След на земле Кн. 2, ч. 3, гл. 49 Пугачев и его по

Глава 49 Пугачев и его подчиненные.
(сокращенная версия романа)

1
       Майор Горностаев знал полковника Пугачева давно, еще со Сталинграда. Правда их пути расходились и какое-то время они служили в разных частях, но  так уж угодно было судьбе, чтобы их пути сошлись снова в 774 стрелковом  полку. Сначала в феврале сюда пришёл Горностаев, а уже в мае прибыл полковник Пугачев, вместо назначенного с повышением полковника Истомина. Пугачев тоже был очень доволен, что его заместителем по политической части был старый знакомый, которому мог доверять, и который не станет плести за его спиной интриги, особенно в отношении его молодой жены.
       Вечером же первого дня своего пребывания в полку Кирилл Евсеевич Пугачев отметил свое прибытие со своими заместителями, а позже у него с майором состоялся откровенный разговор о жизни и предстоящей службе. Полковнику нужна была поддержка такого важного кадра, как старший политработник полка.
       Вспомнились Кириллу Евсеевичу былые дни своей карьеры, которую он планировал развивать дальше. А начал он свою военную карьеру сразу после революции. Потом прошел гражданскую войну, после которой остался на военной службе. Он был строгим и требовательным командиром, и служба складывалась успешно. К 1938 году он командовал батальоном и был на хорошем счету. Рассчитывал поступить в академию РККА, чтобы и дальше строить свою военную карьеру. Но обстоятельства не позволили добиться желаемого. Его участие с батальоном в сражениях на озере Хасан против японских самураев закончилось тяжелым ранением и списанием на гражданку по состоянию здоровья. В свои сорок лет майор, герой победоносного сражения на озере Хасан, был признан негодным к дальнейшей военной службе в рядах Красной Армии. Свою демобилизацию он переживал тяжело, но вынужден был смириться и начинать новую жизнь на «гражданке».
       После выписки из госпиталя Кирилл Евсеевич Пугачев вместе с женой и дочерью вернулись в родной город жены Сталинград, где с помощью друзей и партийных органов ему, как коммунисту-герою гражданской войны и его жене предоставили престижную работу. Он стал управляющим строительным трестом, а жена, медик по специальности, назначена заведующей поликлиникой. Начало трудовой деятельности на новой должности стало испытанием на выносливость. Прямой и твердый приверженец уставной дисциплины и порядка в первый же год наломал немало дров в строительном управлении и от греха подальше был переведен на другую, не менее престижную, но спокойную должность, директором небольшого завода, изготавливающего и поставлявшего свою продукцию для армии. Здесь он был больше в своей тарелке. Жизнь потекла размерено и спокойно. Никаких тревог по ночам, никаких учений вдали от семьи, никаких ЧП с личным составом. Но для деятельного боевого офицера она была пресной и неинтересной. Жена же и дочка были довольны. В сороковом году дочка поступила в педагогический институт, и у неё появился поклонник, секретарь комсомольской организации факультета Алексей Горностаев. Молодой амбициозный парень понравился отставному военному, и они подружились.
       Спокойную и, можно сказать, счастливую жизнь семьи Пугачевых нарушила, а точнее разбила вдребезги, вероломное нападение фашистской германии на Советский Союз. В первый же день, узнав о начале войны, Кирилл Евсеевич, хоть и непригодный к строевой военной службе, явился в военкомат  и стал требовать у комиссара-военкома, призвать его в армию и направить на фронт. Но его требование было отклонено. Кроме того, как директор военного завода на него накладывалась бронь. Партийные органы тоже категорично заявили, что на своем месте он нужнее для Родины и партии.
       Весной 1942 года, когда немецкие войска вошли в излучину Дона и взяли направление на Сталинград, бывший комбат Пугачев, снова пошел по инстанциям с просьбой направить его на военную службу. На этот раз комиссар-военком встретил его иначе.
       - Хорошо, что пришел, Кирилл Евсеевич, - сказал военком. – Я уже и сам собирался посылать за тобой. Я тебя рекомендовал на должность командира истребительного батальона ополченцев. Решение, правда, за райкомом партии, но думаю, там его утвердят. С завтрашнего дня приступишь к формированию и обучению военному делу ополченцев, среди которых много необученной молодежи, студентов и других кадров, не державших в руках оружия. Парторг завода Шаблов будет у тебя заместителем по политической части. Начальника штаба и других заместителей подберешь себе сам. В общем…, приступай, майор. Подробности и детали по ходу работы.
