Дела земные. Дочь Ивана. Глава 3

Глава третья



              Говорят, домой дорога всегда короче и быстрее. На этот раз было не так, и дорога Нине Ивановне казалась вечностью. Квартира в Нижневартовске после долгого отсутствия Нины Ивановны показалась застывшей и чужой. Сбросив с себя запылившуюся и прокуренную одежду, она села в любимое кресло и забывшись, позвала кота Цезаря. Кота не было с ней, она оставила его девчонкам. Само слово «девчонки», согревало душу, а в памяти возникало лицо Дашеньки и ей захотелось обратно. Не выносимо захотелось, хоть плачь. На работе Нину Ивановну ждали, и рассчитать не согласились, пока не будет сдан в эксплуатацию строящейся объект. Так называемые « северные», Нина Ивановна выработала. Старший сын в тюрьме. Самостоятельность младшего видна настолько, что в течение всего рассказа, он никак не проявился. Бывшие мужья Нины Ивановны и несостоявшиеся по жизни женихи, жили с её подругами, и она без всяких обид продолжала общаться с ними. А тут вдруг взяла и обиделась! Не ответила ни на один звонок, не сходила ни к кому в гости. Она не нуждалась в общении с ними, она хотела вернуться к внучке.

              Живя в одном доме с доктором, их встреча, когда ни - будь, да должна была состояться.
              —Нина Ивановна! Да что же это такое!—
              —Куда вы подевались? Я и не наделся вас увидеть!—
              —Вчера смотрю, ваши окошки светятся.—
              —Надо думаю, выйти прогуляться. Может быть вас встречу.—
              Нина Ивановна вернулась со свидания с сыном, несла сумки и была в плохом настроении, которое сразу же улетучилось, при виде соседа доктора. Она понимала, что этот человек причастен к появлению в её жизни Дашеньки.
              —Я вот думаю, а не позвать ли вас крёстным отцом моей внучке.—
              —Большая честь для меня! Позвольте мне отказаться.—
              —Слишком много у меня крестников.—
              Они присели на скамеечку у подъезда. Молчали. К доктору пришло облегчение от того, что он нашёл пропажу. Ей было приятно, что её искали и волновались.
              —Как у вас обошлось с милицией?—
              —Мне пришлось дать ваш адрес родственникам.—
              —Исчезновение ребёнка, всё-таки.—
              Как гром, среди ясного неба!
              —Да какое же это исчезновение? Кому из ни Зина была с ребёнком была нужна!—
              —Как представлю в их руках её тельце…—
              Нину Ивановну в пот бросило, а потом в жар.
              —Даша живёт в квартире моих родителей, вместе со своей мамой Зиной.—
              —Хорошо живёт! Это Волгоградская область.—
              —Там в апреле уже зелень на грядках проклевывается. И всё лето ягоды, да солнышко.—
              —И нас никто не беспокоил по такому вопросу.—
              Заволновалась женщина.
              —Куда милиции спешить, найдут.—
              Вздохнул врач и попросил рассказать о Зине и Даше. Затем он рассказал, как вести себя с представителями закона, что говорить, что написать. Необходим документ, в котором отец признаёт ребёнка своим, и возлагает опёку над несовершеннолетней женой и ребёнком на свою мать. Будут нужны и другие документы, целая куча, но решающим будет только этот.
              —Как сын отнёсся к рождению дочери?—
              Женщина думала.
              —Придётся мне на ней жениться.—
              —Сын к Зине безразличен.—
              Грустно пошутила Нина Ивановна.
              —Говорят, в тюрьме люди меняются в лучшую сторону, скучают, пишут хорошие добрые письма.—
              Врач закурил и предложил сигарету собеседнице.
              —Мой сынок на воле играл в войнушку и в тюрьме продолжает.—
              —Всё какую-то правду ищет, права качает.—
              —У вас можно спросить о ваших детях?—
              Его дети, а это две дочери, были взрослыми и замужем. Внуками уже наградили. Он скучает, сил нет! Родились здесь, а рожать тут не захотели. Перебрались на родину в Крым, вместе с мамой, но все живут отдельно в своих квартирах. По молодости много работал, дома бывал редко. Всё совершенствовался, докторскую диссертацию писал. Мало уделял внимания жене, а тут холодно, вот и замёрзла жена без мужа. Какое теперь дальнейшее совершенствование, всё разваливается, изнашивается, сохранить бы то, что есть в больнице, да продлить возможность им пользоваться. Рассказ получился не весёлым. Помолчали, покурили. Каждый думал о своих детях.
              —Сейчас спросит, как же я живу один.—
              Подумал доктор.
Мужчина повернулся к Нине Ивановне лицом и ждал предсказуемого вопроса.
              —Я тоже одна живу.—
              Нина Ивановна затушила окурок и аккуратно положила его в урну.
Порылась в сумке, достала великолепную, малосолёную рыбу чехонь. Подняла её перед лицом доктора. Рыбина так и засветилась янтарём на свету, такая жирная она была.
              —Когда-то в Волге плавала. Картошка есть?—
              —Отвари пару штучек, да как наешься!—
              Рыбная красавица легла в руки доктора.
              —Вечер уже, что потом будет со мной?—
              —Будете много пить. Всю ночь вставать по маленькой нужде и материть меня.—
              —Но это того стоит!—
              Подъездная дверь закрылась за Ниной Ивановной.
              —Ого, где ж такие клюют?—
              Не смог удержаться от вопроса прохожий.
              —Бог послал.—
              Если бы мы могли, смотреть сквозь стены, то увидели это.
Лифт Нина Ивановна, ждала долго. За это время Мужчина подошёл к лифту в своём подъезде. В лифт они зашли синхронно. К своим квартирам подошли одновременно. Пока мужчина любовался и нюхал рыбу, женщина раскидала содержимое сумок по местам назначения. Мыли и чистили картофель, как будто стояли рядом, и прикрутили газ под кастрюлями вместе. Только, мужчина посолил воду сразу, а женщина после того как вода закипела. Мужчина без конца бегал и тыкал картошку ножом, а женщина мирно сидела в кресле и разговаривала по межгороду со своими девчонками. Затем ела с журнального столика у телевизора, а мужчина за красивой обеденной группой, с дорогой тарелки, пользуясь приборами и салфеткой. Нет, нет, здесь никакой ошибки! Мужчина представил себе, что ему приготовила ужин женщина. А женщина, никогда не включала за едой фантазии. Да и были ли, они у неё, вообще? Потом, в течения вечера и он, и она, два раза пили чай. Вскоре, свет был потушен. Пришёл сон, прерываемый позывами мочевого пузыря. Два человека в ночи, посещали унитаз, чему-то своему улыбаясь.

