Восточно-Прусская операция-1-9-2-5

Электронная версия данной книги создана исключительно для ознакомления только на локальном компьютере! Скачав файл, вы берете на себя полную ответственность за его дальнейшее использование и распространение. Начиная загрузку, вы подтверждаете свое согласие с данными утверждениями! Реализация данной электронной книги в любых Интернет-магазинах, и на CD (DVD) дисках с целью получения прибыли, незаконна и запрещена! По вопросам приобретения печатной или электронной версии данной книги обращайтесь непосредственно к законным издателям, их представителям, либо к автору!


В. Шпинев «Восточно-Прусская операция. Краткая хроника»–1-9-2-5.

Немецкие оборонительные сооружения в Германии, Польше и Восточной Пруссии (приграничные укрепления, укрепрайоны, бункеры, форты, полевые укрепления).
Форты Кенигсберга.  Слухи и легенды о подземных ходах и помещениях у фортов. Продолжение.

Из книги А. Орлова «О чем молчат подвалы «Блютгерихта»:

Профессор Брюсов стал заниматься поисками на территории замка (или как он его иногда называл на немецкий лад — в «шлоссе») с первого дня своего прибытия в Кенигсберг. Сначала проводились внешние осмотры отдельных сохранившихся помещений, а затем началась разборка развалин в тех местах, которые казались наиболее вероятными с точки зрения нахождения ценностей.

Из дневника профессора А. Брюсова, май — июль 1945 года:
«Со 2 по 15.VI мы с Чернышевым осмотрели в замке все, что могли.
Замок разрушен целиком. Сохранилось только несколько зал в северном крыле (старая часть замка), где наверху мы устроили склад извлекаемых вещей, а внутри разместился с 10.VI караул.
В работах по раскопкам принимает участие бывший директор Кёнигсбергского музея Роде и сотрудник этого музея Файерабенд: иногда заходит зав. отделом древностей Фридрих»…

Из дневника профессора А. Я. Брюсова. Май — июль 1945 года:
«Роде — старик на вид, с трясущейся правой рукой…
Искусствовед. Имеет ряд научных трудов. Алкоголик. Доверия не внушает… Мне все сдается, что он знает больше, чем говорит, а когда говорит, то нередко лжет… Уверяет, что лучшие коллекции были эвакуированы, но он не знает, куда; когда я его спросил, не в Растенбург ли, то он тотчас воскликнул: «Так вы их нашли?».
Файерабенд — пройдоха, враль, но полезный человек. Выдает себя за бывшего члена компартии, но был в замке до момента сдачи, и комендант замка перед сдачей передал якобы ему весь замок»…

Профессор… легко распознал неискренность своих «коллег» по поискам, интуитивно почувствовал, что эти люди знают гораздо больше, чем пытаются показать, и, возможно, сознательно уводят в сторону от цели. Потом Брюсов не раз в своих записях возвращался к этой мысли и уехал из Кенигсберга убежденный в том, что Альфред Роде делал все для того, чтобы «запутать розыски, навести на ложный след», а Файерабенд был совершенно не в курсе дела, ничего не знал о Янтарной комнате и своими выдумками также старался помешать поискам…

Еще до приезда Брюсова в Кенигсберг Альфред Роде уверял капитана Чернышева, что Янтарная комната находится в одной из подвальных комнат южного крыла замка. Поэтому именно здесь началось пристальное изучение развалин…

Когда профессор Брюсов, сопровождаемый капитаном Чернышевым, прибыл в Королевский замок, раскопки были в самом разгаре. Тут же присутствовал и доктор Роде…

Капитан Чернышев пояснил профессору, что доктор Роде указал на эту часть руин, как на точное место нахождения ящиков с упакованной в них Янтарной комнатой. Александр Яковлевич, неплохо владевший немецким, переспросил почтенно слушавшего их разговор Роде о том, действительно ли в этом помещении были сложены ящики с «Бернштайнциммер». Немецкий ученый закивал головой, повторяя, что лично сам участвовал в установке ящиков именно в эту комнату…

Из рассказов профессор Брюсов уже знал, что ящики, в которые могла упаковываться Янтарная комната, должны быть различных размеров, в том числе очень большими, достигающими трех метров в длину… Под оставшимися обломками они уже никак поместиться не могли…

Роде был… готов показать другое (опять совершенно точное) место укрытия Янтарной комнаты…

Пробиваясь через завалы, доктор Роде увлек за собой профессора Брюсова и капитана Чернышева. К ним присоединился неожиданно появившийся среди развалин Пауль Файерабенд. Он сразу же согласился с немецким ученым в том, что ящики с Янтарной комнатой перед самым штурмом города были перенесены в другое место, которое он с готовностью покажет. Это, безусловно, вызвало недоумение капитана Чернышева, который вот уже несколько дней занимался безуспешными раскопками в южном крыле замка, основываясь на показаниях того же Файерабенда. Северное крыло замка, самая древняя его часть, представляла собой обгоревший остов когда-то величественного сооружения с провалами стрельчатых окон, грудами кирпича и щебня, нагромождением обломков. После многодневных обстрелов и бомбардировок, после… разрушительного взрыва в районе башни фогта Ладелау, от когда-то поражавших воображение рыцарских залов и курфюршеских покоев остались жалкие развалины…

Сюда, под рухнувшие своды одного из обширных помещений, и привел профессора Брюсова и капитана Чернышева человек, считавшийся одним из лучших знатоков Королевского замка.
«Здесь, в этом зале, стояли ящики с упакованной Янтарной комнатой, а также коллекцией мебели Кайзерлинга», — сообщил доктор Роде, указывая на кучи пепла и нагромождение головешек, покрывавших пол помещения. Сводчатый потолок и стены были в трещинах. Несмотря на мрачную обстановку, в рыцарском зале, имевшем три больших окна со стороны двора, было достаточно светло. Ни Брюсов, ни Чернышев тогда, конечно, не знали, что Роде привел их в гостиную так называемых «Маршальских покоев», бывших в средневековье местом проживания Великих магистров Тевтонского ордена, а затем небезызвестного Альбрехта Бранденбургского — последнего рыцарского гроссмейстера и первого герцога Пруссии. Это был зал, площадь которого достигала не менее 120 квадратных метров, с высокими сводами, большими стрельчатыми окнами — приметами ранней готики, несколькими проемами-арками, ведущими в соседние помещения. В восточной стене проглядывалась полутемная ниша непонятного назначения. Штукатурка обвалилась во многих местах, обнажив старинную кладку и только фигурные кирпичи гуртов сохраняли свое почти первозданное великолепие… Это старейшее помещение замка стало, согласно новым свидетельствам Роде и Файерабенда, последним прибежищем Янтарной комнаты.

Из дневника профессора Брюсова А.Я. Май-июль 1945 г.:
«Осмотр большой залы показал, что, к сожалению, и Янтарная комната, и мебель Кайзерлинга сгорели. Были найдены навески от царскосельских дверей (медные), обгорелая резная лепка Янтарной комнаты, железные пластинки с винтами, которыми части комнаты были прикреплены к стенкам ящиков, кусок ящика с прикрепленными к нему ключами от мебели Кайзерлинга»…

Воспользовавшись пребыванием в Кенигсберге сотрудника Государственного музея изобразительных искусств имени Пушкина Цырлина, занимавшегося розысками культурных ценностей по поручению Комитета по делам искусств СНК РСФСР, ранее работавшего в Царскосельском музее и неоднократно видевшего Янтарную комнату, Александр Яковлевич привлек его к осмотру «Маршальских покоев». Почувствовав драматизм ситуации, к работе по отысканию следов Янтарной комнаты подключились прибывшие с профессором Брюсовым майор Пожарский и майор Беляева. Они буквально переворошили пепел и обугленные остатки дерева в орденском зале. Доктор Роде безучастно следил за этой суетой, не проявляя заметного интереса к находкам…

Проведя беглую экспертизу обнаруженных остатков, все участники обследования гостиной Маршальских покоев пришли к единодушному выводу: Янтарная комната погибла. В целях документального закрепления этого вывода был составлен документ, который еще сорок пять с лишним лет назад должен был положить конец надеждам найти это выдающееся творение человечества.

