Арсений Тарковский

1 октября 1980 г.
Интервью с Тарковским растянулось на три часа – всё время приходилось помнить, что недавно у Арсения Александровича была Ришина, повторов с её материалом  не хотелось.
Весь вечер Арсений Александрович сидел с пристёгнутым протезом, и отсутствие ноги иногда бросалось в глаза – когда переставлял её, подхватывая под коленом.   О сыне мы решили не говорить (вчера Берестов настойчиво предлагал вопрос на тему поэтического  п р о в и д е н и я  в кинематографе) – избегали возможных осложнений с прохождением текста: у Андрея Арсеньевича опять в отношениях с нашими чинушами чёрная полоса.

16 октября 1980 г.
Позвонил Межирову (у него нынче семинар на ВЛК), и Александр Петрович мне пообещал привезти Тарковского в литинститутский скверик на полчаса раньше – чтобы я его спокойно поснимал. Увидев человека с фотоаппаратом, Арсений Александрович пошутил насчёт рояля в кустах, однако отнекиваться не стал – спокойно сидел на лавочке, пока я вокруг него крутился. Света было совсем мало – уже вечерело, но вспышку я не люблю.  На последних кадрах Межиров ревниво  напомнил: и меня не забудьте – умело пристроился сбоку и сделал печальное лицо. Спасибо АП! – замечательная съёмка получилась. 

20 октября 1980 г.
Утром принёс Тарковскому готовые фотографии. По тому, как придирчиво он рассматривал свои портреты, было заметно, что собственное изображение ему отнюдь не безразлично. Пока разговаривали, Арсений Александрович то и дело тасовал снимки, уже отложив лучший на угол журнального столика, и этот портрет (действительно самый удачный) подписал мне на память. Уже отдав фотографию,  поморщился: слово «поднося» неудачное – даря мне мой же подарок.
Был он с утра не вполне опрятен, в щетине и без протеза, и в таком виде явно чувствовал себя дискомфортно. Уход от Тарковского мучителен – вися на костылях, он подаёт пальто, ты тщетно  его вырываешь из старческих рук, а сдавшись – не можешь попасть в рукава. При этом Арсений Александрович увещевает:
     – Не волнуйтесь вы так. Когда я первый раз был у Бальмонта и он подал мне тужурку, мне тоже было крайне неловко. А Бальмонт сказал: «Не церемоньтесь – я член гильдии подавателей пальто». С той поры я тоже член этой гильдии.

26 декабря 1980 г.
Вышел наш с Тарковским текст («Я век себе по росту подбирал...»), днём завёз газету Арсению Александровичу, и мы недолго поговорили (пытаюсь раскачать его на разговор о нелюбимом им Маяковском, но пока тщетно).
Тарковский рассказал:
     – Перед вами приходила журналистка из «Литгазеты». Очень странная дама. Увидела, что я зажигаю свечу... я часто при свече сижу – когда свеча горит, она табачный дым как бы укрощает. О, говорит, я так и начну наше интервью: «Свеча горела на столе, свеча горела...»! Я ей сказал, что к Пастернаку хорошо отношусь, но так начинать нашу беседу не хотел бы. И потом, знаете, что в этих стихах дальше происходит? – башмачки падают на пол, ноги-руки скрещиваются... Конечно, я человек немолодой, но мало ли что про нас с вами подумать могут...

12 июля 1984 г.
Три дня назад Андрей Тарковский дал в Милане пресс-конференцию – заявил, что остаётся на Западе. При сем присутствовали Ростропович, Максимов и  Любимов (которого на следующий день лишили советского гражданства). Такие поступки спонтанно не делаются – наверняка АТ всё продумал: у него в СССР заложники остались, и сына как-то придётся выцарапывать. При таком раскладе больше всего жаль Арсения Александровича: непременно отыграются на старике.

4 августа 1986 г.
Познакомился с Геннадием Русаковым. Антологический поэт, ученик Арсения Тарковского (его большой портрет – мой, с дарственной надписью Арсения Александровича, – висит у Гены над столом). Переводчик МИДа и ЮНЕСКО, последние годы с семьёй живёт в  США (жена – Людмила Копылова – тоже поэт и переводчик, вместе с мужем  училась в Литинституте).

6 июня 1989 г.
Первое, что узнал, когда вернулся:  27 мая умер Арсений Тарковский. Почти не  было провожающих, выносили его из Дома литераторов Хлебников и Русаков, на отпевании в Переделкине были Володя и Олеся,  похоронили рядом  с Пастернаком – по другую сторону верхней тропинки…

7 ноября 1989 г.
Раздавая в этом году Государственные премии, Комитет вознамерился исправить прежние «генеральские» перекосы и качнул маятник в другую сторону:  в списке лауреатов Белла Ахмадулина, Фазиль Искандер, Давид Самойлов и – посмертно – Арсений Тарковский. В конце концов, это не им – нам нужно.


ФОТО:  Арсений Тарковский в сквере Литинститута  / Москва, 16 октября 1980 г.
© Georgi Yelin
https://fotki.yandex.ru/users/merihlyund-yelin/

-----