Человек из ниоткуда. Глава 13
Комиссар Фарнон действует.
Исаак вернулся в Оксфорд, пропустив всего два дня учебных занятий. Ради помощи старому другу он был готов на многое, но учеба всегда останется для Исаака Монморенси на первом месте. А Ларри, все-таки молодец, так верно все рассчитать, под силу только опытному стратегу. Хорошо, если этот акт уничтожения будет иметь положительные результаты, и полиция, наконец, перестанет проявлять к Ларри повышенный интерес. Последний штрих в деле об убийстве пожилой леди поставил комиссар Джеймс Фарнон, благодаря ему, судебно-медицинский эксперт установил, что нож был вонзен уже в мертвое тело. Несчастная была перепугана преследованием до смерти. Убийца существовал в реальности, и полиция и Исаак Монморенси были в этом уверены, с той лишь разницей, что Ларри у первых был по-прежнему главным обвиняемым. Профессор МакВалтэг, введенный признанием сэра Ли в заблуждение, по собственному желанию прервал контракт с школой волшебства и решил на время посвятить себя поиску доказательств невиновности Ларри. Миссис Лакстон, в отсутствии любимого, ужасно скучала, по словам ее бывшего коллеги, профессора МакВалтэга, ей в голову лезли бредовые идеи. Недавно она поделилась с ним своими планами, Женевьева назначила себя на роль приманки для затаившегося маньяка. Профессору, как он ни старался, не удалось отговорить ее. Теперь, он каждый вечер, выходил на добровольное «дежурство», поочередно посещая разные злачные места – бары, стриптиз-клубы. Эта одержимость в поиске убийцы могла сыграть на руку полиции. Комиссар Фарнон, который кроме расследования, был озабочен внезапным исчезновением свидетеля, мистера Ли, разводом с супругой и отсутствием перспектив повышения по службе, тайными агентами полиции был извещен о так некстати проявленной миссис Лакстон инициативе, что вынужден был принять дополнительные меры к обеспечению ее безопасности. Профессиональная интуиция подсказывала ему, что доказательства вины мистера Ланкстера, были слишком легко получены, для того, чтобы оказаться правдоподобными. На месте гибели второй жертвы были найдены листы из личного дневника известного писателя, и, конечно, с отпечатками его пальцев. Чего не смог предусмотреть злоумышленник, так это позаботиться о том, чтобы на рукоятке ножа находилась та же визитная карточка. Считается, что в глазах убитого, запечатлевается образ преступника, но, сколько комиссар Фарнон не всматривался в фотографию, сделанную на месте преступления, ничего кроме безумного страха, уловимого в животном оскале полуоткрытого рта и скрюченных в предсмертной судороге пальцах жертвы, он разглядеть не сумел. Должно было существовать нечто, приведшее убитую в подобное состояние, страх был последней эмоцией, испытанной ею при жизни. Если бы Джеймс Фарнон, вопреки воле родителей, не пошел бы работать в полицию, он посвятил бы себя любимому делу – изобразительному искусству. Именно такими он представлял себе жертв всемирной катастрофы, вероятность которой предсказывал этот молодой ученый мистер Ньютон П. В глазах написана нечеловеческая боль, и, кажется, что хуже уже быть не может, как если бы человек увидел себя мертвым, мертвым со стороны. Это – мысль, как это он ранее не догадался? Преступник сыграл на основном инстинкте, суть которого и для глупой овцы, болтливого попугая и для каждого человека одна и та же - сохранение собственной жизни любой ценой. Женщины, пожалуй, считают по-другому. Комиссар Фарнон вновь посетил место недавней трагедии, в Сохо-сквере, для того, чтобы еще раз увидеть все своими глазами. Совпадение или случайность, но убийства пожилой леди и мистера Ланкастера, который таковым не оказался, произошли в одном и том же месте.
Преступник – личность неординарная, рискнувшая бросить вызов полиции, а как иначе можно расценить подобную дерзость – свершить противоправное деяние, в двух шагах от полицейского участка? Когда он охотился за женщинами, его пристрастия можно было бы объяснить половой принадлежностью жертв, они - легкая добыча, но нападение на мужчину – самоуверенный поступок. Убить его ножом – не так просто, чем более всего удивил преступник комиссара Фарнона, так это отсутствием стереотипа поведения. Любой человек имеет какие-то свои, только ему присущие привычки, для преступника, это – почерк его злостных деяний. Инсценировка гибели Ларри Ланкастера никак не вписывалась в рамки здравого смысла, тому, кто убивал, должно было быть выгодным пристальное внимание полиции, направленное в сторону случайного свидетеля преступления. А, может быть, права суматошная миссис Лакстон, которая целый час доказывала ему, что корень зла необходимо искать, исходя из личностных качеств мистера Ланкастера. Его кто-то очень сильно ненавидит. Комиссар Фарнон пытался понять, за что можно испытывать к человеку враждебные чувства такой степени, чтобы желать засадить его за решетку? К какому бы выводу не пришел Джеймс Фарнон, ему ни в коем случае не стоит идти на поводу у дилетанта. Ни миссис Лакстон, ни мистер Ньютон П не должны вмешиваться в работу полиции.
Витрины супермаркета, здесь же рядом неброские вывески небольших магазинчиков и дома, дома, дома, все они стояли почти вплотную друг к другу. На другой стороне улицы та же картина, никаких подворотен, зарослей кустарников, где можно было бы спрятаться. Оба последних преступления, конечно, же, были содеяны под покровом ночи, на это указывали и результаты патолого-анатомической экспертизы. Вот только двойник мистера Ланкастера – некий мистер Рид, был убит накануне той ночи, когда его тело было обнаружено. Все эти обстоятельства, которым пока еще не было найдено объяснения, лишали комиссара Фарнона покоя. Между тем, он был уверен в том, что убийца – не дилетант, вот только логику в его поступках было нелегко отыскать, точно так же, как и в бегстве мистера Ланкастера. В полицейский участок далекого, горного края были разосланы его приметы. Требовалось время, для того, чтобы уличить его во лжи. Скорее всего, мистер Ланкастер находится именно там, в шотландском Леруике, скрываясь под чужим именем. Комиссар Фарнон сокрушенно покачал головой, почему этот великий выдумщик решил избрать мишенью для своих нелепых фантазий полицию Лондона? Кто давал ему на это право? Закон един для всех, и для банковского клерка и для премьер-министра и для этой маленькой девочки, переходящей улицу в неположенном месте. Прежде чем, комиссар Фарнон успел крикнуть ей, чтобы она остановилась, черный шевроле не предельной скорости промчался мимо. Благодарение Всевышнему, кажется, ребенок сильно не пострадал. Скользящим ударом девочку отбросило на тротуар, жаль, что он не заметил номера автомобиля, не мешало бы задержать этого лихача. Что комиссар Фарнон сделает непременно, так это привлечет к административной ответственности нерадивых родителей.
- Как тебя зовут, девочка?
Малышка лет шести полулежала на сером полотне асфальта, и, кажется, боялась даже взглянуть на вопрошающего. Светло каштановые кудряшки рассыпались по хрупким плечикам, закрывая испуганное личико. Комиссар осторожно коснулся ее ноги, которая была неестественно вывернута. Девочка вскрикнула и вся как-то сжалась.
