увеличить территорию государства, а уменьшить, сведя до коренных русских регионов. В чем-то они правы: в той стране, которой сегодня является РФ западной демократии в обозримом будущем не будет.
Складывается впечатление, что хотя сам консервативный тренд и не изменил своего направления, он достиг или по крайней мере приблизился к тому пределу, где его движение начинает тормозиться абсолютно объективными факторами. Стрелка политического маятника, перейдя определенный рубеж, начала дергаться, подавать противоречивые сигналы, а политически возбужденное общественное мнение, в ответ на эту противоречивость, медленно, но верно «остывает», возвращаясь к привычному кругу забот, далеких от идей «русского мира», «духовных скреп» и «традиционных устоев». Некоторые из уважаемых аналитиков (В. Соловей) даже ждут скорого и радикального разворота консервативного мейнстрима. Валерий Соловей: "Я склонен полагать, что политическая ситуация в России кардинально переменится в течение ближайших двух лет. И, похоже, перемены начнутся именно в 17-м году. Социологи, которые занимаются качественными исследованиями, говорят, что мы находимся накануне кардинального разворота массового сознания, который будет очень масштабным и глубоким. И это разворот в сторону от лояльности власти. Похожую ситуацию мы переживали на рубеже 80–90-х годов прошлого века, перед крушением СССР. Потому что сначала революции происходят в головах. Это даже не готовность людей выступать против власти. Это неготовность считать ее властью, которая заслуживает подчинения и уважения, — то, что называют потерей легитимности. Сама по себе атмосфера морального, психологического насилия и давления в стране настолько сгустилась, что просто необходима разрядка. Я надеюсь, что она будет носить более-менее рациональный характер. Потому что страна нуждается в нормализации жизни — как антитезе нынешней консервации социального и морального ада27”.
Немного стоит сказать о том, как влияет экономический кризис на состояние умов и систему ценностей россиян. Уже в 2015 г. почти 70% опрошенных отметили ухудшение экономики страны за последний год, и лишь 19% видят «свет в конце туннеля», тогда как более 48% - ожидают дальнейшего ухудшения. Кризис болезненно сказался не только на бедных слоях населения, живущих на потребительскую корзину, но и на среднем классе, вынужденном отказываться от многих уже ставших привычными атрибутов потребления — качественном образовании, медицине, проведении досуга и летнего отдыха. Все больше становится тех, кто снова начал экономить на питании. Что же касается общественно-политической проблематики, то стали восстанавливаться умеренно негативные тренды, отмечавшиеся в 2012-14 гг., общее разочарование и усталость общества, потеря ориентиров — наряду со страхом в отношении возможных перемен, отсутствии людей и идей, способных эти перемены воплотить.  Действительно, если социалистические идеи оказались во многом дискредитированными практикой СССР, западнические идеи — практикой первых постсоветских лет, т. н. «лихими 90-ми», то сейчас происходит процесс аналогичной дискредитации комплекса национал-патриотических идей и идеалов, так как и общество, и государство в минувшие два года, не смогли реализовать практически ничего из ожиданий «Русской весны», а регионы, которых «Русская весна» коснулась (Крым, Донбасс, Приднестровье), столкнулись с проблемами, решения которых пока не видно. Страна вместо ожидаемого наращивания мощи и авторитета в мире («нас бьют, а мы крепчаем»), оказалась в положении мирового изгоя, изоляция больно бьет и по российской экономике, и по науке и культуре, лишая молодые поколения россиян  перспектив на достойную реализацию своего человеческого потенциала. Жизнь стала и беднее, и опаснее. «Новая реальность» стала все больше напоминать «старую», правда, если не учитывать материальные и моральные потери, понесенные за минувшие два года, потери, которых вполне можно было избежать, или, по крайней мере, минимизировать.  О том, насколько изменилась оценка произошедших перемен, свидетельствует следующая таблица. С оценкой нынешней ситуации в стране согласуется оценка перемен, произошедших в ней за последний год. В конце 2015 г. наблюдался небольшой всплеск оптимизма (перемены к лучшему отметили 26% россиян), связанный с определенной стабилизацией социально-экономической ситуации в стране. Однако стабилизация оказалась временной, очередное негативное изменение курса валют и последовавший за ним рост цен привели к новому сдвигу в оценках населением достижений общества. Хоть какие-то перемены к лучшему отметили менее пятой доли населения России, в то время как 69% зафиксировали перемены к худшему. Ухудшение оценки перемен, произошедших в стране за прошедший год, является результатом неоправдавшихся надежд на ослабление кризисных явлений.