После того, как был составлен акт, удостоверяющий гибель Янтарной комнаты, Брюсов и его коллеги сочли целесообразным сконцентрировать свое внимание на поисках сохранившихся под обломками музейных экспонатов в других помещениях замка. Вместе с солдатами, приданными комендатурой, они обшаривали все уцелевшие комнаты, подвалы, галереи; с риском для жизни забирались на грозившие рухнуть перекрытия второго и третьего этажей, спускались в глубокие подземные склепы. Конечно, группа Брюсова смогла обследовать лишь те помещения, которые были относительно доступны. Там же, где завалы преграждали путь и требовались большие работы по разминированию и расчистке развалин, делать было нечего: у Брюсова не было ни достаточной рабочей силы, ни требуемых технических средств…

Так что найденные в эти летние дни 1945 года ценные предметы представляли собой не столько плод интенсивных и скрупулезных поисков, сколько результат поверхностного осмотра сохранившихся помещений и сбора того, что фактически лежало на поверхности…

Помимо десятков картин в развалинах замка были найдены многочисленные предметы из стекла и бронзы, фарфора и цветного камня, ювелирные изделия и  старинные монеты. Многие из них были разбиты, раздавлены, обожжены…

Из записки А. Брюсова «О судьбе Янтарной комнаты». 1961 год:
«После составления акта о гибели Ян¬тарной комнаты мы, естественно, перестали думать о ее поисках и сосредоточили свое внимание на извлечении из-под обвалов других памятников древности и искусства.
При этих розысках вполне определенно выяснилось, что накануне падения Кенигсберга в музее спешно готовились к эвакуации музейных коллекций и что многое уже было вывезено… в другое место. Кое-где под обвалами обрушившихся стен и перекрытий рядом с разбросанными музейными вещами оказывались пустые ящики, корзины, упаковочный материал в виде бумаги, ваты и т.д.…

Они не подвергли внимательному изучению помещения, прилегающие к орденскому залу, на предмет наличия каких-либо замуровок или других признаков тайников… Тогда было не до скрупулезного анализа и сил профессора Брюсова едва хватило на то, чтобы вести самые поверхностные, но тем не менее довольно эффективные работы…

В самый разгар работ в северном крыле замка там вдруг появился моложавый полковник… Он рассказал Брюсову и Чернышеву о том, что принимал участие в штурме Королевского замка и в числе первых ворвался в его помещения. Вспоминая детали недавних событий, полковник упомянул, что именно в этом громадном зале видел большие ящики, часть из которых была безжалостно разломана. Судя по всему (так показалось полковнику) в них была какая-то старинная мебель. Что стало с ящиками потом, ему неизвестно, скорее всего, они сгорели от возникшего здесь пожара…
Версия о гибели Янтарной комнаты от пожара, возникшего в северном крыле Королевского замка уже после 10 апреля, неоднократно муссировалась на Западе. Достаточно упомянуть воспоминания того же инженера Ганса Герлаха в газете «Остпройссенблатт», в которых он вину за гибель Янтарной комнаты и других произведений искусства возлагает исключительно на «опьяненных победой русских», которые «взрывали подряд все уцелевшие части зданий» в поверженном Кенигсберге…

В 1945 г. А. Брюсов… записал в своем дневнике, что «Янтарная комната погибла, по-видимому, от пожара, устроенного нашими солдатами»…

С каждым годом шансы на успех уменьшались катастрофически, оставив сейчас нам возможность уповать только на педантичный анализ подробностей всех предшествующих поисков и вновь открывшиеся обстоятельства.

Из справки А. Я. Брюсова «Янтарная комната» 1961 год:
«Действительно ли Янтарная комната находилась в Кенигсберге до самого конца, до падения этого города? А. Роде, как бывший директор музея, должен был, конечно, прекрасно знать об этом. Но добиться от него ясного ответа было невозможно. Сколько я с ним ни говорил на эту тему, я все больше и больше убеждался, что этот заядлый фашист, отнюдь не скрывавший этого, всячески старается запутать все дело…

Йоркштрассе (ныне – ул. 1812 г.).

Справка с выводами группы профессора Брюсова вместе с прилагаемым актом о гибели Янтарной комнаты была доложена руководству Комитетов по делам искусств и культурно-просветительных учреждений, после чего вопрос о дальнейших розысках Янтарной комнаты был снят…

Итоги работы профессора А. Брюсова в Кенигсберге… стали известны А. Кучумову… Когда началась Великая Отечественная войны, он работал хранителем Александровского дворца в городе Пушкине (бывшее Царское Село). С первых же дней войны двадцатилетнему А. Кучумову было доверено ответственное государственное дело — эвакуация художественных ценностей из всех пригородных дворцов Ленинграда… В 1944 году Кучумов был вызван из Новосибирска в Ленинград и отправлен на Западный фронт с поручением вести розыски похищенного фашистами имущества дворцов-музеев. За три года Кучумов сумел отыскать и вернуть на Родину сотни тысяч всевозможных экспонатов, вывезенных врагами из ленинградских пригородов (Гатчина, Пушкин, Павловск, Петергоф), Киева, Минска, Керчи, Новгорода, Пскова… Ему… совершенно случайно в начале 1948 года стало известно содержание разговора двух приехавших в Пушкин из столицы работников московских музеев о том, что недавно работавший в Кенигсберге профессор Брюсов доподлинно установил, что Янтарная комната полностью сгорела и теперь можно только сожалеть об утрате этого выдающегося, гениального творения великих мастеров. У А. Кучумова, имевшего самое непосредственное отношение к поискам похищенных ценностей, не было оснований сомневаться в обоснованности столь плачевного вывода Брюсова. Но он все-таки решил на месте перепроверить результаты предшествовавших поисков и обратился в связи с этим в Комитет по делам культпросветучреждений.
В здании на Софийской набережной намерение Анатолия Михайловича встретили благожелательно. Но после обсуждения проблемы решили, что одному ему ехать в Кенигсберг не стоит… Обстановка там была тревожная и лучше всего было бы подыскать себе напарника. Им стал после недолгих уговоров заведующий сектором музеев отдела культуры Ленгорсовета большой знаток искусства С. Трончинский. Перед поездкой в Кенигсберг состоялась встреча с профессором Брюсовым, который проживал в Москве. Тот буквально огорошил Кучумова, сообщив подробности «поисков» Янтарной комнаты в развалинах Королевского замка. «Незачем вам туда ехать. Кроме ломаной мебели в этих развалинах ничего нет. То, что нам удалось найти — хранится временно в здании бывшего Государственного архива». Так отговаривал Кучумова и Трончинского от поездки Брюсов…

4 марта 1946 года Кучумов вместе с Трончинским выехал в Кенигсберг…

Офицерская гостиница на улице Гарденбергштрассе (ныне ул. Пугачева), совсем недалеко от комендатуры.

Амалиенау (в настоящее время - район, прилегающий к улицам Кутузова, Чернышевского, каштановой аллеи)…

На день… Кучумов вместе с Трончинским, в сопровождении офицера из комендатуры, отправились в замок. Путь их лежал через центр города, представлявший собой сплошные развалины.

