Листья падали. Глава 11. Листики-листочки

               

-  Арина, Арина! – это мама зовет меня, и, конечно же, ее крики были слышны не только во дворе, но и, вероятно, по всему дому. К удивлению мамы это обстоятельство меня ничуть не смущало. За стеклом шестерки я видела нечто, что буквально пригвоздило меня к месту. Словно заводная я ходила кругами вокруг знакомой машины. Понимая, что мое поведение может вызвать недоумение, и самые раскованные зрители просто расхохочутся, глядя на меня,  я не могла заставить себя бросить столь завидный объект внимания. Во всей этой затеи был один существенный минус: для окружающих я сама являлась забавным объектом для шуток. Мой рейтинг подняли крики мамы. Вернувшись, домой, я забросала ее вопросами.
-  Помнишь, мама, когда мы хоронили бабушку, на ней были надеты какие-нибудь украшения?
-  Я не помню….кажется, нет, зачем в гробу украшения?
Оставив без ответа ее вопрос, я пристала по новой, - Мама, припомни хорошенько, это очень важно.
-  Для того, чтобы не сомневаться, достаточно заглянуть в нашу семейную шкатулку. Но, Арина, к чему это расследование?
Стоило мне пугать маму собственными домыслами, или что-нибудь придумать с ходу? Я выбрала второе, - Помнишь, ту цепочку, что папа подарил мне на шестнадцать лет, так вот, она пропала. Я подумала, что, может быть, в последний момент ты одела ее бабушке на шею?
Мама прибывала в задумчивости, окаменевшая, она уставилась в одну точку, - Теперь я припоминаю, кажется в руке, умирая, бабушка сжимала четки или бусы, но, как они к ней попали, я не представляю. Арина, тебе известно, что бабушка не была религиозным человеком.
Зря я завела об этом речь, мама выглядела очень расстроенной, она до сих пор не могла смириться с потерей любимого человека. Но теперь я была уверена, что за стеклом автомобиля я видела именно те, упомянутые мамой изделия из слоновой кости. Если сказать об этом, я лишь напугаю маму.
-  Мама, как ты думаешь, чем можно объяснить пропажу вещей?
-  Рассеянностью, Арина, всякую вещь надо класть на место, тогда не придется ее искать, - прежде, чем я успела произнести хотя бы слово, мама вышла и вернулась вновь со шкатулкой, где хранились наши украшения. Открыв ее, она сразу же обнаружила искомое, - Арина, вот же цепочка, и остальное все на месте, - добавила мама, после того, как все внимательно проверила. Затем она перевела взгляд на меня и спросила, - Что с тобой происходит? Последнее время у тебя постоянно отсутствующий вид?
-  У меня тревожно на душе. Не знаю, мамочка, чем это можно объяснить, - я прижалась к маме, обняв ее за плечи.
Мама поцеловала меня в лоб, - Нам с тобой не хватает бабушкиной заботы и любви. Ее никто не сможет заменить.
Иногда мне кажется, что бабушка не умирала вовсе, а просто куда-то вышла. Я стала бояться темноты. Мама предложила мне перебраться в ее спальню. Но вечера я по-прежнему проводила в одиночестве, мама возвращалась с новой работы поздно. В один из одиноких вечеров я набрала знакомый номер и пригласила к телефону Любу.
-  Привет, подруга. Догадываюсь, что случилось из ряда вон выходящее, если ты до завтра не смогла дотерпеть.
-  Верно, поняла. Скажи, Люба, что находилось в руке у Тамары Ильиничны, когда мы обнаружили ее в туалете?
-  Не помню, я не разглядывала. А зачем тебе это?
-  Пожалуйста, вспомни.
-  Постараюсь, но не обещаю.
Если мне удастся восстановить взаимосвязь между нахождением в руке четок и наступлением смерти, то бабушка, вероятно, перестанет являться мне во сне и звать за собой. Хорошо еще, что мне не снится Тамара Ильинична, хотя, приснись она с портняжными ножницами в руках и с сантиметровой лентой на шее, бессонница мне была бы гарантирована. Я не верила в мистику, но объяснить возникновение страшных снов «с точки зрения привычных вещей», как выразился бы папа – дело трудновыполнимое. И от мамы я не отстану, пока не выясню некоторые детали.