 Как Вы оцениваете перемены, произошедшие в России за последний год?

2014_о
2015_м
2015_о
2016_м
2016_о
Произошли значительные перемены к лучшему
10
5
5
4
5
Произошли некоторые перемены к лучшему
35
19
21
15
25
Произошли некоторые перемены к худшему
33
50
45
44
37
Произошли значительные перемены к худшему
10
19
19
25
14
Никаких перемен не произошло
12
7
10
12
19

Как Вы оцениваете перспективы развития России в ближайший год?
 

2014_о
2015_м
2015_о
2016_м
2016_о
Страна будет развиваться успешно
26
19
22
20
22
Страну ждут трудные времена
50
59
51
49
40
Ничего принципиально не изменится
24
22
27
31
38


Относительный пессимизм в оценках настоящего и прошлого страны, однако, несколько уравновешивают оценки населением перспектив развития России в ближайший год. Так в марте 2015 г. негативно воспринимали их 59% населения, а в марте 2016 г. – уже только 49%. Правда, уменьшение негативных оценок произошло не вследствие роста позитивных настроений, а за счет довольно неопределенного «ничего не изменится». Тем не менее, уменьшение однозначно негативных оценок перспектив развития России свидетельствует о том, что население не отчаивается и продолжает верить в лучшее будущее. Патриотическое перевозбуждение общества, возникшее весной 2014 г., то ли «Русская весна», то ли «Крымская аномалия», - породили массу ожиданий, но национальный подъем оказался во многом иллюзорным, и стал сначала совсем понемногу, а потом все быстрее развеиваться. Все больше становится тех, кто даже в присоединении Крыма видят больше негативных последствий. А походы в Донбасс и Сирию воспринимаются еще более критично. К 2015 г. доля тех, кто скорее отрицательно (видит больше негативных последствий) от воссоединения Крыма, выросла с 8% до 28%. Негативные последствия для нашей страны событий на востоке Украины (ДНР, ЛНР) возросла до 50%,   а участия России в военной операции в Сирии — составила около 40%. Если на момент введения контрсанкций против стран Запада (осень 2014 г.) эту акцию поддержали около 60% опрошенных россиян против 25%, то через год  это соотношение составляло 36% против 38%. Если два года назад «внешние угрозы» воспринимались на фоне посткрымской эйфории как малозначимые, а жесткая реакция на них российского руководства имела повсеместную поддержку, то в настоящее время былое единодушие начинает спадать и фрагментироваться.  Так, если в начале 2014 г. воссоединение Крыма с Россией приветствовали 70% россиян, то весной 2016 г. их доля несколько уменьшилась (59%).  Происходит переосмысление действий России на Юго-востоке Украины.  Половина опрошенных считает, что участие российской стороны в урегулировании ситуации в этом регионе не принесли пользы нашей стране, и лишь треть с этим не соглашается (33%). Особенно много тех, кто критически настроен по отношению к присоединению Крыма среди молодежи (57% против 30% поддерживает эту акцию), а также высокообразованной части общества (50% против 35%). По сути, хоть большинство остается за сторонниками политики властей, они уже не представляют собой монолит под 80%, общественное мнение сегодня реально расколото. Учитывая то обстоятельство, что оппонирующая часть общества принадлежит к т. н. «креативному классу», имеющему значительно большие информационные и коммуникационные ресурсы, эту группу вполне можно по своему влиянию увеличить в 1,5 раза. Как и прогнозировали многие эксперты, действие медиа-пропаганды начинает постепенно ослабевать, хотя по-прежнему продолжает оказывать влияние на оценку ситуации значительной части россиян.