- Не бойся меня, я из полиции, а полисменов бояться не стоит, - Джеймс Фарнон постарался улыбнуться, но жизнь в вечном напряжении отучила его от этого, поэтому улыбка оказалась вымученной и немного наигранной, - Как тебя зовут? - повторил он вновь свой вопрос.
Девочка молчала, в ее орехового цвета глазах мелькнуло подобие злости, которую можно было бы принять за настороженную неприязнь, если не по-взрослому осмысленная решимость ничего не говорить. Комиссар Фарнон был в недоумении. Он привык заставлять давать показания взрослых правонарушителей. Делал он это уверенно, не стесняясь в методах воздействия, за что получал нелестные отзывы за своей спиной. Но за что этот ребенок ненавидит его? В считанные мгновения прелестное личико девочки исказила неприязненная гримаса, пострадавшая по-прежнему молчала.
- Ну, что ж, раз ты не желаешь отвечать, не надо. Сейчас тебя увезут врачи, для того, чтобы немного подлечить. Полиция после станет искать твоих родителей, - комиссар Фарнон сделал над собой очередное усилие, на этот раз улыбка получилась фальшивой, он сам почувствовал это. Оглянувшись по сторонам, он удивился. Еще не поздно, а улица была пустынна. Прохожие будто обходили стороной этот отрезок Сохо-сквер, где произошел наезд на ребенка. Не беда, сейчас он сообщит о случившемся, набрав номер телефона медицинской службы. Вот незадача, комиссар Фарнон с силой хлопнул себя по коленке, не заботясь о том, что это может напугать девочку. Он же позабыл мобильный в участке. Хорошо еще, что происшествие случилось рядом с магазинами. Вот тот супермаркет, навязчиво привлекающий внимание к себе рекламными огнями, должен иметь неплохую службу охраны, там точно имеются в наличие средства связи.
- Ты побудь здесь одна, малышка. Я скоро вернусь, только вызову для тебя врачей.
Комиссар Фарнон отсутствовал не более двух минут, вернувшись обратно, девочки он не обнаружил. Неужели она была столь напугана, что, не обращая внимания на боль, смогла подняться на ноги? Даже если это и так, ребенок не в состоянии был далеко уйти на травмированной ноге. Вперед, назад, вправо, влево, Джеймс Фарнон крутился на месте, беспомощно озираясь по сторонам. Именно таким его и застали врачи, прибывшие по вызову.
- Где пострадавшая, сэр?
- Пропала. Сейчас этим займется полиция. Вызов не был ложным, его сделал я, комиссар Фарнон.
- Прошу нас извинить, комиссар Фарнон, у нас много работы, если ребенок найдется, звоните снова.
- Спасибо, док, - Джеймс Фарнон приветственно кивнул головой. Врачи не подкачали, на этот раз он сам был не на высоте.
Всю дорогу домой у комиссара Фарнона не выходило из головы исчезновение девочки. Дети нетерпимы к малейшему проявлению боли, а то, что ребенок испытывал физические страдания, будучи в состоянии шока, было очевидно. И снова Джеймс Фарнон столкнулся с проявлением дикого, животного страха. Ему, отцу уже взрослых детей, казалось, что он хорошо знает детскую психологию, однако сегодняшний случай убеждал его в обратном. Мог ли он чем-нибудь напугать ее, каким-нибудь неосторожным жестом, случайно сорвавшимся словом? Вряд ли… нет, точно, нет. Он был уверен в том, что все делал, как надо. Значит, причина не в нем.
Заметно нервничая, он никак не мог попасть ключом в замочную скважину, в третий, четвертый…шестой раз, ключ, наконец, вошел, но ни в какую не желал проворачиваться. Дернув дверь на себя, комиссар Фарнон убедился, что она не поддается.
- Мистер Фарнон, это – четвертый этаж. Вы, кажется, ошиблись.
Джеймс Фарнон повернулся назад. Миссис Рэндал, его соседка по этажу внимательно смотрела на него. Сегодня они поменялись ролями, процесс наблюдения и анализа являлся его прямой обязанностью.
- Добрый вечер, миссис Рэндалл. Я перепутал этажи. Спасибо.
Что за черт, получается, что его противоборство со входной дверью было слышно на двух соседних этажах. Ему повезло, что хозяев квартиры, в которую он безуспешно пытался войти, не оказалось дома. Однако, он становится слишком рассеянным, не иначе, как начал уставать. Перепутать этажи, это так на него непохоже, и потом, почему четвертый? Что за цифра такая притягательная? Не потому ли она часто приходит ему в голову, в связи с преступлением, касающегося мистера Ланкастера. Кажется, тот проживает в квартире на четвертом этаже.
Сто тридцать четвертая квартира встретила его уже привычной тишиной. Так уж получилось, что после развода, бывшая жена, вместе с двумя взрослыми детьми вернулась к себе домой, в графство Йоркшир. Давняя проблема разрешилась сама собой, никто более не ворчал, обнаружив непогашенные окурки, из-за чего однажды едва не случился пожар, осиротела полочка в ванной. Теперь Джеймсу не требовалось долго разыскивать свою электробритву среди массы всевозможных косметических средств. Разноцветный бумажный хлам, состоящий, главным образом, из разбросанных, где попало молодежных журналов, не мозолил глаза. Любимый черно-белый кот комиссара, Бэндж перестал забиваться под кровать или прятаться в туалетную комнату, ради того, чтобы не слышать ужасно громкую музыку. В опустевшей от прежних хозяев и их вещей квартире, кот занимал, как нельзя лучший наблюдательный пункт - в гостиной на большом диване. На плите стоял приготовленный заранее ужин. Этим Джеймс Фарнон добросовестно занимался каждое утро, из-за неумения частенько блюда, состряпанные на скорую руку, находили приют в желудке у кота. Пережитое за сегодняшний вечер разбудило у Джеймса Фарнона зверский аппетит. В сковороде лежали две благоухающие специями бараньи отбивные. Подогрев приготовленное, при этом, не переставая думать о работе, он выложил гарнир и мясо на тарелку, плеснул в рюмку неразбавленного виски и уселся перед телевизором. Бэндж расположился рядом. Так и коротали они, вместе тихие, осенние вечера, как две капли воды, похожие один на другой. Дальше наступит зима с неизменно слякотной погодой, промозглыми ветрами и редким снегопадом, затем… Джеймс Фарнон вздохнул, равнодушно переводя взгляд на полную тарелку. Сочное мясо уже не казалось ему наивкуснейшим. В его воображении возникло видение пасущегося на лугу беззаботного барашка. Бедняга не знал, что ожидает его в будущем, но неужели никто из троих разумных людей не предполагал, что хождение по ночному городу чревато непредсказуемыми последствиями? Средства массовой информации регулярно предупреждают рядовых англичан о подстерегающих их опасностях, по статистике большинство тяжких правонарушений совершается в темное время суток. Ан, нет, ведь надо же им было испытывать судьбу и чужое терпение!