-  Мама, скажи, пожалуйста, когда ты увидала бабушку, ну, сразу же после…у нее в руке точно были четки?
-  Или бусы, но я не уверена, сейчас это не имеет ровно никакого значения. Арина, ничего уже не изменить, и перестань задавать мне глупые вопросы.
Я обиделась, и ушла на кухню, где очень хорошо можно было «заесть» обиду. Мои любимые бананы маячили на круглом блюде и просились в рот. Но я почему-то всего лишь смотрела на них.
-  Арина, в холодильнике на полочке стоит банка с красной икрой, ты знаешь об этом?
Мама устает, а тут я пристаю к ней с вопросами, от этого каждый взъестся, попытаю удачу еще раз, -  Мама, четки появились у бабушки только перед самой смертью, это – мое предположение. Ты этого не заметила, потому, что выясняла с папой отношения…- я замолчала, трудно было говорить о глупостях, которые совершают живые люди, а с мертвых, какой спрос?
-  Прости, милая, я, наверное, думала только о себе.
Нечего извиняться, подумала я про себя. Любой человек, хотя бы раз в жизни, думает, в первую очередь, только о себе, гораздо хуже, если он единственный раз за всю жизнь вспоминает о других. Я думала о себе, всякий раз, когда сталкивалась лицом к лицу со своим возлюбленным. Я люблю его так … не желаю говорить банально, наверное, не хватит слов, для того, чтобы описать, как сильно я обожаю его, поэтому, легко представляю, как мне было бы замечательно вместе с ним. Отвечая на мой вопрос, мама поведала мне немногое. Осенью бабушка изменилась, стала, вроде, более замкнутой, это прошло незаметным для домашних, потому, что именно тогда в семье начался разлад. Вот и получалось, что упустили мы бабушку. Неизвестно, что ранее дало о себе знать, ее обособленность или тяжкий недуг? Если бы я чаще думала о ней, как знать, может быть, она до сих пор все еще была бы жива.  Мама утверждает, что четки или какие-то бусы бабушка не выпускала из рук даже в гробу.
-  Арина, когда тебя не было дома, раздался очень странный телефонный звонок. Неизвестная дама представилась «Надеждой Петровной», якобы бабушкиной знакомой и поинтересовалась, а не передавала ли она для нее четок из слоновой кости? Представляешь, прямо так и спросила!
-  Что ты ей ответила, мама?
- Ответила, как было на самом деле. Мне показался странным сам интерес, бабушкина знакомая спрашивала не о бабушке, а о каких-то там четках.
-  Мама, а бабушка была верующей?
-  Арина, кто же теперь ответит? Думаю, что, скорее всего, нет. Но про четки она со мной никогда не говорила. Кажется, они появились у бабушки в больнице.
На следующей день я поделилась услышанным с Любкой. Она, с ее логическим складом ума, способна дать полное объяснение происшедшему.
-  Смотри, Арина. Ты из-за этих четок весь покой потеряла. Самое главное, не проговориться некому, а то потом по судам затаскают….Да, не меня, - заметив мой вопросительный взгляд, - пояснила подруга, - Мне еще восемнадцати нет. А вот тебе повестки станут приходить с завидным постоянством. Будешь после вспоминать свою опрометчивую непредусмотрительность. Человека уже не вернуть, а другим наша милиция жизнь подпортить сумеет. Кстати, сегодня приходил сын Тамары, разведка донесла. Горит желанием побеседовать с ученицами, которые его маму последними живой видели.
-  Что будем делать?
-  Об этом я тебя хочу спросить. Детдомовских сегодня нет, а мы можем сделать вид, что обращение не по адресу. Ты как на это смотришь?
Я не торопилась с ответом. Ни в чьих силах заставить нас говорить. Можно молчать, но тогда тайна четок будет безнадежна потеряна. Люба призналась, что видела, как в руках умирающая Тамара Ильинична чего-то сжимала. Это утверждение дорогого стоит.
     Вместо урока физкультуры, я так решила, что невелика потеря, мы с ней сидели в кабинете Натальи Григорьевны, настороженно взирая на представительного мужчину, который торопился задавать вопросы.
-  Принимала ли в вашем присутствии Тамара Ильинична какие-либо таблетки?
