С привкусом сладкого

После войны с питанием были большие трудности. Магазины почти пустовали, а рыночные цены нам были не по карману. Нам – это бабушке и мне, школьнице.
Бабушка ещё работала, но я видела, что ей нелегко, она стала чаще болеть. Я боялась её потерять, поэтому бросила школу и пошла работать в торговлю.
Меня определили в продовольственный магазин, который, на моё счастье, находился недалеко от нашего дома. «Сначала поработаешь ученицей», – сказали мне в управлении, – «а дальше твою судьбу будут решать в магазине. Сумеешь быстро освоить навыки продавца – тебя переведут на другой уровень, лучше оплачиваемый».
И вот я получила первую зарплату. Она была такой маленькой, что я чуть не расплакалась, но сдержалась и сквозь зубы поблагодарила. Что я скажу дома? Что скажет бабушка? Такая мизерная зарплата терзала мою неокрепшую душу.
Но бабушка, моя дорогая бабушка, не смутилась. Она поздравила меня с первой получкой и сказала: «Всё путём. Это живые деньги, а остальное придёт к нам само.»
Не хочется рассказывать, с чем мне пришлось столкнуться в начале трудового пути. Но женщины, работавшие в магазине (а там работали только женщины), относились ко мне участливо. Особенно внимательна была директор магазина, высокая привлекательная особа. Она всегда здоровалась со мной первая, видя мою неловкость, и обязательно спрашивала, как чувствует себя моя бабушка.
Одним словом, этот магазин стал для меня лучшей школой. Не знаю, как это выглядело со стороны, но я старалась вовсю, не пропускала мимо ушей даже мимолётные замечания.
В те годы в торговую практику входила фасовка товаров. Мне досталась фасовка сахарного песка. Поначалу я обязана была развешивать песок по одному килограмму и пересыпать его в упаковки.
С первых дней у меня началась «борьба» с нервной стрелкой старых, разболтанных магазинных весов. Стрелка бегала туда-сюда от малейшего дуновения воздуха, и я тратила немало времени, чтобы приструнить её на нужной отметке. Из-за этого мне не удавалось выполнить норму. А за это никто по головке не погладит! Не проявляли сочувствие даже те, кто раньше работал на этих весах и знал их норов.
Когда я набралась смелости и пожаловалась директору, та сказала: «Мастеров по наладке весов нет, так что, дочка, приспосабливайся». Никакого снисхождения. Бригадирша настойчиво требовала выполнения нормы. Чтобы не подводить бригаду, я стала выходить на работу на час раньше. Директорша, увидев меня раньше смены, посмотрела на меня одобрительно.
Потом о моём «подвиге» узнали в бригаде, потому что теперь я перевыполняла норму. И бабушка моя радовалась моим маленьким успехам, как ребёнок. Сама же она вязала на продажу детские варежки – с истинно предпринимательской мыслью, что дети чаще варежки теряют.
Кто-то из взрослых попросил её связать и пару больших варежек. постепенно потекли «заказы». По весне бабушка связала что-то вроде белой панамки. И на такой товар нашёлся спрос, и, соединив вырученные за варежки с панамками деньги с моими первыми отпускными, мы с бабушкой двинули на море.
И здесь, сидя на пляже, моя милая бабуля продолжала вязать панамки, которые разлетались, как пирожки. Я тоже не теряла времени даром – ходила по местным магазинам, но не за покупками, а за опытом: присматривалась, как устроена у них торговля разными товарами.
Вернулись мы домой, по словам бабушки, обогащёнными и впечатлениями, и загаром, и даже при деньгах.
Но на работе меня вновь ждала сумасшедшая стрелка на старых весах. Она выводила меня из себя, издевалась над моими потугами управиться вовремя, сбивала с рабочего ритма. Опять приходилось являться на смену на час раньше.
Однажды в пустом цехе я расплакалась. Но вдруг, как будто невзначай, в цех зашла директор. Она стала нахваливать меня за мою усердную работу, за то, что отношусь к порученному делу серьёзно и даже слёзно.
«Ты особо не волнуйся, – говорила она, – когда стрелка дёргается у основного деления. Это не страшно: в одной упаковке чуть-чуть перевес, в другой – чуть-чуть недовес, а значит, общее равновесие. Главное, что в упаковке – стопроцентный сахар. А идеально точного веса всегда трудно добиться».
Раньше, когда у меня получался большой перевес, я собирала излишек в лоток и потом сбрасывала его в общую массу песка. Одна из работниц упрекнула меня, что это негигиенично, и посоветовала забирать эти излишки с собой после смены. «Честно ли это?» – спросила я. Она сказала: «Ты уже так навострилась, что у тебя излишков-то за смену всего пара десятков грамм. Мыши больше съедают».
Так в нашем доме появился бесплатный сахарный песок, постепенно его накопилось больше килограмма. Бабушка с удовольствием угощала гостей чаем с сахаром.
В первые послевоенные годы такой чай был самым лучшим угощением. Знакомые, приходя к нам, приносили с собой кто хлеб, кто домашнюю выпечку, изредка и пирожки с картошкой, – словом, пришло это самое «само», о котором говорила бабушка, когда я принесла домой свою первую грошовую зарплату.
Со временем нашли наладчика весов. Стрелка, образно говоря, угомонилась. Я набила руку, перестала нервничать, и перевыполнение месячной нормы стало для меня, простите за тавтологию, нормой, а за это меня награждали целым килограммом мною же упакованного сахара.
И не стала я искать другой работы, хотя поначалу она мне не нравилась, да и стыдно было на вопросы «где, кем работаешь» отвечать «фасовщицей сахара».
Я закончила вечернее отделение торгового техникума. Учёба в нём отнимала у меня всё свободное время. Днём – на работу, вечером – на занятия. Так что некоторые «забавы молодости» прошли мимо меня стороной. Зато я стала продавцом.
«Учись, мой сын: наука сокращает нам опыты быстротекущей жизни», – как говорил Борис Годунов в пушкинской драме. Правильно говорил.
Через некоторое время я поступила на заочное отделение торгового института, а по его окончании умудрилась заняться и кандидатской диссертацией.
С годами я стала руководителем торговой сети, обзавелась семьёй, но всегда вспоминаю бабушкин чай с «моим» сахаром и всегда вздрагиваю, как увижу старые весы со стрелкой.

2016