Школьник Просиков. Глава 6

               


                О моей жизни в искусстве, и о том, как маленький
                шарик может стать источником больших неприятностей



   Урок пения - отличный урок! И наша учительница пения, Гарика Иосифовна, не слишком нам досаждает. Хочу сказать, что в свое время она пела на подмостках знаменитого театра, а теперь учит петь нас, и у нее это неплохо получается. Можно сказать, что с пением у нас все в порядке.
   Растут достойные ученики! Так плодами ее трудов стал школьный ансамбль "Пискуны". Поют - классно! Девчонкам нравится. Особенно, как это там: "Эти красные глаза прям насквозь прожгли меня..." Или вот: "Эти тучи облаков словно кучи пирогов..." Тут и сказать-то нечего - это просто что-то неслыханное!
   Я же, когда вырасту, а этот день недалек, и я в это верю, тоже стану плодом Гарики Иосифовны и буду играть в ансамбле еще лучшем, чем "Пискуны", и Светка Панина обалдеет от моей музыки.
   В нашем классе тоже есть свой музыкант, или точнее сказать - музыкантша, Майка Борисова. Она даже занимается в специальной музыкальной школе. Майка объявила нам, что она твердо решила стать заслуженной артисткой и народным достоянием, и никто и ничто на этом пути ее не собьет и не остановит.
   Вот и сейчас она соловьем разливается о своем огромном таланте.
   - Ой, девочки, если бы видели, как встречали мое выступление в доме культуры имени... не помню точно: то ли Иванова, то ли Гарингауза, короче грузина какого-то. Но это не важно. А важен успех! Грандиозный! Сотни, нет, тысячи рук тянулись ко мне...
   - Зачем? - спросил Славка. - Чтобы удушить?
   - Чтобы обнять, дурак... Выразить свой восторг перед юным дарованием, то есть передо мной, перед моим искусством. И вот тогда я прыгнула со сцены в зал...
   - Ты что, с ума сошла? - удивился Сашка Прохоров и мой отличный товарищ. - Или у тебя голова закружилась?
   - Когда чувствуешь себя больной, надо дома сидеть, а не разъезжать по домам культуры, - заметил Сережка.
   - Это было похоже на безумие, они были готовы носить меня на руках, - не обращая на нас внимания, продолжала Майка.
   - Они, наверное, тоже нездоровы были, а может, вина в буфете напились, - высказал предположение Димка Крайников. - В голове у них все перемешалось, ну и давай тебя таскать.
   - Фи, какие же вы, мальчишки, противные! - наконец соизволила фыркнуть Майка. - Высокое искусство недоступно вашему пониманию.
   Ну и задавака же, эта Майка! Но, по правде сказать, один раз она выручила меня. Случилось это на праздничном утреннике.
   