-  Я не видела, а ты? – Люба вопросительно посмотрела на меня, - Она тоже нет.
Мужчина не сдавался, - Но утверждать определенно вы не можете?
-  Не можем.
-  Жаловалась ли на недомогание в тот день Тамара Ильинична?
На протяжении всего разговора Наталья Григорьевна следила за тем, чтобы сын нашей бывшей классной руководительницы своими расспросами не испугал нас. Выходило, что заместитель директора исполняла роль нашего адвоката.
-  Нет, все было как обычно.
На большинство заданных вопросов сначала отвечала Любка, мы с ней договорились таким образом, что я стану лишь дополнять ее. Сейчас подруга не подала мне условного знака, поэтому я промолчала. Но Люба сама поспешила добавить, - В тот день классный руководитель устроила нам небольшое разбирательство, - рассказчица замолчала, ожидая дальнейших расспросов.
-  Подробнее, пожалуйста.
-  Тамара Ильинична требовала, чтобы мы сшили еще по одному фартуку. Многие из девочек стали, открыто выказывать свое недовольство, потому, что нам надоело шить фартуки.
-  Извините, - Наталья Григорьевна сделала нам знак рукой замолчать, даже не глядя, а затем что-то, видимо, желала узнать у гостя.
Тот оказался догадливым, -  Николай Алексеевич.
-  Извините, Николай Алексеевич, дети не всегда объективны в своих оценках, мы должны простить их за это.
Кажется, ее извинения были приняты. Николай Алексеевич внимательно посмотрел на нас, выдержав паузу, он задал вопрос, которого мы давно ожидали, - Держала ли Тамара Ильинична в тот момент, когда вы ее обнаружили что-нибудь в руках? Услышать от вас правдивый ответ для меня очень важно. Хотел бы отметить, что вопрос неслучаен.
Я поняла это сразу, вопрошающий не стал даже пояснять, что именно он имел в виду, то есть, как выразилась Любка, не стал давать нам подсказок.
-  Нет.
Я до боли сжала собственные пальцы, Любка заведомо лгала, но об этом мы не договаривались. Для того, чтобы не было разногласий, придется и мне сказать неправду.
-  Это – вынужденная мера, пояснила мне после разговора Люба, - Нужно выяснить, какую роль во всей этой истории сыграли четки, бусы или фиг, знает что, еще держала в руках Тамара. 
Люба словно читала мои мысли, но каким образом она будет пытаться это выяснить?
-  Все узнаешь в свое время, - пообещала мне она.
Сейчас я горела желанием узнать, что за девушка постоянно сопровождала Илью? Это я была способна выяснить самостоятельно. У десятой группы должна быть математика. В руках у меня оказалась сразу же два журнала: один наш, второй – десятой группы. Кабинет математики располагался на четвертом этаже в другом от нашей мастерской конце коридора. Я постучала, хотя это вовсе необязательно было делать. Дверь мне открыла преподаватель, с измазанными мелом руками. Скорее всего, я оторвала ее от объяснений.
-  Просили передать, - я протянула ей журнал в коричневой обложке.
-  Спасибо, - журнал из рук преподавателя перекочевал на стол, где я, к своему удивлению, заметила еще один раскрытый  журнал.
Дверь захлопнулась, прежде, чем я успела отыскать глазами Илью. Подобное меня не устраивало, я постучалась вновь, - Можно взять у вас стул?
-  Для какого кабинета? – преподаватель ответила на вопрос вопросом.
Мне не требовалось ничего выдумывать. Поиски стула помогли мне увидеть все необходимое. Ильи среди сидящих не было. Теперь надо было сообразить, как избавиться от ненужного стула. Я успела пересечь с ним половину коридора, когда мне навстречу попался Илья. На этот раз он был один.
-  Привет, - стулом я перегородила ему дорогу.
Илья улыбнулся, - Это для меня?
-  Захвати, пожалуйста, в ваш класс. Я взяла стул для мастерской, а он оказался ненужным.
-  Мне кажется, или ты специально ищешь встреч со мной?
Неужели, это уже стало заметным со стороны? Какая неловкость. Я взглянула прямо в его большие серо-голубые глаза. Интересно, это крапинки или смешинки  там, в их бездонной глубине? Растерявшись, я не придумала ничего лучше, чем убежать.
