Дуркин дом. Глава 13
Провернуть в одиночку ту операцию, что ею было задумано, нереально. Во исполнении данных самой себе обязательств, она не сойдет с выбранной дороги, полной трудностей и приключений. Но она старается не для себя, друзья оценят ее помощь. Но от мамы Лариса решила утаить свои планы, ведь она считает маленькую принцессу, «неспособной принимать самостоятельные решения. Люди могут воспользоваться твоей доверчивостью, а, будучи обманутой, ты, Ларочка, больше им никогда не поверишь. Тяжело жить озлобленной на весь белый свет». Согласна. Мама права, но жить, с оглядкой на ее одобрение, все равно, что играть на сцене, в предвкушении аплодисментов. Однако, театральный критик всегда найдет, к чему придраться, если только его роль отдана не маме. Противная, зловредная тетка Ленка отчасти справедливо посетовала: «Ты ее разбаловала, Машенька. Девчонка привыкла к тому, что все должно происходить, согласно ее желаниям. Ей придется очень тяжело в жизни.
Как еще, кроме опробованного способа можно заставить страдать эту разряженную финтифлюшку, за которой она шпионит уже вторую неделю?! На любовное послание от известного в определенных кругах киноактера негодяйка клюнула, но одной перепиской не добиться поставленной цели. Кроме этого, я желаю выставить ее на посмешище, поэтому готова рискнуть завтрашней контрольной.
Ирка постепенно раскрывалась для нее все с новых, неожиданных сторон. Сперва она показалась Ларисе самовлюбленной дурочкой, чем-то напоминающей вертихвостку Журавлеву. Но в отличие от Наташки, Ира охотилась не на всех подряд. Парень должен обладать определенными внешними и внутренними качествами. Секрет этих критериев пока еще Ларисе не раскрылся. Жаль, но сокрушаться на собственную незавидную долю можно лишь самой себе и окружающей обстановке: тяжелым, бархатным портьерам, холодным, белым подоконникам и плотно прикрытым дубовым дверям. Именно на них про себя ворчала Лариса, когда ее лишали захватывающего зрелища. Прикрыв восхищенные глаза, она оберегала себя от проявления постороннего интереса. Подумаешь, стоит человек, ничего не видит, так ведь некому не мешает. И меня пусть никто не трогает, казалось, кричали немые Ларисины уста. Вытянутое в струнку тело, спрятанное под обтягивающим купальником, принадлежало и одновременно не относилось к ней. Гордая, белоснежная птица, несколько мгновений назад скользившая по ровной глади озера, внезапно очутилась во власти коварного хищника. Стремительно бежит время, и вот уже наготу худенького, девичьего тела едва прикрывают жалкие лохмотья, растворяющиеся в сумраке Парижской ночи. Величайшая страсть поднимает ее на вершину блаженства, а верным стражем ее оставался безобразный горбун, чье уродство лишь подчеркивало совершенство куртизанки.
Она хотела быть всем сразу, ловить обожание в глазах зрителей, сорвать шквал аплодисментов, а главное, усмирить черную зависть. Когда-нибудь, все это непременно будет, а пока преданное внимание к своей персоне ей удалось привлечь без всяких на то усилий.
- Эй, чего ты здесь делаешь с закрытыми глазами?
Лариса очнулась оттого, что ее трясли за плечо сразу несколько сказочных созданий, на месте которых она не единожды желала очутиться. И, о чудо! Ирка была в их числе. От неожиданной радости Лариса утратила дар речи.
- Она немая. Ну, ее, пойдемте лучшее заниматься.
И это изрекла она, стройная нимфа. Лариса машинально подалась следом за порхающим божеством, но возникла преграда в виде женщины с неприятным лицом. - Здесь репетиция. Чужим сюда нельзя.
И вновь дубовая дверь захлопнулась перед ее носом. Она чужая на празднике танца. И остается только ждать или … уходить, также незаметно, как любящая Джульетта. Она кружилась в танце, скорбя о потерянной любви, отражала нападки злого волшебника, она жила в том далеком, сказочном мире, где Добро не спутаешь со злом, где всегда счастливый финал.
- А я подумала, что ты – ненормальная. У меня в доме живет один псих. Он смотрит, почти, как ты сквозь тела, и молчит, когда его спрашиваешь о чем-нибудь. Однажды псих бросился на подружку. Мы с ней шли по двору и она спросила у него время. Теперь я боюсь всех людей, странно себя ведущих.
Лариса еще долго слушала ее болтовню. Она все-таки добилась своего. Ира рассказала ей все, что Лариса желала узнать. В злополучный день, когда пропал Гриша, у Иры состоялось выступление на сцене Дома культуры. Железное алиби, в котором Лариса начала сомневаться, поговорив с другими участниками хореографического коллектива. Изменения в концертной программе произошли в самый последний момент, но и здесь Ларису поджидала необъяснимая загадка. Как Ира, с ее слов, не владеющая подходом к детям, сумела завладеть вниманием незнакомого ей мальчика?