       Так, майор Пугачев в свои сорок три года, без отрыва от производства стал командиром истребительного батальона ополченцев, в котором насчитывалось около тысячи человек.
       23 июля 1942 года при бомбежке города погибли жена и дочь Пугачева. После чего майор больше не появлялся на заводе. Теперь он и днем и ночью готовился к встрече с ненавистным врагом.
       Эта встреча с фашистами состоялась уже в августе. Гитлеровцы навалились на неопытных ополченцев большими силами. При столкновении с регулярным немецким войском первый удар приняла на себя третья рота, замыкавшая фланг батальона на подступах к Купоросному заводу. На вооружении батальона было всего шесть станковых пулеметов и неполный комплект винтовок. Каждый третий ополченец был без винтовки и мог воспользоваться оружием, когда кто-то из его товарищей выпускал свое оружие из рук. На стороне наступающих были и скорострельные винтовки, и автоматы, и пулеметы и ещё немало современного оружия, против которого батальон Пугачева выглядел беспомощным. Но у ополченцев было высокое чувство патриотизма и в избытке злости на врага. К моменту первого сражения большая половина города была уже разрушена, и многие, как и Пугачев потеряли своих близких. Им было за кого мстить врагу.
       После получасового боя командир третьей роты, бывший фельдфебель царской армии пятидесятитрехлетний Аким Хлыстов попросил у комбата разрешения на временное отступление, чтобы потом атаковать противника с фланга. Майор Пугачев не успел ответить отказом, так как связь с ротой прервалась. Батальону была поставлена задача стоять насмерть и не дать противнику прорваться к Волге. Нужно было продержаться на своей позиции до ночи и дождаться ожидаемого подкрепления из Сибири и Дальнего Востока. Пугачев был в смятении. На всякий случай он послал к Хлыстову на помощь резервный взвод и строгий приказ: не позволить противнику прорваться на завод и выйти к Волге.
       Атаки же фашистов с каждой минутой усиливались. В бой уже были втянуты все роты и подразделения. Ряды истребительного батальона Пугачева стремительно редели. Шансы сдержать гитлеровцев катастрофически таяли, но комбат принял твердое решение не уступить ни метра земли и лучше погибнуть, чем не выполнить приказ командования.
       Разъяренные упорным сопротивлением русских, фашисты бросили в помощь своей пехоте эскадрилью бомбардировщиков. Те обрушили на ополченцев сотни бомб.
       Когда бомбардировщики улетели, сбросив свой смертоносный груз, майор Пугачев вылез из-под завала, и к своему удивлению обнаружил, что жив и даже не ранен. А немцы снова пошли в атаку. Но воронки, наделанные немецкими самолетами на подступах к заводу, вдруг ожили. Затрещали пулеметы, захлопали винтовочные выстрелы. Батальон продолжал жить и бороться. Атака противника снова была остановлена. А над городом сгущались сумерки. Пугачев очень надеялся, что ему удастся дождаться подхода главных сил наших войск из-за реки. Надежды комбата оправдались. С наступлением темноты к Купоросному заводу и к Лысой горе нескончаемым потоком шли роты и батальоны регулярных войск Красной Армии.
       Майор Пугачев вытер взмокший от напряжения лоб и сказал сам себе: «Ну, вот сволочи, теперь, когда силы уравнялись, посмотрим, чья возьмёт».
Бои за город продолжались ежедневно ещё несколько месяцев. Кровопролитные бои не прекращались и проходили с переменным успехом. Охватывая город подковой, немецкое командование ставило своей целью, с севера и юга выйти к Волге и по берегу реки соединиться. Захватив в кольцо защитников города, они рассчитывали диктовать им свои условия.  У наших войск была задача не допустить врага к Волге, расчленить его группировку на отдельные группы и уничтожить, в крайнем случае, взять в плен. Особенно жаркие бои развернулись за Мамаев курган и Лысую гору, две стратегические высоты в центре и на юге города. Батальон Пугачева, как раз защищал подступы к Лысой горе.
       Однажды снаряд противника угодил прямо в наблюдательный пункт комбата. Пугачев был ранен, но категорически отказался покидать свое место и отправляться в госпиталь.
       - Пока я могу держать в руках оружие, я свой батальон не оставлю, - ответил он на уговоры командира сводного полка.
       К этому времени, когда за плечами ополченцев были десятки боев, истребительный батальон Пугачева стал первым батальоном регулярных войск Красной Армии. Соответственно и сам майор Пугачев стал кадровым командиром батальона. Правда, бывшее ранение на озере Хасан давало о себе знать, и в нем уже не было той силы, расторопности и выносливости, как прежде, но боевой опыт, светлая голова и горячее сердце требовали отмщения за близких и за Родину.