Из воспоминаний А. Кучумова. Август 1990 года:
«Мы шли к замку. Был очень сильный ветер, особенно почему-то на Штайндамме… Штайндаммская кирха была полуразрушена, колокольня отсутствовала… На тротуаре лежал громадный слегка покореженный циферблат башенных часов с золочеными цифрами… Около кирхи какой-то бетонированный водоем и памятник из серого камня: солдат, обнимающий плачущую женщину»…

Скелеты зданий на бывшей Кантштрассе (сейчас на месте этой улицы – отрезок Ленинского проспекта от гостиницы «Калининграл» до набережной Преголи) сохранили призрачное великолепие своих фасадов… Живописные развалины почтамта, покрытые копотью готические формы Альтштадтской кирхи, классическая архитектура двух величественных зданий - руин на Мюнцплац (ныне здесь площадка с цветами и каменной мозаикой у южной оконечности Нижнего пруда). И над всем этим возвышалась громада Королевского замка…

Первое, что намеривались осмотреть Кучумов и Трончинский, — это Большой орденский зал, где в 1945 году обнаружили остатки сгоревшей Янтарной комнаты. Обогнув нагромождение развалин, они прошли вдоль северной части замка по улице, еще не очищенной от громадных куч щебня и перегороженной в самом начале высокой баррикадой. Поваленные и искореженные фонарные столбы, сгоревший остов трамвая с чудом сохранившейся на боку рекламой яблочного сока, ржавая афишная тумба с раскисшими обрывками каких-то объявлений… За углом, там, где возвышалась семиугольная башня Хабертурм, открылась площадь, с одной стороны которой стояло здание Имперского банка, сильно   пострадавшее во время штурма, а с другой — восточное крыло Королевского замка, со старинными въездными воротами посередине… Над аркой - дата постройки, изображенная римскими цифрами — MDXXXII, и лаконичная надпись по латыни: «Имя Господа — сильнейшее оружие».
Двор был пустынен. Все сооружения замка по его периметру казались вымершими. Черные глазницы окон и арок, проломов и пробоин на фоне кое-где сохранившихся сугробов снега производили жуткое впечатление… Одну из уцелевших комнат облюбовало себе подразделение дорожно-эксплуатационного батальона.
Поднявшись по ступенькам портала, некогда украшавшего северное крыло замка с внутренней стороны, Кучумов с Трончинским попали прямо на тот этаж, где находились основные орденские помещения — так называемые покои Великого магистра, Маршальские покои и ремтер, капелла Св. Анны и Фирмария (богадельня рыцарского ордена). В залах, имевших огромные дыры стрельчатых окон, был собачий холод. Ветер продувал насквозь, а пол, усеянный обломками и мусором, был покрыт, особенно в углах каменных стен, толстым слоем слежавшегося грязного снега. Стены и сводчатый потолок были в крупных трещинах и копоти. Под ногами хрустело стекло.

Из книги А. Кучумова и М. Воронова «Янтарная комната». Москва, 1989 год: «При тщательном просмотре всего слоя гари и мусора на каменном полу Большого Орденского зала, где якобы сгорела Янтарная комната, были обнаружены кусочки золоченого левкаса (меловой грунт в русской средневековой живописи), большое количество мебельных пружин и железных оковок старых немецких шкафов, из чего можно было сделать вывод о том, что в этом зале находилась и сгорела мебель Кайзерлинга.
Около входа в зал с наружной лестницы в слое гари были найдены три совершенно перегоревшие, обесцветившиеся мозаичные картины. По профилю бронзовых рам и чеканным виньеткам, украшенным камнями на углах, удалось установить, что это были флорентийские мозаики работы XVIII века из Янтарного зала»…

Среди золы и пепла были отчетливо видны o6углившиеся доски, составлявшие, по-видимому, когда-то упаковочный ящик… Под трухой сгоревшей древесины лежало хрупкое панно флорентийской мозаики — элемента убранства Янтарной комнаты. Известно, что эти чудесные инкрустации из цветных камней украшали ее центральные панели и изображали аллегорические картины, символизирующие пять чувств человека — вкус, зрение, слух, осязание и обоняние. И вот сейчас творение художников Флоренции, некогда сверкавшее яркими красками, лежало в груде мусора обесцвеченное, деформированное, потускневшее. И хотя в потрескавшемся изображении на панно можно было узнать один из сюжетов, было ясно, что это фактически только след прежнего великолепия. Как только Анатолий Михайлович попробовал приподнять панно, оно рассыпалось на мелкие кусочки, а шифер, на который когда-то была приклеена мозаика, образовал кучки пепла, который сразу же стал разноситься сквозняком по всему залу. Под первым панно лежало второе, точно в таком же состоянии, затем третье, уже почти полурассыпавшееся. Чудесные флорентийские мозаики, исполненные по эскизам итальянского художника Джузеппе Дзокки в середине XVIII века, исчезли навсегда.
Разгребая золу, Анатолий Михайлович нашел несколько кусков бронзовых рамок, обрамлявших мозаики. Все было каким-то скрюченным, обожженным, оплавленным. Чудом сохранились чеканные латунные виньетки с растительным орнаментом, располагавшиеся в углах рам. Но и они были покрыты копотью, совершенно потеряли свой прежний вид. Бережно завернув их, а также россыпь потускневших кусочков мозаики в кусок материи, Анатолий Михайлович положил находки в вещмешок. Похоже, что они были единственным материальным свидетельством гибели Янтарной комнаты. Кстати говоря, и эти находки ожидала незавидная судьба.

Из воспоминаний А.М. Кучумова. Август 1990 года: «Когда мы вернулись в Ленинград, Трончинский попросил меня привезти ему найденные в Кенигсберге остатки флорентийских мозаик Янтарной комнаты для того, чтобы показать их своему начальнику. Я привез ему жалкие остатки в небольшой картонной коробочке…
Спустя некоторое время Трончинский ушел в отпуск, оставив обгоревшие куски мозаичных панно в книжном шкафу. По-видимому, в его отсутствие уборщица, наводившая порядок в рабочем кабинете, посчитала кучку серых камешков и закопченных металлических предметов никому не нужным мусором и из благих побуждений, естественно, выбросила находки»… Находки в гостиной Маршальских покоев должны были убедить Кучумова в справедливости вывода Брюсова о гибели Янтарной комнаты. Превратившиеся в прах панно из цветных яшм — разве это не доказательство того, что Янтарная комната сгорела в этом мрачном замковом помещении?
То, что обнаружили Кучумов и Трончинский в марте 1946 года в северном крыле Королевского замка, ни в коей мере не подтверждает предположение о гибели Янтарной комнаты. К такому выводу они пришли еще тогда, внимательно осматривая рыцарские залы и подвалы «Блютгерихта». В своей книге о Янтарной комнате, написанной совместно с известным ленинградским искусствоведом М. Вороновым, А. Кучумов убедительно доказывает это, приводя веские аргументы, которые подтверждают, что находками мозаик в орденском зале рано было ставить точку на поисках похищенного сокровища… В этом зале сгорели лишь мозаики, по-видимому, упакованные и хранившиеся отдельно от демонтированной Янтарной комнаты. Нигде в кучах золы и мусора не были найдены целые или расплавленные кусочки зеркальных стекол. Но ведь не могли же бесследно исчезнуть двадцать четыре зеркальных пилястры, обрамленные золоченой резьбой! Кроме того, на каждой пилястре имелось по одному бронзовому чеканному бра. Каков бы пожар ни был, испариться же они не могли!