На зубах заскрипело что-то твердое, не иначе он перестарался со специями? Зажав крошечный шарик, Джеймс внимательно разглядывал его, держа прямо перед глазами. Непонятно, как мог очутиться бисер в тарелке с отбивными и жареным картофелем? Новая загадка, комиссар Фарнон перевел свой взгляд на кота. Вряд ли, это – его проделки, но даже если он и причастен к недоразумению, то каким образом этот злополучный бисер попал в квартиру Джеймса Фарнона? Есть расхотелось. Он вывалил содержимое тарелки в стоявшую на полу кошачью миску. Тут ему пришлось удивляться вторично, среди ломтиков картофеля он заметил блестящий ободок желтого металла. Что за черт, не мог он быть столь рассеянным, чтобы бросить на сковороду обручальное кольцо. Присмотревшись к нему повнимательнее, Джеймс понял, что кольцо чужое. Кот, все время крутившийся рядом, в расчете поживиться хоть чем-нибудь, отпрянул от миски, словно увидел злейшего своего врага.
- Э, приятель, что-то это на тебя непохоже, Бэндж, ты всегда любил полакомиться.
Разговаривать с котом вошло у Джеймса Фарнона в привычку. Это было вдвойне приятно делать, будучи уверенным, что тебе не возразят и дослушают до конца. Но сейчас симпатяга-кот вел себя неподобающим образом. Взъерошил шерсть, выгнул спину дугой и зашипел, глядя на собственную миску.
- Ты записался в вегетарианцы, Бэндж?
Широкая ладонь опустилась на недовольного кота, прошлась между ушей, не спеша почесала загривок, это Бэндж очень любил. Кажется, помогло. Шипение прекратилось. И лишь после того, как хозяин выбросил содержимое миски в унитаз, кот успокоился. Немного ли несуразностей за один вечер? Точно такой же бисер был обнаружен на месте убийства Инессы Гонсалес, вероятно, он являлся украшением ее сценического костюма, но каким образом аналогичные украшения попали на место гибели второй и третьей жертвы? Было над, чем поломать голову. Комиссар перестал бы уважать себя, если сдался на милость обстоятельств. Однажды он пошел на это, и остался без семьи.
Что-то механически переставляя, попеременно зажигал и выключал свечи, Джеймс Фарнон собирался ложиться спать. Настойчивый звонок в дверь нарушил его планы. На пороге стояла миссис Рэндалл.
- Простите, мистер Фарнон. Я не посмела бы вас беспокоить в столь позднее время, но я боюсь. Надеюсь, вы не станете на меня сердиться, я…
Джеймс Фарнон прервал эту словесную бессмыслицу и направил разговор в нужное русло, - Что произошло, миссис Рэндалл?
- Я поужинала, я всегда поздно ужинаю. Так советовал мне мой личный доктор, для того, чтобы не видеть по ночам снов, затем тщательно вымыла посуду. Я люблю чистоту и боюсь..
- Миссис Рэндалл, постарайтесь быть краткой.
Толстушка виновато захлопала глазами и продолжала тараторить, - Сначала, когда я только выключила свет и легла, было все спокойно. Знаете, после вкусной еды, так хочется спать, - мистер Фарнон согласно кивнул головой, но примерно через полчаса…
- Вы не припомните, сколько точно было времени?
- Нет, нет, сэр Фарнон, я испугалась и не решилась зажигать свет. По спальной кто-то ходил. Я явственно слышала шаги, они то приближались к моей кровати, то удалялись. У меня бешено заколотилось сердце от дурных предчувствий. Газеты недавно сообщали, ведь, вы, наверное, помните…
- Миссис Рэндалл, что было далее?
Судорожно вздохнув, она продолжала, - Я лежала, не шелохнувшись, мне казалось, что по спальной бродит мой покойный супруг. Мой личный астролог говорил мне, что такое…
- Миссис Рэндалл!
- Ох, да, простите, сэр Фарнон. После я услышала, что шаги удаляются, и уже со стороны кухни раздался шум переставляемой посуды. Кто-то открывал и закрывал шкафы. Больше всего меня напугал крик: «На помощь, пожар!» Он прозвучал со стороны входной двери. Угроза пожара – серьезный повод, для того, чтобы вскочить с постели. Меня несколько успокоило то обстоятельство, что более не раздавалось никаких шагов и посторонних звуков. Знаете, мистер Фарнон, огня я боюсь гораздо меньше, чем привидений.
Этим, пожалуй, и решили воспользоваться возмутители спокойствия, подумал Джеймс Фарнон. Он не смог отказать миссис Рэндалл, и сопроводил ее в собственные апартаменты. Все получилось, как он предполагал. Разбросанные по комнате вещи, снятая телефонная трубка и никаких следов пребывания в квартире потусторонних сил. Ему удалось успокоить нервную соседку обещаниями провести специальное расследование. Джеймс Фарнон отсутствовал не более десяти минут, но у него сложилось такое впечатление, что кто-то не обошел вниманием и его собственную квартиру. Рассеянностью комиссар не отличался, и был уверен в том, что перед уходом закрыл дверь на замок, конечно, третий этаж – не такое серьезное препятствие, но и окна Джеймс Фарнон сегодня не открывал. Чудеса какие-то! Кто посмел посягнуть на частные владения комиссара полиции? Или сумасшедший или человек, наделенный сверхъестественными способностями.
Сигарета немного успокоила его. Прикурив, Джеймс Фарнон потянулся за пепельницей, рука остановилась на полпути. Найденного в тарелке с бараниной и картофелем кольца не было. И тогда Джеймсу Фарнону, офицеру полиции, с почти тридцатилетним стажем, стало страшно. На работе он никогда не думал о грозящей опасности, он просто честно исполнял свой служебный долг, выслеживая или вычисляя правонарушителей. Многие из них были вооружены, оказывали сопротивление, но это были реальные угрозы, от вполне реальных людей. Сейчас же, ловить и задерживать было некого, но опасность существовала. Опытного полицейского водил за нос какой-то невидимка, может быть, этот негодяй до сих пор не покинул пределов его квартиры, и про себя подсмеивается над ним. Но хуже всего, если профессионал, вроде Джеймса Фарнона, лишился важных вещественных доказательств.
В предрассветной тишине громко тикали часы. Безрассудный человек изобрел их механизм, приучая человечество жить по расписанию. «Счастливые часов не наблюдают», - верно, сказано. Не знать, когда наступит твой последний час или не иметь возможности определить его наступление – это ли невезение? Хотелось пить, но не было желания вставать с постели. Все в комнате казалось чужим. Ложась спать, он не задернул штор, так светлее. Свет, после всего происшедшего, для него главное условие спокойствия. Луна постепенно бледнела, еще час, и на смену ей заступит солнце, будет новый день, и все его ночные страхи останутся в прошлом.
Джеймс Фарнон закрыл глаза и попытался позабыть о мучившей его жажде. Перед сном он, будто беспокойная миссис Рэндалл осмотрел квартиру, не поленившись заглянуть даже на антресоли, где лежал различный хозяйственный инвентарь, и в домашнюю аптечку. Вспоминая это позже, он позволил себе слабо улыбнуться, глупость какая, предполагать, что непрошенный гость сунется за аспирином или валидолом, из-за неожиданно сразившей его головной боли. Пожалуй, надо будет установить в квартире сигнализацию. Джеймс Фарнон призадумался, миссис Рэндалл вовсе не сумасшедшая, а сильно испуганная женщина. Сегодня, после работы он обязательно зайдет к ней, чтобы еще раз обсудить вчерашнее происшествие. Утром, лишь на полчаса ему удалось задремать. Время, проведенное в облизывании пересохших губ, вряд ли, можно было назвать сном.