-  Ты, почему не на занятиях? – Ольга Николаевна встретила меня в коридоре.
-  Я вышла в туалет.
-  Какой у вас сейчас урок?
-  Литература.
По лицу Ольги Николаевны было видно, что она что-то желала мне сказать. Слова ее, произнесенные полушепотом, на ходу, показались мне незначительными, - В моем кабинете стоит мешок с вашими потерянными вещами. Зайди, посмотри, может, найдешь среди них свои, но только после уроков.
Спускаясь, на первый этаж, я встретила детдомовских, - Где твоя подруга?
-  Не знаю, я в туалете была.
-  Послушай нас внимательно.
Я оглянулась, это Дядькова о ком? Пока она примерялась, Аристова и Мезенцева куда-то исчезли. -  Ты о себе во множественном числе говоришь?
-  Я, вообще, о тебе и Поленовой вспоминать не желаю, вы сами вынуждаете к этому.
-  Что на этот раз?
-  Это я скажу лишь Поленовой. Где она?
-  В училище.
В поле видимости возникла Женька, и сразу же началось привычное, - Чего ты ее спрашиваешь? Она сама за себя ничего сказать не в состоянии, - Аристова безнадежно махнула рукой в мою сторону.
Звонок спас меня от дальнейших расспросов, я быстро затерялась в толпе прогуливающихся по коридору.  Хотелось отыскать Любу. Вместо этого на лестнице я столкнулась с сыном Тамары Ильиничны. Он позвал меня в сторону.
-  Девочка, я понимаю, что в кабинете ты не могла говорить откровенно. Будем считать, что сейчас никто не услышит ничего лишнего. То, что тебе кажется незначительным, для меня первостепенно. Изменилась ли Тамара Ильинична перед смертью? Может, в ее поведении стало заметно что-то особенное?
Место на оживленной лестнице не подходило для расспросов, подслушать меня, вряд ли, кому удалось бы. Любые слова тонули в шуме. Мне не хотелось отвечать ни на какие вопросы, но чужие пальцы крепко держали меня за руку.
-  Арина, я ищу тебя по всему училищу. – Ольга Николаевна укоризненно взглянула на державшего меня мужчину. Тот выпустил мою руку, и классный руководитель увлекла меня за собой. Я была благодарна моей спасительнице.
Через минуту, с невероятными усилиями, пробравшись сквозь людской заслон, мы очутились в ее кабинете.
-  Я обратила внимание на то, что тебе требуется помощь.
Для того, чтобы удовлетворить любопытство классной руководительницы, я вкратце повторила ей наш разговор с сыном Тамары Ильиничны. Ольга Николаевна выслушала меня, но не торопилась с ответными отзывами.
-  Думаю, если ему встретится Люба, он не отпустит ее, пока не расспросит.
-  Люба ему не встретится, я поручила ей небольшое задание, - Ольга Николаевна что-то еще желала выяснить у меня, наверное, очень важное, потому, что долго не решалась задать свой вопрос, но минутная стрелка на часах напомнила ей, что скоро прозвучит звонок на урок, и я должна буду уйти. – Арина, почему в Ш-1 между учащимися нет дружеских отношений?
Честно говоря, вовсе не эти проблемы беспокоили меня в данный момент, но вопрос был задан, и классный руководитель была вправе ожидать вполне определенного ответа на поставленный вопрос. -  Наверное, потому, что мы слишком все разные.
-  Как ты думаешь, Люба справляется со своими новыми обязанностями?
-  А то, как же!  Люба – умница, но Женя, Вика и Саша, все равно, никого не слушают, и не станут прислушиваться ни к чьим советам и распоряжениям.
-  Это мы еще посмотрим.
Со звонком в кабинет географии вбежали шумные первокурсники. Я повернулась к выходу.
-  Арина, объяви в группе, что сегодня, после уроков будет собрание, - Ольга Николаевна еще что-то кричала мне вслед, но я не слышала.
     Спуститься с третьего на первый этаж, а потом еще дойти до библиотеки – путь немалый, а именно там у нас должен проходить урок москвоведения. Он был у Ш-1 последним на сегодня. За длинными столами сидело от силы человек восемь наших, а если их обрадовать известием о намеченном собрании, то к концу занятия их останется не более половины. 