Налицо и раскол общества в отношении тех целей и идей, которые будут (должны быть) востребованы в ближней и средней перспективе. Несмотря на «левизну» большей части российского электората, популярность социалистических идей и социалистической практики образца позднего СССР, не оправдываются ожидания и тех «левых» политиков и публицистов, которые полагали, что «Русская весна» в Крыму и на Донбассе может привести к переменам в стране в социалистическом направлении, стать началом «антиолигархической» революции в России, а непризнанные ДНР и ЛНР станут своего рода ретортой для апробации левых идей на современном этапе развития. Хотя власти предприняли ряд популярных шагов в этом направлении, таких, например, как запрет депутатам и государственным чиновникам иметь счета и недвижимость за рубежом (55% против 8% россиян одобряют эти меры), но к заметным политическим последствиям это пока не привело, идеи реформирования экономики (С. Глазьев и др.) в направлении усиления государственного контроля за экономическими процессами пользуются поддержкой лишь у некоторой части российского политического истеблишмента, в то время как в «борьбе идей» на верхнем уровне скорее одерживают победу нео-либералы, контролирующие финансово-экономический блок Правительства, и пользующиеся расположением и доверием президента страны. Все эти противоречия говорят о том, что власти страны не имеют стратегии преодоления последствий кризиса, действуют скорее ситуативно, в большей степени заботясь о балансировании групп влияния и интересов, чем о долгосрочных перспективах страны и общества. Видимо, эта неопределенность повлияла и на то, что за два последних года на 14,5% снилось число тех, кто считает, что страна идет в правильном направлении (с 75% до 60%), и выросла доля считающих, что страна идет в тупик (с 24% до 38%). И это еще только начало, ведь власть в России уже использовала, и далеко не всегда рационально, все свои возможные козыри. А это означает, что оппозиция в стране от пресловутых 10-12% расширила свое пространство маневра почти до 40%. Среди тех, кто считает, что страна идет в тупик, 34% составляют россияне с западническими, либеральными убеждениями — только треть! - и, следовательно в правильности пути нашей страны сомневаются не только и даже не столько либералы, но и представители всех иных идейных направлений.
Коснулись перемены и рейтинга В. Путина. Если количественные показатели рейтинга Путина упали не столь заметно (с 90 до 86%), то качество его поддержки значительно ухудшилось. В 2016 г. лишь немногим более половины сторонников Путина поддерживает его безусловно (47%), а 39% - поддерживают лишь отчасти, поскольку не видят ему какой-либо альтернативы. Как показывает анализ, ядром поддержки В. Путина являются консерваторы, как радикальные (30,5% среди тех, кто полностью поддерживает), так и умеренные (57,8%). Напротив, либералы в этой группе составляют менее 12%. А вот среди не поддерживающих В. Путина доля либералов уже составляет около 28%. Все эти подвижки вряд ли смогут сказаться на итогах президентских выборов 2018 г. - Путин победит на них с большим запасом прочности. Однако следует учитывать и то, что почти половина россиян в той или иной форме ищет ему альтернативу, которая рано или поздно обязательно появится. Как отмечает политолог Александр Сытин, «примерно 12% людей устойчивы к пропаганде и имеют независимое собственное мнение. Нагнетаемая атмосфера страха, тревоги и дезориентированности постепенно начинает вызывать отторжение. Около 70-80% считают, что верить нельзя никому. В целом с 78 до 41% снизилось доверие к телевидению, растет понимание несовпадения реальной жизни и TVкартинки. Таким образом, есть основания полагать, что информационный ресурс Путина начинает истощаться28».
Динамика отношения россиян к деятельности В. Путина на посту президента России, % среди опрошенных

2014 октябрь
2015
март
2015 ноябрь
2016 октябрь
Поддерживаю
57
58
57
41
Отчасти поддерживаю, отчасти – нет
34
32
32
43
Не поддерживаю
8
7
9
11
Затрудняюсь ответить
1
3
2
5


По мере продолжения кризиса отмечается снижение доли тех, кто безоговорочно поддерживает деятельность В. Путина на посту Президента РФ, и рост доли тех, кто выражает ему относительную поддержку. Так весьма показательно падение уровня полной поддержки лидеру России с 57% до 41% за два последних года.  Как показывают результаты опроса, группа тех, кто частично поддерживает его деятельность, выросла в основном за счет малообеспеченных и более старших слоев населения.  Так, с 2014 по 2016 гг. доля малообеспеченных в указанной группе увеличилась с 38% до 47%, а доля лиц старше 60 лет – с 25% до 35%.  Тогда как хорошо обеспеченные респонденты и молодежь в основном пополнили группу не определившихся с ответом. Внимание общества все в большей степени переключается на безрадостные реалии экономического кризиса а интерес к внешнеполитическим событиям отходит на второй план.