Он видел себя со стороны, среди огромной зеленой равнины, разнообразие в живое великолепие вносили невысокие холмы. У линии горизонта в небо, такое голубое, что ему вспомнились глаза бывшей супруги в молодости, неровности рельефа устремлялись крутыми горными вершинами. Утренняя прохлада заставила его поежиться. Перед взором Джеймса Фарнона раскинулось на многие сотни ярдов вправо и влево бесконечная линия кирпично-каменной стены. Сторожевые башни повторялись с завидной периодичностью. Они были пусты, выглядели полуразрушенными, вероятно, несколько веков назад они оправдывали свое предназначение. Существует закономерность: пока государство сильно, неприступные твердыни ему не нужны, соседи не смеют напасть на него. Когда же государство слабеет, никакие крепости не могут долго удержаться. И как бы не были отважны защитники, как бы не были глубоки рвы, призванные сдержать штурм твердыни, пройдет месяц или год - в результате слабости, предательства, подкопа, взрыва – крепость обязательно падет.
Резко сбросив с себя одеяло, Джеймс вскочил с кровати. Шел восьмой час, как бы не опоздать на работу. За весь срок службы в полиции, это было всего лишь однажды - в день развода с женой, ему тогда, вообще, выходить из дома не хотелось. Мысль о ненадежных крепостных сооружениях пришла ему в голову неслучайно, если кто-то попытается проникнуть в его квартиру, то нарушителя не остановит даже сигнализация, особенно если нарушитель лишен привычного человеческого облика и наделен магическими знаниями. Ему, Джеймсу Фарнону, надо быть начеку, и контролировать свои слова и действия, иначе, как бы сослуживцы, а еще хуже, подчиненные, не засомневались в его профессионализме. На случай, если кто-то решит без приглашения нанести ему визит, Джеймс применил испытанный способ воров-домушников. Вот эти обычные маленькие клочки бумаги, как будто ненароком оброненные у входной двери с нанесенным на них слоем клея и волос, для этого Джеймс воспользовался шерстью Бэнджа, приклеенный между дверью и стояком, волосок расскажет ему гораздо больше, чем самая болтливая соседка.
Когда он прибыл в полицейский участок, на него обрушился целый шквал новостей, на фоне которых, два нераскрытых убийства, расследование которых призван контролировать именно он, были вполне заурядными случаями. Обнаружен пакет с наркотическим веществом неизвестного происхождения, служащие страховой компании пикетировали въезд в полицейский участок, в этом комиссар Фарнон убедился воочию, и в помещении ночного клуба было найдено взрывное устройство. Наркотики были отданы на экспертизу, с результатами которой можно было ознакомиться завтра, со служащими компании комиссару Фарнону пришлось выяснять отношения самому. Люди, многие из которых уже давно вышли из молодежного возраста, с присущим ему духом бунтарства, были вынуждены пойти на крайние меры, потому, что владельцы компании объявили о ее самоликвидации, без всяких на то объяснений, бедолаги рассчитывали получить их от полиции, вместе с социальными гарантиями выплат компенсации. Джеймс Фарнон проклинал Карла Маркса с его безумным лозунгом: «Пролетарии, всех стран объединяйтесь!» Пикетирующие поняли его буквально. Их требования: «Верните нам работу!» и «Нет самоликвидации!» не только не встретили сочувствия у комиссара полиции, но и настроили его враждебно к самим участникам акции. Где интересно у Карла Маркса было написано, что надо создавать сложности в работе органов правопорядка? Что могут сделать полицейские в защиту прав служащих компании? Вот попробуй задержать инициаторов акции и остудить их пыл, предоставив в их распоряжение отдельные апартаменты с зарешеченными окнами, и вездесущие журналисты сразу же кинуться писать о том, как в английской столице душат демократию. Комиссару Фарнону не с кем было посоветоваться, он сам должен был принимать решения, в данном случае, он принял единственно верное: не вступать ни в какие переговоры с бастующими, а для того, чтобы дать им почувствовать, кто здесь хозяин, он распорядился выставить полицейский кордон, вооруженный с ног до головы. Вид дубинок, баллонов со слезоточивым газом и невозмутимых стражей правопорядка, кажется, привели возмутителей спокойствия в чувство. От одной напасти, вдохновленной стадным инстинктом, частично удалось избавиться. От страшных подозрений, вызванных подброшенным взрывным устройством, не так просто избавиться. Случайно или нет, но подозрительную сумочку подбросили в «Уютный уголок». Владелец ночного клуба должен быть в полицейском участке с минуты на минуту. С ним комиссару Фарнону уже давно надо было бы познакомиться. Как было известно из показаний миссис Лакстон, Ларри Ланкастер был завсегдатаем «Уютного уголка», во времена столичной своей жизни. Распланировав свой день заранее, Джеймс Фарнон не находил себе места. В многолюдном современном городе, где все происходит на глазах у друг друга, одновременно пребывая в неизвестности о том, кто твои ближайшие соседи, в городе, где каждый за себя, и многие, не скрывая, радуются чужим неудачам, не кому не было дела до маленькой девочки, которой, может быть, требовалось совсем немного внимания и заботы. Эта кроха даже постоять за себя не может, вдруг отыщется негодяй, который не побрезгует воспользоваться ее беспомощностью! Комиссар Фарнон сжал руки в кулаки, именно в такой, негодующе напряженной позе и застал комиссара полиции владелец ночного клуба. Тревожный взгляд последнего свидетельствовал о принятии подобного на свой счет. Его маленькие глазки забегали по сторонам, пока не остановились на безукоризненно начищенных ботинках комиссара Фарнона. Пожалуй, в его положении, когда полиция ведет себя по-хозяйски, беспрепятственно проникая в самые укромные уголки его, Хью Стрипа, кабинета, гарантом его дальнейшего благополучия будет ангельское смирение. «У тебя рыльце в пушку», - признался он сам себе. Никто, даже его бывшая любовница, с которой он вынужден был поддерживать приятельские отношения, из-за боязни быть разоблаченным, не знала, чего более всего опасается владелец «Уютного уголка». Никто и не должен знать о подпольном, перевалочном пункте наркоторговцев, имена которых алчный Хью Стрип даже не пытался разузнать. «Кто меньше знает, тот дольше живет», - в этой древней пословице есть доля истины. Ему хорошо платили, так хорошо, что все остальное, в том числе, и выступления стриптизерши было лишь прикрытием основного источника дохода. И вот теперь, этот Клондайк находился под угрозой, а может быть, и сам Хью Стрип. Наркоторговцы не простят ему потерю рынка сбыта и части своего товара. Мозг мистера Стрипа лихорадочно работал в поисках безопасных путей к отступлению. Этот полицейский, с его повадками дрессированного бульдога, такими же квадратными челюстями и непробиваемым лбом, наводил на Хью Стрипа ужас, преодолеть который было нелегко одними уверениями в непредвзятом отношении. Если бы владелец «Уютного уголка» знал хотя бы одну молитву, он прочел бы ее ни один раз, обращаясь за помощью ко всем богам подряд. Но вот, кажется, начинается. Внезапно выйдя из оцепенения, комиссар Фарнон обратил свои красные в прожилках глаза на ожидающего своей участи мистера Стрипа, - Здравствуйте, господин Стрип. Вас пригласили в полицию для дачи показаний. Потрудитесь быть последовательным в изложении фактов и ничто не скрывать от следствия.
