Юрий Нагибин

5 декабря 1970 г.
И. зазвала в кафе «Морозко» – уже утешилась: познакомила с Валерием Усковым (режиссёр, снял в паре с Краснопольским дивную короткометражку «Стюардесса» – киношный дебют Аллы Демидовой)...
...Кстати, про «Стюардессу». Усков рассказал: Нагибин подарил Ахмадулиной (в бытность Беллы Ахатовны женой) крошечную новеллу. Ничтоже сумняшеся, БА сделала из неё сценарий и тут же продала, под своим именем (в титрах картины так и значится: сценарий Б. Ахмадулиной). Тут Нагибин взорвался – его авторские права ущемили. От судебного иска писателя всё же отговорили: подарил так подарил...

29 июня 1981 г. 
Юра Стефанович познакомил с Нагибиным – он никуда не спешил и пробыл в отделе часа два. Я не удержался – признался Мастеру в любви: ещё мальчиком, поняв, что большого литературного дара мне  Господь не дал,  определил свой потолок – добротный беллетрист, на твёрдую «четвёрку», уровня Нагибина. Стефанович укоризненно покачал головой за спиной Юрия Марковича, а тот меня поправил:  «Я всё-таки беллетрист с натяжкой на крепкую «пятёрку».
Заговорили о Платонове,  который у нас до сих пор полностью не опубликован.  Нагибин сказал, что вдова сохранила коробку записных книжек – после выхода на западе «Котлована» у семьи все рукописи изъяли, а эту мелочь не тронули. Но Мария Александровна боится (не столько за себя, сколько за дочь) и никому ничего в руки не даёт. А хорошо бы к этой коробке подобраться, там очень много интересного. Я-то не прочь – было бы поручительство. Нагибин обещал порадеть.

4 марта 1982 г.
Сдавал рассказ Нагибина «Болдинский свет», нумеровал страницы – в середине пяти недостаёт. Обошёл по цепочке всех, кто читал рукопись:  куда  могли деться?  Не найдя никаких концов, в ужасе звоню автору. Юрий Маркович невозмутим: «Это моя вина. Уже по дороге к вам, в машине посмотрел рассказ  и понял:  пять страниц абсолютно лишние, утяжеляют повествование. Выбросил, и между кусками даже связку делать не нужно. Вот и вы, читая, не заметили...». Вспомнил, как Бакланов год назад бежал в редакцию, чтобы абзац восстановить: сколь разное у них отношение к своей прозе, притом что оба – писатели в общем-то одной качественной категории.

21 – 24 февраля 1983 г.
Пятое московское совещание молодых писателей в Рузе: полное обновление лиц, имён. Семинарами руководят Нагибин, Колунцев, Бакланов, Старшинов, Грушко, Чухонцев и Мориц, то есть выбор на любой вкус.
Нагибин был предельно мягок, хвалил всех. Когда обсуждали рассказы Ксении Драгунской, Юрий Маркович вдруг ни с того ни с сего заметил, что нынешняя  мода называть дочерей простецкими именами – Дашами, Глашами или Настями – вызвана тоской русского барства по горничным (Ксюша очень обиделась).

18 декабря 1983 г. 
Нагибина последнее совещание молодых, похоже, доконало: за месяц получил от него рукописи пятерых авторов – с одинаковыми записочками: «Помотрите, и если соберётесь печатать – напишу врез». Все рассказы пустые, бессюжетные, со множеством огрехов, и по отсутствию пометок на полях машинописи, которые прежде Юрий Маркович делал в изобилии, понятно: не читал, не смотрел даже. В разговоре посетовал, что стареет, сил мало, и нужно успеть ещё со своими делами разобраться..

10 мая 1989 г. 
Днём Нагибин – согласовывал правку рассказа «Афанасьич». Коротич вычеркнул несколько абзацев, Юрий Маркович напрасно просил не делать купюр, так как аргументацию выбрал неверную: «Старый я уже, время против меня работает». И Коротич Нагибина дожал: «Как врач говорю, вы, как минимум, на девяносто лет запрограммированы!»
Когда провожал Нагибина, он сказал: «Вовремя вы из «ЛитРоссии» ушли – после прихода Сафонова и Рыбаса газета вконец испакостилась. Она и прежде была кондовой, но хотя бы какие-то приличия соблюдались, а теперь и они отброшены».