       В первую же ночь после приказа о новом положении батальона, майор Пугачев, по собственной инициативе, без предварительной артподготовки, атаковал противника двумя ротами, уничтожив сотни отдыхавших гитлеровцев. А уничтожив, вернулись на исходные позиции, в то время как фашисты ещё битый час утюжили своей артиллерией, то место, где проходила их линия обороны, думая, что русские все ещё там. Пугачев был доволен своей сообразительностью, ведь его батальон обошелся практически без потерь. Ему удалось обвести противника вокруг пальца, и этот случай стал началом последующих ночных вылазок на траншеи и доты фашистов. И почти все они завершались удачей.
       Но через две недели пребывания майора Пугачева на новой должности, он снова был серьёзно ранен. На этот раз был отправлен в госпиталь без сопротивления. Он был сильно контужен и долгое время не мог слышать.
Из госпиталя майор Пугачев вернулся в штаб своей армии в конце января 1943 года. Командование помнило его боевые заслуги и повысило его в должности и звании. Подполковник Пугачев был назначен начальником штаба стрелкового полка.
       В боях под Брянском подполковник Пугачев целых три дня успешно командовал полком, пока снова не был ранен. В конце 1943 года уже полковник Пугачев был назначен командиром армейского запасного полка 33 армии.

2
       Интерес к жизни у Кирилла Евсеевича Пугачева вернулся после того, как он встретил на гауптвахте собственного полка связистку Марину Сизову. Она была удивительно похожа на его жену не только внешне, но и манерой разговора и даже оттенками голоса. А когда она согласилась стать его женой, он и вовсе ожил.
       Комсорга батальона выздоравливающих младшего лейтенанта Никишина он, как соперника не оценивал. Со слов Марины он понял, что она сама не связывает жизненных планов с младшим лейтенантом, какие бы прежние отношения они не переживали. Тем более, что Марина уже была вдовой другого человека. Поэтому от Никишина, в принципе, легко можно было избавиться. Поводов для этого в военное время всегда можно было найти. Но Марина была против применения к своему бывшему возлюбленному каких либо мер притеснения. Она согласилась встречаться с полковником тайно до тех пор, пока он или Никишин не будут переведены в другую часть. Она не хотела быть яблоком раздора между уважаемыми ею боевыми офицерами.
       Поскольку Пугачев давно вел переговоры с начальником управления кадров армии о своем переводе в другую часть, но не имел для этого достаточно убедительных гарантий, он обратился к кадровикам с просьбой о переводе младшего лейтенанта по прежнему месту службы, но на более высокую должность, что бы это не выглядело сведением счетов с ним.
       Но приказ о переводе полковника Пугачева в боевой полк пришел раньше, чем на младшего лейтенанта. Он и предположить не мог, что будет назначен командиром 774 стрелкового полка, в котором прежде и служил младший лейтенант Никишин. Он был рад уже тому, что два его желания: стать командиром боевой части, а значит, продолжить военную карьеру, и стать официальным мужем красавицы Марины, сбылись. К новому месту службы он прибыл уже с молодой женой.
       Ещё одной приятной неожиданностью для Кирилла Евсеевича стало то, что заместителем командира по политической части полка был его старый знакомый Алексей Горностаев, который был уже в звании майора.
       С началом войны студент четвертого курса, а по совместительству секретарь комсомольской организации факультета педагогического института Сталинграда Горностаев, по протекции своего будущего тестя был переведен в военное политическое училище. Через полгода сокращенного обучения Алексей Горностаев выпустился из училища в звании лейтенанта и стал комсоргом батальона сформированного в Сибири стрелкового полка. Он прошел большой боевой путь. Воевал и в Сталинграде, только не на южной окраине, где сражался батальон Пугачева, а в районе Мамаева кургана. Хотя сказать, что воевал не осмелился бы и он сам, поскольку бывал на передовой в моменты затишья между атаками и контратаками, поэтому даже ни разу не был ранен. Однако он был на хорошем счету у командования и вот дослужился до заместителя командира полка по политической части и звания майора.
       Встреча несостоявшихся родственников прошла в доверительном разговоре за дружеским столом, за которым хозяйничала молодая супруга Пугачева. Правда, она недолго была за столом и предоставила старым знакомым время для откровений. Молодой майор Марине понравился, хотя и был высоковат для неё ростом, но чем-то напоминал ей Ивана. Кирилл Евсеевич поведал о своей новой супруге, новой всепоглощающей любви к ней, и даже историю с её бывшем ухажером, о переводе которого ходатайствовал именно в этот 774 полк.