   Родителей пришло видимо-невидимо, и все мы немного волновались. Сама же праздничная программа включала в себя: спектакль, выступление хора и отдельных исполнителей, а также чтение стихов. Спектакль, в свою очередь, состоял из двух небольших пьес, причем первая - в стихах, и рассказывала о жизни современных школьников младших классов, вторая же повествовала о далеком прошлом.
   Я был занят и в спектакле, и в хоре. Мне очень хотелось потрясти своих товарищей, учителей и родителей. И, кажется, мне это удалось. Но я забегаю вперед.
   В первой части спектакля я исполнял роль ведущего, и не простого ведущего, а первого ведущего. Борьба за эту роль была нешуточной, но я всех победил, потому что оказался самым сильным из претендентов.
   Начал я бодро. Но вдруг в голове, что-то щелкнуло, и я прочитал заключительные стихи пьесы. Сперва никто ничего не понял. Мой друг, Славка, который играл лентяя (ну и повезло же ему с ролью!), и только что улегся на диван, собираясь с удовольствием пролежать весь спектакль, лишь изредка отпуская незначительные реплики, вытаращил на меня глаза и тихо сказал:
   - Ты что, Борька, мы же только начали...
   Я тупо посмотрел на него, и тут до меня дошло, что я натворил. Дошло и до других. Но поздно... И ничего уже нельзя было исправить. Все участники спектакля высыпали на сцену, - так полагалось после моей финальной реплики. Что тут началось!.. Да, нелегка участь артиста.
   В отчаянии я убежал за занавес и наступил на ногу Майке Борисовой, спешившей к роялю, чтобы как-то выправить положение; и когда Майка, ойкая, согнулась от боли, я вдобавок попал ей рукой по лицу. Не везет, так не везет. Майка, к ее чести, боль пересилила, и вся в слезах, выскочила на сцену.
   - В образе, она в образе, - зашелестело в зале, и ее встретили аплодисментами.
   Я же в тоске кусал губы, и даже пустил скупую мужскую слезу.
   Продолжая рыдать, Майка исполнила какую-то сонату, шут знает какого композитора. Ну, да это и неважно. Ее плечи так тряслись, что можно было подумать, что по ним пропускают электрический ток.
   - Как глубоко она чувствует... Сколько страсти... - опять пронеслось по рядам.
   Закончив играть, Майка долго раскланивалась, а потом стала читать стихотворение. Затем другое... Однако, читая, она не переставала рыдать, что стало утомлять публику, и даже вызвало легкое раздражение.
   Пока Борисова гугнила стихи, все окончательно забыли о моей неудаче. Я отдохнул, пришел в себя, обрел необходимое психологическое равновесие, и по первому зову был готов опять выйти на сцену.
   Наконец, Майку, чуть ли не силой увели, а вместо нее появилась наша школьная группа "Пискуны". Они исполнили свою знаменитую:

                Я пришел, ты ушла,
                А-а-а!
                И осталась одна,
                А-а-а!
 
