Одержимость или с романтикой по жизни

О чем молчит Википедия

Почему осень стимулирует нас на подведение итогов?
Может быть, потому что опадают листья?
Нет, натянутая взаимосвязь. Или это поголовная тяга человечества к пересчету цыплят, которых «по-осени…»?
А я все время вспоминаю историю О.Генри про больную девчонку, которая каждое утро выглядывала в окно и смотрела, как лысеет старый вяз в ее дворике.
И тогда она загадала желание: «Если на дереве останется хоть один листик, то все в у меня в жизни будет замечательно…»
Наконец-то, пришел момент, когда на ветке у стены дома остался всего один стыдливо раскрасневшийся лист.
Дни шли за днями, лист не падал и лишь беспомощно трепыхался, сопротивляясь тяготению Ньютона.
Конец этой истории прост и светел - старый художник, зная об этом загаданном желании, ночью нарисовал этот, сорванный ветром, лист на стене за деревом.
У каждого в жизни есть свои подобные листья – нарисованные или улетевшие, или бесследно размокшие в холодных лужах.

Может быть, об этом, а, может и нет, размышлял я, лежа на траве Царицинского парка под солнцем «бабьего лета», наблюдая чью-то свадебную фотосессию. И как-то вдруг, подспудно, возникло желание рассказать про давние события, которые, вне всякого сомнения, повлияли на ход истории «меня как отдельно взятого индивида».
Хотя…, я не исключаю и того, что увидев лихо раскрученный зонтик в руках невесты, просто-напросто вспомнил про колесо. Про обыкновенное велосипедное колесо.
И причем здесь колесо? Спросите вы.
Очень даже причем. При мне. И при нашей с вами осени.

Я не долго рылся в интернете.
То, что будет представлено ниже, при некоторой заинтересованности читающего, может раскопать любой.
Меня же на этот рассказ, в какой-то степени, подтолкнул нижеприведенный абзац из Википедии:

"Веломобили-стримлайнеры"
 
«Более новая модель Б.Заколдаева, получившая название «ЗАК», стала единственным российским стримлайнером, участвовавшим в соревнованиях за океаном. Александр Нилов— чемпион СССР по велоспорту среди юниоров— установил рекорд на велотреке в Крылатском в одиночной гонке, проехав 60 км за 1 час.
Стримлайнер «ЗАК» был награждён медалью ВДНХ в 1988 году, получил призы выставок в Швейцарии, США и Голландии. Было изготовлено несколько различных экземпляров.»
 
Помните фильм «Доживем до понедельника»?
Я - почти наизусть. И тотчас всплыл эпизод про лейтенанта Шмидта, на уроке истории.
Как Тихонов возмутился словам школьника Старыгина:
- Да там же про него всего четыре строчки в энциклопедии!
- Да, действительно, четыре строки – ответил учитель – Но какая за ними жизнь! Яркая, удивительная и полная оптимистической трагедии…

Так и моя первая реакция на эту информацию из Википедии:
- А почему же вы не пишете про то, как Сашка Нилов, накручивая педали на пустом треке в Крылатском, чуть не задохнулся под куполом нашего обтекаемого болида! Как он потерял сознание, и мы всем миром приводили его в чувство!
Да, рекорд был.
А что же было за несколько лет до этого?

1989 год
 
Хаос.
Ускоряемся и перестраиваемся под Горбачевские призывы.
Комсомол в авангарде. Вареные джинсы. Белые розы. Зеленоглазые такси. Запрет на алкоголь. Операция «кооперация»…

В дверь нашего «Центра научно-технического творчества молодежи» (НТТМ) на Сретенке осторожно постучали.
Перед нами предстал невысокий голубоглазый юноша с курчавой шевелюрой.
- Здрасти! Вы молодые дарования поддерживаете?
- А в чем собственно дело? – без особого энтузиазма ответил я, разгребая на столе десятки получаемых в наш адрес авторских свидетельств на всякие изобретения.
- Да я тут с ребятами из МАИ договорился на вертолетном заводе имени Миля построить самый быстрый велосипед в мире.
Велосипедистом я был время от времени, и бурного прилива энтузиазма заявление посетителя у меня не вызвало.
В лучшем случае, я разок в месяц докатывался до нашей заброшенной церквушки на даче.
А Борис Заколдаев, и это был именно он, совсем не обращая внимания на мою апатию к данному предложению, заучено, словно театральную роль, рассказывал про светлое будущее веломобилей.