Даже не предложил присесть, отметил про себя Хью Стрип. Взгляд у комиссара тяжелый и жесткий, как у человека, не привыкшего изменять своим принципам. Не отрывая глаз от пола, Хью Стрип произнес, - Да, господин комиссар, я сделаю важное заявление. Как законопослушный гражданин, я считаю своим долгом довести до вашего сведения, что в «Уютном уголке» часто собираются лица, цель которых, способна лишить покоя любого добропорядочного гражданина Соединенного Королевства. – Здесь…- Хью Стрип сделал паузу, выжидая, произвели ли его слова должное впечатление на блюстителя порядка.
- Я слушаю вас внимательно, - сделав знак своему секретарю, мисс Лэтчер, комиссар Фарнон одарил собеседника заслуженным вниманием. Не отставала от шефа и секретарша. Хью Стрипу казалось, что она смотрит в самый его рот.
- Неизвестные мне лица обсуждают заграничные визиты премьер-министра Блэра. А недавно я слышал, как они планировали проведение митингов протеста против решения правительства использовать тоннель под Ла-Маншем в коммерческих целях. Заговорщики обсуждали экономическую политику лейбористов…, - Хью Стрип постепенно перешел на шепот, тем самым, подчеркивая важность сделанного сообщения. Неужели комиссару полиции этого мало?
- Это все, что вы хотели заявить?
- Да, господин комиссар. Прошу учесть, что я сделал это добровольно и в силу своей исключительной преданности, существующему государственному строю.
Этот Стрип не так уж и прост, каким кажется на первый взгляд. Он что-то скрывает. Комиссар Фарнон чувствовал это, но одной интуиции мало, для того, чтобы предъявить человеку обвинение. Стоит, пожалуй, нащупать его слабое место, - Чем можно объяснить сделанную в вашем клубе необычную находку?
- Не знаю, сэр. Это вы, конечно, о сумке с тикающим механизмом? – на всякий случай поинтересовался он.
Джеймс Фарнон кивнул головой. Мистер Стрип стал все больше раздражать его. Вот из-за таких пустоголовых болтунов, которые не в состоянии даже вещи назвать своими именами, творятся самые гнусные преступления.
- Не предполагаю, как она могла попасть в мое приличное заведение? «Уютный уголок» посещают годами одни и те же клиенты. У клуба имеются старожилы, которые приходят для того, чтобы расслабиться и получить удовольствие…
- Обсуждая внешнюю политику Великобритании, так? Это я уже слышал. Почему, когда была обнаружена бомба, - при этом слове мистер Стрип вздрогнул и побледнел, что не укрылось от проницательного взгляда комиссара Фарнона, - Вы не распорядились сразу же закрыть клуб и организованно вывести всех его посетителей? Почему за вас это сделали люди посторонние?
- Я не знал, что в сумке находится…бомба. Я думал, что это обыкновенные часы.
Мистер Стрип понимал, что его объяснения несерьезны для того, чтобы в них поверил этот ревностный служака, но как назло, ему в голову не приходило что-нибудь более подходящее.
- Предоставьте мне список всех ваших старожилов, и еще советую вам объяснить присутствие следов неизвестного белого порошка на внутренних стенках сейфа, располагающегося в вашем личном кабинете.
Не может быть, черт возьми, этого просто не может быть! Кто мог оставить следы наркотиков в сейфе, куда никто не имел доступа, кроме самого владельца?
Этот хитрый лис забыл от страха о многом, и в том числе, о секретном шифре и микрочипе, который распознает владельца по отпечаткам пальцев, а значит, не догадается о том, что я блефую. Комиссар Фарнон похвалил себя за прозорливость. Пускай знает, что никому не позволено безнаказанно водить полицию за нос. Теперь, после беседы, комиссар Фарнон был уверен в нечистоплотности мистера Стрипа. Адскую находку, найденную у него в заведении, вовсе нельзя было назвать случайной.
Когда он ушел, побитый, как нашкодившая собака, комиссар впервые за два дня остался собою доволен. Порадовал его и звонок коллеги, инспектора Спока, которому было поручено расследование гибели сеньориты Гонсалес. На сегодняшний момент были обнаружены новые обстоятельства, позволяющие сделать вывод, что Ларри Ланкастер не причастен к совершению преступления. Симпатии комиссара Фарнона были на стороне незадачливого писателя. Со времени их знакомства, к сожалению, не обоюдно приятного, Джеймс Фарнон успел полюбить его историко-приключенческие романы, многие из которых он с удовольствием перечитал несколько раз. Презрительно относящийся к идолопоклонничеству, комиссар Фарнон ни один раз представлял, как он пожмет писателю руку и скажет простое человеческое: «спасибо». Умница, так точно передать мысли и чувства героев, благодаря чему, у читателей возникало ощущение, что они сами незримо присутствовали рядом с любимыми литературными героями, читать их тайны, как открытую книгу – это под силу только знатокам человеческой души.
Телефонный звонок отвлек комиссара Фарнона от размышлений. Когда он поднял трубку и выслушал невидимого собеседника, его багровый цвет лица, последствия микроинсульта, сменился бледностью. Черт возьми, святой Патрик, этого просто не может быть! Он ни за что в это не поверит, пока не убедится воочию. Невероятное очень часто становится очевидным, поэтому сбрасывать старое со счетов Джеймс Фарнон не собирался, да и инспектор Спок не станет беззастенчиво сочинять небылицы.
Осень в самом разгаре – не тот сезон, чтобы им восторгаться, особенно осень в Лондонской столице. Промозглая сырость, чередующаяся с коротким затишьем, когда перестает свирепствовать ветер с побережья и жители столицы, высыпав на улицы, получают возможность беспрепятственно наслаждаться зрелищем старинных башен Вестминстера и мрачными громадинами Тауэра, утопающими в молочном тумане, не возбуждали, однако, проявления верноподданнических чувств у комиссара Фарнона. Осень для него время года, когда он вспоминал о своих болячках, уже шестой год он вел неравную борьбу с собственной печенью, но если ее как-то еще можно было призвать к порядку, то позвоночник стал все более настойчиво беспокоить его, не делая разницы в сезонах года. Особенно тяжело давалось пребывание за рулем, когда статическое состояние было вызвано необходимостью все время находиться в напряжении. Джеймс Фарнон, ведя старенький фольксваген, часто ощущал себя словно насаженным на кол, без права поворота. Поэтому дорога от Сохо-сквер до Таггет-стрит показалась ему слишком долгой, но часы убеждали его в обратном. Весь путь занял чуть более четверти часа. Не исключено, что волнение за судьбу другого человека, имело к этому некоторое отношение, но комиссар не хотел признаваться в этом даже себе. Закон предписывал ему быть беспристрастным, но, черт возьми, как иногда надоедает жить по единожды заведенному порядку: ходить на службу, потому, что надо работать, голосовать на выборах в муниципалитет, из-за того, что это - его прямая обязанность, искать доказательства чужой вины, вопреки собственным симпатиям. «Человек должен быть свободным от обстоятельств», - он не помнил, от кого ранее слышал эти слова. Независимым ото всех и вся может быть только покойник, мрачная шутка, но в ней есть большая доля истины. К черту эти размышления, истина превыше всего, и не потому, что он давал присягу служить правосудию, а по велению сердца, которое до последней секунды будет биться во имя людей и для них.