Спорные сомнения отступят, если заговорит Гриша, но бедный ребенок, после перенесенных потрясений все еще не избавился от трудностей в общении. Провожая Ирину домой, Лариса всеми правдами и неправдами пыталась заполучить ее фотографию. – Знаете, Ира, при всем моем восхищении и маминых связях, без зрительного восприятия никто вами не заинтересуется, - свои комментарии Корчагина подкрепила трепещущим вздохом, так, что благодарная слушательница по-театральному схватилась за сердце.
Переигрывает Дездемона, но аплодисментов ей не дождаться. А мы тоже можем восхищать, не хуже некоторых. – Ну, так как, божественная?
На рот Ларисы легла точенная ручка, - Тише, прошу! Сейчас про Бога лучше не упоминать. Неверно поймут, знаете ли.
Ларисы готова была прыснуть со смеху над наигранным испугом юной барышни, но сдержалась, ради конечной цели и продолжала в том же духе, - Ира, вы так прекрасно танцуете, что заслуживаете не только театральных, но и телевизионных подмостков.
- А мы разве перешли на «вы»? – и тут же отбросив все фамильярные обороты, прибавила, - Давай по- простому, по-приятельски.
- Согласна. Насчет фотки договорились? Я подожду у подъезда…
Собеседница резко перебила ее,- А ты не желаешь подняться ко мне?
Лариса не стала отказываться. Взглянуть, как живется современным Джульеттам, может, что-нибудь перенять у них, а потом и самой до богинь рукой подать. Отдельная квартира, малогабаритная, правда, но с удобствами. На полу – ковры, по стенам – картины вывешены, надо отдать должное мастерству авторов, хорошо исполненные, из мебели стенка в гостиной, спальный гарнитур и хрусталь повсюду, словно случайно оброненные кем-то слезы, вполне богемная обстановочка, подытожила Лариса. Живет балеринка, вероятно, с родителями. Ребенка чужого здесь, пожалуй, спрятать не где.
- Вот альбом с фотографиями, здесь есть и концертные, в том числе.
Толстый альбом в темно-коричневой дерматиновой обложке лежал перед ней на коленях. Он хранил немало тайн, при желании о людях, запечатленных на его страницах, можно узнать даже больше, чем они сами о себе готовы рассказать. Ира оказалась единственным ребенком в семье, а значит, и как сама Лара, ни в чем не знала отказа. На фото Ира получалась хорошо. В балетной пачке ли, в нарядном платье, в купальнике на пляже или в заурядных брючках, куртке за сбором грибов – везде Ирочка умела привлечь к себе внимание. Люди, что составляли ей компанию на фотографиях, отдавали лавры первенства ей, отводя себе роль второго плана. Ага, а кое в чем, Ира слукавила. Зоркий объектив фотоаппарата вылавливал девочку в самых различных ситуациях. На одной из них Ире довелось командовать шествием нескольких пионерских отрядов, на другой Ира запечатлена счастливой влюбленной, сумевшей заполучить расположение своего избранника. А он ничего, симпатичный, его даже к красавчикам можно причислить.
За разглядыванием прелестей юного очаровашки Лару и застала гостеприимная хозяйка. – Это летние, лучше посмотри с представлений, - собственные пожелания Ирина подкрепила действиями, в результате которых улыбчивое лицо зеленоглазого блондина осталось лишь в памяти Ларисы.
- Вот, я на фестивале «Хрустальная туфелька», получаю диплом из рук председателя жюри. А здесь я в составе хореографического коллектива в Таллинне, выступление на концерте Раймонда Паулса.
- А ты знаешь ту девочку, что стояла за вами, у забора пионерского лагеря?
- Какая? Их там много было. Про любую девочку из нашего хореографического коллектива я тебе много, чего могу поведать, а так, случайные знакомые… их видимо-невидимо в моей жизни.
Лукавишь. Эта «случайная знакомая» тебе хорошо известна, особенно, ее милый братик. Посвящать в собственные наблюдения и выводы, которые она сделала о хозяйке, Лариса не стала. Ира падка на лесть, этим и стоит воспользоваться, - А ты вкусно готовишь. Сама лепила эти цветочки? – полюбопытствовала Лариса, глядя на румяную выпечку, которой ее щедро пользовала Ирина.
- У нас формочки специальные для печенья есть, отец из загранкомандировки привез. А печенье тебе, правда, понравилось? Я рада, только готовила его не я, а мама. Лара, я думаю, что вот эти две фотографии художественный совет устроят?