              Нина Ивановна не стала ждать, и сама пошла по всем инстанциям, где писала заявления, объяснения, просьбы. Была у сына в колонии и стребовала от него самую нужную бумажку, заверила её у начальника колонии, который в свою очередь написал лестную характеристику на Ивана. Во многом помог и главный врач родильного дома. Пока суд да дело, произошло несчастье! Барак, в котором проживала мать Зины, сгорел. Горел долго, потом так же долго коптил удушливым жирным дымом. В списке погибших числилась мать Зины и её тётка. На очередном свидании, мать рассказала сыну об этом. Впервые, за всё время, Иван среагировал на разговор, касающийся Зины и ребёнка:
              —А ведь они могли там быть!—
              На что Нина Ивановна промолчала, а сердце ёкнуло и покатилось в холодную бездну страха.
На этом же свидании, мать поставила сына в известность о том, что весной рассчитывается с работы и возвращается в город своей юности, к Зине и Даше. В Нижневартовске, в квартире Нины Ивановны будет жить Максим. Когда Иван, выйдет из колонии, должен будет жить вместе с братом. Отвечать за него будет он, потому как Нина Ивановна живёт в другом городе и заботится о его дочери и её матери. Потом добавила:
              —У тебя с братом много общего, одни интересы.—
              Сын не хотел развития этой темы, и поспешил отвлечь мать вопросом.
              —Она на меня похожа?—
              —Похожа. Ивановна она, настоящая.—