   Ну и в том же духе... Потрясающе!
   Родители тоже были просто вне себя и долго не могли успокоиться.
   Затем снова вышла Майка Борисова и опять прочитала стихи. Она очень назойливая, эта Майка! Но тут пришла наша пора.
   На этот раз мы играли пьесу про рыцарей Круглого стола. При распределении ролей, я и здесь оказался самым сильным. Но мне пришлось преодолеть упорное сопротивление со стороны нашего режиссера, Ганнибала Ильича, видевшего другого в роли рыцаря, которого я играл. Но мне удалось убедить его, когда я сказал. что он не только самый лучший физрук в мире, но и отличный режиссер.
   Первоначально мы хотели сыграть пьесу о Ходже Насреддине. Но Сережка категорически отказался изображать ишака. Тогда Ганнибал предложил заменить ишака на верблюда. Сережка немного пофасонил, но согласился. Тут уже я заартачился, потому что испугался, а вдруг верблюд Сережка начнет плеваться и сказал, что верблюд меня никаким образом не устраивает. В результате, вместо пьесы о Ходже Насреддине, решили ставить пьесу о короле Артуре и его рыцарях, а ишака и верблюда заменили лошадью.
   Правда, одна сцена в спектакле мне ужасно не нравилась. По ходу пьесы, моя лошадь (а на самом деле мой отличный товарищ Сережка) должна была сбросить меня, изнуренного тяжелыми ранами, полученными в бою с другими рыцарями. Она отвратительная, эта сцена, хотя лошадь(то есть Сережка) была мнения противоположного. Но на что не пойдешь, когда хочешь сыграть главную роль!
   И вот пришло время, я оседлал лошадь (а это был наряженный  лошадью Сережка; ох, иногда он таким идиотом выглядит, что хочется отвести его к доктору- терапевту, чтобы он его немедленно вылечил), колю шпорой и похлопываю ее по бокам. А она (лошадь-Сережка) начинает шипеть и сопротивляться.
   - Не шипи, - говорю я ему, - ты не кошка и не змея, люди в зале смеются.
   - Пусть смеются, - отвечает он. - А вот мне совсем невесело, когда ты своими ногами мне в бок тычешь. Да и тяжелый ты, паразит.
   - Терпи, так создается ощущение реальности происходящего.
   - Чихать я хотел на ощущение реальности, у меня болевые ощущения. Давай! Давай! Падай!
   - Рано еще.
   - Ничего не рано, а давно пора! Что ты там ковыряешься, холера тебя возьми!
   - Пусть тебя самого холера возьмет!
   В общем, совсем взбеленилась моя верблюжатина, то есть конина, а мне совершенно не хотелось падать. Так и ездили мы кругами по сцене, громко препираясь. Наконец, моя кобылка так взбрыкнула, что я пулей вылетел из седла, плюхнулся на пол, и долго не мог подняться.
   - А? Разве не так создается ощущение реальности происходящего? - ехидно спросил Сережка (то есть лошадь, то есть... совсем помутилось в моих бедных мозгах), протрусив за кулисы.
   Пьеса имела оглушительный успех. Жаль только, что среди зрителей не было Тоньки Акимовой. Зато была Лидка Федоткина. И это отрадно, как говорит мой папа.
   В заключении праздничной программы, наш хор спел что-то про костры и ночи, о Светлане и светлячке, а перед этим Борисова еще раз попыталась прорваться на сцену и прочитать стихи, но ее не пустили; и все время, пока мы голосили, она рыдала за кулисами.
   После выступления хора, мы с Сережкой стояли в кругу своих товарищей и грелись в теплых лучах славы, пока к нам не подошел Федька Мохов из параллельного класса и сказал, что Серега - безголосый дундук. Это утверждение глубоко и неприятно поразило Сережку. Он обиделся и сказал, зато как футболисту  ему нет равных (это не совсем так, потому что в футбол лучше всех играю я).
   - Тебе нет равных? - презрительно процедил Федька. - Не трепись попусту и не смеши меня. - И он, сильно тужась, стал смеяться. - Девчонки - и те лучше тебя играют!
   - Что! Что! Что-о-о! - завопил возмущенный Сережка. - Девчонки?! Ты понимаешь, что ты сказал! Да я знаешь, что с тобой сейчас сделаю! Вт этими самыми руками, которыми я, между прочим, кочергу сгибаю и ломаю серебряные монеты!
   - Ты врешь! У тебя никогда не было серебряных монет.
   - Верно, - поддержал Федьку худой и длинный тип из его класса. Сам же Федька предложил посмотреть на его бицепсы, и стал напрягать мускулы.
   - Нашел чем удивить, - пренебрежительно бросил Сережка. - Я что, рыбьих пузырей не видел.
   И они начали драться. Мне искренне жаль тех, кто не видел этой битвы, - Марафонской до нее далеко!
   А вокруг нас шумел праздник. Все нарядились кто во что горазд. Особенно мне понравился Толик Каребин. Он был одет шахтером с каской на голове: в одной руке держал фонарик, а другой - молоток с длинной ручкой.
   Федьке же и Сережке не надо было ни во что переодеваться, - и так всем было видно, что они гладиаторы из Древнего Рима. У Сережки заплыл левый глаз, а у Федьки разбит нос, щеки обоих обильно смочены слезами, и они, не переставая, молотили друг друга.
   "Что-то много сегодня слез", - подумал я, и тут же сам разревелся. Это шустрый шахтер , размахивая своей киркой, попал мне по плечу.
   К  нам поспешил один из родителей, быстро разнял дерущихся, предложил Сережке помириться с товарищем, и отнял у Тольки шахтерское оружие.
   - Он мне не товарищ! - ответил с жаром Сережка. - Имбецил ему товарищ! Вот Борька, это да - товарищ, и он первый ведущий! И Славка - мой товарищ, и он отличный лентяй! А Федька - он скверный, и с ним я водиться не буду. Даже когда я стану чемпионом мира по футболу, а этот час не за горами, я никогда не протяну руки этому типу Федьке.
   - А кто же вами руководит? - поинтересовался родитель.
   - Наш руководитель, а также режиссер и одновременно физрук - Ганнибал Ильич, а  ответственная за хор - Гарика Иосифовна: она еще на мостах выступала.
   - На каких еще мостах? - озадаченно спросил родитель.
   - Да не мостах, а на подмостках, не слушайте вы его, вечно что-то путает, - влез в разговор Славка.
   Родитель с сожалением посмотрел на нас, нахмурился, и озаботился - не больны ли мы?
   Мы ответили, что нет. И родитель ушел очень растерянный.
   Вот так закончился этот утренник, позволивший мне, творчески одаренному и с большим будущим ребенку, испытать и подъем духа и... падение тела.