16 марта 1990 г.
Из Союза писателей заехал Нагибин. В ярости: чинуши СП над ним откровенно издеваются – открытым текстом известили, что если он рассчитывал получить к 70-летнему юбилею орден или грамоту, то хлопотать об этом надлежало заранее. Причина нелюбви к нему банальна: всю жизнь слишком независимо себя вёл, а плебеи небрежения не прощают.
– Плевал я на союз таких писателей! Они все меня ненавидят, – говорил Юрий Маркович, и голос у него дрожал. – За то, что ни разу не был на их сучьих собраниях, не подписывал их групповых погромных писем, никогда гроша ломаного не просил. И свой юбилей я здесь отмечать не буду. Поеду на Сицилию, в Джирдженто.  В Италии меня знают, там пять моих книжек вышло. Там и напьюсь в свой день рожденья, на могиле Пиранделло...  А назад проеду через Венецию – заберу своего  «Золотого льва», которым меня горожане наградили. За всё, что я за полвека в литературе и кино сделал. Пусть моим соплеменникам стыдно будет!..

16 января 1992 г. 
Один из самых позорных дней моей жизни.
В конце недели позвонил Нагибин: ему предлагают открыть и возглавить новую писательскую газету «Литературные новости», которой он сам заниматься не намерен, но если я с друзьями возьмусь, то готов быть нашим прикрытием. Ребятам идея понравилась, назначили встречу.
Нагибин кое-как взошёл на мой девятый этаж (из-за клаустрофобии на лифтах не ездит), вкратце обрисовал ситуацию и спросил, что мы сами думаем. Тут у Вигилянского с Хлебниковым взыграли прежние амбиции – стали выяснять, кому быть главным редактором (в «Русской визе» они поладили на том, что будут  руководить журналом попеременно), затем взяли лист бумаги, бурно принялись составлять штатное расписание...
Юрий Маркович ушёл в другую комнату, полчаса полистал книжки, потом мы с ним перебрались на кухню, выпили чаю за мелкими разговорами. Через час сказал:
     – Пойду я, пожалуй. А вы позвоните мне, когда они кресла поделят.
Одно слово: стыдоба.

19 января 1992 г. 
Нагибин позвонил сам – сказал, что с газетой его достали:  звонят все, кому не лень, спрашивают, будут ли в «Литературных новостях» печататься интервью, хвалебные рецензии... Потому от предложения он отказался – через неделю улетает в любимую Италию. Просил передать друзьям свои извинения и горячий привет. Что и следовало..

17 июня 1994 г.
Умер Нагибин:  днём прилёг на полчаса и не проснулся –  так с ладонью под щекой Алла Григорьевна его и нашла... Это при том, что первый инфаркт у Юрия Марковича был в 42 года!..

21 июня 1994 г.
Утром нашло какое-то затмение – поехали с Фыфкой в Елоховский собор (хоть и оставалось смутное предчувствие, что отпевание Нагибина не там, а на Новодевичьем).
Людей в монастырский собор пришло в общем довольно много (по нынешним – повального безразличия – меркам), и если киношники простились с Юрием Марковичем в Доме кино, то здесь были писатели – Карякин, Лесневский, Савельев,  от   п р о з а и к о в  – только Мамлеев.  Расстроило, что совсем не было из тех многочисленных просителей, которые в качестве начинающих писателей десятками обивали порог Нагибина,  канючили у него рекомендательные письма (и ведь да – «врезов» к прозе молодых мастер написал достаточно).
Несмотря ни на что – очень светлые похороны (у могилы гроб после церкви уже не открыли): нарядная вдова Алла (сшила роскошный траурный комплект с пелеринкой), тихие голоса (грустный «товарищ Сухов»–Кузнецов), сухая песчаная могила...

17 декабря 1994 г. 
Полгода как нет Нагибина. Когда мы последний раз мельком виделись в коридоре «МН», и я попросил у Юрия Марковича прозу для нашего журнала, он сказал, что ничего нового не пишет, занят своими дневниками, но распечатывать их в периодике не станет – сразу выпустит отдельной книгой. Теперь узнаю: за неделю до смерти он передал рукопись издателю, вот-вот его последняя книга выйдет в свет. Алла Григорьевна говорит, что скандала не избежать, и обиженных будет не счесть: для Юрия Марковича дневники были сбросом отрицательных эмоций – заземлялся  на родных и друзьях, которым теперь предстоит прочесть массу малопривлекательных характеристик, а то и просто гадостей...