Дойдя до четвертого этажа, комиссар Фарнон нажал на звонок. Дверь открылась и перед глазами Джеймса Фарнона возникла растерянная физиономия Лесли Спока. Комиссар почувствовал неладное, - Что произошло, инспектор?
- Он исчез, прямо испарился на глазах.
- Вы о ком?
- О мистере Ларри Ланкастере, комиссар, - обычно невозмутимый и уверенный в себе инспектор, был похож на провинившегося ученика, державшего ответ перед лицом строгого, но справедливого учителя.
Комиссар Фарнон молча бродил по небольшой трехкомнатной квартире, в которой гостиная была объединена с кухней, с интересом присматриваясь к интерьеру. Порой вещи могут многое поведать о владельце, больше, чем любые самые откровенные соседи и знакомые. Обстановка самая простая, никаких изысков. Пожалуй, хозяин всего этого предпочитает шумному веселью уединение. Было заметно, что комфорт мистер Ланкастер уважал. Кресло-качалка стояло поблизости от книжных стеллажей, протяни руку, и нужная книга уже у тебя. Плотные шторы служили надежной преградой уличному многоголосью. Свет от многоярусной люстры из богемского стекла был слишком ярок. Наверное, одинокими вечерами, когда особенно не хотелось подчеркивать замкнутый образ жизни, он создавал впечатление временного затишья. Кажется, вот-вот, с минуты на минуту соберутся гости, и хозяин запрячет свои творческие терзания подальше от нескромных глаз, ради того, чтобы целиком отдать себя во власть веселья.
За окном постепенно вечерело. Комиссару Фарнону со своего наблюдательного пункта было хорошо заметно движение людского и автомобильного потоков. Пора было подводить итог, но прожитый день не мог порадовать своими результатами. Достижения, прямо сказать, были не утешительными. Найти владельца сумки с наркотиками так и не удалось, мистер Стрип ловко увернулся от сотрудничества с полицией. Служащие страховой компании не были восстановлены в своих правах, и, наконец, нелепый случай с исчезновением мистера Ланкастера.
- Значит, вы говорите, он испарился?
- Я видел его, как вас, господин комиссар. Представляю, что вы сейчас думаете обо мне. Я сам не поверил бы, если бы не наблюдал все это своими глазами. Наверное, именно это и имел в виду Герберт Уэльс, когда писал своего «Человека-невидимку». Вот так стоит человек, не предпринимая попытки к бегству, и исчезает, нарушая этим процессом все физические законы. Такое ощущение, что тело его переходит в газообразное состояние, и эта летучая субстанция проходит между пальцами. Виноват, комиссар Фарнон, я упустил главного подозреваемого.
- Не стоит более об этом, не перекладывайте всю вину на свои плечи. В любой работе бывают недочеты и недоразумения. Когда вы арестовывали мистера Ланкастера, не заметили ли вы чего-нибудь необычного?
Инспектор Спок напрягся, отчего лицо его лицо стало старше. Низкий лоб избороздили глубокие морщины, похожие на шрамы. Безобразный шрам – единственное, что портило открытое лицо мистера Ланкастера, в минуты тяжких раздумий. Зигзагообразный росчерк, окруженный продольными линиями был почти незаметен для незнакомых. Шрам, у Ларри Ланкастера обязательно должен быть шрам, как он сразу об этом не вспомнил, комиссар Фарнон с трудом сдержал себя от того, чтобы не воскликнуть: «Вы уверены, что перед вами был именно мистер Ланкастер?», но вместо этого равнодушно поинтересовался, - Вы не обратили внимания на лицо мистера Ланкастера?
- Лицо у него довольно привлекательное, ярко зеленые глаза, прямой, чуть длинноватый нос, губы средней полноты. Кожа несколько бледная, и сильно контрастирует с темнорусыми с проседью вьющимися волосами. Наверное, его лицо можно было бы назвать безукоризненным, настолько правильные и гармоничные черты его лица, если бы…
Джеймс Фарнон вздрогнул, неужели он обманулся в своих ожиданиях? Вопросительный взгляд комиссара Фарнона побудил инспектора Спока закончить начатый словесный портрет, - …злость, которой, будто ядом был пропитан его взгляд. Он ненавидел меня, мистер Ланкастер ненавидел меня, как можно ненавидеть лютого врага, хотя мы встречались с ним всего второй раз в жизни, - инспектор Спок удивленно посмотрел на комиссара Фарнона. Разве могли его слова вызвать такую бурную реакцию? – Я, наверное, сказал совершенную глупость.
В ярком электрическом свете багровое лицо Джеймса Фарнона показалось бы стороннему наблюдателю рассерженным, но только не инспектору Споку, который хорошо знал старшего по званию. Сейчас Джеймсу Фарнону было хорошо, и он желал поделиться своей радостью с окружающими, - Вы говорите и делаете все правильно. Я рад, и думаю, что вы испытаете те же чувства, когда узнаете, что в квартире, на Таггет-стрит вы задержали не его настоящего хозяина, а человека, похожего на него.
Это было выше его понимания, путать следы подобным образом, но это обстоятельство еще раз убеждало комиссара Фарнона, что во всем этом деле имеется нечто загадочное. Он не был поклонником творчества Уэльса, и не желал испытывать самообладание инспектора Спока, заставляя его не единожды повторять рассказ об исчезновении задержанного. Бедняга инспектор принадлежал к той когорте добросовестных служителей закона, которая в настоящее время встречается все реже и реже. Шутка ли, испариться на глазах, так просто перейти из плотного состояния в газообразное и растворяясь в воздухе, до этого не додумался бы сам великий мастер. Еще в школе Джеймс Фарнона серьезно увлекался естественными науками, и после ее окончания долго раздумывал: чему посвятить свою жизнь? Врожденная вера в справедливость и желание ее торжества, склонили юного Фарнона в сторону юриспруденции. Получилось, он не только дорогу в жизни себе выбрал, но и спутника. Супруга Джеймса – Джулия, так же как и он, окончила Оксфорд, но работать в полицию не пошла, выбрав для себя более приемлемое место в адвокатуре. Навсегда Джеймс запомнил ее слова, сказанные при расставании: «Снизь планку, комиссар. Люди не такие идеальные создания, какими тебе хотелось бы их видеть. Не пытайся их изменить, лучше сам стань другим». После их развода прошло около шести месяцев, но Джеймс Фарнон так и не понял, стал ли он другим или нет? Наверное, он больше спрашивал с себя, но и другим не научился прощать ошибок. Прощение – неподходящая категория для убийц, насильников, торговцев смертью. Разве может человек, совершивший тяжкое правонарушение исправиться и стать таким, как все? Тяжелый вздох послужил ответом на вопрос, который он задал сам себе. Не хотелось относить на этот счет пословицу о горбатом и могиле, но верить в то, что волк перевоплотиться в ягненка, было бы слишком беспечно, это все равно, что верить в то, что за решетку попадают случайно. Такого не бывает, как прав был Ларри Ланкастер, утверждающий: «Нет в жизни нашей случайностей». Преступая закон, человек совершает ошибку, и если он только находится не в здравом уме, то он должен отдавать себе отчет в содеянном, отсюда наказание вполне закономерно и необходимо. Человек – то же животное, никого не удивляет, когда хозяин наказывает расшалившегося щенка, несмотря на то, что имеет место сочувствие. Придя к подобному заключению, комиссар Фарнон внутренне сосредоточился и попытался настроиться на предстоящую беседу с близким другом мистера Ланкастера, человеком, который, насколько было известно комиссару Фарнону, почти десять лет знал Ларри.