              В вагоне поезда, на обратном пути разговорчивых попутчиков не оказалось. Нина Ивановна водила глазами от окна к окну, от лица к лицу, пытаясь предположить, куда и зачем едет человек. Игра, своего рода! Нога наткнулась на что-то мягкое. Она нагнулась, стала разглядывать. Котёнок, размером с кулачок, горбатился под столиком. Таких крошечных кошачьих детёнышей, она ещё не видела. Цвета грязи и пыли что на полу вагона, и совсем невесомый как высохший без влаги осенний листок. Шёрстка топорщилась, как иголки у ёжика. Сквозь неё просвечивала кожица, по которой пешком ходило неимоверное количество блох. Глазки, на половину затянуты мутной плёнкой, беззвучно открывающийся рот.
              —Мертвый, кажется. Давайте выкину в окно.—
              Попутчик стал с силой давить на оконную раму, а та не открывалась.
              —Рот открывает, значит живой.—
              Заговорила, сидящая женщина напротив.
Нина Ивановна достала газету, свернула её кульком и положила в него котёнка. Так и вышла с ним из вагона. Шла и вспоминала добрым словом отца своего. Точно с таким кульком из газеты отец приходил с работы, и высыпал из него на колени дочки пряники и конфеты. Они шуршали и сыпались…

              Дверь открылась в квартиру, заполненную телефонным звонком. Нина Ивановна не стала поднимать трубку. Руки были грязными после поездки. Достала из шкафа коробку с новыми туфлями, вытряхнула их из неё, наклонила кулёк и пересыпала его содержимое в коробку. Котёнок, действительно, сыпался! Прошуршал по изгибам бумаги обезвоженным тельцем и мягко лёг на картон. Следом за ним посыпались частицы мелкого мусора и пыли. Ругнувшись про себя, она двумя пальцами взяла котёнка за шкурку и ничего не почувствовала.
              —Действительно, мёртвый….—
              —Так застыл бы уже.—
              Разнервничалась женщина и понесла коробку на балкон, где её вытряхнула. Трупик положила обратно. Быстро вымыла руки, достала бутылку молока из холодильника. Небольшое его количество разбавила горячей водой. Разжимать пасть котёнку не требовалось, она и так была открытой. Нина Ивановна вливала пипеткой тёплую жидкость, а та лилась обратно. Котёнок весь стал мокреньким и холодным. Телефон робко издал пару звонков и замолчал. Видно в этот момент, котёнок сделал глоток, потом ещё один, а женщина не заметила и расстроилась, что не напоила животное.
              —Теперь точно сдохнет. Мокрый ведь, остынет совсем.—
              Нина Ивановна бросилась к шкафу, порылась в нём и достала шерстяные вязаные носки. Немного подумала, и достала ещё одну пару носок, вязанные из пуховой нитки. Взяла из каждой пары по одному носку и вернулась на кухню. Промокнула салфеткой тельце котёнка, засунула его в пуховый носок, а пуховый в шерстяной. Края носков завернула вокруг головы, в виде капюшона. Обувную коробку, придвинула к батарее у кровати. Носки с котёнком положила в коробку. Перекрестила всё это сооружение со словами:
              —Давай, держись! Я рядышком буду.—
              Отправилась чистить зубы и приводить себя в порядок.
Засыпала беспокойно, с одной вредной мыслью:
              —Может ему лучше умереть, чем так мучиться?—
              —Отче наш, сущий на небесах!
              —да святится имя Твое;
              —да приидет Царствие Твое;
              —да будет воля Твоя и на земле, как на небе;
              —хлеб наш насущный дай нам на сей день;
              —и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим;
              —и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого.
              —Ибо Твое есть Царство и сила и слава во веки. Аминь.