Из записки А. Кучумова «К вопросу о судьбе Янтарной комнаты Екатерининского дворца». 1950 год: «Если допустить, что указанные зеркальные пилястры, деревянная резьба и бронзовые бра находились в другом месте замка, не будучи упакованными с Янтарной комнатой, наличие и гибель янтарных панелей в данном помещении отвергает другое обстоятельство.
В четырех больших янтарных панно боковых стен комнаты были вмонтированы четыре небольшие фигурные зеркала фацетного стекла, которое невозможно было изъять из панно, не разрушив художественно исполненные янтарные рамы-картуши (лепное украшение в виде не совсем развернутого свитка). В гари даже малейших кусков стекла, какого бы ни было, не обнаружено»…
 
Если в гостиной Маршальских покоев остатков Янтарной комнаты обнаружить не удалось, то надо было искать в других местах. Поэтому Кучумов и Трончинский стали внимательно обследовать прилегающие помещения. В первую очередь их внимание привлек уже упоминавшийся «Маршальский ремтер», куда из гостиной вела стрельчатая готическая дверь — арка со сложным резным архивольтом (профиль, обрамляющий рамку).
Это было одно из самых загадочных помещений Королевского замка, служившее когда-то главным залом военных предводителей Тевтонского ордена — орденских маршалов или великих магистров и располагавшийся над помещениями «Блютгерихта». В XX веке в нем, как и в других залах северного крыла, размещались экспозиции Прусского музея.

Из книги Альфреда Роде «Замок в Кенигсберге и его коллекции». Берлин, 1937 год: «Большой ремтер Великого магистра, XV век. Вместе с примыкающим с запада помещением № 17 (Архив) первоначально представлял собой большой зал со сводами, включающий часть стены старой оборонительной башни»…

«Маршальский ремтер» был интересен тем, что имел в толще одной из стен узкую потайную лестницу, которая вела в «Камеру пыток» и «Капеллу Св. Анны». Вход в нее был через незаметную дверь-нишу, рядом с которой, также, как и в «Капелле Св. Анны», имелось маленькое стрельчатое слуховое окошко. История сооружения замка сложилась так, что этажи его более древней части, куда входила башня фогта Лиделау, были гораздо выше позднее пристроенных орденских залов. Поэтому вход в нее из «Маршальского ремтера» оказался на высоте пяти метров от пола и, естественно, не использовался. В смежное же с ним помещение капеллы можно было попасть двумя путями — либо через потайную лестницу в стене, либо по ступеням, ведущим к боковой двери самой капеллы непосредственно из «Маршальского ремтера». Это делало орденский зал крайне удобным для всякого рода неожиданностей, например, внезапных появлений каких-либо лиц, присутствие которых на рыцарском сборе не предполагалось. Или предоставляла возможность Великому магистру внезапно арестовать кого-либо из своих гостей и при необходимости препроводить прямо в «Камеру пыток», расположенную в подвале башни фогта Лиделау. По преданию, предводители рыцарского ордена неоднократно использовали особенность «Маршальского ремтера», из-за чего за ним закрепилась дурная слава.
Здесь царило то же опустошение, что и в соседнем зале, но у стены стояло несколько чудом сохранившихся каркасов от музейных витрин, конечно, обгоревших и немного деформированных, но вполне пригодных после небольшого ремонта для использования. Анатолий Михайлович, зная бедственное положение полностью разграбленных и разрушенных гитлеровцами дворцов-музеев пригородов Ленинграда и особенно Екатерининского дворца, решил отправить эти остатки в город на Неве…

Убедившись, что Янтарная комната не погибла в развалинах замка, как о том утверждал профессор Брюсов, ссылаясь на свидетельства Роде и Файерабенда, А. Кучумов с утроенной энергией стал продолжать работу. И первое, что он посчитал необходимым предпринять — это разыскать свидетелей ее укрытия. Нужно было… найти Файерабенда, этого пройдоху, убедившего Брюсова прекратить поиски. Искать же Роде было уже бесполезно: Кучумов знал от профессора о смерти немецкого ученого.

Больница Милосердия на Хинтерросгартен (ныне – здание областной больницы на ул Клинической). В 1946 году там размещалась центральная немецкая больница, в которой бок о бок трудились немецкие и советские врачи, пытаясь вырвать у смерти сотни человеческих жизней, к которым подбирался тиф и малярия — вечные спутницы всех войн и исторических катаклизмов.

Из воспоминаний А. Кучумова. Август 1990 года: «Я пошел в немецкую клинику. Это там, где теперь городская больница, недалеко от пруда. Большое серое здание, расположенное как бы углом. Над входом — огромный католический крест. Внутри я увидел монахинь. Одеты они были во все черное, только поверх головы — белые платки… Я стал их опрашивать насчет Файерабенда, а они не понимают меня — я ведь без переводчика. Наконец сообразили — послали за врачом, знающим русский язык. С ним удалось кое-как объясниться и немец, поняв, что я кого-то разыскиваю, вызвал главного врача клиники Штарлингера»…

Недавно выписавшийся Пауль Файерабенд работает в районе Иудиттена на лесопилке, бывшей раньше мебельной фабрикой. В картотеке стоял ее адрес — «Вальдштрассе, 19» (ныне – ул. Химическая).

Хорошо уцелевший после войны район Амалиенау (район улиц Кутузова и Разина)…

Файерабенда здесь не оказалось. Бывший распорядитель винного погребка «Блютгерихт» действительно здесь работает,  но после выписки из  больницы договорился с «майстером» и несколько дней побудет дома… На черном рынке у Луизенкирхи (ныне – Театр кукол на проспекте Победы) в то время можно было купить или обменять на продукты не только просто дорогие вещи, но и настоящие произведения искусства…

Канцлер-штрассе (ныне – ул. Пролетарская)…

Бывшая университетская библиотека на улице Миттельтрагхайм (ныне – ул. Пролетарская)…

Дом техники (на ул. Профессора Баранова, рядом с рынком)…

Подвалы библиотеки на площади Фихтеплац в Понарте (ныне – Октябрьская площадь в Балтрайоне).

Кёнигсэкк - «Королевский угол» (ныне – ул. Угловая), в районе нынешней улице Фрунзе… бывший район Нойе Зорге…

Пауль Файерабенд оказался пожилым, сутулым человеком, одетым в какой-то старый комбинезон… Сначала Файерабенд говорил, что все известное ему о Янтарной комнате уже рассказал профессору, который приезжал в Кенигсберг сразу после окончания боев. Кучумов понял — речь шла о Брюсове. Затем, вопрос за вопросом, и Файерабенд стал вспоминать какие-то дополнительные моменты и детали.

Из «Показаний директора ресторана «Кровавый суд» в Кёнигсбергском замке Пауля Файерабенда». Кенигсберг, 1 апреля 1946 года. Перевод с немецкого: «После того, как Кенигсберг в августе 1944 года был бомбардирован, Янтарную комнату тотчас запаковали и перенесли в Орденский зал… Упакованная в многочисленные ящики, комната оставалась там до начала штурма Кенигсберга. Роде говорил мне много раз, что комната должна быть увезена в Саксонию, но вследствие многочисленных транспортных затруднений, это не могло быть осуществлено.
В конце марта 1945 года замок посетил гауляйтер Кох.  Кох сделал доктору Роде серьезный выговор за то, что он упакованную Янтарную комнату оставил в замке до сих пор. Кох хотел позаботиться о немедленном вывозе, но жестокая боевая обстановка уже не допустила вывоза. Упакованная комната осталась стоять в Орденском зале…
Начиная со второй половины дня 9 апреля 1945 года в замке распоряжался комендант, назначенный гауляйтером, а начальник, назначенный военным порядком, неожиданно исчез. Я находился в винном погребе. По договоренности с некоторыми офицерами, я вывесил в северном и южном крыле замка белые флаги, как знак капитуляции.
Когда я покинул замок в 12 часов 30 минут ночи, ресторан был занят только одним артиллерийским подразделением. Подвал и Орденский зал были совершенно не повреждены. По возвращении из Эльбинга, где я лежал в госпитале, я услышал от доктора Роде, что Орденский зал и ресторан полностью выгорели. Во время падения города, 9 апреля 1945 года, я слышал, как командир в форме «СС» дал приказ предать замок огню. Я до сих пор подозреваю, что Орденские покои, как и ресторан, были ограблены эсэсовцами и умышленно подожжены. То же самое подтверждал и доктор Роде предыдущей комиссии».