       Майор Горностаев отнесся к исповеди полковника с сочувствием. Он повидал на фронте немало походно-полевых жен и знал, что многие из них исполняли свой долг перед супругами не по любви, а только из меркантильных соображений. Кроме того, такая женщина, как Марина могла возбудить к себе интерес многих офицеров, и соперников у полковника Пугачева может появиться значительно больше, чем один младший лейтенант. Но говорить этого вслух полковнику не стал. Сам же обещал ему полную поддержку во всем, что касается дисциплины и идеологического влияния.
       Он стал внимательно следить за реакцией офицеров полка на жену полковника и видел почти у всех восхищенные и вожделенные взгляды. Даже те, кто уже имел у себя женщину, хотели иметь Марину своей любовницей. Она же вела себя свободно, легко общалась со всеми, тем более, что полковник определил её в роту обеспечения. От его внимания не укрылось, что и сама ППЖ командира полка умело флиртует, готовая завести себе поклонника и не одного.
       Спустя почти три месяца, после прибытия полковника Пугачева с супругой, на территории полка появился и лейтенант Никишин. Полковник, знавший о его назначении и смирившийся с этим фактом, тем не менее, почувствовал некоторое волнение. Не за себя, конечно, но за свою жену, которая так добивалась, чтобы не служить с Никишиным в одной части. Поэтому Пугачев был озабочен её реакцией. Но после встречи с лейтенантом он переключился на более важную заботу. Предстоял трудный бой за освобождение от немцев литовского городка Вилкавишкис, который уже был в его руках, но был потерян позавчера в неравном бою.
       А проиграть еще один бой за этот городок, означало для полковника потерять и этот полк, и свою дальнейшую военную перспективу. «Могут и лишить полка, - думал Кирилл Евсеевич. – К чему им старый, неповоротливый полковник, к тому же ограниченно годный по медицинским показаниям? Сунут куда-нибудь командовать обозом, а как только война закончится, тут же выпрут из армии. А как к этому отнесется моя Марина? Ведь я ей обещал райскую послевоенную жизнь, а лишившись надежд, она наверняка меня бросит. Поэтому проиграть ещё один бой за город я не имею права. Лучше тогда сразу погибнуть». 
       У командира полка Пугачева уверенности в победе не было, а сомнений в ней было хоть отбавляй. «Батальоны и роты не укомплектованы. В некоторых ротах не хватает до половины бойцов, да и младших командиров дефицит. Боеприпасов тоже не хватает до норм. Правда, если верить разведчикам, в Вилкавишкисах тоже одна неполноценная, потрепанная нами дивизия. Но сейчас война, а на войне ситуация может меняться каждый день. Вчера была одна неполноценная, а сегодня уже полноценная, и не одна. Ведь от этого городка до границы с Восточной Пруссией, с их германской территорией, рукой подать. Не исключено, что они усилили за ночь свою группировку в этом городке. И все-таки мне нужно думать только о победе. Если командир не верит в успех до боя, то ему никогда не одержать победы». Посмотрел на часы. Через одиннадцать минут пушки должны ударить по огневым точкам и переднему краю противника, а через двадцать минут в бой будет брошена пехота.
       Полковника вызвали к телефону. 
       - Кто просит? – поинтересовался Пугачев.
       - Комбат «первый». Кажется, на его участке немцы перешли в атаку.
Полковник поднял к газам бинокль и направил его на позиции первого батальона. Теперь он и сам видел, как танки противника заходили с правого фланга. «Но откуда у немцев танки? Вот тебе и неполноценная дивизия».
       - Приготовиться к отражению атаки противника, - отдал он приказ по полку.
       Бой начался. Жаркий, неравный. Противник подавлял своей мощью. Хорошо еще ночью в полк прислали артиллерийский дивизион, а то бы танки раздавили его оборону.
       Немедленно доложил в штаб дивизии о танковой атаке противника. Устоять в такой ситуации без поддержки дивизии было трудно, не говоря уже о том, чтобы захватить город. Помощь пришла, когда ситуация осложнилась до предела. Выручила наша авиация. Краснозвездные бомбардировщики и штурмовики внесли перелом в исход боя. Немцы дрогнули, а роты полка перешли в контратаку и вошли в городок. Через час Вилкавишкис был освобожден.
       Командир разведчиков старший лейтенант Куприн доложил о подвиге лейтенанта Никишина, который сумел развернуть отдельные группы отступающих и повести их в атаку. «Он первым ворвался в город и первым организовал оборону. Сейчас он сдерживает яростное сопротивление за пределами городка».