              Утром телефон затрещал с новой силой. Пришлось раскрыть глаза и подняться с кровати.
              —Это я.—
              —Рада слышать тебя сынок.—
              Нина Ивановна действительно была рада, звонку младшего сына Максима.
              —Ма! Сколько картошки тебе привезти на зиму?—
              —Я сама куплю, спасибо.—
              —А что её покупать? У меня этого добра валом. Весь базар забит.—
              —Для меня это не проблема!—
              Петушился в телефоне голос младшего сына.
              —Да купила я её, уже.—
              Постаралась остепенить мать сына.
              —Что за история с Иваном? Всех не соберёшь, мам.—
              —Мне всех и не надо. Своё собираю.—
              Женщина, прижимая плечом к уху трубку, застилала кровать покрывалом.
              —Ма, давай, как всегда в «Дон Жуане» в семь вечера.—
              Голос сына ещё что-то говорил, а мать не слышала. Её глаза встретились с глазами котёнка. Большие, уже без плёнки, они были живыми.
              —Здравствуй…—
              Женщина присела возле своих носков в коробке.
Глаза в ответ моргнули. Протянув руку, попыталась одним пальцем дотронуться до его головки, но та, с ярым шипением, спряталась в носок.
              —Да ты у нас дикий!—
              —Тогда, давай привыкай, а мне на работу. Опаздываю.—
              И заспешила одеваться, глотнуть кофе, поставить блюдце с молоком на пол у окна.
О «горшке» для котёнка, она не беспокоилась, нечем ему ещё было ходить в него.

              Конец октября, аврал на стройке. Настроение хорошее. Оно всегда приподнятое, когда женщина идёт в ресторан, а тут ещё и редкая встреча с младшим сыном. Последние два года, он назначает ей встречи в «Дон Жуане». Ресторан, который якобы под охраной его команды. В рабочее время сбегала и привела в порядок руки. Они особенно страдают в зимний период. Дома с утра одела на себя то, что по её мнению, пока ещё стройнит. Короткую стрижку, достаточно было взбить пальцами рук с не большим количеством пенки для укладки.

              Такси остановилось ровно в семь, у тяжёлой резной двери ресторана. Сын сидел на самом видном месте овального зала. Низко опущенные массивные, с хрустальными гроздьями люстры, казались огромными зонтами над столиками. Под стать люстрам, тяжёлая, хрустальная сервировка на столе. И самое интересное, это зеркальный пол. Не потолок! А пол. Идти по нему в первый раз, мешают реакции вестибулярного аппарата. Для Нины Ивановны, это было не в новинку, потому и шла она легко и свободно. Надо сказать, что с годами, она сама, не заметив как, перешла на платья и устойчивый каблук. Её массивность приобрела формы, а пышность груди притягивала взгляды. Есть, определённый тип мужчин, которым такие формы, ой, как нравятся. Сыновья знали об этом, и ревностно относились к любым знакам внимания с их стороны. В лихие девяностые, молодёжь всем, чем могла, подчёркивала эту лихость. Сейчас, люди с начинкой тех времён, слились воедино строгостью костюмов, галстуков и лаковых башмаков. Выделить их, среди своих могут часы за миллион долларов, или запонки с натуральными камушками за миллион рублей. Только тут ещё сомнения могут взять некоторых, настоящее или подделка! Максим восседал за столом в спортивном костюме, поверх которого надета из свиной грубой кожи чёрная куртка, потёртая и растрескавшаяся в складках. Стрижка под ноль и уверенная, если не сказать нахальная улыбка до ушей. Радуется! Мать всё-таки! Встал и отодвинул стул. Поцеловал в щёку. Прямо в тарелке, без футляра, перед Ниной Ивановной лежал роскошный жёлтого золота браслет. Тёмно зелёные, почти чёрного цвета камни, слегка пожухли от долгой носки и лежания в шкатулках, но были восхитительны. На них хотелось смотреть и смотреть. Вечерний свет, только подчёркивал их красоту и возраст. Дефолт! Люди несли в ломбарды и скупку всё, что берегли столетиями, почти за бесценок. Появление такой роскоши у сына Нины Ивановны, можно просчитать до мелочей. И мы не будем этого делать, и портить картину сегодняшнего вечера. Протест, который возник у Нины Ивановны, в первый момент перечеркнула мысль:
              —Дашке, после себя оставлю.—
              И ещё! Женщина уже не могла расстаться с браслетом.
Проходивший за спиной Нины Ивановны мужчина, задержал взгляд на этой красоте. Потом посмотрел на его владелицу и сел за столик неподалёку. Последующие пол часа он будет часто поглядывать в их сторону.