Вот так пространно рассказал Кучумову уже известную нам историю Пауль Файерабенд. Однако читатель, наверное, заметил новое обстоятельство, неожиданно появившееся в рассказе об апрельских пнях 1945 года. Странно, что ко время работ А.Я. Брюсова в замке ни Роде, ни Файерабенд даже не обмолвились об эсэсовцах, ограбивших Орденский зал со сложенными в нем драгоценностями, а затем предавших его огню. Более того. Альфред Роде указал попеременно сразу два «точных места» захоронения Янтарной комнаты, а присутствовавший при этом Файерабенд, кстати, не отрицающий того, что на протяжении всего времени боев находился в Королевском замке, спокойно наблюдал за  бессмысленной работой «русской комиссии». Это свидетельствует по меньшей мере о том, что Файерабенд, так же, как и доктор Роде, был неискренен. И более того — «вспомнив» о приказе эсэсовского командира, Пауль Файерабенд как бы предлагал окончательно поставить точку на поисках Янтарной комнаты и прекратить работу в развалинах замка…

На следующий день Анатолий Михайлович держал в руках новые «показания» бывшего распорядителя винного погребка «Блютгерихт».

Из «Показаний директора ресторана «Кровавый суд» в Кёнигсбергском замке Пауля Файерабенда». Кенигсберг, 2 апреля 1946 года. Перевод с немецкого: «В июле 1944 года во двор замка пришли две машины, высоко груженные ящиками. Некоторые маленькие ящики были сгружены в Прусском музее, остальные остались в машинах… Роде сказал мне, что это Янтарные стены из России. Сейчас же после прибытия машин доктор Роде имел совещание с обербургомистром доктором Биллом в Городском управлении. Машины оставались всю ночь нагруженные во дворе замка.
На следующий день машины с грузом ушли. Около полудня Роде пришел ко мне купить несколько бутылок вина в запас на дорогу… Он действительно после этого отсутствовал три недели. По возвращении Роде сказал мне, что он был в каком-то большом имении и там много поработал…
Место и название имения доктор Роде мне не сказал.
Впоследствии доктор Роде сказал мне, что дело шло о Янтарном зале из России, который находился упакованным на машинах»…

Янтарной комнаты (Янтарных стен, Янтарного зала) вообще не должно быть в замке, так как ее… вывезли из него еще в июле 1944 года. Получается, что указанное обстоятельство Файерабенд «вспомнил» лишь тогда, когда Кучумов с уверенностью заявил об ошибке Брюсова, посчитавшего Янтарную комнату уничтоженной, и приступил к обстоятельным и энергичным поискам.

После бесед с Файерабендом Кучумов понял, что ключ к результативным поискам лежит… в свидетельствах очевидцев, в сопоставлении противоречивых показаний и определении наиболее реальной версии об укрытии похищенных ценностей. Поэтому следовало опросить как можно больше людей, причастных к этой запутанной истории. И, может быть, тогда, когда появится более или менее стройное представление о месте нахождения Янтарной комнаты и других произведений искусства, следует приступать к непосредственным поискам — раскопкам, разборам завалов, откачке воды из подвалов и т.д.

Большую помощь в поиске нужных людей оказал бургомистр Кенигсберга — руководитель временной немецкой администрации, действовавшей в городе наряду с Управлением по гражданским делам при военном совете Кенигсбергского особого военного округа и военными комендатурами. Именно он подсказал адрес некоего инженера Байзера, якобы имевшего отношение к каким-то работам, проводившимся на территории замка в последние месяцы войны. На сей раз военный комендант выделил Кучумову и Трончинскому автомашину, и они отправились на поиски. От бывшего района Амалиенау до площади Трех маршалов (ныне – площадь Победы) доехать было пара пустяков… Было известно, что Байзер живет в подвале дома где-то на бывшей улице Пассаж Трагхайм (ныне – перекресток с домами улиц Пролетарской и Генерала Соммера), что неподалеку от развалин оперного театра. Сначала Иоганн попытался попасть туда через площадь Парадеплац. Они проехали по хорошо очищенной от обломков широкой проезжей части, но неожиданно наткнулись на громадный завал от рухнувшего дома около Парк-отеля. Пришлось объезжать сгоревшую коробку Кенигсбергс¬кого университета со стоящим перед ним памятником — всадником…
Водитель Иоганн, по только ему известным признакам, отыскал среди голых стен с опасно нависающими перекрытиями железную дверь, ведущую в подвал и, открыв ее, пригласил Анатолия Михайловича и Станислава Валериановича последовать за ним.

Из воспоминаний А. М. Кучумова. Август 1990 год: «В углу на нарах как раз и лежал инженер Байзер»…

Байзер рассказал Кучумову…, что ему пришлось в марте 1945 года участвовать в инженерной подготовке замка к обороне. Разумеется, он имел возможность наблюдать, как складировались различные предметы в замковых помещениях, но не мог припомнить что-либо конкретное о судьбе музейных коллекций и Янтарной комнаты. Байзер подробно рассказывал о том, как выглядел замок перед штурмом, описал многие из его помещений, сохранившихся после пожара 1944 года, рассказал, как спускался в подземелья под «Блютгерихтом». Но при этом он молчал о главном. Или действительно ничего не знал, или не хотел говорить… Он пообещал разыскать для Кучумова адрес некоего Эрнста Лаумана, якобы близкого друга Альфреда Роде, который должен быть в курсе всех дел, связанных с укрытием ценностей… Эрнст Лауман был академиком живописи…

С известным искусствоведом в области изделий из янтаря Лауман был знаком еще с 1931 года, когда Роде только начинал свою карьеру в замковом музее. Бомбардировочные налеты на Кенигсберг в августе 1944 года спутали бы все карты, и Лауман ни в коем случае не отправился бы в опустошенный город, если бы ему не пришлось сначала спешно бежать из Парижа в Саарбрюккен, а затем после массированного налета британской авиации на этот город в ночь с 5 на 6 октября в страхе перебраться, наконец, в Кенигсберг…

Из воспоминаний А. Кучумова. Август 1990 года: «Академик Лауман… жил в однокомнатной квартире на улице Бетховенштрасее (ныне – ул Кирова). Дом этот цел и сейчас на левой стороне, если идти от Генерал-Литцманн-штрассе (ныне – Советский проспект)…

Из «Показаний академика живописи Эрнста Лаумана». Кенигсберг, 5 апреля 1946 года. Перевод с немецкого: «Во время войны в помещение рядом с Янтарным собранием была перевезена т.н. Янтарная комната. Эту Янтарную комнату, которая имела размер приблизительно 50 кв. м, я видел однажды мимоходом во время войны, когда в качестве военного художника посетил интересовавшие меня собрания картин в замке. Я припоминаю, что Янтарная комната была отделана янтарными инкрустациями, в особенности стены. У меня сохранилось в памяти 4-5 зеркал в роскошных янтарных рамах, а также 6-7 мозаичных картин…
Где находилась Янтарная комната и Янтарные собрания, я не знаю. После своего возвращения из Франции в октябре 1944 года я спрашивал доктора Роде о судьбе Янтарного и картинного собраний. Он ответил мне, что по приказу Управления замками в Берлине они были упакованы и отправлены в безопасные места — имения Восточной Пруссии и Саксонии. Позднее, в то время, когда Кенигсберг был окружен, Роде повторил мне то же самое»… Файерабенд, и Лауман по существу предлагали свои версии, упирая на то, что Янтарную комнату вывезли из замка и спрятали за его пределами в каких-то имениях - на территории Восточной Пруссии или далеко за ее пределами. Однако свидетельства того и другого имели один источник информации — оба ссылались в своих «показаниях» на доктора Роде, а это, как мы уже знаем, не позволяет нам со всей объективностью подойти к оценке таких сведений.