Вот он, пятый этаж и квартира под номером сто сорок восемь. Джеймс Фарнон позвонил. Длительное ожидание позволило ему еще раз подумать, а правильно ли он поступает, вторгаясь в чужую жизнь? Состояние невесомости длилось одну-две минуты, затем комиссар повторно нажал на звонок. Дверь открылась. Странно, что он не слышал шагов подходящего к ней человека, видимо, по ту сторону преграды то же пребывали в раздумьях. На пороге стояла высокая черноволосая женщина с красивыми, но печальными глазами.
- Миссис Лакстон? – поинтересовался комиссар Фарнон.
Она кивнула и жестом пригласила его войти. Захлопнувшаяся дверь, словно условный сигнал, пробудила боевой настрой Джеймса Фарнона. Они оба, он и миссис Лакстон сейчас будут бороться за Ларри. Когда комиссар Фарнон и Женевьева Лакстон расположились в креслах напротив друг друга, она предоставила возможность гостю оглядеться и задала ответный вопрос, - С кем имею честь беседовать?
- Комиссар Фарнон, мэм. В некоторой степени я также причастен к расследованию убийства Инессы Гонсалес.
Джеймс Фарнон обратил внимание на то, что при слове «убийство» миссис Лакстон болезненно поморщилась. Но ничего, сейчас он откроет истинную причину своего визита, и вполне возможно, что это поможет ему заручится, поддержкой миссис Лакстон.
- Миссис Лакстон, и вы, и я желаем одного и того же. На пути к цели мы столкнемся ни с одним препятствием. Может быть, досадные помехи будут тянуть нас назад. Прежде всего, мне хотелось, чтобы вы видели в моем лице не только комиссара полиции, но и надежного друга. «Такого же, как сам мистер Ланкастер», - хотел добавить Джеймс Фарнон.
Во взгляде, которым она наградила его, было все – от сомнения до презрения, но того, чего так жаждал увидеть полицейский, ему так и не удалось обнаружить.
- Откуда мне знать, чего вы желаете, господин комиссар? – с вызовом спросила Женевьева Лакстон.
- Я желаю, чтобы восторжествовала справедливость, а виновный в содеянном понес наказание.
- Справедливость? О какой справедливости вы ведете речь! Разве вы имеете право рассуждать о высоких материях, вынуждая невиновного человека примерять на себя шкуру убийцы?
Все, пора брать себя в руки, она слишком разошлась. Таких твердолобых, как этот комиссар надо убеждать не криком, а аргументами.
- Извините, я погорячилась.
Проникновенный взгляд комиссара Фарнона стал ей наградой. Слова о том, что он понимает ее, и, наверное, наговорил бы сгоряча то же самое, так и остались несказанными. Вряд ли, она в это поверит. Сочувствие здесь ни к чему. Миссис Лакстон невольно вызвала у него уважение. Не взваливать на окружающих свои переживания, не напрашиваться на жалость, а бороться самому – по плечу сильной личности. Уж не любовь ли к мистеру Ланкастеру придает ей силы?
- Сегодня утром инспектор Спок, расследующий гибель сеньориты Гонсалес, сообщил мне о задержании мистера Ланкастера. Когда я приехал по его звонку в квартиру на Таггет-стрит, то кроме растерянного инспектора никого более не застал. С его слов, мистер Ланкастер испарился. Хотелось бы услышать ваше мнение, насколько подобное возможно?
- Мое мнение таково: этого просто не может быть по причине отсутствия мистера Ланкастера в Лондоне. Задержанный мог быть кем угодно, но только не Ларри. По поводу испарения…, - Женевьева Лакстон замолчала, подбирая нужные слова, и с маленькой надеждой на то, комиссар полиции продолжит фразу, но этого не произошло, - Мы с вами взрослые люди, и живем в XX1 веке, это невозможно.
- По-вашему, инспектор Спок лжет?
- Не знаю, не хочется никого обвинять, за меня это сделает молекулярная физика. Наличие в белковой молекуле углерода, водорода, азота, кислорода, которые по сути своей газы, еще не гарант летучести самой молекулы.
- Я мало, что понимаю в физике, миссис Лакстон, но, предполагаю, что вы не во всем со мной откровенны. Откуда ваша уверенность в том, что мистера Ланкастера нет сейчас в Лондоне?
- Вы вынуждаете меня лгать и изворачиваться, господин комиссар. Я знаю это, и прошу вас, не настаивать на подробностях.
И все-таки, он решился задать ей вопрос. Как выразительно она посмотрела на него! Забыть взгляд синих, как небо глаз, было нелегко. Даже у себя дома, блуждая из комнаты в комнату, перекладывая вещи, роясь в бумагах, он преследовал Джеймса Фарнона. Она не стала лгать, это – плюс, но и не ответила положительно, это – минус. Их беседа проходила в неформальной обстановке, все, что было сказано, не для протокола. Женевьева Лакстон испугалась, не захотела открыться постороннему человеку. Жаль, что она осталась при своем мнение, но это лишний раз доказывало, что Джеймс Фарнон столкнулся с Личностью. А есть ли волшебство на самом деле, и что оно такое для человека несведущего? Невероятное, приближенное к нашей действительности, так сам себе пытался ответить Джеймс Фарнон. Знания свидетельствовали, что все познается на опыте, но этим, как раз, с ним и не пожелали поделиться. Когда в детстве, будучи на представление в цирке, маленький Джеймс смотрел на выступление фокусника, он не сомневался, в том, что огонь может вспыхнуть благодаря одному лишь взгляду чародея, а шпага, вонзенная в тело девушки, не причинит ей вреда. С возрастом в чудеса верят все меньше и меньше, кроме тех, кто может сам участвовать в их создании. Ларри Ланкастер и, может быть, миссис Лакстон, как и тот, кто исчез на глазах инспектора, могли, наверное, больше, чем сам Спок и комиссар Фарнон. Жизнь первых была овеяна тайной, тогда, как последние были призваны разгадывать ее. Комиссар Фарнон искал, разоблачал обыкновенных преступников, их приемы маскировки и изворотливости, были далеки от волшебных. Сейчас, закоренелый материалист на знал, во что ему верить, единственное, кому он никогда не перестал доверять, так это собственным глазам. Наблюдение за Женьевьевой Лакстон подсказывало комиссару Фарнону, что под впечатлением сильного душевного потрясения, эта молодая особа может совершить массу глупостей, о которых в последствие пожалеет, а он, уже не посторонний для нее человек, будет винить себя в бездействии.