- Вполне, Ира, а ты …
- Лара, но ты на них даже не взглянула, - обиженно заметила Ирина.
- Главное, чтобы их не я, а худсовет оценил. Ну, мне пора, а то сейчас, наверное, твои предки с работы заявятся.
- Не, они в командировке. Если хочешь, можешь оставаться у меня на ночь. Я тебя в гостиной устрою. А вечером можем позвать знакомых ребят, хочешь?
Интересненько, девочке живется. Вытворяем все, что пятой ноге пожелается. – И часто ты званные вечера устраиваешь?
- Нет, только, если люди хорошие попадаются, - голос Ирины осекся, когда она разглядела усмешку на лице собеседницы. – Почему ты смеешься, разве я сказала что-нибудь не так?
Догадливая, когда нужно. – А в категорию «хороших» люди попадают, если могут быть тебе полезной, верно? Сегодня моя мама работает в библиотеке, а завтра, вообще, пенсионерка, так?
- Не понимаю тебя.
- А папа мой – генерал из Минобороны, Кавалер ордена Славы, награжден орденами Великой Отечественной войны первой степени, Медалью за отвагу и взятие Берлина, он не просто хороший, он – замечательный человек, только он к тебе на вечер ни сегодня, ни завтра, никогда не придет. Понятно?
Глупо вышло. Расплакалась при постороннем человеке, едва все дело не испортила. Хорошо, если Ира забудет о ней поскорее, а, если, наоборот, решит воспользоваться телефоном, так опрометчиво ей оставленным? Дура, какая же она дура! Ну, зачем нужно было оставлять чужому человеку номер телефона Аносова?! Что ей делать с этими двумя фотографиями? «Бежать, показывать их воспитательнице из детского сада», ответил бы Виталик. Как же не воспользоваться ситуацией, если вместо него на ее беду ли, или на счастье, Ларисе встретился Гриша, возвращающийся вместе с мамой из детского сада.
- Здравствуйте …- у Ларисы вылетело из головы имя, отчество мамы Латушкиной, но она не растерялась, и сразу же взяла в оборот столь любезно предоставленные в ее распоряжение фотографии. – Меня зовут Лариса Корчагина, я хотела бы задать вопрос вашему сыну.
- Подожди, девочка. Гриша не будет с тобой разговаривать. Он с нами, своими близкими людьми почти рта не раскрывает, не то, что с посторонними.
- Я учусь с вашей дочерью в одном классе. Помните, она еще ко мне на день рождения в прошлом году приходила?
Галина Леонидовна свернула во двор, Гриша неожиданно начал капризничать, и мама взяла его на руки. Прижимая плачущего сына к груди, она безуспешно старалась его успокоить. Наконец, после нескольких попыток расстроенная женщина не выдержала, - Девочка, оставь нас в покое. Гришеньке нельзя волноваться, а ты пристаешь со своими дурацкими вопросами.
- Но понимаете, ответ на него может спасти ни одного человека. Ваша дочь перестала дружить со мной, а раньше мы были неразлучными …
- Отстань от нас. Ты – просто бессовестная девчонка, - Галина Леонидовна бросила обвинение в лицо Корчагиной.
На них уже стали обращать внимание. Любопытные старушки качали головой и тыкали морщинистыми пальцами в их сторону. Но бабушки не чем не могли им помочь, а лишь привлекали к шумной троице дополнительное внимание. Лариса так и не поняла, какова реакция Гриши на подозреваемую. Повезло мальчишке, его есть, кому защитить. А кто позаботиться о ней?
Мама ее любит, но этого мало. Человеку не может быть хорошо, если его не понимают. Но как маме объяснить, что без друзей Ларисе очень плохо, ну, просто жить не хочется.
- Ларочка, я не могу видеть, как ты мучаешься, деточка моя. Я сама пойду в школу к директору и еще раз расскажу ей, чтобы они ничего плохого о тебе не думали.
- Причем тут директриса, что от нее толку! – в раздражении воскликнула Лариса. – Мне никто: ни «сова», ни завуч, ни Джанетта ни в состоянии помочь. Мне объявили бойкот! Меня все ненавидят, мама, - уткнувшись в грудь Марии Сергеевне, Лариса более не пыталась сдерживать рыдания.
Господи, какими жестокими могут быть люди! Они изгоняют всех тех, кто хоть чем-то отличен от них, а повод для издевательств подойдет любой. Обнявшись, мама с дочерью проплакали весь вечер, а, засыпая, Мария Сергеевна решила, что попытается уговорить Ларочку перейти в другую школу.