Позже, в 1950 году, Анатолий Михайлович Кучумов, внимательно обобщивший все имевшиеся на тот период сведения о Янтарной комнате, сделал в служебной записке целый ряд принципиальных выводов, не потерявших, по нашему мнению, своей актуальности и сейчас.

Из записки А. М. Кучумова «К вопросу о судьбе Янтарной комнаты Екатерининского дворца». 1950 год: «Янтарная комната была сохранена и укрыта в безопасном месте, которое, несомненно, должно было быть известно Роде. Версия о гибели Янтарной комнаты в пожаре орденского зала, выдвинутая Роде, должна была отвлечь внимание комиссии от дальнейших поисков.
Ошибка профессора Брюсова заключалась в том, что он слишком доверчиво отнесся к показаниям Роде, положившись на слово коллеги — музейного работника, забыв, что имеет дело с ярым нацистом-фанатиком.
Учитывая, что с середины января 1945 года железнодорожное сообщение Кенигсберга с остальной Германией было прервано, т.к. фронт отрезал Восточную Пруссию, сухопутным путем ящики могли быть вывезены лишь в окрестности Кенигсберга… Не исключена возможность, что Городское управление, принявшее на себя ответственность за Янтарные панели, укрыло эти ящики в одном из многих подземных убежищ Кенигсберга»…

В течение всего периода работы Кучумова и Трончинского в Кенигсберге весной 1946 года, обследованию… подверглось не только… северное крыло Королевского замка, но и другие его части — подвалы южного крыла под помещениями бывшего Прусского музея, руины здания Унфрида и обширные подземелья юго-восточной части замка с разветвленной сетью старинных ходов, огромные склепы, расположенные в толще земли под западным крылом руин тевтонской громады. Им довелось спускаться в подземные казематы фортов и башен внутреннего оборонительного обвода, обследовать замок Лохштердт под Пиллау, пробираться среди зловещих, наполовину залитых водой сейфовых камер имперского банка, осмотреть несколько железобетонных бункеров в черте города…

Поисковые работы, проводимые в 1946 году, не только изобиловали самыми невероятными приключениями и сопровождались опасностями, но и привели к целой серии ценных находок…
Конкретным результатом чрезвычайно плодотворной поездки Кучумова и Трончинского в Кенигсберг явился вагон-пульман, прибывший через несколько недель на станцию Ленинград-Товарный. В нем были мебель и экспонаты из пригородных дворцов-музеев Ленинграда, почти пять лет считавшиеся утраченными. В Екатерининский дворец города Пушкина вернулась уникальная мебель, изготовленная по рисункам Растрелли, ценнейший гарнитур работы французского мастера Жоржа Жакоба: лаковые стулья из Китайского зала и остатки мебельного гарнитура из Лионского зала, множество великолепных рам от картин…

А. Брюсов, …в целом положительно оценил эту работу и критически переосмыслил свое собственное мнение, сформировавшееся под впечатлением встреч с Роде и работ в замке весной и летом 1945 года…

Через три года Кучумов и Брюсов встретились на калининградской земле, где уже действовала специальная комиссия, возглавлявшаяся В. Кролевским, бывшим в то время заместителем председателя Калининградского облисполкома. В этот же период в Калининград был приглашен из Берлина бывший сотрудник инспекции по охране памятников Восточной Пруссии референт Министерства просвещения ГДР доктор Герхад Штраус. Его приезд был вызван сделанным им заявлением одному из научных сотрудников Государственного Эрмитажа о том, что Янтарная комната спрятана в Королевском замке бывшего Кенигсберга. По мнению членов комиссии, Штраус мог значительно облегчить поиски и на месте показать участки наиболее вероятного захоронения ценностей. Именно к моменту вызова Штрауса в Калининград и был приурочен приезд сюда А. Кучумова и А. Брюсова.

Одним из основных объектов работы комиссии в этот период являлся… Королевский замок и прежде всего… его северная часть.

Деятельность комиссии в этот период… не нашла отражения в документах и отыскать какие-либо подробные описания проведенных работ не представляется возможным…

Из отчета о командировке в г. Кали¬нинград зав. 1-м отделом Государственного Исторического музея А. Брюсова (21-29 декабря 1949 г.): «По приезде моем 23 декабря меня встретил тов. И. Трофимов (член комиссии по поискам культурных ценностей), с которым мы проехали с вокзала прямо в Шлосс (замок). Замок этот сильно разрушился с 1945 года, когда я там был в первый раз. Обвалилось перекрытие почти всего второго этажа; рухнули многие стены; вымостка двора снята  и т.д.
В замке производилась работа воинской командой по поискам Янтарной комнаты. В северном крыле, под орденским помещением, были пробиты полы и обнаружен ряд подвалов, оказавшихся пустыми; в некоторых местах были заложены глубокие шурфы и обнаружены новые кирпичные кладки, многоярусные бетонные перекрытия, нарушения старых арок, а в одном месте водоизолирующий слой. В засыпках находили поздние (современные) вещи. Не будучи архитектором, я не могу судить, являются ли эти признаки следами сокрытия каких-либо ценностей или нормальными конструктивными деталями»… (Из книги А. Орлова «О чем молчат подвалы «Блютгерихта»)…

Из подготовленного А.М. Кучумовым «Обзора изыскательских работ в бывшем Королевском замке (1945–1967)». Март 1967 года:
«Комиссией были проведены разведывательные работы в некоторых частях Королевского замка, в частности, в подвале северного крыла (около дворовой лестничной башни)… В результате обследования одного из помещений северного крыла («комната со сводами», прилегающая к бывшему гаражу-конюшне) установлено, что в этой части замка, относящейся к XIV–XV вв., были проведены большие строительные работы, относящиеся к современному периоду. Под полом комнаты оказалась свежая песчаная засыпка с тремя слоями бетонной смазки на различной глубине. Ввиду отсутствия соответствующей техники (бурильные установки) проверить наличие подземного бункера под обнаруженным укрытием не удалось. Не удалось найти входы в дворцовые подвалы под южным и северным крылом замка»… (А. Пржездомский «Секретные бункеры Кёнигсберга»,

В обоих процитированных материалах появилась, как вы уже заметили, качественно новая информация: наконец-то в северном крыле Королевского замка были обнаружены следы каких-то строительных работ, проведенных, по-видимому, уже в годы войны и имеющих признаки преднамеренного их сокрытия. (А. Пржездомский «Секретные бункеры Кёнигсберга»,

Из книги А. Орлова «О чем молчат подвалы «Блютгерихта»:

И Брюсов, и Кучумов сообщают о каком-то расположенном в северном крыле помещении, при бурении пола которого обнаружились многоярусные перекрытия… Речь шла о небольшой комнатке первого этажа, примыкавшей к бывшему гаражу, который располагался в дворцовой части замка, ближе к башне Луизы. Когда Кучумов с Трончинским осматривали эту часть замка в 1946 году, они обратили внимание на то, что бушевавший когда-то пожар обошел стороной эти комнаты и они остались совершенно неповрежденными. Тогда в помещении, о котором мы сейчас рассказываем, жили солдаты-регулировщики: стояли железные кровати, пара столов какого-то богатого мебельного гарнитура, кучей лежали вещмешки, шинели и полушубки. Теперь же помещение было совершенно пустым, лишь грязь на полу, да куча снега у окна с выбитой  рамой.