У полковника Пугачева было двойственное чувство к этому факту. С одной стороны, благодаря этому поступку, задача полка была выполнена, и лейтенант Никишин заслуживал самой высокой награды. С другой стороны…, этот поступок прибавлял плюсов Никишину в соперничестве с полковником. Молодая жена могла снова сблизиться с героем-лейтенантом. Он вспомнил слова своей первой жены: «Женщины всегда отдают предпочтение героям».
       На командный пункт прибыл майор Горностаев, и полковник посвятил его в свою дилемму. Замполит согласился, что ситуация неординарная, но геройский поступок должен быть оценен по заслугам, ведь он должен служить примером для других командиров и бойцов полка. Но заверил полковника, что поддержит любое его решение. «Конечно, его комсорг оказался боевым парнем, но таких немало, и лучше от него избавиться, а самый верный путь в этом направлении, выдвинуть неугодного на повышение. Есть, конечно, и другие варианты. Например, послать на верную смерть…, но это будет бесчестно и бессовестно по отношению к герою. Нет, просто нужно дождаться удобного случая и перевести его в другую часть на повышение».
       Заработала рация. Полковник ответил на позывные. На связи был командир дивизии генерал Грызлов.
       - Почему молчишь? Какова обстановка? – жестко спросил генерал.
       - Только что восстановили связь. Докладываю, Вилкавишкис взят, организую его оборону с Запада.
       - Он уже однажды был взят, только ты его профукал два дня назад. Смотри, чтобы на этот раз не случилось того же. Приказываю держать город до последнего солдата. Не справишься…, пеняй на себя. Мне трусы не нужны. Особо отличившихся представь к награде. У меня все.
       Пугачев молчал. Ему было обидно, что генерал отчитывает его, как мальчишку. «За сорок два дня боев вверенный ему полк освободил от фашистов двадцать семь населенных пунктов. Проявил себя в освобождении Минска. А стоило всего раз оступиться, отступить под давлением превосходящих сил противника из этого литовского городка, как посыпались упреки и намеки на трусость, неумение управлять полком. И чего он взъелся на меня?»
       - Слышал разговор? – Пугачев повернулся к замполиту.
       - Слышал, - кивнул майор Горностаев. – Что-то генерал строг с вами.
       - Ладно, не будем обсуждать командование. Готовьте с начштаба наградные листы на отличившихся.
       - Это не сложно. Комсорга Никишина к какой награде будем представлять?
       - Он твой подчиненный. Какую сочтешь нужной, к такой и представляй.
       Майор задумался. «Никишин заслуживал ордена «Красного Знамени», но как это потом отразится на взаимоотношениях с полковником? Все из-за этой бабы, будь она неладна. Полковник потерял голову из-за своей поздней любви. Хотя его понять можно. На закате жизни есть чему радоваться. Хотя, думаю, что огорчаться ему придется больше. Но сейчас нужно решать с комсоргом. Что, если я расхвалю его в политуправлении и скажу, что он достоин более высокой должности? Пусть его заберут в дивизию. Тогда в самый раз наградить его орденом «Красного Знамени», тем более, он действительно его заслужил, а полковник дал добро на любую награду».
       Через пять минут он докладывал заместителю начальника политотдела армии о подвиге комсорга Никишина. Там явно заинтересовались, а через час в полк прибыл помощник начальника политотдела армии по комсомольской работе майор Кашинцев. Он живо интересовался ходом боя за город, и особо участием в нем комсорга полка лейтенанта Никишина.
       - Вы его знаете? – поинтересовался Горностаев.
       - Да, кое-что слышал о нем. Со слов помощника начальника политотдела дивизии, капитана Захарова. Тот им был доволен, но Захаров умеет приукрасить то, чего вовсе нет. У вас самого, какое о нем мнение?
       - Он прибыл в полк только сегодня утром, а раньше мне служить с ним не доводилось. По тому, как он вел себя в бою, могу сказать, что он смел, решителен, инициативен. Одним словом, боевой офицер. Но перед боем я направил его в артдивизион, а он оказался впереди штурмовой группы города. Я оформляю ему наградной лист на орден «Красного Знамени».
Представителю политотдела армии данная характеристика понравилась.
       - А как у него с грамматишкой? А, впрочем, это не важно. Я его у вас забираю на должность помощника начальника политотдела бригады по комсомольской работе. Вы распорядитесь, чтобы его сейчас позвали ко мне для собеседования.
