Пожар войны

 Первые лучи солнца уже пронзили предрассветные сумерки и упали на покрытые росой листья крапивы. Подсвеченные лучами , капли росы заиграли всеми цветами радуги, засияли как новогодние игрушки на размашистых лапах ели, и отразили в себе весь окружающий мир. Старый покосившийся штакетник, бывший некогда забором, скрипучую калитку, подпёртую поленом, третий год открытые настежь ворота и небольшое одноэтажное здание сельской больницы, в котором функционировал военный госпиталь. На крыльце сидя дремал с потухшей сигаретой в зубах пожилой фельдшер, а у его ног мурчал лоснящийся рыжий кот без одной передней лапы. Когда линия фронта была ближе к посёлку, сюда порой залетали снаряды. Осколок одного из низ и угодил в несчастное животное.     Может быть, у котов действительно девять жизней, а может быть всё таки дело в качественно сделанной операции, но кот довольно быстро пошёл на поправку, да так и остался жить при госпитале, семеня на трёх лапах от палаты к палате. Раненые бойцы с удовольствием брали его на руки, гладили и угощали, кто чем мог, справедливо считая зверька своим товарищем по несчастью, и невольно заряжаясь оптимизмом от этого мехового мурчащего комочка, чью волю к жизни не сломила даже ампутация передней лапы. Сперва за хромоту его именовали капитаном Сильвером,а потом просто Селей.
 Селя прижимался к ногам фельдшера, мурчал, мяукал и с тревогой смотрел на левой крыло больницы, где в палате, бывшей когда то складом, приходил в себя после наркоза, ночью прооперированный боец. Солнечные лучи только добрались до единственного окна в этом помещении, и не спеша, сантиметр за сантиметром, опускались по стене к голове бойца. Когда же лучи упали ему на опущенные веки, парень несколько раз болезненно поморщился, вздрогнул и открыл глаза. Правда тут же прикрыл их снова. Не выдержав яркого солнечного света, падающего на его подушку прямо из окна.
 - Шторочку задёрнуть? - поинтересовалась сидящая у его постели медсестра.
 - Да… пожалуйста… - согласился парень. Медсестра выполнила его просьбу и вернулась на стул.
 - Спасибо – поблагодарил боец – как я?
 - Красавчик! – засмеялась медсестра – из-за бинтов ты белый как ангел.
 - Ну, в ангелы то мне пока ещё рано, мне пока с автоматом привычнее, да и камуфляж тоже роднее – говор выдавал в нём явно не местного – сильно меня зацепило?
 - Основательно – вздохнув ответила медсестра – три часа оперировали, и похоже, ты своё отвоевался.
Парень попытался пошевелиться, но получилось не очень удачно, и он прикусил губу, чтобы не застонать. От напряжения на лбу вздулись венки, но он справился, и как ни в чём не бывало, продолжил разговор, и только глаза выдавали его борьбу с болью.
 - Как это отвоевался? Сейчас маленько оклемаюсь, и снова в строй. Рано мне ещё на покой, пока эти гады детей и стариков стреляют!
Его собеседница лишь покачала головой.
 - А ты не думал, что до покоя можно и не дожить? Ты даже не славянин, к чему тебе эта война?
 - Вот те раз! – удивился боец – а ничего, что я здесь и твой дом защищаю, а ты меня сейчас от этого отговариваешь?
 - Я не отговариваю, я пытаюсь понять. Ты приехал сюда, за тысячи километров, ты другой крови, другой веры. Ты не получаешь за это денег, а только тратишь свои, на обмундирование и амуницию. Вчера тебя очень серьёзно зацепили, а сегодня ты уже снова рвёшься в бой, даже не отойдя от наркоза. Зачем? Это не твоя война, и даже не твоя страна.
 - Сестричка – помолчав возразил боец – это моя война. Да, это не моя страна. Но если не остановить эту заразу тут, она придёт и в мой город. Когда горит улица, нужно не стоять в ожидании около своего дома с ведром, а бежать туда где огонь, и тушить пожар там, заранее, чем быстрее тем лучше! Да, я не славянин, но я гражданин большой страны, в которой есть место всем нациям. Не важно, какая у тебя национальность, для врага мы все – русские! Рано мне ещё на покой, рано! – боец тяжело задышал, его лоб покрылся испариной, по телу прошла судорога. Неожиданно глаза стали безжизненными, грудь в последний раз поднялась, опустилась и замерла, лицо начало бледнеть. Медсестра задумчиво посмотрела на умершего.
 - Рано на покой, говоришь? Может и рано, а может и нет. Дед твой, в 43-ем, тоже до победы дожить хотел, но не судьба… А вот тебе я, пожалуй, ещё лет двадцать дать могу – и Смерть приняв свой обычный вид, легонько толкнула грудь бойца вниз. Сердце тут же заработало, и парень с хрипом стал хватать ртом воздух – Потрать эти годы с умом, доживи их за тех мальчишек, кого даже я не смогла спасти… Доживи за них, и долюби!