Темной, ненастной ночью приятно нежиться в теплой постели, видеть хорошие сны, в которых всегда бывает желаемый конец. Джеймсу Фарнону не повезло, вместо того, чтобы набираться сил для нового рабочего дня, он, словно бездомный пес, бродит возле ярких неоновых огней, в надежде чем-нибудь поживиться. Если повезет, его добычей сегодня станет чудовище, которое уже третий месяц водит за нос полицию. На счастье комиссара Фарнона в ста ярдах от входа, в ночной клуб, рос густой боярышник, в его колючих зарослях и выбрал себе пристанище Джеймс Фарнон. Шел двенадцатый час ночи, до закрытия оставалось чуть более часа. Если он хоть что-нибудь смыслит в психологии, то скоро в поле его зрения должна появиться потенциальная жертва. Сомнений в том, что сегодня ее роль добровольно исполнит миссис Лакстон, у комиссара не было. Решимости влюбленной женщине не занимать. Эту роль должна была бы взять на себя женщина-полицейский, которых в Лондоне не часто, но встретить можно. Но отчаянную Женевьеву Лакстон не удержишь, ей нелегко объяснить, что роль приманки – слишком опасная миссия. Когда Любовь берет инициативу в свои руки, Рассудок благоразумно отступает. Миссис Лакстон так решила, и никто и ничто не смогли бы удержать ее.
Ужас, как затекли ноги. Если он сейчас не встанет, он более не сделает этого никогда. Разминая онемевшие члены, Джеймс Фарнон ни на секунду не упускал из поля зрения вход в «Уютный уголок». Неожиданно, появился тот, увидеть которого комиссар никак не предполагал. Пока он не выпускал из вида светящуюся вывеску и все, что находилось поблизости, неподалеку припарковался шикарный бентли. Из него вышли двое: мужчина и женщина. Первого комиссар Фарнон узнал сразу же, женщина ему была незнакома. То, с какой галантностью ей была подана рука и незамедлительное согласие спутницы, в принятии ухаживания, указывало на то, что между этими двумя развивается роман. Мужчина посмотрел по сторонам, и только после этого они вошли в клуб. Вот это да, как после этого думать о людях хорошо? Преступник – на месте совершения убийства. С точки зрения людей посторонних, это – дерзость, питаемая уверенностью в собственной безопасности. Для самого преступника – желание еще раз пережить те острые, захватывающие ощущения которые утверждают преступившего закон в правильности однажды содеянного им. В душе, а комиссар Фарнон был убежден, что, несмотря на противоестественные деяния, эта бестелесная субстанция у них присутствует, каждый убийца, насильник – человек слабый, трусливый. Особый случай, когда преступник находится во власти мании, в данном случае обычные рассуждения о мотивации поступков не годятся. Помыслам невменяемого человека нелегко найти объяснение. Но здесь не тот случай, неужели мистер Ланкастер нашел себе новую жертву? А вот и та, ради которой комиссар Фарнон пожертвовал отдыхом. Нарядилась, и на холодном лице ее нет и тени печали. Пора действовать, комиссар выбрался из засады и последовал за остальными. Сейчас самое главное – затеряться среди посетителей клуба. Парочка влюбленных заняла место поближе к сцене, где извивались две полуобнаженные девицы. Комиссар Фарнон с неприязнью взглянул на них и не потому, что вульгарные телодвижения с трудом можно было назвать танцем, они будили самые низменные человеческие инстинкты. Видимо, спутница мистера Ланкастера быстро догадалась об этом, и в смущении опустила глаза. А он, казалось, утратил к ней всякий интерес и с вожделением смотрел на сцену. Сам он являлся центром внимания сразу же нескольких собравшихся в клубе. Мой старый знакомый, мистер Стрип не сводит с него глаз…комиссар Фарнон осекся, так получилось, что последнюю мысль он высказал вслух.
- Эй, парень, как тебе эти две цыпочки? – пьяный субъект кивнул в сторону танцующих девиц.
- Не в моем вкусе, - ответил Джеймс Фарнон и отошел подальше от навязчивого посетителя. Не упуская из вида мистера Ланкастера со спутницей, он почувствовал на себе чей-то насмешливый взгляд. Обернувшись по сторонам, комиссар Фарнон не смог вычислить его обладателя, но он подозревал, кто это. Официантки обходили столы, получая щедрые чаевые. Посетители клуба были предупреждены о скором его закрытии, вот уже и эротические танцы завершились. Одиноко лежавший полупрозрачный платок давал надежду зрителям еще раз увидеть кого-нибудь из танцовщиц. Прозрение к Джеймсу Фарнону пришло внезапно. Пока он изучал физиономии заметно повеселевших посетителей, мистер Ланкастер и его спутница исчезли. Каким образом им удалось осуществить это незаметно, невозможно было представить, полицейский держал выход под прицелом?
- Скорее, комиссар. Здесь имеется запасной выход.
Рядом, наверное, неслучайно очутилась миссис Лакстон. Бесцеремонно схватив его за руку, она побежала вперед, к служебным комнатам. Пересекая темный коридор, они услышали крики, раздающиеся со стороны гримерной комнаты. Нащупав во внутреннем кармане пиджака оружие, комиссар решительно бросился на крик. Теперь уже Женевьева Лакстон едва поспевала за ним. Дверь была заперта изнутри.
- Откройте.
В ответ на требование комиссара, крики усилились, послышался шум бьющегося стекла, через несколько секунд наступила подозрительная тишина.
- Что случилось?
На этот раз ему ответили быстро, - Нам подбросили дымовую шашку, кажется, замок заело.
- Надо будет сходить за ломом, - после того, как после нажима плечом дверь не поддалась, комиссар Фарнон обернулся, ожидая увидеть решительную миссис Лакстон, но ее не оказалось.
- Комиссар Фарнон, - раздался тревожный крик, - я в туалетной комнате.
В этом он убедился воочию. С горящими от возбуждения глазами, раскрасневшаяся, она была очень хороша. Только сейчас он заметил, что Женевьева Лакстон – не просто женщина, а очень красивая женщина. Впереди неожиданно появился тот, кто оттеснил прелести миссис Лакстон. Мертвенно бледная девушка лежала на полу туалетной комнаты, не подавая признаков жизни, а тот, кого комиссар Фарнон первоначально принял за мистера Ланкастера стоял над ней. По тому выражению отчаянной злобы, что было написано на его лице, комиссар Фарнон догадался, что злоумышленник не остановится ни перед чем. Прежде, чем Джеймс Фарнон успел взвести курок, с мнимым мистером Ланкастером стали происходить непонятные вещи. Весь он, от макушки до ног, побледнел, заметные изменения происходили и с его одеждой. Комиссару Фарнону казалось, что он вскоре увидит ненастоящего Ланкастера насквозь, тот растворялся в окружающем пространстве. Вот уже слабый ветерок, ворвавшись в распахнутое окно, поколебал его, так, если бы тело физическое лишилось бы плотности. Через секунду перед Джеймсом Фарноном не было никого, кроме лежащей девушки.
- Теперь, вы видите, что значит раствориться в воздухе?
Вопрос Женевьевы Лакстон так и остался без ответа.
Свидетельство о публикации №216120400440