   Урок арифметики был последним на сегодня уроком, но мы не торопимся расходиться. У нас на школьном дворе есть стол для пинг-понга. А так как мы, ученики младших классов, заканчиваем свои занятия раньше других старших, то сейчас могли спокойно поиграть в настольный теннис, что совершенно невозможно, когда заканчиваются уроки и переростки вырываются на волю, тогда к теннисному столу и близко не подойдешь.
   Конечно, мы, малыши, играем не очень здорово, но летом на даче я много тренировался, и теперь довольно ловко перекидываю шарик через сетку - поэтому легко расправился с несколькими соперниками.
   - А можно мне сыграть? - спросила, подошедшая к нам Танька Журавлева.
   - Вообще-то я с девчонками не играю, - лениво окинув ее взглядом, сказал я. - Ладно, так и быть... Сколько дать форы? 10:0 в твою пользу достаточно?
   - Как скажешь.
   - Тогда подавай.
   Она подала, и я нанес разящий удар, и шарик лишь чуть-чуть не коснулся края стола. 0:11.
   Второй раз я неудачно выставил ракетку. 0:12.
   - С тобой как играть, - небрежно спросил я, - может, по-китайски, "пером"? Я умею по-всякому.
   - Играй, как хочешь, - сказала Танька.
   Я стал держать ракетку "пером". И это было ошибкой. Просто я не успел приноровиться к новой манере игры, и поэтому отбил шарик в сетку. Счет стал - 0:13.
   - Все, пошутили и хватит, начинаю играть серьезно, - снисходительно улыбаясь, сказал я. - Сейчас буду крутить шар. - Но, пытаясь, его подрезать, я попал в шарик ребром ракетки, и он отлетел далеко в сторону. 0:14.
   Это начинало мне сильно не нравиться.
   - Да, тебе везет, - сказал я немного нервно. - Но сейчас будет переход подачи...
   Ее последнюю подачу мне взять не удалось. Шарик она пустила удивительно метко и точно - в угол стола.
   Я слегка разволновался, и первые три свои подачи бездарно запорол, все время попадая шариком в сетку.
   - Я отменяю фору! - закричал я.
   Танька только пожала плечами. Все вокруг смеялись. И это надо мной - будущим чемпионом мира!
   Несмотря на то, что я волевым решением отменил фору, счет стремительно рос не в мою пользу. И очень скоро я проигрывал - 0:20! (Если по правде). Делом чести стало выиграть хотя бы один мяч!
   Танька посмотрела на меня, хитро улыбнулась (я тоже непроизвольно скривил в ответ губы), подбросила в воздух шарик и красиво подала. Шарик круто взвился над моей половиной стола...
   "Вот так свечка! Сейчас я ее погашу", - торжествующе подумал я, и подбежал к самой сетке в надежде нанести сильнейший и неотразимый удар.
   Но шарик, как бы на секунду завис в воздухе, а потом стремительно понесся обратно к Таньке, словно привязанный к ней за невидимую нить. Лицо у меня вытянулось.
  - Ничего себе закрутила! Класс! - раздались восхищенные голоса.
   Так Танька Журавлева сокрушила меня. Я был крайне удручен.
   Оказалось, что она давно занимается настольным теннисом в "Динамо".
   - Не тужи, Просиков, - сказала мне Танька. - Приходи к нам в секцию. Хочешь я поговорю с тренером?
   Но я гордо распрямил плечи и ответил, что не нуждаюсь ни в каких тренерах, и сам в состоянии стать многократным олимпийским чемпионом по настольному теннису.
   Только вот с тех пор, играя в пинг-понг, я уже больше никому не даю фору.