13 марта 2000 г.
Простились с Тёмой (Боровиком). Сразу прошёл на сцену,  положил цветы,  обнял Генриха Авизеровича.  Смотреть на старика было страшно.  А Тёма лежал такой целый и безмятежный, что хотелось ему сказать:  вставай, зачем ты тут разлёгся?..
Спустился в нижний буфет, ещё пустой,  лишь Евтушенко бодро корпел над бутербродами. После прошлогоднего нашего интервью про Лубянку и Политехнический мы с ним так и не увиделись. Сказал, что прилетел лишь на Тёмины похороны, других  дел в Москве у него нет. (...) 
Стал расспрашивать про «Крокодил»:  как же его Пьянов профукал?..
Потом вдруг заговорили о Нагибине, на которого  ЕА тоже сильно обиделся после публикации его дневников. Защищая память Юрия Марковича, я изложил свою версию – что дневники были сбросом отрицательных эмоций, о действительно хорошем и дорогом для себя Нагибин ничего туда не записывал.  Евтушенко согласился, что отчасти я прав. (...)

7 января 2001 г.
Утром поехал на Армянское кладбище, и мои два цветка были единственными (видимо, рано приехал). Выпил глоток водки, выкурил сигарету, вспоминая рассказ Нагибина из его дневника – боль тридцатилетнего писателя, уже пережившего много смертей, однако нашедшего пронзительные точные слова:
«Сегодня хоронили Андрея Платонова.
…Я впервые был на похоронах, и меня коробило от неуклюжести всех подробностей похоронного обряда. Зачем гроб такой тяжёлый, когда в нём лежит такое лёгкое, бесплотное тело, что я один мог бы отнести его на руках к могиле? А здесь десять человек не могли управиться с каменной громадой гроба. Они чуть не грохнули его оземь и едва не перевернули вверх дном. По пути к могиле гроб наклонялся то в одну, то в другую сторону, и мне казалось, что бедное тело Платонова непременно вывалится в снег...
Этого самого русского человека хоронили на Армянском кладбище. Мы шли мимо скучных надгробий с именами каких-то Еврезянов, Абрамянов, Акопянов, Мкртчанов, о которых мы знали только то, что они умерли. Гроб поставили на землю, у края могилы, и здесь очень хорошо плакал младший брат Платонова, моряк, прилетевший на похороны с Дальнего Востока буквально в последнюю минуту. У него было красное, по-платоновски симпатичное лицо. Мне казалось: он плачет так горько потому, что только сегодня, при виде большой толпы, пришедшей отдать последний долг его брату, венков от Союза писателей, «Детгиза» и «Красной Звезды», он поверил, что брат его был действительно, хорошим писателем. Что же касается вдовы, то она слишком натерпелась горя в совместной жизни с покойным, чтобы поддаться таким «доказательствам»... (...)
...Потом гроб заколотили и неуклюже, на талях, стали спускать в могилу. Его чуть не поставили на попа и лишь с трудом выровняли... Когда комья земли стали уже неслышно падать в могилу, к ограде продрался Арий Давыдович и неловким, бабьим жестом запустил в могилу комком земли. Его неловкий жест на миг обрёл значительность символа: последний комок грязи, брошенный в Платонова.
Наглядевшись на эти самые пристойные, какие только могут быть похороны, я дал себе слово никогда не умирать... А дома я достал маленькую книжку Платонова, развернул «Железную старуху», прочёл о том, что червяк «был небольшой, чистый и кроткий, наверное, детёныш ещё, а может быть, уже худой старик», и заплакал...»

18 февраля 2001 г.
Случайно попала в руки книжка Смоктуновского “Быть!” – думал просто её полистать,   незаметно втянулся и прочитал с удовольствием.  Оказалось, что литературный талант И.М. ничуть не уступала его великому актёрскому дару (записки о войне – местами крепкая художественная проза).
(...)  ...ловишь себя на том, что книге “Быть!” многого недостаёт. Например, отношения Смоктуновского к роли гаденького Вадима в подлом фильме Герасимова “Дочки-матери”, к работам в “Звезде пленительного счастья”,  “Руси изначальной”, “Линии смерти”...
Впрочем, может быть, записки И.М. опубликованы не полностью, что-то важное осталось в черновиках?  Мне бы  вот очень хотелось  узнать,  ч т о   именно  приключилось в раннем  58-м году  во время съёмок отличной малометражки “Ночной гость” по рассказу Нагибина, – ведь явно что-то произошло, судя по тому, как Иннокентий Михалыч, даже не помянув Нагибинского авторства в литоснове киноленты “Чайковский”,  свалил на сценарий полную бездарность этого фильма, а Юрий Маркович, в свою очередь, ни разу не коснулся в своём дневнике человека Смоктуновского, хотя сталкивался с великим актёром в совместной  работе по крайней мере дважды.  Смерть примирила обоих – на Новодевичьем писатель и артист покоятся бок о бок.