Учитывая состоявшиеся в сентябре выборы новой Государственной Думы, интересно спроецировать их результаты на возможный  исход президентских выборов. Так лишь среди проголосовавших за «Единую Россию» 64% являются безусловными сторонниками В. Путина. Среди электората других более или менее крупных партий таковых немногим более 30%  или даже меньше — в КПРФ — 30%; ЛДПР — 34%; «СР» - 40%, а в «Яблоке» вообще 11%. Но с учетом условно доверяющих, которых В. Путин на посту Президента в чем-то устраивает, а в чем-то нет — даже в «Яблоке» набирается 58% сторонников, а что тогда говорить про другие, парламентские партии, в целом лояльные Кремлю. Даже среди тех, кто относит себя к либералам (9%), 41% безусловно поддерживает В. Путина, а 37% скорее условно.  Но наиболее сильна поддержка В. Путина среди тех россиян, для кого приоритетны идеи сильной державы (51% безусловных сторонников), поддержания религиозных и национальных традиций (54%), патриотизма (50%). Слабее позиции В. Путина среди сторонников идеи  самоуправления и гражданского общества, а также лозунга «Россия для русских» (по 32%). Но и в этих группа с учетом условно доверяющих рейтинг В. Путина переваливает за 80%. В этом смысле В. Путину, если он решит баллотироваться на очередной срок, ничего не угрожает. .
Многие политологи часто задаются вопросом — насколько долго рейтинг лидера страны может оставаться столь высоким29? На наш взгляд, при ответе на этот вопрос так же не обойтись без обращения к архетипической  матрице массового сознания россиян. Люди могут относиться к В. Путину или любому другому лидеру как угодно, с симпатией, без симпатий или даже с неприязнью. И при этом поддерживать его как власть, если он удовлетворяет архетипическому представлению о власти. В. Путин делает все, чтобы соответствовать этому архетипу. Историческое сознание россиян сформировалось таким образом, что любая власть для него, если она крепкая и уверенная, пусть сколько угодно кровавая или вороватая, намного лучше чем смута и безвластие. Это не означает, что россияне автоматически готовы поддержать любую власть. Только за последнее столетие они отказывали в поддержке и Николая Романову, и Хрущеву, и Горбачеву, и Ельцину, деятельность которых стала расходиться с архетипом власти. Не снискал большого одобрения в качестве президента страны и Дмитрий Медведев. Если будет предъявлен новый лидер, не расходящийся с этим архетипом, поддержка, которой сегодня располагает В. Путин, обязательно будет перенесена на него. Но не раньше. Голосовать против Путина или тем более свергать его, не видя ему достойной  архетипической альтернативы, российский избиратель не готов, сколько бы претензий он не имел к действующей власти.
В качестве главных угроз начинают восприниматься падение уровня жизни, безработица, кризис социальной сферы. Процесс этот пока еще в самом начале. До сих пор 57% опрошенных продолжают считать, что основные угрозы для России, в том числе и экономические, исходят из-за рубежа. Пусть эта цифра на 5% ниже, чем была в 2014 г., но все равно это очень много. Важным представляется и то, что точка зрения о том, что основные угрозы исходят извне, преобладает даже среди либерально ориентированных россиян, не говоря уже о сторонниках державной мощи. Если среди последних соотношение тех, кто акцентирует свое внимание на угрозах извне и внутренних угрозах в октябре 2016 г. составило 68% против 21%, то в группе, для которой приоритетны права человека и политические свободы — 48% на 32%. Среди сторонников «ЕР» первый показатель составляет 66%, среди КПРФ — 55%, ЛДПР — 62%, «СР» - около 50%. В группе проголосовавших за «Яблоко», главным лозунгом которого было «Политика задушила экономику» - 36% против 46%, но «Яблоко» не представляет всю группу российских либералов, а лишь ее фрагмент, более оппозиционный чем вся группа  в целом.