В то время таких вот «прожектеров» я принимал практически каждый день, уже основательно свыкшись с мыслью, что все они, эти просители, из разряда «дайте денег, а там…, как получится, так и получится…»
Однако призывные фразы, умело выстроенные одержимым изобретателем в логический ряд, постепенно начинали звучать в унисон моему пылкому воображению.
«Мировое сообщество веломобилистов», «скоростные треки», «высокие технологии», «международные форумы», Италия, Голландия, Швейцария.. – завлекательная словесная патока для меня - человека, вкусившего лишь пресную "польскую заграницу".
Однако рубежным штрихом для принятия решения стал рассказ Бориса про Америку, штат Невада, где в пригороде маленького городка Battle Mountаin (Гора Сражения), проводят мировые скоростные заезды.
 
Вот тут меня и зацепило…
Зацепило, почти как в "бородатом" анекдоте про велосипедистов.
Встречаются два велосипедиста. Первый говорит:
- Слушай, откуда у тебя такой классный велик?
- Да не поверишь. Сижу вчера на берегу, мечтаю о новом велопоходе, тут подъезжает ко мне такая обалденно красивая девушка на велосипеде, снимает с себя все и шепчет:
- Бери все, что хочешь!
Ну, я и взял велик, к чему мне ее одежда?

Так же случилось и со мной.
Волею судеб, я проникся нетрадиционным предложением случайного человека, заглянувшего наудачу в наш Центр.

Надо сказать, что по тем временам все новоявленные коммерческие центры успешно осуществляли свою деятельность. Печально только то, что в основе этой "деятельности" была заложена торговля страной оптом и в розницу. Компьютерный бум, нефтяной передел, долларовая игра на девальвации нищего рубля - сплошь и рядом. Оставалась какая-то нелепая надежда, что можно выжить на этом рынке за счет отчаянных, порой даже безрассудных проектов.
 
А вдруг все получится?
Вдруг у нас, с его великом, будущее будет, как у Шумахера? Скорость, шампанское и потрясающие блондинки…

Убеждать мне никого не пришлось.
Наш коллектив – десяток молодых людей, бессребреников, одержимых воплощением в жизнь всего самого прорывного, принял новый проект безоговорочно.
И я, воспользовавшись своим служебным положением коммерческого директора, с упорством козерога начал пробивать эту программу через Сокольнический райком комсомола и дружную рать московских чиновников в поиске немыслимых рекламных ходов для совместного финансирования этого дорогостоящего проекта.

Откликнулся "АЭРОФЛОТ", подтвердив свое участие в части транспортировки нашего будущего "самого сверхбыстрого веломобиля" в любой конец света.
Все получалось. Все верили. Все еще верили в «советских людей» и то, что СССР самая великая держава. Даже в части велосипедов.
Мы же смотрели финансовые отчеты по ходу монтажа наших велосипедов, пили коньяк и мечтали о далекой и, как нам казалось, теперь уже почти сбыточной, загадочной Америке...

Все происходило настолько складно и выверено, что я даже в самых смелых своих ожиданиях не мог представить, что произойдет дальше и какие испытания нам предстоит пережить, попав в "цепкие лапы капитализма"....
А в моей голове намертво поселился образ прекрасного велосипеда будущего, рассекающего бескрайние просторы Невады...

Первым этапом на столь вожделенном пути к Великой Америке для нас был международный форум HPV (Human Power Vehicle), проводимый малоизвестной мне Ассоциацией в достопочтенном Цюрихе.

Раз Цюрих, размышлял я, значит и все сопутствующие составляющие такой поездки должны соответствовать банковскому швейцарскому статусу.
В огромный чемодан я упаковал несколько костюмов, с десяток сорочек и парочку галстуков. А учитывая то, что за окном международным паводком растекалось время «вселенской любви к русской перестройке», в багаж были упакованы матрешки, балалайка и примерно сорок юбилейных рублей с профилем Ильича.
Получение иностранной валюты на руки в те времена было делом проблематичным и хлопотным, поэтому я всецело и, как оказалось, опрометчиво рассчитывал на то, что где-нибудь там, в банке, обменяю несколько тысяч рублей на франки.

Узнав о моем монументальном подходе к поездке, Борька вполне резонно поинтересовался:
- Сань, а к чему тебе такой гардероб?
- Понимаешь, я тут вот что придумал. Нас эта Ассоциация приглашает всего на три выставочных дня, а я взял билеты «туда-обратно» с обратным вылетом через неделю. Пусть потерпят гостей из перестроечной России. Да и для нас с тобой этот первый выезд в капстрану знаковый. А так, что мы там за три дня-то успеем?