              Сын много и быстро ел, и много и быстро говорил. Часто и без повода подзывал официанта, рисуясь перед матерью, указывал на не существующие недостатки, просил что-то. Появление браслета объяснил отсутствием подарка на её, прошедшее сорока пятилетие. Максим встал и сам застегнул застёжку браслета на руке матери. Только на полной руке, могли смотреться такие выразительные и крупные камни. От выпившего мартини и подарка, женщине стало легко и радостно. Пришло время разговору о старшем брате и его внебрачным ребёнке.
              —Мам! Ты что творишь!—
              —Неведомо кого, и в собственную квартиру!—
              —Ты ещё пропиши их! Сердобольная ты наша!—
              —Да я, таких как Зина, на день по пять штук иметь могу.—
              —И давай, всех собирать будем, и сопли им утирать?—
              Да! Это её сын и всё что она имеет, принадлежит как ей самой, так и сыновьям. Вот тут сын прав, но право на собственные поступки и собственное мнение, пока ещё никто не отменял.
              —Я запрещаю тебе иметь девиц по пять штук на день!—
              —По пять штук, ты каких имеешь? Обездоленных!—
              —Жизнь их вышвырнула на обочину! А вы пользуетесь!—
              —Ты с братом творишь поступки, следствием которых, появляются беззащитные дети!—
              —С изуродованной жизнью, без отчества и фамилии отца.—
              —Это как Россия без флага, гимна и границ на карте мира!—
              —За Россию вы, кстати, ратуете и объясняете этим свои бандитские поступки.—
              Нина Ивановна задохнулась, хлебнула из бокала мартини, но стало ещё хуже. Кашель не проходил и спазм в горле усиливался. Сын, ошарашенный гневом матери, и чувствуя её правоту, не знал что сказать, а главное, что сделать. Герой «нашего времени» растерял весь свой пафос. Мужчина с соседнего столика с бокалом воды поспешил к Нине Ивановне и поставил его перед ней. Как никогда, Нине Ивановне сейчас была нужна вода, которой у них на столе не было.
              —Пейте большими глотками.—
              —Мартини приторно сладкий и ещё больше провоцирует спазм.—
              Нина Ивановна не глотала, а глыкала воду не отрываясь от бокала, и поверх его края глядела на своего спасителя. Им оказался доктор родильного дома. Он достал платок и ждал, а когда Нина Ивановна допила, велел высморкаться и глубоко дышать. Постепенно дыхание восстановилось, ушёл красный цвет лица и шум в ушах.
              —Спасибо….???—
              —Виктор Павлович.—
              —Ещё раз спасибо, Виктор Павлович.—
              —Нина Ивановна, соберётесь идти домой, я рядом, за соседним столиком.—
              Он повернулся, что бы уйти.
              —Папаша, это дама со мной!—
              Как смехотворно прозвучала эта фраза.
Сын поспешно собирал осыпанные перья, ведь не он пришёл на помощь матери, а только расстроил её. Сдвинул с плеч куртку. Встал и засунул руки в карманы спортивного костюма. Упёрся бычьим взглядом в не прошеного гостя.
              —Никто не оспаривает.—
              Виктор Павлович ушёл за свой столик.
              —Мам, что так разгорячилась?—
              —Я же так, образно.—
              —Всё равно, анализ на отцовство надо сделать.—
              —Иван тоже так считает.—
              Максим любил мать, но редко. Жизнь у него была слишком насыщенной и захватывающей, базар вокзал, кабаки, стрелки и разборки. Мать знала, что дорожка к старшему брату, младшему уже заказана. Срок не подошёл ещё. И биться за него, с его братвой бессмысленно.
              —Да какой там анализ, сынок!—
              —Все его родимые пятна, как под копировку обрисованы на её головке.—
              Максим и мать замолчали. Каждый думал о своём. Подошёл официант с мороженым в виде фигурки пингвина, с рассыпанной клюквой по тарелке.
              —Забавно…. Даже кушать жалко.—
              Сын улыбнулся матери.
              —А этот, кто такой? Айболит нашёлся!—
              —Проводит он! Сусанин!—