С каким из нижеприведенных суждений о характере угроз для России Вы в большей степени согласны? (Дайте один ответ)

2014
1 волна
2015
2 волна
2016
4 волна
2016-10
Октябрь
Основные угрозы для России исходят из-за рубежа
61
67
57
56
Основные угрозы для России находятся внутри страны
18
18
24
29
Затрудняюсь ответить
21
15
20
15

Сам кризис, согласно этой точке зрения, инспирирован США и Евросоюзом, которые то ли завидуют России, то ли ее опасаются. Итак, угрозы из-за рубежа... 28% опрошенных в 2015 г.  считали вполне реальным военный конфликт с кем-то из ближайших соседей России и еще 49% полагали, что это хоть и мало реально, но возможно. Надо сказать, что подобная точка зрения представляется вполне имеющей право на жизнь, так как совпадает с мнением многих экспертов.  Стоит ли удивляться, что угроза новой «большой войны», более чем актуальная в первые два послевоенных  десятилетия, вплоть до брежневского «детанта», и потом надолго отступившая, сегодня снова актуализировалась.  Выросло уже несколько поколений, не помнящих войну даже детьми. О войне стали судить по гламурным фильмам и книгам, и как результат, в нынешней России появилось немало желающих поговорить о войне как о чем-то реальном и даже привлекательном. Как показал опрос, россияне не исключают даже войну с Западом (13% считают вполне реальной и 36% - возможной), чему также не стоит удивляться, учитывая развернувшуюся в СМИ беспрецедентную по накалу кампанию, направленную против стран Запада и их военного потенциала. Реальностью в глазах россиян остаются межэтнические и межконфессиональные конфликты (15% считают вполне реальными и 45% - возможными). И, наконец, снова обрела черты реальности угроза социальной революции, взрыва (соответственно, 11% и 36%). О неизбежности революции неоднократно заявлял М. Ходорковский, правда, подчеркивая свою надежду на ее мирный характер. В стране неспокойно, экономическая дестабилизация, не всегда адекватные действия и заявления властей, и что еще хуже — разлитая взаимная агрессия, атмосфера ненависти и страха, под постоянные разговоры о «национал-предателях», «пятой колонне», «либерастах» - и встречные обвинения и ярлыки. «Горючая масса» недовольных поражением «Русского мира» на Востоке Украины, и готовых перенести свои планы и чаяния уже внутрь самой России... Растущее в условиях кризиса число десоциализированных и деклассированных людей, для которых социальные потрясения дают шанс на самореализацию и жизненный успех. Понятно, что все это может в любой момент выйти из под контроля и полыхнуть. На этом фоне в меньшей степени занимают умы людей такие перспективы как диктатура и массовые репрессии, распад страны, раскол элит и дворцовый переворот — но значительное число экспертов не исключают и таких вариантов развития событий. Например, по мнению эксперта Московского Центра Карнеги Дениса Волкова, «длительные проблемы в экономике могут поколебать уверенность элит в способности руководства удерживать ситуацию под контролем и снизить возможности власти покупать лояльность элит»30. Что же касается распада России на несколько самостоятельных государств, то и эта экстремальная перспектива сегодня если чем-то и обусловлена, то скорее не этническими конфликтами, как в 90-е годы, а низкой эффективностью государственного управления, антимодернизационной политикой правящих группировок, их изоляционистским курсом. Угроза массовых репрессий и диктатуры кажется весьма значимой для «либерального меньшинства», тогда как консервативное большинство по этому поводу большого беспокойства не только не испытывает, но и готово при случае оказать им поддержку.  Следует отметить и то, что свои экономические неурядицы российские граждане мало связывают с политическими факторами — особенностями политической системы, избирательными процессами, свободой слова, демократическими факторами. Поэтому несмотря на стремительный рост недовольства, даже  отчаяния, маловероятно что все это выльется в массовые протестные настроения — общество не выработало ни альтернативной идеологии, ни альтернативных институтов, способных представлять интересы общества, не появилось ни новых политических сил, ни новых перспективных лидеров. Оппозиция по-прежнему вызывает негативные чувства даже у недовольных, доведенных до отчаяния людей. Сложно пока ответить на вопрос, будет ли нынешний кризис способствовать пробуждению в россиянах гражданского поведения и образа мыслей. Напомним в этой связи, что почти два года назад, в начале осени 2014 г., внимание и тревоги россиян были практически всецело поглощены проблемами отношений с Западом, Украиной, Крымом и Донбассом, даже начавшийся обвал цен на нефть «сильно тревожил» всего 9% опрошенных, а о снижении уровня жизни в массовом порядке вообще не шла речь, хотя уже были введены антироссийские санкции и готовились встречные контрсанкции. Высокий процент колеблющихся свидетельствует о том, что у многих россиян нет отчетливого видения будущего России.  Особенно в составе тех групп населения, у которых собственные перспективы на будущее не вполне очевидны.  Не случайно, оценка россиянами реальности тех или иных событий четко коррелирует с самооценкой ими собственного материального положения.  Так, революцию и гражданскую войну в России считают вероятной 6-7% хорошо обеспеченных респондентов и в 2,5 раза больше тех, кто оценивает свой уровень жизни со знаком минус.  И так практически по всем позициям.