Казалось, она только прикрыла глаза, а часы уже пробили два часа ночи. Переворачиваясь с боку на бок, Мария Сергеевна никак не могла избавиться от монотонного звука, напоминающего нечто среднее между позвякиванием мелочи и скрежетанием ключей в замочной скважине. Звуки, все более действующие ей на нервы, повторялись с неугомонной периодичностью. Может, это мне сниться? Но когда раскалывающаяся от боли голова оторвалась от подушки, а раздражающиеся звуки не прекратились, измученная женщина поняла, что надо действовать решительно. Стараясь передвигаться бесшумно, она вышла из своей спальни, в которой со дня смерти Семена Ароновича по ночам не гасла настольная лампа, и направилась на конкретные звуки. Они были слышны со стороны комнаты Ларочки. В руке Мария Сергеевна держала маленький карманный фонарик, но перед тем, как приоткрыть дверь в комнату дочери, он был предусмотрительно погашен.
Глаза женщины постепенно привыкали к темноте. Увиденное заставило Марию Сергеевну прикусить губу от удивления. Ларочка, сидя на ковре, перекладывала монеты из копилки в мешок. Движения негнущихся пальцев были хаотичны, она торопилась. Неудовлетворенная, она начала заново.
Кажется, Лара что-то говорит, и по-прежнему, кроме денег ни на что не обращает внимание.
- Семьдесят два рубля … Вчера было больше … Может, не хватить. Сто рублей стоят черные, но коричневые смотрятся эффектнее. Ключи не те, другие …
Мария Сергеевна растерялась. Что ей делать? Нужно ли останавливать Ларису? Странно, но, кажется, в тот момент, когда она проходила мимо, глаза у дочери были закрыты. Безуспешно пытаясь вставить ключ в замочную скважину, Лариса вдруг передумала и направилась на кухню. Неужели она все манипуляции выполняет закрытыми глазами, изумилась Мария Сергеевна. Очень быстро недоумение сменилось страхом за дочь. А вдруг она откроет окно и выглянет из него?
- Ларочка!
Материнское сердце не выдержало. Прежде, чем Лариса повернула ручку затвора, ее плечи ощутили нежное прикосновение.
- Ой!
- Ларочка, деточка, что с тобой?
Мама волнуется за нее и неслучайно. Потирая заспанные глаза, казалось, Лариса сама не понимала, что с ней происходит. – Мама, как я здесь очутилась? Помню, я спала … мне снилось, что скоро Новый год, нужно покупать подарки … Ой … что я делаю на кухне?
- Ларочка, ты ничего не помнишь? Я проснулась от звяканья монет. Ты разбила свою копилку и считала денежки. Ты куда-то собиралась?
Она не все поведала мамочке. На скопленные денежки нужно еще было прикупить сладостей, говорят, что маленькие дети их любят. А еще надо оставить дворничихе Верке на поллитра или дешевле будет добавить ей работы, чтобы не было времени соваться, куда не стоит.
- Ты сейчас выпьешь таблетку и уснешь, а завтра проснешься, позавтракаешь и отправишься в школу.
Все произошло почти так, как говорила ей мама, но что послужило поводом для такого неотступного контроля с ее стороны, Лариса терялась в предположениях. Хуже всего, что себе в помощь мама пригласила гадкую сестрицу. Не вернусь домой, напрошусь-ка я в гости к Латушкиным. Перед уходом, Лариса обвела внимательным взглядом свою комнату. На книжной полке не хватало чего-то существенного. Вазочки, сувениры, вроде, на месте, любимые игрушки, все, как на подбор, а Вини Пух даже подмаргивает ей агатовым глазом.
- Ларочка, ты опоздаешь в школу.
Детально полочку за полочкой она еще раз пробегала книжный шкаф глазами. Наверное, она переставила ее, но куда? Такую большую под шкаф не задвинешь и под батарею она не влезет.
- Что ты ищешь, Лара?
Открыв и закрыв дверь гардероба, Лариса выглядела озадаченной. Может, она раньше ее использовала. Не хочется посвящать маму в свои дела, но иного выхода нет. – Ищу копилку.
- Ты же…, - голос Марии Сергеевны осекся, как раз вовремя. – Ты оставила ее … на даче. Если тебе нужны деньги, рублей пять я могу тебе дать.
Пять. Мало, но … куда деваться. – Давай, - с плохо скрываемым сожалением, проронила Лариса.
Когда сложенная в несколько раз синенькая банкнота перекочевала из материнского кошелька к ней в руки, Лариса недолго думала, где ее спрятать.
- Лара, у тебя нет своего кошелька?
За действиями дочери, засовывающей пятирублевку в колготки, Мария Сергеевна наблюдала с широко открытыми от удивления глазами.
- Есть, мам, я тороплюсь, - на ходу соврала Лара ради того, чтобы избежать дальнейших расспросов.
