Листья падали. Глава 13. Дружба или любовь?
За последние полгода моя жизнь круто изменилась. Раньше я считала, что все самое интересное происходит со мной в летнее время: дача, друзья, день рождения и любящие люди вокруг меня. Теперь все это казалось мне бесконечно далеким и второстепенным. Я многого лишилась за эти полгода, но боль утраты постепенно стихала, уступая место незнакомому чувству. Его можно было сравнить с ощущениями маленькой девочки, которую долго держали за руку, позволяя лишь любоваться взрослой жизнью. Происходящее вокруг меня казалось ненастоящим, словно девочка смотрела многосерийный фильм. Ей хотелось самой участвовать в действие, оно пугало и одновременно манило ее. Сменился режиссер, и девочка получила свободу действий. Со временем она стала понимать, что очень многое в жизни зависит от самого человека, от его отношения к окружающему миру, но она не пробовала изменить его, а лишь менялась сама. Девочка повзрослела, будущее ее находилось в ее же руках. Ответственность придает уверенности, поверила в меня и мама. Все чаще она советовалась со мной, иногда мне стало казаться, что между нами стерлась разница в возрасте, и что, мама – моя подруга. Тогда я просто отказывалась верить в то, что занятия батиком, о которых я так долго мечтала и обучение вождению автомобилем, исключительно за пределами города, мама предпринимала с единственной целью – отвлечь меня от дружбы с Любой.
Письма от Ильи побуждали меня забывать обо всех невзгодах. «Прости, милая, за то, что я любуюсь тобой украдкой. Я ни разу в жизни не любил так сильно. Не огорчайся, когда встречаешь меня с девушкой. Между ней и мной ничего нет, потому, что мои мысли и мечты лишь о тебе. Откроюсь тебе, только тогда, когда буду, уверен, что достоин тебя.» Под посланием неизменно стояла подпись: «Твой Илья», меня это более всего подкупало. Когда парень признает себя чей-то собственностью, значит, он действительно сильно любит, ведь независимость для ребят первостепенна. Илья казался на редкость скрытным, при наших встречах он ничем не демонстрировал своих чувств, и вовсе не потому, что рядом с ним часто присутствовала девушка с его группы. В письмах он просил, чтобы я не отвечала ему взаимностью, согласитесь, это довольно необычная просьба для влюбленного человека.
- Люба, представляешь, он смотрит на меня, как…на проходящую модель, не более. Если почитать его письма, то перевернется все представление о любви,
Выходит, что Ромео для Джульетты просто случайный встречный.
- Тебе нравится его обожание?
- Но оно проявляется только в письмах.
- Ты не учитываешь, что парни обычно стеснительны. Твой хотя бы как-то дает знать о своем к тебе отношении, а Витька два месяца лишь моргал мне и многозначительно улыбался. Что хочешь, то и думай.
- Люба, а если мне его пригласить в кино?
- Нет.
- Тогда в музей или театр.
- Не пойдет.
- Почему?
- Он испытывает к тебе платоническую любовь, а такая на расстоянии только крепнет.
- Но мне этого мало. Я хочу, чтобы на нас смотрели, когда он обнимает и целует меня.
Ощущая на себе пытливый взгляд подруги, я немного смутилась.
- Не предполагала, что ты настолько страстная.
- Я сама не знаю, какая я? Илья – первая моя любовь. Может быть, ты посчитаешь меня ненормальной, но я почему-то сомневаюсь в его чувствах. Хочется верить, но боюсь…боюсь, ошибиться. Скажи, как должно быть по-настоящему?
Любка пожала плечами, - У всех по-разному.
Подобные разговоры мы вели с ней редко. Я, вообще, не желала, кого бы то ни было посвящать в свои чувства. Мама, скорее всего, до сих пор считает меня маленькой, несмышленой девочкой. Эх, мама, мама, как ты заблуждалась. В любви не надо ничего понимать, ей, как и человека, которого любишь, стоило отдаваться со всей силой чувств. В мечтах я никого не стеснялась, танцевала с ним, склонив голову ему на плечо. Его длинные, чувственные пальцы нежно гладили меня по волосам, медленно опускаясь все ниже. И вот уже от наслаждения захватывает дух, кажется, что мы с Ильей составляем одно целое. Как мне хотелось, чтобы нечто подобное происходило на самом деле, наверное, я совсем от любви потеряла голову, размечталась на географии. Вместо того, чтобы анализировать показатели динамики изменения численности населения регионов Российской Федерации в конце ХХ века, я постаралась представить, как мы с Ильей могли бы улучшить эти цифры. Но, кажется, на меня смотрит Ольга Николаевна. Нет, лучше провалиться сквозь землю, чем хоть чем-нибудь выдать себя. Краснея, я подняла руку, для того, чтобы отпроситься выйти.