Как становилось все более ясным в течение минувшего 2015 года, развивающийся в стране кризис все в большей степени приобретал черты системного, далеко выходящего за пределы экономики как таковой.  Он во многом стал кризисом той модели государства и политической системы, которая формировалась последние десятилетия, кризисом ценностей и идей.  Можно предположить, что по мере развития ситуации в стране, будет происходить значительная переконфигурация общественных сил, выход на поверхность общественной и политической жизни новых групп и субъектов, вокруг которых начнет постепенно складываться новая социально-политическая реальность. Сегодня этот процесс еще в самом начале, не появилось ни новых лидеров, ни новых идей, ни новых политических проектов. Однако все это неизбежно начнет меняться. Тем важнее уже сейчас попытаться выявить своего рода «точки роста»,  вокруг которых эти перемены начнут постепенно складываться. Наиболее важной задачей является выявление контуров нового политического центра, способного противостоять процессам маргинализации и радикализации, захлестнувшим страну после 2013 года. Для этого необходимо детальное сегментирование российского общества по основным параметрам, определяющим его социально-политическое лицо — отношению к реальностям, происходящим в стране, как в экономике, так и в политике, внутренней и внешней, в отношении к власти и к ожиданиям, ценностям и идейным установкам, протестной активности.
По мнению известного блоггера Н. Подсокорского, не слишком вероятен и переход к массовым репрессиям, как бы ни жаждало их «консервативное большинство». «Массовые репрессии сегодня невозможны не потому, что нет ресурса для их осуществления, а потому что они пока что не нужны - власть и без них держит все под контролем.  Все сигналы Кремля говорят только об одном: сидите тихо и смирно, и что бы с вами не делали – не визжите, но, главное, не объединяйтесь и не сопротивляйтесь... При этом все происходящее  многими воспринимается не более чем компьютерная игра или эпизод какой-нибудь "Игры престолов"31». Несмотря на крайнюю милитаризацию массового сознания на уровне парадных лозунгов, как считает Игорь Клямкин, милитаризации повседневности пока не происходит. «Милитаризация повседневности – это когда жизненный уклад даже в мирной жизни выстраивается по военному образцу. Когда управление государством и обществом уподобляется управлению армией. Когда размыты границы между войной и миром, между приказом и законом. Пики такой милитаризации – времена Петра Первого и Сталина. В другие периоды она ослаблялась, расширялись возможности жить частной жизнью и ее ценностями, но инерция милитаризации в политике и культуре всегда сохранялась. И сегодня сохраняется, хотя милитаризации повседневности как таковой и не наблюдается"32. Точнее, добавим, наблюдается на игровом уровне — вроде того же популярного лозунга «можем повторить». Но сами эти «повтористы», особенно молодежь, отнюдь не рвутся всерьез ни воевать, ни умирать ни за какие идеи и идеалы.
Аналогично наблюдается постепенное свертывание комплекса идей, связанных с «русской весной» и «русским миром». Сторонники ДНР и ЛНР уже открыто выражают свое недовольство Москвой, так как "вынуждены расплачиваться за замороженную в решающий момент "русскую весну"", а Москва отмалчивается — не то что бы свернула проект, но будто отодвинула его в сторону. Официальная риторика, связанная с "русским миром", заметно потеряла в зажигательности и все больше объективируется. "Русский мир"— это объективная реальность", по словам С. Лаврова, однако реальность есть, идеи в обществе витают, но что с ними делать — непонятно, причем непонятно прежде всего самой власти.  Оказалось, что искомый "русский мир",  как и сама Россия,— политически и идеологически расколот. И объединить его в рамках какого-то политического проекта оказалось невозможным. Как полагает известный политик националистической ориентации Константин Крылов, «Результаты нельзя назвать утешительными. Мы видим, что надежды большей части людей, пришедших на тот референдум, не сбылись. А именно, Донецк и Луганск не стали частью России...  Мало того, даже та государственность, которая там сейчас имеется, может быть «отменена» или уничтожена33».  