Борис, который тоже никогда не покидал железобетонно охраняемые рубежи нашего государства, недолго думая, согласился:
- Здорово! А может мы еще и новых спонсоров в Цюрихе найдем? Ведь выставка будет прямо на центральной площади у Банхофштрассе.

Должен отметить, что у нас возникли непредвиденные проблемы с «чемоданом» для нашего двухколесного болида. Поскольку рожденный в муках велик был нетрадиционной ориентации, вернее конфигурации, то для его транспортировки пришлось заказывать дорогостоящий специальный контейнер.
И все бы ничего, но при оформлении груза в Шереметьево выяснилось, что эта невиданная велосипедная коробка при загрузке не проходит ни в один самолетный проем.
Хвала замечательному АЭРОФЛОТу!
Осознавая всю свою спонсорскую сущность и мощь, «Аэрофлот» нашел выход. За несколько дней до нашего отлета контейнер с великом отправили грузовым ИЛ-76. Правда, не в Цюрих, а в Амстердам. Что, впрочем, почти одно и тоже. Ну, для грузовых перевозок. А там уж, как-нибудь. Но мы разрешили и это «как-нибудь».

А дальше - перелет бизнес классом, наша теплая встреча с представителем Ассоциации – худющим мальчонкой по имени Мартин, и дальнейший переезд на электричке к его родителям, куда-то в провинциальный пригород Цюриха – все это сейчас уже немного размазано в памяти.
Помнится, однако, что я сразу удивился этому необычному приему. Перед отлетом я вполне резонно предполагал, что на таком «Форуме» должны наличествовать выдраенные до брезгливости зеркальные офисы, служебные машины с водителем и мраморные отели на берегу Цюрихского озера.
 
Тем не менее, в назначенный день, чудо высоких технологий из медвежьей Раши гордо красовалось на площади Банхоффштрассе
Правда, этому событию предшествовали два нелепых обстоятельства.

Первое состояло в том, что на одном из наречий гельвецианских кантонов логотип болида, взятый из первых букв Борькиной фамилии «ЗАК» и горделиво красовавшийся на футуристическом корпусе, неожиданно совпал с одним неприличным словом, обозначающим мужское достоинство.
Кто же мог такое предположить?

И второе - при погрузке нашего велочемодана в Шереметьево слегка «портвейновый» рабочий вилами автопогрузчика пробил наш контейнер и разбил уникальное ветровое стекло болида.
Пришлось перед выставкой, наспех, в чужих гаражах делать довольно непростой ремонт.
И получилось все довольно изящно. Дилетант и не подумал бы, что ровная дыра в стекле - дефект. Зато в эту дырочку можно было разглядеть все забавные внутренности велика, что и проделывали уличные любопытствующие.
Два выставочных дня прошли в нашем унылом фланировании вокруг представленной экспозиции, а на третий день - группа швейцарских любителей веломобилей устроила нам экскурс по городу и его окрестностям.

Теперь подходим к главному.
Итак, на четвертый день нашего пребывания, в дождливое утро, милый Мартин в доме своих родителей очень торжественно, с блеском в глазах, объявил:

- Ребята! Спасибо Вам огромное! Вы удивили сообщество велолюбителей своим новым изобретением велосипеда! Низкий вам поклон от всего прогрессивного человечества и сплоченного швейцарского народа!
Давайте прощаться!

Я немного опешил от этой проникновенной речи и попытался напомнить Мартину, что сегодня у нас воскресенье, а обратный билет в Москву у нас на четверг. И при всей нашей беспредельной любви к братскому швейцарскому народу мы немного в недоумении.
Мартин задумался и принялся куда-то названивать, пока мы с Борькой втихаря, по-быстрому, запихивали в себя виноград из вазочки. Впрок запихивали.
Через некоторое время ликующий Мартин объявил:
- Ассоциация решила так. Выдать вам 50 франков и дать адрес, где вы сможете за небольшие деньги перекантоваться до четверга.
Больше он ничего не добавил, и уже через несколько минут мы стояли на железнодорожной платформе, разглядывая утопающие в цветочках холеные домики пригорода.
Я сел на свой чемодан, набитый костюмами и матрешками, Борька нервно курил в сторонке.
Итак - у нас на двоих примерно 68 долларов, сорок юбилейных монет с Лениным и предстоящая четырехдневная жизнь в городе, пропахшем золотом и хрустящими купюрами.
Я прикрыл глаза и вспомнил про Америку…