Рассказывать маме о том, что из кошелька деньги украдут быстрее, чем даже из кармана, не стоило. Мать, чего доброго, еще в школу заявится, будет сокрушаться, жаловаться, поучать, как нужно жить, чтобы деньги из карманов и кошельков не пропадали. Эх, мама, мама, неисправимая наивность. Ну, кто сказал, что по пути к светлому будущему частная собственность полностью прекратит свое существование? Тяга к чужому добру, даже при наличии своего, никогда не отпустит людей, и какими бы мотивами они не прикрывались, воровство будет процветать по-прежнему. Имеется, кроме того, еще один способ сохранить полученные денежные средства, не прибегая к колготному загашнику. Вот отправится она к директору, и для этого Ларе не надо занимать смелости, когда ясно представляешь себе, кто тебя окружает. А директриса, пожалуй, поначалу потеряет дар речи, когда Лара заикнется ей, зачем явилась, зато после ее реакцию несложно предсказать. «Так не ведут себя советские школьники. У нас не место ворам и то, о чем ты просишь, невыполнимо». Самой себе Опарина противоречит, а главное, не желает признавать ошибок. Естественно, ее карман – не камера хранения, и любителям чужого в школе, действительно, не место. Но их никто из школы не выгонял, даже те же советские школьники. Так, что наравне с пионерами в школе обучаются «честные» воры. Ну, вот она сама с собой заговорила, а вокруг прохожие. Лариса быстро сориентировалась и поспешила за приятелями. Латушкина и Аносов о чем-то разговаривали и не сразу обратили внимание на преследование.
Лариса взяла инициативу в свои руки. – Привет. А я пока догоняла вас, репетировала, что скажу в милиции, - вопреки ее надеждам, встречные вопросы на нее не посыпались. И тогда Корчагина огорошила друзей, сочинив на ходу, - Ночью мне позвонил неизвестный, и сообщил, что Гришу скоро заберут.
- Как это, заберут?
- Украдут, наверное. Звонивший не пояснил.
Не раздумывая, Латушкина повернула назад. Ее провожали настороженным взглядом, вот только причина его у каждого из них была своя.
- Куда она пошла?
- Судя по направлению, домой, - переключившись с одной Ларисы на другую, -
Аносов полюбопытствовал, - Почему неизвестный звонил именно тебе?
К допросу Корчагина не была готова, пришлось выпутываться сходу, - Не знаю. Но, если он в следующий раз позвонит, я его обязательно спрошу.
- Это дело милиции. Нужно, чтобы твоя мама сходила и от твоего имени написала заявление, где будет изложено содержание твоего разговора с неизвестным.
- Только не надо впутывать в это мою маму, - растерянность и меланхолии мгновенно покинули Корчагину, - Мама здесь ни при чем, ей я не говорила о звонке.
- Но ты – несовершеннолетняя, и еще не отвечаешь за свои действия.
- Чего ты такой умный, Аносов? Тебя самого в милицию не звали работать?
Как ее раздражал этот снисходительный взгляд, который заранее низводил ее на уровень недоразвитой. Ему еще пожалеть ее осталось, урод!
- Твоя основная ошибка – в неумении управлять своими эмоциями. Будь более сдержанной, контролируй себя, и люди начнут воспринимать тебя по-другому.
- Как это по-другому? Перестанут смеяться?
- Ты первая сказала об этом. Я никогда не смеялся над тобой.
Врешь. А сейчас? Может, ты еще скажешь, что любуешься мной? Вслух Лара выдала, - Над ненормальными не принято смеяться, их обычно жалеют, так поступают в цивилизованном обществе.
Получается, что теперь они поменялись местами. Оказывается, насмехаться над ближним, чертовски приятно. Осталось лишь пожалеть его.
- Лариса, пора остановиться. Сейчас ты злишься, поэтому, не в состоянии правильно оценивать ситуацию. Мы сейчас одни. Скажи, ты выдумала о звонке неизвестного?
Ужасно трудно сознаться, когда ты сама уже почти поверила в несуществующее. Зачем лгать, если правда в конце победит. А, правда, в том, что она, Корчагина Лариса, некому не нужна, что таких, как она люди используют, а затем выбрасывают, как ненужный хлам. И от нее ничего не зависит, она может быть хорошей, но исход всегда один, и можно лишь попытаться оттянуть его.
Как холодно, как посинели ее скрюченные пальцы, даже они ее не слушаются. Возвращается зима, скоро Новый год, а значит, будут подарки. Она будет дарить их сама себе, а раньше было по-другому. Зато теперь она сможет не врать, хотя бы себе самой.
Поднимаясь по школьным ступеням, Лариса затылком ощущала на себе любопытные взгляды, о ней шушукались, и, наверное, сочиняли всякие небылицы. Не о таком внимании она мечтала. В раздевалке она лицом к лицу столкнулась с Журавлевой, высокомерно поджавшей губки при ее появлении.