              Нина Ивановна с опаской отодвинула от себя бокал с мартини.
              —Убрать?—
              Спросил официант.
              —Да. И принесите воды, не холодной.—
              —Это мой сосед по дому. Главный врач центрального, родильного дома.—
              —И он кстати! Тебе всегда некогда, ты такси вызываешь.—
              —Я сегодня прогуляться хочу.—
              Нина Ивановна разглядывала браслет на своём запястье.
              —Ты не подумай чего. Я купил его в скупке. Очень уж солидным показался.—
              —Мне пора. Позвать Айболита?—
              —А зови, сынок! Мы с ним ещё тут почаёвничаем, а потом погуляем.—
              Сын заказал официанту чаю и фруктов. Строго посмотрел на Виктора Павловича и лениво, вразвалочку зашагал по залу к выходу. Атмосфера за столом сразу переменилась. У женщины исчезло напряжение. Она улыбалась мужчине. Вечернее освещение всегда красит, потому как прячет первые признаки увядания кожи и седину.
              —Давайте будем молчать, пить чай и привыкать друг другу.—
              Виктор Павлович мирно помешивал ложечкой зелёный чай.
              —Согласна с первой частью предложения.—
              Нина Ивановна явно кокетничала. Вино согрело, и она поверила, что может ещё нравиться мужской половине человечества.
              —Чем вам не устраивает вторая его часть?—
              —Да не гожусь я тебе…. Не пара мы…—
              Нина Ивановна только один раз перейдёт на «ты» за сегодняшнее и последующее их время знакомства. Она заметила, как осуждающе доктор смотрел на Максима. И нет ничего в этом из ряда вон выходящего. Многие в этом зале, точно так же смотрели в след её сыну. Ну, может быть, кроме официанта, и то, лишь потому, что получил щедрые чаевые. Она мать своих детей и ей всегда будет неловко за них, и эти взгляды будут больно колоть сердце. Так лучше она побережёт своё сердце для своих сыновей, пусть и «поганцев».
              —Не гожусь? Это открытие для меня.—
              —Не могу вспомнить за собой, какой либо несовместимости с кем-то.—
              Мужчина опустил глаза на чашку с чаем. Желваки так и заиграли на его скулах, а на лбу почему-то пролегла скорбная складка. Увидев её, женщина поспешила смягчить своё высказывание и замялась, подыскивая нужные слова. Нашла.
              —Вы давно один, и всё это время находитесь практически в женском царстве, как больница.—
              —Ваш статус. Ваша внешность. Ваше обаяние….—
              —В общем, я об издержках производства, говорю.—
              Последние слова, по степени громкости и пылкости, говорились тише.
              —Я ещё раз удостоверился, что женщине нельзя употреблять спиртное редко.—
              Он сделал ударение на слово «редко».
              —Если употреблять, то по не многу и регулярно.—
              —Сначала у неё мутнеет сознание, а затем и вовсе, её начинает мутить, как в вашем случае.—
              Мужчина говорил без какого-либо, особенного выражения на лице. Со стороны могло показаться, что он пьёт чай и мило беседует с женщиной.
              —Мы с вами ругаемся?!—
              Нина Ивановна поймала себя на том, что этот человек, в который раз заставляет её пугаться. Кажется, вечер безнадёжно испорчен.
              —Похоже на то…—
              —И потому я предлагаю идти на воздух.—
              Официант суетливо проводил их до самого выхода, с усилием открыв массивную дверь, махнул кому-то рукой. Из стоящей у ресторана машины выскочил парень, с теми же признаками вольнодумия, что и у сына Нины Ивановны.
              —Мне велено отвезти вас домой.—
              —Скажите, какая забота!—
              Озлилась женщина и, кажется даже, обрадовалась, что нашёлся тот, на кого можно вылить негатив сегодняшнего вечера.
              —Нина Ивановна! Я здесь! Я с вами!—
              Виктор Павлович мягко отвёл слегка опьяневшую женщину от парня. Напомнил, что у них вечерний моцион, и они пошли в сторону центральной площади.