Путь до пресловутого «недорогого перекантовочного» места, адрес которого написал Мартин на стильном бланке Ассоциации, оказался совсем не легким.
Вокзал, трамвайная остановка и, в довесок, еще почти километр от трамвайного кольца до пункта назначения.
Вроде бы, и ничего особенного, если бы не моя ноша – пресловутый идиотский чемодан. По тем временам у него не было колесиков, а вот неподъемный вес - был.
С трудом, на этих задворках мы нашли одноэтажный домик, просто и незамысловато раскрашенный розово-голубыми красками.
У домика суетливо гуртовался народец. Это были донельзя странные люди. За три дня пребывания в Цюрихе я не встречал на улицах ни одного подобного персонажа. А тут - бомжи –не бомжи, отшельники - не отшельники.., самый настоящий паноптикум - сборище людей из другого измерения.
Впрочем, не буду лукавить, мы с Борькой тоже вписались в эту толпу. Особенно я - со своим рыжим, непотребных размеров чемоданом.
Весь собравшийся люд пребывал в ожидании, когда раскроется заветная дверь этого невиданного заведения.
Из обрывков чужих разговоров выяснилось, что по этому адресу находится отель.
И если кто-нибудь скажет, что это не отель, пусть что-нибудь в меня бросит…
Даже камень. Просто это был не совсем обычный отель.
И режим работы в нем был своеобразный.
Открытие - в восемь вечера и закрытие - в девять утра.
Примерно такой же распорядок, как в московских новомодных клубах.
Конечно, сегодня можно сколь угодно долго изгаляться над этим «клубоотелем», но в тот момент он стал для нас материнской колыбелью.
Колыбель из себя представляла следующее: один длиннющий коридор с отсеками для ночевки по 16 человек на металлических двухярусных кроватях, блок с общей душевой (в просторечье - помывочная) и средних размеров помещение со столиками и пунктом выдачи пищи, а в цокольном подвале - камера для хранения личных вещей.

Ровно в девять утра – по звонку, «отель» закрывался на дезинфекцию, и все его обитатели при активном содействии пары дюжих молодцев с наручниками на поясе ненавязчиво выдворялись на улицу...
Сейчас все эти давние события воспринимаются с улыбкой, а тогда, стоя в очереди с утра за котловым кофе и теплым тостом с кусочком сыра, было не до смеха.
А вдруг я не успею получить свою пайку? Вдруг, не доем…
Выгонят. Лишат.
Я уже не помню названия этого места, куда нас милостиво депортировала Ассоциация.
От пребывания в заведении остались лишь обрывочные воспоминания о том, что можно бесконечно долго поедать мизерный кусочек сыра и всеми своими рецепторами с упоением наслаждаться вкусом обыкновенного хлеба, масла и горячего кофе.
Отбросив эмоции, подвожу итоговую черту: после оплаты четырех ночей приюта, покупки билетов на электричку до аэропорта и трехдневного абонемента на трамвай, у нас с Борькой осталось по 8 долларов на четыре бесконечных дня…

И я бесцельно существовал.
Ходил по ставшему мне ненавистным городу, ездил на гремящем нервами трамвае, сидел на лавочках и разглядывал тихих и сытых швейцарцев, пытаясь осмыслить извечную тему "Кому на Руси жить хорошо..."

Первая отельная ночь явила мне забавное открытие: собранные в одну кучу 16 мужиков – пахнут.
Причем запах - какой-то не родной, а сильно капиталистический, сочетающий в себе отрыжку дешевого виски, аромат замусоленной и обляпянной нечистотами джинсЫ и, вдобавок, извините, свежие эякуляционные испарения…
Совсем не хочется излишнего натурализма, но наша комната, в которой мы провели эти четыре ночи, уткнувшись в глянцевые обои, как студень из живой человеческой плоти, дышала, стонала, шевелилась и источала дух потерявшихся в жизни людей…
После первой бессонной ночи, наутро, я за завтраком познакомился с одним из постояльцев, американцем по имени Билл.
Билл был настоящим Биллом – длиннющий, голубоглазый и с ниспадающими на плечи русыми волосами. В тот момент мне показалось, что он чем-то напоминает лохматого грифа-стервятника с просторов его бескрайней, нефтяной Оклахомы.
Так и Билл - был нетороплив, горд собой и безупречно красив.