- Здравствуй, я тебя чем-то обидела? – в ответ на незаслуженно холодную встречу спросила Лариса. Первая красавица класса приветственно помахала кому-то рукой, всем своим видом демонстрируя неприглядное отношение к вопрошаемой. – Я иду. Не начинайте без меня.
- Что в раздевалке крутитесь? – ворчала нянечка. – Ходят тут, ходят, а потом вещи пропадают.
Четверть часа до начала первого урока – самое беспокойное время для хранительницы гардероба. После пропажи плаща баба Аня, схлопотавшая строгий выговор от руководства, и виноватой себя не считавшая, с еще большим рвением принялась за выполнение своих служебных обязанностей. За пропажу одежды расплачиваться пришлось одноклассникам потерпевшей. Они «добровольно», по требованию директрисы сдавали деньги, на которые позже родителями Латушкиной был приобретен новый плащ. Без него, со слов Галины Валентиновны, повторявшей услышанное от Михаила Петровича, «Лариса простудиться, заболеет и умрет». Крайней в прославившей Латушкину на всю школу истории оказалась Корчагина. Кроме привычных уже прозвищ «хромуша» и «утка», прибавилось обидное «побирушка». На уроках ли, переменах, в столовой, в туалете – повсюду она сталкивалась с негативным к себе отношением. Второй стул за ее партой давно пустовал, Ларисы сторонились, незаслуженно, по ее мнению. Из рук ее отказывались принимать даже мелочь, вроде, пишущей ручки. Сегодня не диктанте не у кого было спросить, как пишется слово «военно-патриотический». Если бы только одно спорное слово, а то теперь ей за все ее труды «сова» не больше троечки влепит.
На литературе, когда Нина Михайловна проверяла знание биографии Николая Васильевича Гоголя, Лариса сидела, как мышка, уткнув взгляд в закрытый учебник. Вовка Рязанов успел всхлопотать пару за то, что перепутал «Вечера на хуторе близ Диканьки» с «Мертвыми душами», и теперь, без всякого стеснения, лил крокодиловы слезы, растирая их по лицу. Не такая большая ошибка, подумаешь, и если бы не строгий взгляд «совы», я бы непременно пожалела невезучего.
- Корчагина, повтори, что я сейчас казала.
Этого-то Лариса не слышала, потому, что писала записку Виталику. Но о Гоголе ей известно не меньше, чем «сове», и сейчас Лариса докажет это своим ответом. – Гоголь был похоронен заживо, а еще он был при жизни признан душевнобольным, - Лариса рассчитывала, что учительница удовольствуется услышанным.
- Открой учебник.
Она исполнила распоряжение Нины Михайловны. Класс, получивший временную передышку, заворожено наблюдал за происходящим. «Сова» что-то замышляла.
- Прочитай мне то место в биографии Николая Васильевича, где написано о том, что ты нам только, что поведала.
Лариса погрузилась в чтение учебника. За ее спиной прозвучало сдержанное хихиканье, изредка прерываемое перелистыванием книжных страниц.
- И долго мы будем тебя ждать?
- Нет, - слегка заикаясь, ответила Корчагина, - Я пока не нашла то место.
- Ищи, а о традициях русских мастеров в творчестве Гоголя нам расскажет …
- Нина Михайловна опустила глаза на длинный список учащихся, каждый из которых в душе надеялся на то, что выбор «совы» его не коснется.
Избавление пришло с неожиданной стороны. Дверь класса приоткрылась, в узкой щели промелькнуло лицо директора. «Сова» поняла ее без слов, ну, а в ее отсутствие ученики мгновенно избавились от ступора.
- Хромуша, тяни время, поняла?
- Тебе за это Гоголь пионерское «спасибо» скажет.
- Ага, и подвинется в гробу, место уступит.
Было нелегко игнорировать насмешки и задиристые реплики, но Корчагина держалась. «Ты не должна показывать своих слез посторонним людям», учил ее папа. Сам он никогда не плакал, лишь однажды, на похоронах фронтового друга, с которым отец делил скудный военный паек и дошел до самого Берлина, Семен Аронович не стыдился своих запоздалых слез. Папочка любил своего боевого товарища и скорбел об его утрате, а она, Ларочка, совсем себя не любит, поэтому, зачем ей плакать? Папа, наверное, на нее смотрит с небес и будет ею еще больше гордиться, если дочь его проявит армейскую стойкость.
Вошли директор и Нина Михайловна с незнакомой женщиной. Класс поднялся в приветствии.
- Сядьте, - «сова», даже в присутствии руководства, ощущала себя хозяйкой.
Неизвестная гостья медленно пошла по рядам, вглядываясь в лица сидящих за партами. Все закончилось гораздо раньше, чем ожидали многие. – Вот она. Я уверена, - женщина остановилась рядом с партой Корчагиной. Вслед за гостьей к парте Ларисы подошли остальные взрослые.