- Арина, сходи за журналом. Он у Людмилы Сергеевны.
За дверью я прислонилась к стене. Сегодня я слишком многое себе вообразила, на уроках надо думать об учебе. Но, как это нелегко, когда за окнами бегут ручьи от растаявшего снега, ярко светит солнце, на ветках набухают почки, и, вообще, в городе пахнет переменами.
Журнала у Людмилы Сергеевны не было, она посоветовала мне сходить в салон десятой группы. Я удивилась, почему журнал швейников надо искать в парикмахерском салоне? Но спрашивать об этом у преподавателя не отважилась. Судьба предоставляла мне лишний повод увидеть Илюшку. В салоне на четвертом этаже никого не оказалось. На столе у мастера я увидела наш журнал. Как же быть, взять его без спроса, или идти разыскивать мастера? В салон заглянули. Я обернулась, но дверь уже успела закрыться. Была, не была, журнал очутился у меня в руках. Дверь отворилась вновь, и в салон вошел Илья.
- Ты Светлану Алексеевну здесь не видела?
- Кто это такая?
- Это – наш мастер.
- Нет. Я пришла за журналом, меня ждут на географии. Скажи, пожалуйста, вашему мастеру, что я забрала журнал, - больше повода задерживаться в салоне у меня не было, и я толкнула дверь. Она не поддавалась. – Кажется, дверь закрыта.
- Я только, что входил через дверь, - Илья подошел к ней и прислушался.
С другой стороны кто-то стоял и точно так же интересовался происходящим за дверью.
- Девчонки, откройте, - Илья не просил, а требовал.
За дверью засмеялись, - Выходите, никто вас не держит.
Илья еще раз толкнул дверь. Она была закрыта, а ключ торчал в замке.
- Стучать бесполезно, все равно не откроют, из-за шума в коридоре нас никто не услышит.
- Через десять минут будет звонок.
Моя мечта сбылась, пусть недолго, но будем вместе. Может, открыться Илье? Влюбленный человек обрадуется взаимности. Только ведет он себя ни как влюбленный, отвернулся от меня, сел в кресло. Глупо, подпирать двери, надо пользоваться случаем. Я села в соседнее кресло, - Илья, мне кажется, что ваши девчонки надо мной смеются.
- Не обращай на них внимания, они так ведут по отношению ко всем, кто хоть чем-нибудь отличается от них.
- А ты, как ты ко мне относишься?
- Нормально.
Как же вынудить его открыться? Может, намекнуть, что я очень люблю читать его письма? Решение пришло ко мне внезапно. Рука нащупала в кармане брюк белый конверт. Я достала его и протянула Илье, - Ты не скажешь, кто это писал?
Он, без всякого интереса, взял конверт и лишь взглянув, спросил, - Может, это личное?
Я пожала плечами и робко улыбнулась. Выбор был за ним. Илья развернул письмо и начал читать. Я не могла налюбоваться на его дорогое лицо, последовательно меняющее выражение. В данную минуту Илья имел мужественный вид. По мере прочтения, мужественность уступала место удивлению. Когда Илья взглянул на меня, на его лице играла улыбка. Я была на седьмом небе.
- Поздравляю, у тебя имеется тайный поклонник. Немного усилий, я почти не сомневаюсь, что для тебя это не составит труда, и ты узнаешь его имя.
Теперь уже улыбка сошла с моих губ, - А разве это не ты?
- Нет.