-  Арина, где ты была? Почему опаздываешь?
-  Я была у Ольги Николаевны. Она просила передать, что после москвоведения состоится собрание группы.
На мое объявление не было никакой реакции. Девчонки были чем-то увлечены, а среди присутствующих, я к своему удивлению обнаружила Свету Матюхину, сидящую обособленно.
-  Белова, садись скорее.
Мне показалось, или Света поманила меня рукой. Я присела поблизости от нее, посмотрела по сторонам. Девочки, как обычно, конспектировали учебник. Прошло более половины урока. Мне все равно их не догнать, и я решила посвятить остаток времени просмотру репродукций картин, разложенных на столах.
-  Не видела Любу? – ко мне подсела Света.
-  Видела, только утром, - как бы мне не пришлось пожалеть о своей правдивости, жизнь не всегда отмечает честных, я слишком поздно уловила это.
-  Детдомовские за что-то злятся на нее.
Это их привычное состояние, отметила я про себя.
-  Арина, с тобой беседовал сын Тамары?
Я, молча, кивнула и опустила глаза в книгу, переданную мне Еленой Алексеевной. Лишь она отвернулась, я тихо шепнула Свете, - Давай потом поговорим.
В наступившей тишине я пыталась сама себе ответить на вопрос: почему визит родственника Тамары Ильиничны вызывает такой большой интерес? Несколько человек одновременно, наслышанных о нем и несвязанных друг с другом никакими внеучебными делами, расспрашивают о подробностях разговора, имевшего место в кабинете заместителя директора. И еще я мучительно пыталась вспомнить, о чем же просила меня подруга перед своим исчезновением?
-  Арина, - Света гипнотизировала меня взглядом, - Ты случайно не находила у себя дома предметов, которые напоминают листья?
-  Какие листья? – достаточно громко спросила я.
-  Девочки, не отвлекайтесь, - Елена Алексеевна постучала по столу.
-  Разные: березовые, кленовые, тополиные.
-  Нет.
-  Не спеши с ответом, может быть, это важно для тебя и Поленовой.
Разговор запомнился мне, но тщательный обыск дома ничего не дал. Кленовых листьев было предостаточно на моей вышивке, они были развешены на стенах, были еще и гербарии, которые мы делали с  бабушкой прошедшей осенью. Что, кроме четок-бус связывало ее и Тамару Ильиничну? Почему такие непохожие друг на друга люди, погибли при одинаковых обстоятельствах, якобы по причине сердечного приступа? Но, если первые два вопроса не требовали немедленного ответа, то ответ на третий, самый важный для меня сейчас вопрос, я хотела получить немедленно. И так, я стала разыскивать Любу. Из опыта нашего предыдущего общения я знала, игра в прятки будет продолжаться до тех пор, пока Любке это самой не надоест. Поручение, данное ей классной руководительницей – лишь удобный предлог. Кто-то несколько раз звонил, и когда я поднимала трубку, в ней, спустя пять-шесть секунд, слышались короткие гудки.
Любка в подобных случаях советует отвечать: «На проводе Матросская тишина» или «Бюро похоронных услуг слушает». В следующий раз я именно так и отвечу, а сейчас, после привычного «алле», я услышала: «Позовите Нелли Петровну».
-  Она умерла, - ответила я и положила трубку.
По телефону печальное известие воспринималось слишком обыденно, не возникло ответного ощущения потери. Лишь, вынужденная оповещать о смерти бабушки, я начала осознавать, что ничего больше не изменить, и что, все случившееся – не кошмарный сон, а ужасающая действительность. Смерть более не казалась мне чем-то далеким и отвлеченным, эта философская категория имела вполне земное происхождение. Я на мгновение призадумалась, а если бабушка чего-то очень сильно жаждала, к чему-то, неведомому для нас, стремилась, и ожиданию так и не суждено было осуществиться? Как должно быть, страшно – покидать этот мир, когда неизвестно, что будет там, за длинным, темным тоннелем, разделяющим земную и потустороннюю жизнь?
В дверь позвонили. На пороге стояла Любка, и неожиданно для нее, я обрадовалась.