3 апреля 2005 г.
Несколько дней назад вдруг вспомнился Нагибин (полез в именной указатель его «Дневника» убедиться, что он мстительно вычеркнул Смоктуновского не только из памяти, но и всех бумажных свидетельств их общения). И вчера моск.теленовости дали сюжет о его юбилее: почему-то сообщив, что 3-го апреля Юрию Марковичу стукнуло бы 80 лет (? – на самом деле 85).
Сам я  Нагибинский день рождения прозевал (старческий маразм, не иначе). А тут до мелочей восстановился в памяти часовой с ним разговор 15-летней давности. Тогда маленький итальянский городок, где жил и похоронен Пиранделло, пригласил русского беллетриста достойно отметить его 70-летие – избрали почётным жителем, выпустили толстую книжку прозы, фильмы… всё чин чином. И он жутко матерился, уезжая – в обиде на наш СП, который своего члена с юбилеем даже не поздравил.
Братья-писатели Нагибина вообще ненавидели, обзывали сценаристом, исходя чёрной завистью к его достатку и свободе. Потому и прощались с ним в 94-м в Доме кино, а не в ЦДЛе. И на Новодевичьем, кроме Мамлеева (который тогда был с ЮМ близок настолько, что постоянно жил в его городской квартире), других писательских физиономий не помню...
Вышедший вскоре после смерти Нагибина его «Дневник» только добавил ненависти к покойному: не попавшие в этот «поминальник» обиделись, попавшие – исплевались.
А я любил Юрия Марковича с юных лет, и благодарен ему за многое: за вневозрастное внимание, платоновские записные книжки, необязательные разговоры…

25 марта 2008 г.
(...) ...вечером узнал, что вчера умер Павловский. Павел Исаакович успел прочитать мои воспоминания и тогда же позвонил: сказал, что потерял ногу и умирает, а я мог его утешить лишь тем, что дай Бог каждому дожить до 86 лет. Обещал Павлоклу осенью подарить книжку, где и про него хорошо написано, да вот...
Когда Павлокл оформлял себе пенсию (а он хотел персоналку республиканского значения),  мигом организовал получение значка «Заслуженный работник культуры» и пяток рецензий. Одну – для журнала «Театр» – при мне попросил у Нагибина. «Конечно, Паша, – напиши сам, особо не увлекаясь,  а я подпишу. Только обязательно покажи мне», – сказал Юрий Маркович. Весь день Павел Исаакыч скрипел пером, а получив от машинисток текст – показал мне: не слишком комплиментарно?  Страничка за подписью Нагибина вышла в следующем же номере журнала,  и я сразу увидел дописанный Юрием Марковичем последний абзац: «Тридцать лет работы в драматургии. Пять написанных пьес, из которых поставлена одна. И каково же писателю Павловскому работать в пустоту?»

29 мая 2015 г.
С понедельника вступает в силу постановлении о присвоения нескольким столичным улицам фамилий замечательных москвичей:  кроме артиста Высоцкого, есть и имя писателя Нагибина. Однако если Владимиру Семёновичу нашли два ТУПИКА, пусть хотя бы косвенно  с ним связанных  (сразу за Театром на Таганке), то применительно    к Юрию Марковичу не написали даже – где именно?  Понятно, что на всех красивых улиц не напасёшься  (улица Галины Вишневской – напротив Николо-Архангельского кладбища).
А улица Нагибина будет в г. Троицке.  Юрий Маркович был бы доволен уже тем, что ради него  в Москве не изменено ни одно историческое название.  А Троицк – это  же 41-й км.  Юрий Маркович жил совсем рядом,  на 36-м, в поселке "Советский писатель" (почтовое отделение "Ватутинки").

3 апреля 2017 г.
Как обычно, в день рождения Нагибина открыл его дневник:
          «Злоба плоха тем, что она обесценивает жизнь. Недаром же я утратил былую
     пристальность к природе. Весь во власти мелких, дрянных, злобных счетов, я не
     воспринимаю доброту деревьев и снега. В определённом смысле я подвожу сейчас
     наиболее печальные итоги за все прожитые годы. Хотя внешне я никогда не был столь
     благополучен: отстроил и обставил дачу, выпустил много книг и фильмов, при деньгах,
     все близкие живы. Я потерял в жизненной борьбе доброту, мягкость души. Это самая
     грустная потеря из всех потерь, и вот об этом я не мог не написать...» 
          (31 декабря 1965 г.).
До столетнего юбилея Юрия Марковича осталось три года.


ФОТО: Юрий Нагибин на могиле Пиранделло / Италия, весна 1990 г.
© Angelo Pitrone (последний снимок, подаренный мне Ю. Нагибиным)
https://fotki.yandex.ru/users/merihlyund-yelin/

-----