Сказать, что услышанное поразило меня, значит, ничего не сказать. Я была раздавлена чьей-то злой шуткой, задуманной жестоким, очень жестоким человеком. Я взяла протянутое Ильей письмо и скомкала его. Первым моим побуждением было избавиться от него, но тогда мне не удастся выяснить имя негодяя, разыгравшего меня. Илья смотрел на меня, постепенно удивление на его лице сменялось жалостью. Уголки его плавно очерченных губ, которые я так много раз мечтала поцеловать, опустились, на открытом лбу залегли две глубокие складки, его взгляд из полуопущенных ресниц казался всепрощающим. Но я ни в чем не виновата перед ним! Толкнув дверь, я убедилась, что она по-прежнему заперта. Наверное, я, как разъяренная тигрица бросалась на дверь, так, что она сотрясалась под моими ударами. - Откройте дверь, сейчас же откройте!
В коридоре послышались голоса, - Кто там безобразничает?
- Дверь закрыта снаружи. Выпустите меня, - стучать я перестала, но по другую сторону двери не раздавалось ни звука. За моей спиной тоже было тихо, я бы сказала бы, подозрительно тихо, я едва различила звуки приближающихся шагов. Я не оборачивалась, прислонившись лбом к двери.
- Извини, если я разочаровал тебя, но мы могли бы остаться друзьями.
- Нет, мы не будем друзьями, потому, что…потому, что я люблю тебя, - последние слова я буквально прошептала.
В замке повернулся ключ, и дверь, наконец, открылась. Выбежав из салона, я лишь на третьем этаже вспомнила о журнале. Он остался на четвертом этаже. Прозвенел звонок, и я быстро затерялась в толпе девочек, высыпавших в коридор.
- Арина, где ты пропадала? Ольга Николаевна отправила Машу разыскивать тебя, - рядом со мной возникла Любка.
- Ходила за журналом.
- А если честно?
- Прости, но я не желаю ни с кем разговаривать.
- Придется, сейчас перед ОБЖ состоится небольшое классное собрание.
Я промолчала. Подобное безразличие ко всему было у меня после смерти бабушки. Но для меня не являлось тайной имя косвенной виновницы ее гибели, кто так жестоко наказал меня, а, главное, за что, еще предстояло выяснить. Первым моим побуждением после обнаружения обмана было навсегда покинуть училище. Я почти решилась на этот отчаянный шаг, и даже не собиралась никого посвящать в свое решение. Претворять свой план в жизнь я начну завтра, а сейчас я сижу за партой в кабинете Елены Владиславовны и тупо смотрю на Загвоздину, которая о чем-то спрашивает всю группу.
- Как считаете, девчонки?
- Давайте определимся, поскольку будем скидываться?
- По пятьдесят достаточно будет.
- Да, ты что, Лапина? На Тамару по пятьдесят сдавали, а на Ольгу Николаевну не меньше, чем по семьдесят надо.
- Очень огромная разница.
- Огромная, таких преподавателей, как наша Ольга Николаевна еще поискать надо. Она все для нас делает.
- Что она особенного делает, Наташа? Только то, что положено классному руководителю.
Невольно я стала прислушиваться к спору Наташи Загвоздиной и Лены Рыбиной.
- Николаевна – отличная баба. Когда Маргарита хотела всем выставить пропуски, кто отправился ее уламывать, ну-ка вспомни, Рыбина?
Это Аристова так рьяно вступилась в защиту Ольги Николаевны, можно сказать, конец света! Женька и вдруг в роли адвоката.
- У меня есть деньги, могу сдать прямо сейчас, - Руднева достала из сумки несколько скомканных банкнот и протянула их Лапиной.
Ее примеру последовала Аристова. Она выложила перед Лапиной сто рублей, - Сдачи не надо, Вика и Саша тоже сдадут по сто.
- Богатенькими стали, - Рыбина неприязненно взглянула в сторону детдомовских.
- Побогаче тебя будем. Такие деньги на карманные расходы получаем, тебе и не снились.
- Что творится! Может, мне тоже в детский дом податься?
- Хватит, еще переругаться осталось. Сдаем по пятьдесят, кто сможет, пусть сдает больше. Теперь давайте решать, что будем дарить? – Наташа окинула всех внимательным взглядом, словно пыталась найти подсказку по лицам.
- Цветы и чайный сервиз. Подарочек с намеком, - предложила Женька.
- Сервиз дорого стоит, лучше вазочку.
Были такие среди девчонок, которые предпочитали отсиживаться и отмалчиваться, будто происходящее их не касалось. Я заметила, что к их числу присоединилась и Света Матюхина.