Более того, слишком «инициативные» герои «Русской весны» стали восприниматься российской властью как опасность. Как пишет Александр Баунов, «Россия 2014–2015 годов – это Россия независимых героев в камуфляже, которые в глазах многих простых людей выгодно отличаются от чиновников в костюмах и галстуках хотя бы тем, что решаются говорить вслух то, что не позволяют себе представители власти (эти вечно мямлят). Это год расцвета военно-патриотических и прочих бойцовско-исторических клубов, блогеров, локальных сетевых ресурсов, многочисленных негосударственных силовиков (добровольцы, казаки, ополченцы), притягательных альтернативных символов и ритуалов (имперские флаги патриотов, добровольческая и казацкая символика; изображения, напрямую сочетающие советские, националистические и православные элементы), радикальных лозунгов. Сепаратист – человек, по определению не подчиняющийся власти, автономный, неформальный. Со всем этим «инициатива в обмен на поддержку»34. А самое главное — выяснилось то, что было хорошо понятно еще два года назад: национальный подъем, вызванный конфликтом с Украиной вокруг Крыма и Донбасса, оказался во многом эфемерным, не приведшим к реальному объединению русских вокруг каких-то конструктивных целей развития. Он не помог преодолеть глубокого взаимного отчуждения, все нарастающей агрессии, разлитой в обществе, все больше становится тех, причем чаще представителей интеллектуальных и бизнес элит, кому все труднее найти себе в стране достойное место.  Вообще попытка объединить "русский мир" в какой-то политический проект из раза в раз доказывает свою утопичность. Политически "русский мир" как раз и является утопией, или, по меткому выражению Льва Гумилева, химерой. Химеры всегда возникают (и не только под влиянием ценностно-агрессивного меньшинства, «малого народа», как ошибочно полагал Гумилев), когда что-то не получается у общества — построить собственную нацию, провести модернизацию, жить как в передовых странах,— и нужно объяснить себе, почему не получилось.Такой химерой сто лет назад стала идеология военного коммунизма — как результат срыва модернизационных процессов, захлебнувшихся в военных реалиях 1914-17 гг.  Объяснения, по традиции, ищутся в ментальности, духовности, культурном коде. У нас мало чего получается? Так нам и не надо, мы иные, у нас свой, особый духовный и культурный код. Однако, разумеется, все это плохо согласуются с тем, чем люди живут и как себя ведут. По мнению социолога Игоря Эйдмана, «власти создали квазирелигиозный гибрид из официального православия и новых гражданских патриотических культов. Прежде всего, это культ победы, включающий в себя поклонение воевавшим предкам. Коммунисты стремились обратить в свою "веру" все человечество. Новая российская гражданская религия национально ограничена и не предусматривает возможности превращения враждебных иностранных "козлищ" в правоверных "овец". В рамках этой картины мира противостояние с "врагами" может закончиться только фатальным поражением одной из сторон, как это было в канонизированном 1945 году35".Является частью химерической конструкции , так как не подтверждается социологией и приписываемая россиянам якобы особая склонность к бескорыстному альтруизму, коллективизму, «соборности». Данные опросов свидетельствуют, что «по сравнению с другими странами, находящимися на схожем уровне экономического и политического развития, Россия скорее соответствует норме, чем является исключением. "Наиболее дефицитным для России, как и для большинства других постсоциалистических стран, является ценностный класс Роста, сочетающий приверженность социальным ценностям Заботы (альтруизма, толерантности, равенства и справедливости) и индивидуалистическим ценностям Открытости (самостоятельности, смелости и стремления к новизне). Этот класс с трудом описывается в терминах привычных оппозиций индивидуального-коллективного или материального-духовного, но именно он отличает население продвинутых европейских стран"36 . Само понятие «химера» в данном случае означает наличие заведомо ложных представлений нации о себе самой, о других нациях и цивилизациях, а также мобилизацию вокруг этих  представлений.
Можно предположить, что состояние общества в последние 2-3 года можно представить в качестве некоей ледяной линзы, имплантированной в массовое сознание, и понемногу начинающей подтаивать в результате соприкосновения с живой, немифологической реальностью. Система ценностей, заложенная еще в конце 90-х годов, постепенно  возвращается в свое нормальное, немобилизационное состояние. Будет этот процесс долгим, растянутым на многие годы, или же, под воздействием экономического кризиса его развитие будет носить  стремительный характер, пока сказать не может никто. Страх перед переменами, желание во что бы то ни стало сохранить стабильность, продолжают доминировать в настроениях большинства.  Это со всей очевидностью  показали проведенные «исследовательские волны».


Рецензии
Как сформировать социально справедливое общество -

http://www.proza.ru/2017/05/11/313

Аникеев Александр Борисович   18.07.2018 13:22     Заявить о нарушении