- Корчагина, с вещами на выход, а вы, Нина Михайловна, продолжайте.
Словно в тумане она выслушала распоряжение директора. Что плохого она совершила, почему ее забирают с урока, гадала Лариса.
По губам Виталик прочел ответ Латушкиной. «Приходила воспитательница Гриши». Что теперь будет с Корчагиной? Скорее всего, ее затаскают по милициям. Неужели она могла пойти на преступление, сомневался Аносов.
Я ее тысячу раз ненавижу. Дрянь! Обзывая про себя бывшую подругу разными словами, Латушкина до крови расцарапала себе ладони. Если бы она могла сейчас дотянуться до Корчагиной… Несдобровать ей.
- Тебя «сова» спрашивает, - тихо прошептал Савин.
Вся красная от злости и стыда Лариса встала из-за парты, - Вы меня спрашивали?
- Да, Латушкина, после урока подойдешь ко мне.
Теперь от «совы» достанется, с досадой подумала Лара, и это накануне выставления оценок.
- Ты хорошая, самая лучшая, - прозвучало свистящим шепотом.
Может, это цитата из Гоголя или … Колька Савин решил ее утешить? На лице, обращенном к соседу, читалось удивление и тихая радость. Неужели до нее хоть кому-то есть дело?
- Это я тебе написал записку. Помнишь, еще в начале осени.
Значит, Колька любит ее, а не Корчагину. В благодарность Савину она улыбнулась, но, словно испугавшись, добавила, - Записок я много находила, а про всякие глупости … я не желаю говорить.
Свидетелем их разговора был сосед с передней парты Славка Громов и, кажется, он не одобрял приятельский выбор. Как можно отвлекаться на девчонок, пытающихся манипулировать тобой? Пару раз он имел по этому поводу разговор с Колькой. Но разве он поверит мне, человеку, избегающему всяких обещаний. Латушкина глаза положила на Аносова, а Колька, глупый, очевидного не желает замечать.
Со звонком Лариса, снедаемая любопытством, поспешила к «сове». За своей партой ее ждал Виталик, в то время, как Савин изображал безуспешные поиски авторучки. Но, Нина Михайловна, быстро смекнувшая, как можно избавиться от чужого, назойливого внимания, увела Латушкину за собой.
- Ты что-то потерял?
На вопрос Аносова Колька огрызнулся, - А тебе, какое дело?
- Под ножкой парты лежит ручка. Может, это твоя?
Чем больше спокойствия проявлял соперник, тем труднее Савину было себя сдерживать. Почему девчачья выскочка ему указывает? Авторучку он сам засунул под ножку парты. А когда решил смыться, запахло жареным. Досадуя поначалу, позже Колька был даже рад такому разрешению щекотливой ситуации. Если бы Аносов был настоящим пацаном, у них давно нашелся повод для мужского разговора. Но этот хлюпик только, что и способен «здраво рассуждать». И чего девчонки в нем находят? Задаваясь извечным вопросом, Савин отважился воспользоваться настоящим, пока они в классе одни, Славка не в счет.
- А не ты засунул под парту мою ручку?
Внешне он вел себя спокойно, но только ему самому было известно, какая высокая цена этого показного благополучия. Численное превосходство противника лишало его шансов договориться. Савин, судя по всему, собирался его учить. Сейчас я обезоружу его вежливостью. – Я положил ее под парту, чтобы она ровнее стояла, но я не знал, что она – твоя, - отчитываясь перед вопрошаемым, Виталик поднял пишущую ручку и передал ее владельцу. Свои действия он сопровождал лучезарной улыбкой.
- Подружились, молодцы, - заметила возвратившаяся Латушкина, и тут же принялась щебетать, - «Сова», ой, я хотела сказать, Нина Михайловна, решила уговорить мою маму забрать заявление из милиции. Я предполагаю, что мама не согласиться. Она говорила мне, что просто спит и видит сидящего на скамье подсудимых преступника.
Звонок прервал ее разглагольствования, но размышлять о задуманном «совой» Лариса не прекратила. Это что же получается, можно делать, все, что в голову придет, даже во вред другим, и безнаказанно? Если «сова» оставит Корчагину в нашем классе, то … Лариса на несколько мгновений призадумалась. Будет ли она мстить своему врагу или попытается вычеркнуть страшный эпизод из жизни? Прощение – церковное слово и, вообще, можно закрыть глаза на обиду, но не на предательство. «А ты уверена, что воспитательница не напутала?» Она задавалась этим вопросом и раньше, а сейчас ее растерянную и огорченную расспрашивал Виталик.
Ни в чем она не уверена, и что самое странное, ей жаль чокнутую, в этой слабости ей стыдно признаться даже себе.