- Голосуем. Поступило несколько предложений. Кто за цветы и сервиз? – Наташа пересчитывала поднятые руки, среди которых были и наши с Любкой. Получилось шесть человек. - Кто за цветы и вазу? – вверх взметнулось четыре руки. - А остальные трое, что предлагают?
К «остальным относились Лапина, Матюхина и Рыбина.
- А я предлагаю, - Маша взяла инициативу в свои руки, - Цветы и коробку конфет.
- Дешевка, все с тобой ясно, - ехидно протянула Женька, - А сдачу себе заберешь?
- Сдачи не будет, цветы накануне восьмого марта стоят дорого, и большая коробка конфет обойдется рублей в сто пятьдесят.
- Не надоело оправдываться, Лапина?
- Представь себе, что не все такие сознательные, как ты, Аристова. Хорошо, если на все про все удастся собрать рублей шестьсот.
- Большинство проголосовало за чайный сервиз. Верно? - Женька в упор взглянула на нас с Любкой.
- Мы не отказываемся, но деньги будут завтра, - подруга ответила за нас обоих.
- Лапина, отдай сданные деньги Наташе Загвоздиной. Матюхина, что ты молчишь? На этот раз спрятаться за чужими спинами не выйдет. Раскошеливайся, - Аристова подошла к парте, за которой сидела Света.
- Я принесу завтра.
Прежде, чем кто-либо успел догадаться, Женька схватила сумку Матюхиной и бесцеремонно залезла в нее. В руках у Аристовой очутился кошелек.
- Не трожь, - Света вскочила с места и поспешила на защиту своей собственности.
- Жень, не дури, пусть она завтра принесет.
Я с удивлением взглянула на Любку, посмевшую открыто противостоять детдомовским. Послышался грохот. Это упала Лапина, налетевшая на подножку, подставленную Дядьковой.
- Жаловаться побежала, гнида!
Мне стало страшно, от разозленных Аристовой и Дядьковой можно было ожидать все, что угодно. Если сейчас не появиться Елена Владиславовна, что-нибудь произойдет, и пострадавшим окажется любой.
- Сядь, Поленова, давно не получала? Тебе с Беловой не надоело быть крайними? – Женька открыла Светин кошелек и заглянула вовнутрь.
- Отдай, у меня мама – лежачая больная.
- Не разжалобишь. У меня никого нет, и я не скулю. Из пятисот я возьму сотню, не обеднеешь.
У Светы задрожали губы, мне показалось, что она вот-вот расплачется.
- Женя, позволь, я за нее завтра сдам, - все, кроме Матюхиной посмотрели на меня.
- Завтра, будет завтра, - Вика крепко держала ручку двери, - Я против, не разрешай ей, Женька.
- И не подумаю. У нас все равны.
- Слушай, а за меня ты, Белова, не хочешь заплатить?
Я не ожидала подвоха от самой робкой из детдомовской троицы, но прежде, чем ответить, я подошла к Свете Матюхиной и протянула ей пятьдесят рублей. Они моментально оказались в руках у Аристовой, к которой подбежала Любка, и началось невообразимое мелькание рук и лиц. Любкина сумка очутилась у ног Аристовой. Я попыталась поднять сумку, но, почувствовав толчок в спину, упала. Когда я вновь подняла глаза, то увидала в руках у Саши Мезенцевой знакомый белый конверт.
- У Поленовой появился поклонник. Письмо подписано: «Твой Илья».
- Пусти, - Люба отчаянно вырывалась, но Аристова не отпускала ее. Я ничем не могла помочь подруге, при падении я потеряла слуховой аппарат, если его во время не обнаружить, то можно считать себя по-настоящему неполноценным человеком. Остановить расправу могли все остальные девчонки, но они, как обычно, предпочитали не вмешиваться. Нам с Любкой повезло, появилась Елена Владиславовна.
- Что здесь происходит? Почему вас даже не надолго оставить нельзя?
Все расселись по местам, я, наконец, обнаружила слуховой аппарат, над которым нависла угроза в виде каблука Сашиных туфель. За партой я призадумалась. Сегодня произошло немало событий, которые так или иначе могут повлиять на мою дальнейшую судьбу.
- Кто у вас староста? – на вопрос преподавателя девчонки ответили дружным молчанием, - Кто должен в группе смотреть за порядком? – Елена Владиславовна опустила глаза в журнал.