В своем повествовании о северном крыле Королевского замка мы еще не касались этой… части крепости тевтонов. Именно здесь мы имеем дело с таинственными подземельями и скрытыми орденскими ходами, замурованными рыцарскими комнатами и нишами… В свое время немецкие ученые достаточно обстоятельно изучили конструктивные особенности архитектуры Королевского замка и оставили нам немало серьезных исследований в этой области.                               

Когда-то эта часть замка называлась «Фирмарией», то есть попросту богадельней, где доживали свой век одряхлевшие и иссеченные шрамами «орденские братья», некогда грозные рыцари Тевтонского ордена. Фирмария была построена где-то в середине XIV века, потом неоднократно перестраивалась, перепланировалась, но всякий раз вызывала жгучее любопытство современников своеобразием интерьера. В XVIII веке в ее залах разместились хранилища прусского государственного архива. Многие путешественники, побывавшие в Кенигсберге, обращали внимание на незаурядность сооружений этой части северного крыла замка.

Из книги Карла Розенкранца «Кенигсбергские зарисовки». Данциг, 1842 год: «Коснемся теперь… той части замка, которая производит очень сильное, прямо-таки фантастическое, сказочное впечатление. Это архив, помещение которого служит местом заседаний Королевского германского общества, с его арками и прекрасными готическими окнами… квадратными и прямоугольными… Здесь есть… замурованные двери и окна, которые обладают подлинно поэтическим эффектом. Куда вели эти проемы в давние времена? Что могло быть спрятано за ними?»…

Что же представляли собой интересующие нас помещения западной части северного крыла замка? На первом этаже (на том же уровне, где располагались знаменитые залы «Блютгерихта» — Большой и Малый ремтер) размещались одна за другой шесть комнат разной величины, самая большая из которых имела площадь тридцать шесть, а самая маленькая — шестнадцать квадратных метров. Комнаты соединялись между собой внутренними дверями, причем некоторые из них имели выход и в длинный коридор, проходящий вдоль комнат с внутренней стороны замка, то есть со двора. Массивные внешние стены из камня, построенные еще в XIII веке, достигали толщины двух с половиной метров, а кирпичная стена, отделившая комнаты от коридора, тоже построенная в рыцарские времена, совсем немного уступала, им в размерах.
Самой интересной по конструкции в этой анфиладе была последняя комната, примыкавшая к бывшему гаражу, от которого ее отделяло две стены — одна такая же толстая, как и внешняя, а другая — толщиной всего в два кирпича, конечно, уложенных поперек. Между обеими стенами была узкая камера-полость шириной чуть более метра. Примечательно, что такая же замурованная щель была и на втором этаже сооружения. А. Кучумов сразу обратил внимание на эту непонятную архитектурную деталь, еще в первый раз с недоумением осмотрев стены и своды.

Известный немецкий ученый, историк средневековой архитектуры Фридрих Ларс в своем фундаментальном труде, посвященном Королевскому замку, приводит богатый фактический материал, который является результатом его многолетней исследовательской работы… В этой монографии есть целый ряд подробнейших схем, в том числе северного крыла Королевского замка. Интересующая нас комната бывшей Фирмарии, обозначенная на плане цифрой 101, имеет какие-то две странные полости в стене, совмещенной с коридором, назначение которых установить не мог даже такой специалист, каким был Фридрих Ларс. Наверное, именно поэтому на схеме, где пунктиром показаны указанные замуровки, он поставил два знака вопроса. Еще более интересная особенность этой комнаты состоит в том, что она является по существу единственным помещением, под которым отсутствуют подвалы. Древнейший рыцарский погреб, образованный фундаментами старого «бурга» и имеющий длину почти тридцать метров, почему-то был в самом западной его части отгорожен стеной и засыпан грунтом. На схеме Ларса в этом месте остались только пунктирные очертания прежних стен подвала. Когда была замурована эта часть подземелья — неизвестно, может быть, еще в рыцарские времена или уже в период господства прусского герцогства. А может быть, гораздо позже и Фридрих Ларс не случайно отказался от изображения на схеме подвала под комнатой № 101. Ведь его книга, хотя и основывалась на изысканиях 20-30-х годов, вышла в свет в ФРГ уже в 1956 году…

В 1949 году таинственная комната со сводами оказалась в центре внимания  поисковиков.

Из воспоминаний А. Кучумова. Август 1990 года: «Нас эта комната как-то сразу привлекла. Разобрали паркетный пол, под ним старые перекрытия, как и полагается, в четыре кирпича. Дальше шел слой бетона, сантиметров  10-15.Пробили бетон, пошел песок. Причем в песке попали куски битого черного шифера, которым были, как известно, покрыты крыши замковых построек… Пробивали в подвале, примыкавшем к «Блютгерихту», стену из булыжников, чтобы снизу проникнуть в замурованное помещение… Когда они вывернули несколько каменных глыб в песчаной засыпке, попался кусок истлевшей газеты с готическим шрифтом… Копали дальше. В песке обнаружили двухметровый металлический стержень, вроде как часть какой-то арматуры… Сделать больше в тех условиях мы ничего  не  смогли»…

До сих пор остается загадкой, как попали в толщу песка под комнатой № 101 предметы, имевшие явно более позднее происхождение, чем можно было предполагать по конструктивным особенностям этой части сооружения. Никакого сомнения нет в том, что здесь велись какие то скрытые строительные работы, причем велись очень тщательно, аккуратно и квалифицированно. Ведь нужно было не только засыпать грунт в имевшиеся полости, но и сделать так, чтобы снаружи (как со стороны комнаты, так и со стороны смежного подвала) не осталось никаких признаков проведенных работ…

А. Кучумов обратил внимание на две чрезвычайно существенные детали, связанные с «комнатой со сводами»:

- в центре потолка комнаты № 101, в том месте, где своды образуют так называемый замок, торчал массивный кованый крюк толщиной не менее трех сантиметров. Трудно даже предположить, что можно было подвешивать на таком толстом крюке в маленькой комнатке с высотой потолка около трех метров. Для люстры даже самой массивной такого мощного крюка не требовалось. Тогда для чего же? Может быть, для того, чтобы закрепить на нем систему подъемных механизмов с блоками и лебедкой, а затем осторожно опускать тяжелый груз в вырытую внизу шахту? К сожалению, ответа на этот вопрос до сих пор нет.
- со стороны коридора, проходящего вдоль всей анфилады, как раз на стене, которая прилегала к интересующей нас комнате, была массивная железная дверь, ведущая в… никуда. Сплошная кирпичная кладка наглухо замуровала дверной проем. И это как раз в том месте, где у Фридриха Ларса на схеме стоят знаки вопроса…

А. Кучумов… вспоминал о найденном после войны письме доктора Роде профессору Циммерману, тайному советнику, работавшему в берлинском музее Кайзера Фридриха — культурном центре христианского, византийского, азиатского и исламского искусства, имевшем богатую картинную галерею и нумизматический  кабинет.