       Майор Горностаев обрадовался такому повороту дела. Это как раз то, на что он и полковник Пугачев рассчитывали. Тут же отправил посыльного за Никишиным. Посыльный через полчаса вернулся один, но доложил о переданном приказании лейтенанту Никишину явиться к замполиту.
       Прошло еще два часа, но лейтенант Никишин не появился. Майор снова отправил посыльного, передать, что его ждет представитель политотдела армии и сопроводить лейтенанта в штаб полка. Но посыльный явился снова один и доложил, что Никишина на передовой нет, а оставшийся за него сержант Муха сказал, что лейтенант ушел в штаб ещё два часа назад.
Терпение майора Кашинцева лопнуло.
       - Ну и дисциплина у этого лейтенанта. Хреновая, я вам скажу. С такой дисциплиной в бригаде ему делать нечего, всю работу запорет, отвечай потом за него. Да его не повышать нужно, а понижать за неуважение к старшим, за игнорирование приказов.
       - Погодите, товарищ майор, может что-то случилось с ним, может, заблудился по дороге? - Горностаев не хотел терять возможности избавиться от Никишина.
       - Ваш посыльный дорогу дважды нашел, а офицер заблудился? Грош цена ему. Я ждать больше не намерен. Мне все ясно.
       Майор Горностаев пожал плечами. Он не мог понять, что могло случиться с лейтенантом. «Может, по дороге его ранили отставшие фашисты? Странно. – думал майор, переживая, что сорвался шанс избавиться от Никишина. – Хрен тогда ему, а не орден».

3
       Получив приказ от посыльного явиться к майору Горностаеву, Егор не мог так сразу все бросить и идти вместе с ним в штаб. Нужно было оставить за себя толкового сержанта и проинструктировать его. Минут двадцать с сержантом Мухой они прошлись по траншее, определили сектора обстрела, отметили, что ещё нужно укрепить в оборонительной позиции. И только после этого Егор, сначала по-пластунски, а потом короткими перебежками удалился от передовой линии обороны.
       Войдя в городок и продвигаясь по улице, он вдруг почувствовал, что в животе снова забурчало. Его сильно потянуло в кусты. «Проклятый повар, как он приготовил эту свинину, если вся рота продристалась? А может это от молока? Но какая разница, если подорвал боеготовность роты, а возможно и батальона, если не всего полка. Нужно будет доложить об этом Горностаеву, чтобы вздрючил снабженцев».  Он метнулся через ограду палисадника в один из ближайших дворов, добежал до полуразрушенного кирпичного сарая и едва успел снять штаны.
       Почувствовав облегчение, Егор привел себя в порядок и только сделал пару шагов от сарая, как до него донеслись глухие звуки голоса, зовущего на помощь. Егор остановился и затаил дыхание. Прислушался. Не показалось ли? За день боя он не раз слышал стоны, вопли и призывы о помощи, но не мог на них реагировать. Сейчас после боя, если она кому-то требуется, он должен помочь. Но было тихо. «Может быть, новое урчание в животе он принял за голос? Но живот вроде угомонился». Позывов не было. Решил, что ему показалось, и снова тронулся вперед, споткнувшись о кирпич. И снова услышал тот же голос. Вечерний полумрак ещё позволял видеть, и Егор стал внимательно всматриваться в разрушенный дом и полуразрушенный сарай. Возможно, кого-то завалило кирпичами и есть шанс вызволить этого человека из-под завала. Он приблизился к сараю, шурша битыми кирпичами и вслушиваясь ко всем звукпм. Наконец, более отчетливо он разобрал этот призыв, сопровождаемый постукиванием. Снова тихое «помогите». Голос был сильно приглушен, но доносился именно из-под груды кирпичей у обвалившейся стены сарая.
       «Возможно, тут есть вход в подвал, где прятался русский человек, но взрывом этот вход завалило», - сообразил Егор и стал решительно разгребать кучу кирпича и черепицы у своих ног. К сожалению никого рядом не было, кто мог бы помочь ему и неизвестному пленнику завала. Он провозился не меньше получаса, пока не наткнулся на дверь в подвал. Но на двери был большой амбарный замок, а в неё с той стороны нетерпеливо постукивал человек. «Как он там оказался? Значит, не сам спрятался, а кто-то его спрятал? Но почему? – задавал себе вопросы Егор. Пожалел, что не прихватил с собой с передовой гранату. Сейчас бы одним взрывам решил проблему и с замком, и с дверью. Снова с остервенением стал бить по замку половинками кирпичей, пока не сбил его, наконец.