В это время Вика Дядькова пересела на одну парту вперед и ткнула чем-то Лапину, из-за чего та подскочила на месте и ойкнула. Не дожидаясь, пока Дядькова повторит свою попытку, Маша встала.
- Что тебе, Лапина?
- Она – староста, - ответила вновь оказавшаяся на своем месте, Дядькова.
- Белова, встань.
Я поднялась, продолжая смотреть себе под ноги.
- И тебе, стоя, спать удобно?
- Я не сплю.
- Тогда изволь смотреть прямо перед собой.
Я подчинилась требованию преподавателя, и тогда мой взгляд опять наткнулся на белый конверт, лежащий на парте у Мезенцевой. Люба незаметно передала мне записку. Развернув ее, я прочла: «Я нашла этот конверт в коридоре и не читала».
- Приготовьте листы бумаги. Будете писать проверочную работу.
- Вы не предупреждали, Елена Владиславовна, - это проснулась Лапина. Видимо, пинок в зад пришелся ей на пользу.
- Я не собираюсь с вами спорить.
Этого действительно не пришлось делать, потому, что прозвенел звонок. Закончился последний урок. Я машинально направилась в раздевалку, но уйти домой мне было не суждено.
- Арина, зайди к Наталье Григорьевне, срочно.
Я не обратила внимание на того, кто передал мне просьбу заместителя директора. Через минуту я стучалась в дверь на четвертом этаже.
- Войдите.
Наталья Григорьевна была не одна. В кабинете вместе с ней находился пожилой мужчина. Я его ранее никогда не видела.
- Вот, познакомьтесь, Арина Белова. Ее бабушка умерла при невыясненных обстоятельствах, в больнице. Со слов ее дочери, мамы Арины, в руке погибшая сжимала четки.
- Скажи, девочка, ранее ты когда-нибудь видела у бабушки четки? – спросил незнакомец.
- Нет, никогда. Моя бабушка не ходила в церковь и не молилась.
- А дома у вас есть кто-нибудь верующий? Может быть, подруги у бабушки были из таких?
- Нет, бабушка заботилась обо мне, ее жизнь проходила у меня на глазах. Я уверена, что верующих подруг у нее не было, в нашей семье тоже нет верующих.
- Спасибо, Арина. Ты можешь идти, - Наталья Григорьевна отвернулась, переключив свое внимание на сидящего мужчину.
Мне казалось, что я пробыла у нее в кабинете недолго, но к тому времени, как я спустилась в раздевалку, там никого не было. В прошлый раз, когда у меня интересовались о последних минутах жизни Тамары Ильиничны, то задавали похожие вопросы. Сейчас никто не упомянул о бусах, вырезанных в форме листьев, что были в руках у обоих умерших. Именно бусы, а не четки, и никакая это ни слоновая кость, а имитация, то есть, подделка, как объяснила мне Любка. Правильно, что я не стала разубеждать интересующихся по поводу четок, я слышала о них со слов мамы, которая, казалось, и сама была не уверена в том, о чем говорила. К чему все эти расследования? Бабушку все равно не вернуть, причины смерти бывшей классной руководительницы мне были совершенно безразличны.
Дома я застала маму. Она выглядела очень взволнованной.
- Как хорошо, что ты вернулась рано! Отдохнешь, - я, не скрывая радости, бросилась на шею к маме.
- Арина, скажи, ты последнее время не замечала ничего странного?
- Нет, - я старалась успокоить маму.
Про себя я рассуждала, стоит ли рассказывать об учиненном мне допросе в кабинете заместителя директора? Вряд ли, это придаст маме спокойствия. Но она ждала от меня подробного рассказа о жизни в училище. Я ответила то, что первое пришло мне в голову, - Мама, девочки сегодня спорили, что лучше подарить Ольге Николаевне на восьмое марта: вазу, чайный сервиз или коробку конфет, как ты считаешь?
- Арина, по дороге домой или в училище, ты не замечала, как за тобой кто-нибудь следит?
- Нет, мамочка. Кому, кроме тебя я нужна?
Я не сказала маме, что была бы счастлива, если бы мною хоть чуть-чуть интересовался Илья, потому, что вовремя подумала, что мама, вряд ли, пожелает меня с кем-нибудь делить, особенно с папой, который недавно звонил мне и приглашал сходить с ним в кино на новый фильм о Грине Потькине.