-  Только не бросайся мне на шею, не кричи, что лишь об этом и мечтала, - подруга старалась казаться неприступной, но ей это удавалось с трудом.
-  Ты почти угадала. Не люблю находиться дома одна.
-  Разделяю твою симпатию, но именно сейчас явилась по делу. Очень хочется узнать хоть что-нибудь о твоей бабушке. Не делай удивленное лицо, Арина, ты же умная девчонка.
-  Всю жизнь я слышала обратное.
Любка сразу же прошла на кухню. Осмотрев все придирчивым взглядом, она поинтересовалась, - Чем будешь угощать?
В холодильнике не было ничего такого, что могло бы порадовать гостью. Пока я носила сыр, колбасу, масло, сосиски на кухонный стол, Любка исчезла из вида. Кажется, на балконе стоят банки с вареньем и маринованными овощами. Их подруга, вряд ли, проигнорирует. Еще несколько секунд и можно будет звать ее к столу.
- Первый раз в гостях у настоящей писательницы. Оказывается ты, Арина, еще и повести сочиняешь.
Видимо, Любке попался на глаза мой дневник. Мне будет несложно присвоить его авторство бабушке. -  Я вела его под диктовку бабушки, иногда по ее совету, что-нибудь, добавляя от себя.
Мне надоело ждать Любку, наверное, она зачиталась, прикорнув в кресле. Для того, чтобы чай в конец не остыл, надо было срочно разыскать ее.
-  Арина, скажи, вы с бабушкой не состояли в тайной организации «Золотая осень»?
-  Нет, - вопрос уже не удивлял меня, вероятно, не за горами расспросы о листьях.
Получилось, как я и предполагала. Любка сидела с моим дневником в руках, но не в кресле, а за велотренажером и усиленно крутила педали. Я пожалела, что у меня нет устройства, преобразующего один вид энергии в другой. После Любкиных упражнений, квартира, скорее всего, купалась бы в электроэнергии.
-  Ответь мне, чьи это мысли: «За окном падают листья: желтые, пестрые – все они разные. Иногда мне кажется, что и я, опавшим листочком, лечу, подхваченная ветром».
-  Не станешь смеяться?
-  Постараюсь.
-  Мои, как-то неудобно в наше расчетливое, жестокое время вести дневник, а выговориться часто некому.
-  Для этого у тебя есть я. Считаю, что ведение личного дневника – полезная привычка. Я тоже неоднократно начинала, но у меня терпения не хватало, воплотить затею в жизнь. Это круто: лет через сорок открыть пожелтевшие страницы и погрузиться в мир детства, забавных приключений. Многие не ведут записей, потому, что просто этого не умеют, не все рождены писателями. И правильно: если все будут сочинять, то кто станет читать написанное? – Любка словно сама с собой рассуждала.
- Пойдем, а то чай остынет.
Как поразительно быстро люди опускаются с небес на землю. Только, что задумчивый взгляд Любки был прикован к исписанному ровным почерком тетрадному листу, и вот он уже рассеянно скользит по столу, уставленному тарелками.
-  Хорошо, что рано или поздно в жизни находятся люди, которые без задних мыслей, говорят тебе «пойдем», и ты планируешь с небес на грешную землю.
Мне импонировало в подруге умение сосредоточиться на чем-то конкретном. Если Любка читала стихи, то ей, кажется, внимали даже глухие, если сооружала бутерброд, то он обещал остаться в памяти настоящим монументом.
-  Жаль, что у вас нет нарезки из семги или белуги, - многоярусное сооружение, в котором сыр чередовался с колбасой, уступающей место кружочкам маринованного огурца и долькам лимона, зависло в воздухе напротив Любкиного рта.
Пять минут мы провели в полной тишине. Видимо, их подруге хватило,  для того,  чтобы насытиться. Сосредоточенный взгляд ее остановился на вазочке с вареньем. Пока я пыталась припомнить, где мама держит розетки, надобность в них отпала вовсе. Люба разом опрокинула в себя всю вазочку. За то салфетки пришлись, как нельзя, кстати.
-  Теперь до завтра можно не вспоминать о еде, - подытожила она.
-  Может быть, ты еще что-нибудь желаешь? – задала я неоригинальный вопрос.