       Егор оттянул тяжелую металлическую дверь и в распахнутом проеме увидел обросшего бородой офицера в форме советского летчика. Перед ним едва стоял, упираясь в притолоку, чтобы не упасть, майор, а чуть сзади за ним полулежал, привалившись к стене, капитан авиации.
       - Летчик сто седьмого авиационного полка первой воздушной армии, майор Улановский, - представился Егору бородатый, и кивнув в сторону капитана добавил, - мой штурман капитан Слончинский, умер сегодня от ран и отсутствия воды. Мы были сбиты над этим городом двадцать седьмого июля, когда возвращались с задания. Этим же вечером, когда нас поместили в этот подвал, налетели наши бомбовозы и отбомбились так, что нас засыпало. Таким образом, мы с капитаном оказались похоронены заживо. Немцы не удосужились нас откапывать, видимо решив, что от нас ничего не осталось. У тебя вода есть, лейтенант?
       Егор протянул свою флягу, но воды там оставалось совсем мало. Он помог майору выйти из подвала наружу и преодолеть насыпь из кирпича, черепицы и других обломков. Они остановились у раскидистой яблони, и майор просто набросился с голодухи на покрасневшие, но недозрелые плоды, утоляя жажду и голод.
       - Ты майор, не очень-то ешь эту зелень. Как бы плохо не стало с этих яблок, - предостерег его Егор. – Понимаю твое состояние. Сам его пережил в 1933-ем. Многие тогда умерли от переедания с голодухи. Сейчас мы доберемся до штаба полка, там тебя накормят нормальной пищей. Пошли.
       Майор Улановский послушался, но дожевал то, чем  уже набил рот.
       - Слушай, лейтенант. Такая духота стоит. Похоронить бы нам капитана. Похоже, он уже разлагаться начал.
       - Не волнуйтесь. Капитана похоронят. В полку есть похоронная команда. Придем в штаб, я направлю их сюда.
       - Не верю я этим шабашникам из похоронных команд. На живот земли набросают, а руки и ноги оставят собакам на съедение, - майор положил руку на плечо Егора. – Он мой друг, лейтенант, и я обещал ему, что если останусь жив, похоронить его по-людски. К тому же хочется знать точно, где будет покоиться его тело.
       Егор заколебался. Сам был в такой ситуации. Сам хоронил своих друзей по их просьбе, и сам просил, чтобы похоронили его, если будет убит, не доверяя «похоронщикам». Пуще смерти боялся формального захоронения, когда глаза потом выклевывают вороны, а голодные собаки обгладывают конечности. Казалось бы, мертвому все равно, но живому это видеть невыносимо.
       - Извини, майор. Я тебя понимаю и обещаю, что прослежу, чтобы твоего друга похоронили по-людски. Но сейчас, я тороплюсь в штаб. Меня вызвали посыльным к моему командиру. Я и так потерял уже больше часа, пока помогал тебе выбраться.
       - Лейтенант, ну прошу тебя. Лишние полчаса ситуацию не изменят. Бой закончен. Какая может быть срочность? Посчитать потери? – почти взмолился летчик. – Да и как я потом узнаю, где похоронен мой друг? Меня ведь сразу к особистам сунут, потом отправят в свой полк. Где мне потом искать тебя и когда?
       Егор в душе согласился с доводами майора. «Действительно, чего это замполиту приспичило меня вызывать? Вроде, ничего не натворил. Если спросит за опоздание, то доложу все, как было. Должен же он понять незаурядность ситуации».
       - Ладно, майор, давай хоронить. Только надо поторопиться. Где считаешь, лучше ему будет лежать?
       Майор выбрал место у самой ограды сада, рядом с главной улицей.

4
       Заместитель командира полка по политической части майор Горностаев встретил лейтенанта Никишина с нескрываемым раздражением. Всего десять минут назад из полка уехал представитель политотдела армии крайне недовольный длительным ожиданием. «Какой-то лейтенант, пусть даже и совершивший героический поступок, наплевательски отнесся к приказанию старшего начальника и сорвал все планы и расчеты командования на его счет».
       - В нашем полку, лейтенант, приказы командиров обязательны к исполнению всеми подчиненными, - резко сказал он. – Ещё подобное случится, отправлю в штрафбат, а пока объявляю выговор. 
       - Разрешите доложить причину опоздания, товарищ майор, - Егор попытался было оправдаться.
       - Не разрешаю. Вашему поступку нет оправданий. Воинскую дисциплину необходимо уважать всем, а особенно политработникам, которые обязаны во всем показывать пример. Теперь вы мне не нужны. Можете идти, - сказал Горностаев, а сам подумал: «Ещё был бы ты ранен, можно было бы понять, а теперь хрен тебе, а не орден».