- Арина, пожалуйста, будь осторожной.
- Обещаю тебе, мама.
Весь вечер я просидела в Интернете. Больше я не пыталась ни с кем познакомиться. Папа говорит, что во всемирной паутине можно отыскать любую информацию. Сейчас мне хотелось узнать что-нибудь о «летящих листьях». Именно эту фразу произнесла, умирая, Тамара Ильинична. Ее никто не расслышал, кроме меня, из-за того, что губы погибшей едва двигались. Скорее всего, никто из нас пятерых не придал бы значения словам Тамары Ильиничны, а, может быть, и не хотел замечать ее попыток донести до слушателей смысл предсмертных слов. На клавиатуре я набрала искомое. В длинном списке, где фигурировала данная фраза, присутствовали отрывки из литературных произведений, названия кафе, молодежных организаций и клубов по интересам. Под номером двадцать семь я обнаружила название лекарственного препарата. Щелкнула мышкой, и на открывшейся странице увидела изображение длинной вереницы таблеток, форма которых напоминала листочки. В краткой аннотации к таблеткам говорилось, что они повышают иммунитет и двигательную активность, помогают бороться с усталостью и улучшают память. Приобрести чудодейственные таблетки можно было, обратившись по указанному телефону. Прежде, чем набрать номер я долго размышляла, как объяснить оператору, принимающему заказ, свое желание приобрести «летящие листочки»? Наконец, решилась и … прослушала информацию с автоответчика. Пожалуй, стоило посоветоваться с Любкой, может быть, свалившееся на голову расследование отвлечет ее от мрачных мыслей, ввергающих подругу в уныние?
Новый день принес новое знакомство. На самый первый урок Ольга Николаевна привела нам мальчика, - Познакомьтесь, это – Юра Гордеев, он будет учиться вместе с вами.
Тринадцать пар глаз, а сегодня группа была в полном составе, за исключением Соловьевой, получили подходящий объект для наблюдения. Новенький оказался юношей высокого роста, голова его клонилась влево, рот его был полуоткрыт, так, словно он вот-вот собирался что-то сказать, но еще не решил, что именно.
- Теперь нас снова четырнадцать, - шепнула впереди сидящая Загвоздина.
- Юрочка, наши девочки хорошие, если ты чего-нибудь не знаешь, спроси у Маши или у Арины, - Ольга Николаевна показала на нас с Лапиной, затем, обращаясь к учителю физики, добавила, - Алла Матвеевна, можно вас на два слова?
О чем говорили наша классная руководительница и физичка, мы могли только догадываться. Видимо, «два слова» переросли в целое повествование. За то время, что преподаватель по физике отсутствовала, мы продолжали наблюдать за Юрой.
- Чудной он какой-то, - тихо, чтобы слышала я одна, произнесла Любка.
Наш «дневной дозор» безмолвствовал, это на них было непохоже, поэтому инициативу перехватила Маша. - Ты ранее где учился? – чтобы у новенького не нашлось повода проигнорировать вопрос, Лапина подсела к нему за парту.
- Сколько тебе лет? - Это уже любопытствовала Наташа Загвоздина.
Не повезло обоим, они не услышали ответа на свой вопрос. Я заметила, что у Юры попеременно поднималась то одна, то вторая бровь, беззвучно шевелились губы, и странно вели себя руки. Для того, чтобы сдержать их непроизвольные движения, новенький схватился за парту.
- Ты глухой? – спросила Саша Мезенцева.
Хлопнула дверь, и вернулась Алла Матвеевна. - Все знакомства после урока. Открывайте учебник на двадцать девятом параграфе, и начинайте конспектировать, - преподаватель, после данных нам указаний, занялась заполнением журнала.
- Скажите, а почему мы проходим, параграфы не подряд? – я рискнула нарушить тишину.
- Потому, что, Арина, у вас сокращенная программа.
- Но мы же тогда не все поймем, - поддержала меня Любка.
- Это не вашего ума дело. Никто на это и не рассчитывает. Ваша задача – ознакомиться с материалом и законспектировать его.
- А на дом вы снова зададите упражнение, из которого мы не решим ни одной задачи, - это уже Наташа Загвоздина вмешалась в разговор.