Из письма Альфреда Роде тайному советнику доктору Циммерману. Кенигсберг, 2 сентября 1944 года. Перевод с немецкого:
«Глубокоуважаемый тайный советник! Несмотря на полное разрушение кенигсбергского замка взрывами и зажигательными бомбами, меры противовоздушной обороны, которые мы предприняли, оправдали себя. Художественное собрание до сих пор не потеряло ни одной значительной картины… Так же обе миниатюры герцога Альбрехта и Анны Прусских, которые находились в дворовом бункере. От этого бункера мы потеряли ключи к железной двери, так что пока не можем попасть в это помещение… Прошу вас сообщить... господину директору Галлю, что Янтарная комната осталась неповрежденной»…

В 1945 году профессор Брюсов, обнаруживший это письмо в числе других документов замкового музея, интерпретировал почерпнутые из письма сведения как данные о бункере, расположенном за пределами Королевского замка. Доктор Роде поведал в связи с этим о трехъярусном бункере в районе Штайндамм, получившем впоследствии у поисковиков наименование «бункер Брюсова». Кучумов же в течение всего времени поисков придерживался мнения о том, что этот объект является одной из мистификаций доктора Роде, стремившегося всеми правдами и неправдами отвлечь внимание от замка и, в первую очередь, от «дворового бункера», вход в который, может быть, и располагался как раз под «комнатой со сводами» или в прилегающих в нем помещениях. Такой же точки зрения придерживаются и некоторые компетентные специалисты, занимающиеся поисковой работой  в  настоящее  время.

Наш интерес к помещениям бывшей Фирмарии не исчерпывается наблюдениями Анатолия Михайловича Кучумова, сделанными в отношении комнаты № 101, потому что в этой части северного крыла было немало и других, объективно существовавших обстоятельств, которые нельзя не брать во внимание, если всерьез пытаться внести ясность в возможные способы укрытия ценностей на территории замка. Одним из обстоятельств такого рода является наличие древнейшего подземного хода из подвалов Фирмарии, использовавшихся в качестве складских помещений винного погребка «Блютгерихт». Нет ни одного из тех мифических ходов, сведения о которых почерпнуты с оборотной стороны случайно найденного кирпича, о чем в конце 1990 года не раз писала всеми уважаемая газета «Калининградский комсомолец»  (газета «Калининградский комсомолец» 24 ноября 1990 г.). Наш «скромный» подземный ход не обладал, конечно, всеми теми достоинствами, которыми, по мнению автора этих статей, должны обладать орденские ходы. Смелые гипотезы о разъезжавших по ним каретам в древние времена и о поражающей воображение протяженности подземных «ярусов» к нему совершенно не имеют отношения. Но… даже самые общие сведения о нем представляют определенный интерес хотя бы уже потому, что основываются на точных фактических  данных…
Подземный тоннель соединял подвальную часть Фирмарии с существовавшим некогда на месте замкового двора Домом Конвента — древнейшим сооружением орденского замка, построенном в первой четверти XIV века и являвшимся одно время местом пребывания Верховного маршала Тевтонского ордена. Ход, имевший довольно скромные размеры — около двух метров в высоту и полутора метров в ширину, — под прямым углом выходил из подвалов Фирмарии и на глубине около трех метров пересекал почти тридцатиметровое открытое пространство внутренней части замка и вливался в подземные лабиринты Дома Конвента. По нему рыцари имели возможность незаметно посещать своего предводителя, если требовалось провести конфиденциальную беседу, препровождать допрошенных верховным маршалом пленных прямо в камеру пыток, расположенную в подвале башни фогта Лиделау, или в случае осады перемещаться с одного укрепленного участка на другой. В подземный ход под Фирмарией можно было попасть, опустившись в небольшой тамбур, который располагался рядом с мастерскими и складом «Блютгерихта». Это – в нескольких метрах от громадного подземелья, где наши солдаты пробивали стену из булыжников, чтобы попасть в замурованное пространство под упоминавшейся «комнатой со сводами». Когда-то ход был засыпан песком, но сохранившиеся прочные стены и полуциркульные своды из старинного обожженного кирпича позволили в любой момент легко расчистить его и использовать в нужных целях. Кто знает, может быть, это было сделано осенью 1944 года или позже — в феврале-марте 1945 года и старый орденский ход еще раз сослужил службу, на этот раз помогая скрыть в подземных недрах Королевского замка ценности, которые мы ищем… Так или иначе, но обстоятельные поиски, проведенные зимой 1949 года в самой древней части замка, не дали желаемых результатов.

Не оправдались надежды и на доктора Штрауса, приглашенного в Калининград из Берлина для указания вероятных мест укрытия ценностей. Фактически он повторял уже известные сведения, ничего не добавляя к тому, что рассказывали Роде и Файерабенд…
Штраус был категорически против разбора завалов и ведения каких-либо раскопок на территории замка. Свою позицию бывший сотрудник Инспекции по охране памятников Восточной Пруссии мотивировал необходимостью, прежде всего, найти хранившиеся в Берлине рабочие чертежи Королевского замка, чтобы, руководствуясь ими, искать не вслепую, а целенаправленно и с большим эффектом. Но где эти чертежи? Берлин лежал еще в развалинах, а смерч войны уничтожил многие архивные фонды. Разыскивать может быть уже не существующие папки с планами и в связи с этим прекратить практические поиски, казалось тогда  нерациональным.

Завершая работу в Калининграде, А. Брюсов подготовил обстоятельную записку, в которой попытался проанализировать результаты поисков Янтарной комнаты и высказать ряд соображений о перспективах их дальнейшего проведения.

Из записки А. Брюсова «Дополнительные предположения по поводу поиска Янтарной комнаты», Калининград, 25 декабря  1949  года:
«1. Полагаю, что Янтарная комната сохранилась, так как:
а) на месте, где, по словам Роде, она хранилась (в Орденском зале) и где она якобы сгорела, оказались только следы сгоревших дверей от нее и не сохранилось ни кусочка от бронзовых частей ее;
б) другие сотрудники музея, бывшие в Кенигсберге (Файерабенд, Фридрих), ничего не знали о том, что комната сгорела, а это —  невероятно;
в) по словам д-ра Штрауса (сказано 23.XII. 1949 года в присутствии т. Кучумова), Роде перед смертью заявил, что Янтарная комната цела».
В заключение своей записки Александр Яковлевич делал вывод о том, что Янтарная комната все-таки была спрятана не в северном, а в южном крыле Королевского замка, а именно - в подвалах Прусского музея, относящихся к отделу, который возглавлял доктор Роде, так как именно это якобы могло обеспечить с его стороны постоянное  наблюдение.
А. Кучумов… до сих пор вспоминает «комнату со сводами», необъяснимые находки, сделанные в грунте, неизвестно когда засыпанном в полость подвала, массивный крюк на сводчатом потолке…

Поиски, проведенные в замке зимой 1949 года, оказались бесплодными. Северное крыло замка принесло на этот раз крайне скудные находки — осколки фарфоровых сервизов, спрессованные пачки сгоревших документов Государственного архива Пруссии, которые буквально рассыпались в руках… А. Кучумов увез с собой в Пушкин десятки керамических пробок от бутылок некогда знаменитого «Блютгерихта». На каждой из них имелось миниатюрное изображение замковой колокольни или северного крыла с деревянной галереей, въездных ворот с полукруглой аркой или восьмиугольной башней Хабертурм, а по окружности — надпись: «200 лет винному погребку «Блютгерихт»…

За внешней оболочкой мы зачастую не умеем распознать хитроумный ход, постичь истинный смысл явления, разгадать чью-то хитрость. С орденскими залами северного крыла замка в те далекие послевоенные годы произошло то же самое. Талантливые исследователи, горячие энтузиасты поиска утраченных в годы войны сокровищ так и не смогли найти ключ к таинственным захоронениям в этих мрачных подземельях. Загадка осталась неразгаданной…


Продолжение: http://proza.ru/2016/12/10/1325.