       Егор, молча козырнув, развернулся и вышел из землянки замполита. Ему было крайне обидно, что тот не удосужился его выслушать. «А ещё главный политработник полка, врачеватель человеческих душ, который по своей должности обязан выслушать каждого, даже негодяя. Ну, что же, как говорится: «Насильно мил не будешь». Переживем и этого поборника дисциплины».
       Стояние на месте у Вилкавишкис затянулось на две недели. Было непонятно, почему вдруг, движение вперед застопорилось. Хотя война, есть война. Вполне возможно, что накапливаются силы для движения вперед, ожидается перегруппировка и пополнение. А, может, здесь кроется стратегический замысел?
       Егор после разговора с замполитом старался не попадаться ему на глаза. Нет, он не избегал своего непосредственного начальника, но являлся к нему исключительно по вызову. А собирал своих подчиненных майор не часто, а чтобы довести какие-нибудь указания политотдела дивизии или армии. На этом общение начальника и подчиненного исчерпывалось. А вот встреч с полковником Пугачевым и его молодой женой Егор действительно избегал. Марину он вообще, кажется, стал ненавидеть. Если видел её впереди, идущей навстречу, сразу менял направление движения и дожидался, когда она пройдет. Делал он это для того, чтобы никто ненароком не подумал, что он ищет встреч со своей бывшей любовницей и перевелся в свой полк, только из-за неё.
       «Она для меня больше не существует», - твердо решил для себя Егор.
В первые дни Егор работал в подразделениях среди молодежи с оглядкой. Вдруг, что не так? Ему казалось, что майор Горностаев пристально за ним следит, подыскивая повод для новых замечаний и придирок. «Раз майор меня невзлюбил, значит с говном сожрет». Майор действительно следил за Никишиным, но только в поисках его контактов с женой полковника. Однако он скоро убедился, что Егор не только не ищет этих контактов, но и решительно их избегает.
       Постепенно Егор осмелел. Почувствовав, что со стороны командования к нему претензий больше не было, он решил, что хватит бояться. «Если не нравлюсь, пусть хоть лопнут от злости. Я не красна девица, чтобы нравиться мужикам». Вскоре заметил, что время от времени майор Горностаев стал выделять его работу и ставить в пример другим политработникам. А однажды, в присутствии заместителя начальника политотдела дивизии и вовсе похвалил, назвав его душой молодежи. Егора эта похвала воодушевила. «Нам главное победить врага, а уж потом разберемся, кто, кому и где дорогу перешел. Лично я за собой вины не чувствую, даже за то, что тогда, 9 августа, опоздал на вызов замполита. Наверное, и он потеплел, когда узнал, что я спас того летчика Улановского и помог похоронить его товарища. Теперь, хорошо бы и полковнику Пугачеву внушить, что у меня к его жене, этой суке Марине, никаких добрых чувств не осталось. Только как это сделать? Придти и прямо сказать, что, она мне не нужна, пусть сам её любовь ложкой черпает?»
       Егор долго ломал голову, как доказать полковнику, что между ними не может быть соперничества. «Что-то не везет мне с этими Пугачевыми. Помнится в Сталинграде в 1939 году, начальник строительного управления, тоже с фамилией Пугачев, хотел меня со свету сжить за фельетон в строительной газете, теперь этот Пугачев неравнодушен и косо смотрит». Егор даже не подозревал, что полковник Пугачев и есть бывший начальник строительного управления, которого из-за фельетона Егора и за притеснение партийного органа перевели с этой должности на другую.
       Прошло еще три недели пребывания полка в Вилкавишкисах. Бойцы стали привыкать к мирной жизни, ведь за все это время гитлеровцы лишь трижды делали попытку вернуть себе город и то, лишь в первые две недели, но полк Пугачева крепко удерживал его. Кажется, за это время до полковника самого дошло, что лейтенант Никишин не проявляет никакого интереса к его жене и даже избегает контактов с ней. Он даже сам как-то заговорил с комсоргом полка и поинтересовался наличием проблем в службе, вспомнил общих знакомых по запасному полку, расспросил о той ночи, когда случилось столкновение с группой прорвавшихся из окружения немцев. В общем, разговор получился душевный и порадовал Егора.
       «Кажется, теперь у меня в тылу, стало спокойно, - подумал он. – Можно служить дальше, не оглядываясь за спину.

(полную версию романа можно прочитать в книге)