Попутчики...

  У Веры было замечательно настроение,даже невзирая на мелкий дождь и ледяной ветер она ехала домой из командировки с ликующим сердцем. Муж ничего еще не знал, да и разговор предстоял не из лёгких: они живут уже два года, её дочь от первого брака стремительно взрослеет. Муж не хочет детей. Не то чтобы лично от неё, нет - Он не хотел их ни о первой любви; ни потом от первой жены; ни от всех последующих женщин. В нем были свои странности, как в каждом взрослом человеке, сначала он казался ей чужим, но потом она приняла его и понимала, казалось, во всем. Его благосостояние из "ниоткуда", как любил говаривать он сам, и чуть чудаковатые правила жизни - он ценил превыше всего. Он охотно взял на себя ответственность за нее и ее дочь, построил с ними уютную семью, но о детях говорить не хотел. Предохранялись активно, чтоб никаких детей, но иногда бывает и так - задержка и положительный результат теста.
   Про результат знала только она и ликовала в душе, обладая наивностью на то, что он то же будет рад. Две красные черточки подарили ей крылья и она вспорхнула в вагон, но распахнул дверь купе - остолбенела на секунду. Она ощутила всем своим нутром то, что ощущала всегда - чужого по духу.
   Он сидел с бесцветным лицом в белых одеждах. Огромные руки были прикованы к костылям. Глаза его распахнулись и через мгновение - прозрачная зелень блеснула искрой, но погасла в раздвоенной надвое рыжей бороде. Длинное лицо было безжизненно и ярко рыжие клочки бороды только подчеркивали мертвецкую бледность. В купе стоял тяжёлый дух мазей и настоек из трав. Съёмный корсет, как карнавальный костюм, валялся в самом углу, повторяя очертания человека, только без души.
   Её глаза ещё раз посмотрели на незнакомца.
- Иблис – громким раскатом прогремел он ей в лицо имя.
Она молчала в ответ не в силах сделать шаг вперёд.
- Я мусульманин - басил он.- Где я всегда порядок. Я уважаю, чужие желания и чужие правила.
Она стряхнула с себя оцепенение, промолчала в ответ, достала дорожные вещи.
- Вы выйдете?
- Нет. Я отвернусь...
Она села ждать когда он отвернется и через 5 минут уточнила :
-Когда вы отвернитесь?
- Я уже не смотрю- сверкая глазами гремел он.
   Вера развернулась спиной, сплюнула в душе три раза и увидела, как тот поморщился. Скинула с себя узкие брючки и влетела в спортивный костюм. Уселась, напротив, на полке и пыталась переключиться, перестать видеть это отвратительное лицо.
   Пришла проводница и принесла чай и тут, когда та встала между ними, Вера стряхнула с себя Его взгляд. Вышла и вдохнула другой воздух. «Лекарствами воняет так, чтобы серы не чувствовать,- понеслись ее мысли галопом,- ты чокнулась? Возьми себя в руки. Ты знаешь, как отгородиться. Иди и не бойся» - приказала она себе, сделала еще вдох. Вера вспомнила, как читала в женском журнале, что самая сильная защита это стеклянная стена, и шагнув вперед опустила свой стеклянный щит      Пассажир говорил все громче и про все сразу. Он ходил и гремел костылями. Он пинал свое брошенное, пустое, пластиковое тело.
   Она погасла свет. Но сквозь ночь ей чудились расплющенные на стекле лица младенцев, оторванные ручки и ножки, какая-то гора детских тел, а Иблис говорил странные слова, как заклинание и где- то ей казалось, что Муж ее перемигивается с этим ужасным существом. Она открывала глаза и всматривалась в темноту, и в непонятные слова, но стоило ей вслушаться, как смысл слов казался ей прост и понятен. Тревожная дремота и пробуждение в страхе от громкого стука то ли костыля, то ли в ее стекло, разрывали на части ночь. Проводница больше не появлялась.
   Спать не получалось, на сопротивление уходили все силы и страх не давал ей покоя. Внутри нее началась война, природу которой она не могла уловить. В четыре утра пассажир ослаб, обмяк и задышал сиплым храмом...
   Вера пыталась уснуть, но ей не хватало воздуха, голова наливалась тяжестью и она вышла умыться.Проводница виновато подняла глаза:
- Вы спали?
- Нет, я боялась...
- Я его то же боюсь. Ничего ему не давайте, такие как он всегда просят… Он все время ездит и его все и всегда боятся. А он, я думаю- не калека... Я про него такое вообще думаю, -белея лицом бормотала она все тише и тише.
   Выдохнув очередной толчок паники Вера отвернулась и пошла в уборную. Глянув мельком в зеркало – отшатнулась– оттуда на неё смотрела другая она: с темными кругами под глазами, заостренным бескровным лицом и чуть розовой полоской губ.
   Утро тянулись медленно, колеса стучали слишком размеренно, чтобы приехать хоть на пять минут раньше. Попутчик говорил без умолку, и Вера демонстративно закрыла глаза и уши. У выхода Ибис успел крикнуть ей в лицо:
- Нужно уважать чужие правила, или все потеряешь ...
Она помнила, как вышла и остановилась подышать утром, пытаясь прогонять навязчивой запах серы и мазей, которыми пропитался и её шарф, и её волосы. Она помнила, как Попутчик бежал, размахивая костылями, и как она ловила воздух ртом. Она помнила, как Он обогнал всех здоровых и потерялся в толпе, и как в ее голове остался звучать его голос.Вера помнила, как сделала шаг вперед, и в животе что- то резануло ее огнем, а по ноге побежала горячая струйка крови. Она казалось, помнила еще громовой смех и запах смешанных трав...
   Муж тряс ее за плечи.
- Вера, Вера, Вера - да что с тобой? Тебе плохо ?
   В глазах поплыло мужнино лицо, и оно, в каком- то калейдоскопе искривлялось то в страшного зверя, то потом возвращалось обычным Петей. И Петя подхватил ее на руки и побежал вперед так легко, словно она ничего не весела.
   А в больнице потом сказали, что теперь уже точно никогда не будет детей.
   Дома все казалось без перемен, только теперь ей все время то мерещилось что-то  то чудилось.
   И жили они дальше дружно, чужой жизнью…