Биллу подавали.
В прямом смысле. Франков по сто его тонкие пальцы пересчитывали каждый вечер.
На целый день он с гитарой располагался в городском парке у озера и пел свои «кантрические» песни на солнечной полянке.
И мы с Биллом нашли друг друга.
Понимая, что от голода за эти четыре дня я превращусь в швейцарского оборотня, пьющего кровь из заплутавших в ночи горожан, мне пришлось вступить с ним в тайный сговор.
У Билла была инкрустированная вязью гитара и губная гармошка.
С губной гармошкой я не дружу, а вот исполнить знаменитую «Джамбалаю» из репертуара группы «Доули Фэмели» могу.
Так и порешили.
Работаем парой.
Выставляем в парке моих матрешек, поем, продаем, торгуемся, и делим выручку пополам.

- Господа! Здесь петь и собирать деньги запрещено! – к нам подошла парочка – двое полицейских противоположного пола и одинаковой упитанной комплекции.
- Да мы сейчас… Один момент… Допоем и уйдем.. – Билл держался уверенно и невозмутимо. Я же обтрухал по полной программе.
- Нет, господа! Больше вы петь не будете! Пройдите, пожалуйста, в машину!
Моя, оборванная на высокой ноте «Джамбалая», зависла недопетым куплетом в осенних листьях на ветках…
В полицейском участке на нас составили протокол, изъяли честно заработанные нами сто пятьдесят франков и отпустили…
Точно не помню, но в ту ночь, я, кажется, плакал…
И мне опять снилась Америка, и я, снова и снова, мечтал о мировом рекорде скорости...

Как только кто-нибудь слышит слово «Швейцария», то сразу же начинает понимающе кивать головой и рассуждать о часах и банковских вкладах.
А я бы добавил, что в этой стране еще есть коровки, затаптывающие на лужках горные эдельвейсы. Замечательная «заграница», что тут еще скажешь.
И ночлежка у нас была замечательная.
Главное – со строгим соблюдением режима.
Помнится, в предпоследний вечер, когда уже я окончательно понял, что мой желудок превратился в наперсток, случился небольшой казус.
Отбой в комнате в 23 00. И точно в это время в ней должен был выключаться свет. Но в тот вечер все было немного иначе.
Время перетекло далеко за полночь, а за столом, посередине комнаты, пять или шесть арабов играли в карты… Азартно, по-восточному, словно всем селом резали барана.
В принципе, спать не хотелось, но для того, чтобы хоть как-то забыть про голод - сон был необходим.
Привстав со своего второго яруса, я очень спокойно попросил игроков закончить гульбу и потушить свет. Однако случилось неожиданное: один парень резко вскочил, выхватил из стоящей на столе консервной банки с какой-то едой вилку и, одним прыжком подскочив ко мне, стал ей размахивать прямо перед моими глазами. Сие действие сопровождалось гортанными криками и известным всем восточным боевым кличем.
В первый момент я оторопел, а потом, приподнявшись и свесив с койки свои натруженные о Цюрих ноги, так же, как и он, по-звериному, стал орать на весь приют.
Дословно точно, что мной произносилось – не помню.
Скорее всего, фразы, типа:
- Волки позорные, дайте спать! Я не ел четыре дня! Порву, порешу – я из России, суки!
Откровенно говоря, я не из храбрецов, но тогда мне было все равно каким будет исход ситуации.
Неожиданно для меня карточные игроки после моего соло затихли, и о чем-то пошептавшись, выключив свет, ушли.


