Мой дядя самых честных правил
ПУШКИН: Ну что, брат Гоголь, куда сегодня направим стопы свои в поисках литературного вдохновения.
ГОГОЛЬ: Да хрен его знает, брат Пушкин, может к Парехину.
ПУШКИН: К Парехину!? Этот сукин сын пригласил вчера на партию в фараон, а в качестве стола предложил метать на совершенно голую французскую модистку Жаклин. Ну и в результате все продулись и я в том числе, потому, что смотрели не на карту, а сам понимаешь на что. Хорошо хоть в утешение всем проигравшим разрешил ее трахнуть по разу. Не ну каков мерзавец, шулер, скотина, я вчера с расстройства даже роман начал «Пиковая дама» с похожим сюжетом. Там еще молодой офицер признается в пылкой любви к молодой романтической особе, а она ему хрясь в письме вот эдакое «Я уверена, что вы имеете честные намерения и что вы не хотели оскорбить меня необдуманным поступком; но знакомство наше не должно бы начаться таким образом…»
ГОГОЛЬ: Да задолбал ты своей любовной лирикой, куда двинем, уж полночь близится.
ПУШКИН: Зашибись сказал: «Уж полночь близится» (Записывает что-то в блокнот).
ГОГОЛЬ: Ладно, тогда к Оболенской.
ПУШКИН: К этой дуре!? Я, сука, ее соблазнить пытаюсь целую вечность. Не далее как позавчера тонко намекнул, мой друг, - говорю, - петербургский художник написал картину «Женщина с тазом» и хочет ее продать одной богатой француженке, но не знает как перевести название, а она мне,- La femme avec bassin, вот дура. Я ей, - а вы уверены, что правильно перевели слово таз? Ха-ха-ха, уссацца, намеков дура не понимает.
ГОГОЛЬ: Ну дак, что никуда не едем, брат Пушкин.
ПУШКИН: Ладно, поехали к Оболенской, может там модистка будет, я ее, правда, уже до последней родинки знаю, ну да это лучше, чем ничего.
Санкт-Петербург, салон графини Оболенской.
ОБОЛЕНСКАЯ: Ах, Мими, дорогая, спасибо, что пришла, без тебя вечер обещал быть совсем занудным.
ВОРОНЦОВА: Рада тебя видеть, а что сегодня у нас тоскливый ужин при свечах?
ОБОЛЕНСКАЯ: Ну опять придут эти два литератора Пушкин с Гоголем, задолбали своими романтическими историями. Особенно Гоголь, я уж ему и так и эдак намекаю, а он все дурачком прикидывается. Вот в прошлый раз говорю, мол кузина вышла замуж за венгерского гусара и уехала в Венгрию, я еду ее навестить и везу с оказией от ее маменьки фамильные бриллианты. А там - на границе за это такие пошлины взымают, вот и думаю, куда бы их спрятать, так чтоб таможенники не догадались туда заглянуть, а он мне, - в рот положите, может, херни пороть меньше будете.
ВОРОНЦОВА: Хам.
ОБОЛЕНСКАЯ: Нет, он потом долго извинялся, задумался, говорит, над сюжетом «Мертвые души», вот и сморозил-с. Ну да бог с ними, а, знаешь, у меня гостит один французский гимнаст, приехал искать службу в России, по вечерам в подвале тренируется. Если б ты видела, какой он гибкий, ха-ха-ха, а есть у него одна штука очень даже наоборот не гибкая.
ВОРОНЦОВА: Да, неужели!?
ОБОЛЕНСКАЯ: Да-да, представь себе, прямо там в подвале.
ВОРОНЦОВА: Ну ты молодец, я б на такое не решилась.
Дворецкий громко объявляет: Господа Гоголь и Пушкин – литераторы.
ОБОЛЕНСКАЯ: Николай Васильевич, ну как вам не стыдно, совсем забыли, ну почему же не заходите, заждались. Александр Сергеевич, ну наконец-то, ну почему же так редко, мы тут вашей поэмой «Евгений Онегин» без вас, знаете-ли, зачитываемся, вот это, например, просто гениально:
Мой дядя самых честных правил…
ГОГОЛЬ (в сторону): Наследство, сука, не оставил.
Свидетельство о публикации №216120400446