- Я сказала, что вам делать. Прекратите спорить, а то сейчас будет контрольная работа.
- А после будет целый урожай двоек. А что, не жалко, учителям за это даже зарплату выдают, - послышался шепот сзади.
- Не отвлекаться! – гаркнула Алла Матвеевна. – От того, сколько отложиться в ваших пустых головах, моя зарплата не зависит. Это последнее вам предупреждение, и… - Алла Матвеевна замолчала.
Я принялась за дело. Сегодня нам предстояло ознакомиться с «невесомостью» и причинах, ее вызывающих. На книжный лист передо мной легла записка. Ее передала Любка. «Что ты думаешь о новеньком?» - спрашивала она.
- Пока ничего, - тихо ответила я.
Хлопнула дверь, это Алла Матвеевна куда-то вышла.
- Интересно? – Любка показала головой на открытую страницу.
Я оглянулась. Кажется, все вокруг старательно выполняли поручение преподавателя. Тогда я отважилась спросить подругу о «летящих листьях».
- Я никогда не слышала о подобном. Ты говоришь, узнала о них в Интернете? Надо было записать телефоны.
- Говори тише, а то кто-нибудь услышит.
- Не волнуйся, они не догадаются. Здесь мало кто разбирается даже в законах Ньютона, - Любка окинула присутствующих снисходительным взглядом и вновь переключилась на меня, - В жизни все наоборот. Тот, кто считается ни на что не способным инвалидом, на деле оказывается лучше всех. Вот, к примеру, ты, Арина…
- Может быть, ты и Рудневу нормальной считаешь?
Мы с Любкой обернулись назад, к нашему разговору присоединилась Дядькова.
- Она не такая, как большинство. А чего ты о человеке за глаза спрашиваешь? Советую поинтересоваться, а что она сама о тебе думает?
- …Когда проснется, - добавила Мезенцева.
Аристова подошла к последней парте, за которой сидела Света Руднева, и хлопнула перед ее носом в ладони. Света вздрогнула и открыла глаза.
- Перемена уже?
- Сейчас на тебе будем испытывать невесомость, - Женька взялась обеими руками за спинку стула, на котором сидела Света, - Что произойдет с Рудневой, если я сейчас достану из-под нее стул?
Руднева вскочила с места, - На себе испытывай.
- Так рушатся научные открытия, - Женя вздохнула, и переключила свое внимание на другой объект, - Гордеев, так, кажется, твоя фамилия…
- Если кажется, креститься надо.
Никто не ожидал от новенького подобной реакции. Но не такая была Аристова, чтобы остановиться. Подойдя к парте, за которой сидел Юра, она спросила его, - Скажи, а почему у тебя шея кривая?
У девчонок перехватило дыхание. Никто не ждал от Аристовой деликатного обращения, но сейчас она превзошла самою себя. Что будет? Если Юра расстроится и смолчит, Женька будет от случая к случаю насмехаться над его физическими недостатками. Долго гадать нам не пришлось.
- Моя шея отличается от остальных не более, чем твой длинный язык.
- Молодец, - Любка зааплодировал, - Наш человек.
Мне понравился достойный ответ новенького, с оценкой Любы я была согласна. Юра, отстаивая свое право, находиться среди нас, обошелся без оскорблений.
Прозвенел звонок, и все засобирались. Лена Бойко сложила на полку учебники, это - обязанность дежурного. Вошла Алла Матвеевна и сразу же призвала группу к порядку, - Тетради с конспектами мне на стол. На следующем уроке будет контрольная.
Никого, наверное, не испугало предупреждение о проверочной, и не потому, что девчонки давно уже привыкли к двойкам, скорее всего, мало кто из нас стремился проводить время на уроках с пользой для себя. Для большинства училище – место отбытия наказания. Любка говорит, что это из-за того, что многие еще не осознали, зачем они живут? Только не думайте, что я – самая умная. Мне редко, когда удается позабыть о своей инвалидности. Такие, как я, Юра Гордеев должны доказывать, в первую очередь, самим себе, что жизнь в мире здоровых людей – не испытание и великий труд, как твердят в средствах массовой информации, а само собой разумеющееся, вполне привычное дело. «Я – такая, как все», - твержу я будто заклинание, и мне становится легче. А вы не пробовали аналогичным способом бороться с трудностями?
Свидетельство о публикации №216120400403