Засыпая, мне было бесконечно досадно за всю эту нелепую поездку, за то, что я не привезу сыну обещанную красную пожарную машину и не куплю жене даже банальный магнитик.
Правда, хочу оговориться. Попытки обмануть буржуинов у меня были.
Мы с Борькой с радостью обнаружили, что пятифранковая монета в точности совпадает с нашими «ленинскими рублями». Ну почему бы в нашей ситуации не воспользоваться таким подарком судьбы? И мы пытались.
Неспешно фланируя по подземному переходу у центрального вокзала, мы попробовали обмануть установленные в нем автоматы с водой, бутербродами и пирожными.
Отловив момент, когда кроме нас никого под землей не оставалось, мы забрасывали в автоматную щель советские рубли и, набрав код булки или гамбургера, терпеливо ждали.
Автомат призывно гудел по полминуты, думал своими железными мозгами и остервенело выплевывал обратно в желоб юбилейные изделия московского монетного двора.
Эти наши полминуты ожидания – пытка на дыбе, с плотным слюноотделением…
Ну, а разбивать стекло витрин мы не стали. Мы же «советские».
Зато телефоны-автоматы эти монеты охотно проглатывали, и я по полчаса разговаривал с домом, рассказывая про «западные красоты» и преимущества капитализма.
Конечно, про то, что я не ем уже несколько дней, я осторожно умалчивал.
Разгуливая по городу, я иногда заходил в антикварные магазины и пытался предложить советские железные рубли в обмен хотя бы на пару франков. Не брали.
Однако в одном из магазинов, выслушав мою проникновенную речь про «Перестройку в СССР», мне умудрились сделать подарок. Пожилая продавщица торжественно вручила «представителю перестройки» редкий том Соловьева С.М. «История России» издания 1870 года.
Книга была необыкновенной – в коже, с металлическими медными уголками и весила килограмм пять.
Мысль о том, что теперь мне предстоит целый день бесцельно слоняться по улицам с тяжеленным книгопечатным раритетом невероятных размеров, совсем не вдохновляла.
Разыскав первый мусорный бак, незаметно для прохожих, «История России» оказалась в бытовом мусоре…
Впрочем, как и я.
С мусорными баками я в этом городе сильно задружился…
На всю оставшуюся жизнь.
Особенно с бачками, стоящими у столиков «Макдональдсов» или «Бургерквинов». Стоишь себе тихоханько в сторонке и выжидательно высматриваешь тех, кто не до конца доел БигМак и бросил остатки в бак. А ты, улучив момент, подходишь к этому контейнеру и, изображая легкую непринужденность, быстро из него извлекаешь недоеденное содержимое…
А потом…
Очень вкусно. И никакой брезгливости. Потому что когда голоден, мозг работает иначе.

Но в последний день случился и подарок судьбы. Этакий «зигзаг удачи».
Один человек – американский журналист из газеты «Американ Экспресс», внимательно выслушал мой восторженный рассказ про велик и все наши злоключения, что-то записал у себя в блокнотике, а потом запросто достал из бумажника двадцать франков и со словами – Пойди, поешь! – засунул их мне в задний карман.
Может в дальнейшем он напечатал статью про нас и выручил за нее стократ больше?
Статьи этой я не видел.
Зато тогда, слету, рванул в игрушечный магазин и купил сыну пожарную машинку.

Мы стояли с Борькой у трапа на посадку в самолет и сжимали в кулаках посадочные билеты. Проходящий экипаж, заметив нас, вдруг приостановился. Один из пилотов направился прямо к нам. Я насторожился.
- Господа! – обратился к нам летчик, - Вам необходимо пройти…(на этом месте сердце у меня остановилось..) к другому трапу… Пожалуйста, у Вас же красные посадочные – «бизнес класса».. Добро пожаловать на борт!
В самолете я упился.
Закутанный в серый плед бизнес класса, я съел все, что только было у стюардесс в рационе. Я мог умереть от обжорства. Не успел.
Время полета - всего два с половиной часа.
Зато в Шереметьево я чуть не угодил в КПЗ. Поводом к этому явилось полное отсутствие бдительности и упоение тем, что все, я дома, я в своем измерении.
Проходя таможню, на строгий вопрос служаки:
- Сколько валюты ввозите в страну?
Я, кажется, ответил:
- А в глаз тебе не дать? У меня полно монет с Лениным.

Проехав на такси почти до Ленинградского шоссе, вспомнилось, что я забыл в аэропорту дорогой моему сердцу чемодан.
Пришлось вернуться. И снова проходить таможню. И снова пересечься с тем, кому пообещал "в глаз".
Как меня тогда не задержали? Почему?
Видимо из меня неподдельно искрилась самая простая и честная любовь к Родине.
Вот такая велосипедная история приключилась…

Прошли годы (до чего же красивая и всеобъемлющая фраза), у меня сейчас пара золотых карт «VIZA» в портмоне, и я могу, не задумываясь ни о чем, на самом обыкновенном велике, ничего и никого не боясь, к примеру, колесить по Флоренции…
И могу с выстраданным пониманием бросить монеты уличному попрошайке на Рамбла в Барселоне, и могу зарезервировать самый дорогущий люкс в любой столице мира…
И, и, и...
Могу многое…, только об этом сейчас писать не хочется. Потому что я не напишу о нынешнем своем состоявшемся «могуществе» с восторгом…
Мой восторг остался в прошлом.
В этой, такой желанной, уже кем-то надкусанной, булке из Макдональдса…, и игрушечной красной пожарной машине для моего сына.

П.С.
В Америку я так и не поехал…