              Нижневартовск! Тепло ль, жарко ли, прохладно, всё одно, холодно или прохладно всегда. Гуляли они долго и не сказали друг другу ни одного слова. Она не одна. Он не один. Видимо этого было достаточно. Зато испытали бурю эмоций, не расплескивая их. Он не просил чашечки чая у подъезда. Она не приглашала его за этим же. Каждый подержал руку другого в своей руке, и разошлись по своим подъездам. Впечатлений и переживаний за сегодняшний вечер было много. Они звали и торопили каждого в свою постель, в привычный покой и тишину своего одиночества.

              Нина Ивановна открыла дверь ключом, перешагнула порог и замерла. Что-то не привычным показалось ей в комнате. На подоконнике сидел котёнок, неизвестного пола, про которого она совсем забыла. Сидел спиной к ней, а голова повёрнута на сто восемьдесят градусов в её сторону, с большущими глазами навстречу. Это всё что на нём осталось от такой-то жизни. И эти глаза, с ужасом внимали пришельцу. Женщина замерла, понимая, что при малейшем движении котёнок соскочит и неизвестно куда спрячется. Долго так не простоишь, и она зашла, быстро закрыв за собой дверь. Ужас котёнка, настолько был велик, что не дал ему сдвинуться с места. Четыре палочки (ножки), подняли изогнутое горбиком невесомое тельце вверх. Шёрстка увеличилась в два раза, а уши настолько большие, что их можно было завязать бантиком. Они ещё и просвечивались фонарём с улицы.
              —Твоя мама пришла, и не надо её бояться.—
              Заговорила с котёнком Нина Ивановна.
На что тот шарахнулся, да неудачно упал с подоконника, и было слышно, как он стукнулся об пол.
              —Все сегодня набили себе шишек.—
              Пожалела его и себя женщина.
              —Но это ничего! Будет на чём учиться.—
              —Судя по ушам, ты у меня мужик.—
              Она ходила по квартире, из кухни в ванную, постоянно разговаривая с ним, о том, что она делает. Так быстрее привыкнет к ней. Котёнка нигде не было видно. Тогда она пошла, посмотреть на блюдце с молоком. Тарелочка была пуста. Брызги вокруг неё размазаны по полу языком котёнка.
              —Аппетит у нас не плохой. Жить будем!—
              —Перейдём к чему-то посущественней?—
              Женщина достала из морозилки брикет куриной печени. Кое-как отрубила ножом маленькие кусочки, опустила их в горячую воду, через минуту достала их уже тёплыми и побелевшими. Для пущей надёжности потолкла вилкой и понесла в комнату к батарее. Поставила у коробки. Не дождавшись появления питомца, решила лечь. Память возвратила её в уходящий в прошлое вечер. Чьё-то горе в виде браслета грело руку и, не смотря ни на что, несло человеку радость. Вот метаморфоза, какая! Раздались урчащие, жующие и заглатывающие звуки. Последние стали судорожно повторяться. Женщина вскочила и зажгла свет. Жадность изголодавшегося существа заставила его подавиться. Один кусочек, торчал из пасти, и был связан с другим, который уже проглочен им, плёнкой от печени. Котёнок стал кашлять и метаться по квартире.
              —Как я в ресторане.—
              Обеспокоенная женщина стала ловить хрипевшее и шипевшее животное. Удалось только с третьей попытки освободить горло от застрявшего в нём куска печени. Острые, как иголки коготки вонзились в руку и в браслет.
              —Ну, давай, отпускай меня! Я же тебя освободила.—
              Когти расслабились, котёнок шмыгнул под кровать. Нина Ивановна ножницами искромсала оставшуюся печень в тарелочке, помыла руки и опять легла. Уже засыпая, увидела, как уши вылезли из-под кровати, подкрались к блюдцу, заглотали оставшуюся пищу, попытались помыться, но передумали и свернулись калачиком на носках под батареей. Вечер подошёл к своему логическому завершению. Все спали.


Продолжение: Дела земные. Дочь Ивана. Глава 4 - http://www.proza.ru/2016/12/04/1883