Контесса

***
Он очень любил Италию. В этой стране его привлекало всё: история, архитектура, солнце, море, люди, жесты, многоголосье, многообразие, запахи, ощущения, свобода... Уже не первый год по окончании университета он находил для себя удовольствие в сезонной работе. Его диплом, практика и рекомендации служили добрым основанием для трудоустройства доктором по вызову в лучшие отели Европы, в которых в ту пору любили проживать многие знатные особы со всего света. Речь идет не о знаменитостях, сделавших себе карьеру в той или иной области, речь идет об аристократических династиях, доисторических мамонтах, выродках  и вырожденцах, от них оставшихся. Они были стары. Многие из них были вечны. 
В тот год его ждал Санремо,- Италия, почти что Франция, во многом Россия. Этот город был просто создан для него. Лазурное море, парки с многообразными растениями , пляжи- бухты, неторопливая вечерняя променада, люди . Люди с их жизнью и историями. Он был благодарным  слушателем,-и они говорили. Они раскрывали ему, этому симпатичному молодому доктору, которого они уже не увидят никогда более в своей жизни, свои тайны, свою боль, то, что они себе об этой жизни выдумали. 
Иногда он приходил в состояние шока от того, насколько далеки были представления о жизни людей из одной и той же семьи. Они жили бок о бок более полвека, но не знали друг друга вообще! Каждый жил в коконе своей собственной иллюзии мироздания, каждого это устраивало, и ни за что на свете не захотели бы они отказаться от этого своего мира, который существовал только в их собственной голове. 
Они болели, он их лечил. Они говорили, он слушал. По сути их не было, но истории их он смаковал, как когда-то смаковал он надписи на надгробиях на клатбище Пер Лашез. 
Артриты, артрозы, ревматизмы и подагры. Приступы черной меланхолии , желчной зависти. К исходу месяца он заскучал. 
И вдруг ... 
Обычно новым постояльцам его рекомендовал сам хозяин. Здесь всё вышло иначе. Все говорили о приезде Контессы задолго до её появления. Это была вздорная, капризная, взбалмошная старуха. По слухам, она приезжала в этот отель вот уже больше сорока лет. Сколько было ей самой- никто не знал, документов у неё требовать никто не смел, да и лучшим её документом были её деньги. Тратила она много, ни на что не скупилась, одаривала всех чаевыми, но с домашними своими была просто лютой ведьмой. Путешествовала она всем своим домом. При ней была горничная, компаньонка, личный доктор, водитель и престарелый джентльмен, грустный,  приятной наружности и лет восьмидесяти от роду. Интрига была неразрешима, статуса его не знал никто. Кто- то говорил, что он ей приходится сыном, кто- то считал его её братом, были и те, кто думал, что он её поверенный. Как бы то ни было, вставая, он всегда предлагал ей руку, вечерами они посиживали в салоне за зелёным сукном, за обедом сидели рядом. 
Анре не раз задерживал свой взгляд на Контессе. Она была ему интересна. Вечером, освободившись от своих обязательств, он , по договоренности с хозяином, превращался в желанного гостя. Он много читал, знал толк в вине и высокой кухне, что делало его приятным и желанным собеседником. 
В  тот день в салоне играла музыка. Анре видел, как хозяин готовился к этому вечеру, как он срезал для себя три чайные розы в саду, как затачивал их от шипов и листьев, как помещал их в пробирку с водой у себя в нагрудном кармане. Вспоминая это, Анре невольно улыбнулся,-ведь он невольно стал свидетелем и этой тайны тоже! Пианист наигрывал что- то лёгкое и недалёкое; время явно тянули. Все ждали появления Контессы. Момент ожидания явно затягивался, многие гости стали расходиться, перемещаясь в бар. Анре смотрел на море. Он , казалось, мог бы делать это вечно. Ничто не завораживало его больше, чем вид горизонта, слияние неба и воды, синева , объединяющаяся в единое целое, непонятное и завораживающее для людей, привыкших опираться о землю. Мысли его были прерваны пронзительной песней. Он был знатоком итальянской музыки, любил каждый год , прожитый где- то, ассоциировать с популярной тогда музыкой, но, услышав эту мелодию , он понял , что этот момент - навсегда. Он был поражен , как музыка имела власть и волшебство преображать слушателя и исполнителя. Лица людей заострились, просветлели, протрезвели, душа вернулась в глазницы. Певец, полчаса назад казавшийся заурядным, приосанился, расправил грудь и превратился в оперного тенора. Музыка лилась из-под пальцев пианиста; старый рояль почувствовал свою силу, вспомнил всех, кто на нём играл, стряхнул пыль, его обременявшую, и зазвучал, вновь задышал под  пальцами старенького пианиста.... Это была ария Карузо.Она просто ворвалась в зал и разодрала душу Анре. С этой арией в зал вошла Контесса. Этот Карузо был в её честь.
Она была безобразно стара, но прекрасна. Она была горбата, но осаниста. Тело её, казалось, уже умирает, но душа её, глаза её были живы и светились иронией, разумом и , пожалуй, удовольствием. По воле провидения, ей был оставлен столик рядом со столиком Анре, и он смог рассмотреть её и стаю людей,  её окружавших, ближе. 
Она напоминала лицом благородную птицу. Все соки жизни покинули её кожу, но морщины залегали очень благородным узором, очерчивая когда- то высокие скулы и тонкие черты лица. Она была красива своей старостью, той печатью благородства и мудрости, которую она носила. Она не скрывала своей старческой шеи, подчеркнутой роскошными фламандскими кружевами. Руки её тоже были сродни нервным птицам, жили сами по себе, что- то постоянно говорили, нашёптывали. Пальцы были тонки, бледны, даже сини. Вены выступали и пульсировали. Ногти идеально наманикюрены и, о боже, как эти руки много говорили... Она все ещё могла позволить себе носить кольца и выбор её тоже говорил о многом. Это были бриллианты, но не величина их была значима, а само по себе ювелирное произведение говорило о многом. Пальцы её были своеобразным атласом, или памятным алтарём, которые несли на себе эти кольца- воспоминания. Анре вдруг поймал себя на мысли, что хочет узнать её историю, хочет открыть для себя мир этой женщины, которую, несмотря на её возраст, невозможно было назвать старухой. Она была Женщиной. То, как она держалась, то, как одним поворотом головы могла привлечь к себе внимание, то, как она могла игнорировать самого рьяно ищущего общения человека просто завораживало. Она была, и в ней что- то было. Она выпила два бокала лучшего шампанского, дослушала до конца ей предназначавшуюся песню, по особому повела рукой, ничего не говоря; все мгновенно вокруг неё засуетились, задвигали стульями, повставали. Её спутник с усилием встал и предложил ей руку. Она удалилась...
Через мгновение Анре заметил  рядом с креслом Контессы оставленную ею трость. В рукояти её величественно восседала золотая стрекоза с изумрудными глазами. Это была судьба, над которой Анре был более не властен...
***