Для достоверности не хватало, чтобы Любка ответила: «А что разве у тебя еще что-нибудь есть?» и «До пятницы я совершенно свободна», но услышать подобное я не желала даже под дулом пистолета, так как без труда представляла, какая судьба ожидает наши съестные припасы.  Они, наверное, не выдержат многодневного натиска. До пятницы целых три дня.
- Очень хочу знать, имеются ли у вас в доме украшения, выполненные в форме листьев?
Похоже, что у Любки появилась навязчивая идея, подумала я. – Точно уверена, что нет. Есть кулоны на цепочке в виде знаков Зодиака.
-  И все?
-  Если ты подскажешь, что конкретно тебе надобно, я постараюсь их обнаружить.
Или Люба по какой-то одной ей понятной причине, не желала говорить об этом, или сама не ведала, как далеко могут завести наши поиски. Я обратила внимание на то, что она колеблется. – Я не могу тебе сейчас многого открыть, не из-за недоверия, а потому, что все это – пока одни догадки. А еще потому, что, зная твою патологическую склонность «всегда говорить одну лишь правду и ничего, кроме правды», я воздержусь от пояснений, в милиции тебе не простят недосказанного. Но все, что я скажу далее, запомни, и, ни для протокола, и хорошенько поразмысли над услышанным. Первое и самое основное, отчего мы будем танцевать: смерть твоей бабушки и Тамары Ильиничны неслучайна, второе: и то, и другое взаимосвязано, иными словами, оба человека стали жертвами тщательно спланированного преступления. Третье, что объединяет эти две смерти – нахождение в руках жертвы в момент смерти предмета, напоминающего четки или бусы, согласись, подобное нечасто встретишь у двух малознакомых друг другу людей. Теперь, что касается самих украшений. Жаль, что мы с тобой можем лишь догадываться, как они выглядели. Предполагаю, что, вероятнее, всего, учитывая, что ни та, ни другая не являлись верующими людьми, в руках твоей бабушки и Тамары были все-таки бусы, отдельные звенья которых, были выполнены в виде листиков.
Я попыталась вспомнить последнее наше с бабушкой свидание. Обычно в подобные волнительные моменты мало внимания обращаешь на то, что у любимого человека находится в руках, и тем более, держит он это сам или предмет был ему вложен  кем-то, что тоже является предположением Любки.
-  Я не могу точно ответить на поставленные вопросы. Если бы человеку заранее было дано знать, что для него важно, а что нет, скольких бы бед он смог избежать!
Взглянув на Любку, я поразилась перемене, происшедшей с ней. Плечи ее были опущены, тонкие пальцы худых рук сплелись, хватаясь друг за друга, а в глазах появилось такое зовущее отчаяние, что мне стало не по себе. Если она многое не может мне пока сказать, то вся правда о происшедшем, вероятно, ужасающа. Хотя, что может быть страшнее человеческой смерти?
До возвращения моей мамы с работы мы успели просмотреть все семейные фотоальбомы, папины любительские видеосъемки, которые, в основном касались нашей загородной жизни. Любка внимательно слушала мои рассказы о бабушке и ее привычках, направляла ход повествования наводящими вопросами, вообщем, мы с ней, как я решила, с пользой для общего дела распорядились собственным свободным временем. Уходя, Любка меня огорошила сногсшибательным выводом, - Мы с тобой клево провели время, но ничуть не продвинулись в раскрытии тайны. Как сказал бы великий классик: «А воз и ныне там».
Звонила мама и сообщила, что немного задержится на работе. В ожидании ее,  я наводила в квартире порядок. После визита Любки, с ее неуемной тягой к исследованиям, это не так легко было сделать. Больше всего я провозилась с пылесосом. То он ревел, как совершающий разбег ИЛ-86, то отказывался выполнять свои прямые обязанности. За домашними заботами меня не оставляла мысль, впервые посетившая меня после нашего с Любкой недавнего разговора. Какой такой интерес во всей этой детективной истории преследует она?  Что Любке с того, если она уверует в существовании преступного замысла у некоторых третьих лиц? Предположение о том, что Люба может получать кайф, распутывая клубок человеческих судеб с риском для собственного благополучия, казалось мне невероятным, а человек, решивший поддержать эту версию – безумцем.