Он шел рядом и ни о чем не спрашивал, такой близкий и одновременно далекий. Он молчал, но ей не нужна тишина. Пусть говорит хоть о чем-нибудь, хоть о своих соседях или о новых кинофильмах. – Виталик, я не знаю…
Как быстро пришла зима, в одну долгую, темную ночь накрыла город своим плетенным покрывалом из снежных кружев. Первый снежок, такой липкий и податливый, из него можно соорудить все, что угодно. Жаль, что в отношениях с людьми все не так просто.
- Лара, я догадываюсь, что ты чувствуешь…
-Нет, ты не представляешь, каково это лишиться брата, потому, что у тебя никогда его не было. Мне страшно оставлять его в саду, я некому не верю, - Лариса с трудом подавила судорожные рыдания. Вопреки ее ожиданиям Виталик не пришел ей на помощь, а когда тебя не жалеют, стоит ли плакать? Поглядывая на притихшего приятеля, Лариса все никак не отважилась спросить, а как Виталик к ней относится? Они проводили много времени вместе, хорошо знали друг друга, но разве этого достаточно?
- Лариса, я хотел тебя попросить, - он так и не дождался взаимного интереса и продолжал, - Давай все помиримся: ты, Ларка и ваши родители. От этого все только выиграют, а братик твой забудет все пережитое и заговорит.
О Гришином молчании вспомнил, удивилась Латушкина, но немного погодя, удивление сменилось активным неприятием предложенного, - Я с Корчагиной не ругалась и мне от нее ничего не надо, даже извинений.
- А ты не будешь против, если Корчагина … если все останется по-прежнему?
Нелегко ему было выговорить, поделиться наболевшим, но он заставил себя, уверяя, что он делает это, в первую очередь, ради Ларисы.
Теперь они поменялись местами. Она молчала, а Виталик терзался, чем вызвано ее нежелание отвечать. Лариса зависима от мамы, и зависимость эта гораздо большая, чем ей кажется. Будучи свидетелем родственных взаимоотношений в семье Латушкиных, Виталик подмечал, как крепко любит Лариса Галину Леонидовну, и готова безропотно принять любое ее решение. Если мама Ларисы сумеет простить Корчагину, точно также поступит ее дочь. Но, может получиться так, что прощать Корчагину будет не за что. Главное место в этом деле Виталик отводил лицу незаинтересованному, такому, как сотрудник милиции.
- Лариса! – громко окликнул он подругу.
- Что? – в унисон ему ответила Латушкина.
- Из дневника Корчагиной, когда она собирала вещи, выпали эти фотографии, сделанные в пионерском лагере,- Девчонка, которая здесь изображена, могла быть причастна к преступлению, а чтобы ее приняли за другого человека, она соответствующе вырядилась.
- Она тебе сама об этом рассказывала? – спросила Лариса без злости, тоном, в котором сквозила безучастность.
- Нет. У Корчагиной неважно с памятью. Я сопоставил известные мне факты и отрывочные сведения, услышанные от Ларисы.
- Значит, я была права. Она тебе наябедничала и насочиняла небылиц в свое оправдание.
- Не угадала. Она бормотала что-то невразумительное себе под нос, я случайно подслушал и понял, что сказанное может пригодиться.
- Хорошо, я скажу. Некому не говорила, а тебе скажу. У Ирки, эта та, с фотки, был повод отомстить мне. В лагере она влюбилась в парня, который полюбил меня, - Лариса поведала другу о событиях в «Зеленом шуме», весьма осторожно излагая подробности их совместных с Ирой блужданий по лесу.
Виталик взял с нее обещание, что все это, слово в слово, она повторит своей маме, а сам Аносов отправился с аналогичной миссией к Корчагиным. Новость привела в сильное волнение Марию Сергеевну.
- Ларочка – добрая девочка, она не способна кому-либо навредить. Скорее наоборот, другие стараются воспользоваться ее простодушием. Люди жестоки к тем, кто хоть чем-то от них отличен. Витапик, что же теперь будет с Ларочкой?
- Это зависит от того, сумеет ли Нина Михайловна убедить маму Латушкиной забрать заявление из милиции.
- Я сама пойду к ней и обязательно уговорю ее, Ларочка и ты пойдете вместе со мной.
Аносов покидал дом Корчагиных приободренным. Наконец, закончились склоки и раздоры и грядущие праздники они встретят вместе. Папа Латушкиной станет Дедом Морозом, сама Ларка будет снегурочкой, Гриша – юным годом, Корчагина – принцессой, а он сам – добрым сказочником, сочинившим историю со счастливым концом. В его предвкушении Виталик прожил два дня, и тем тяжелее было разочарование, что вину за несбывшееся мыслитель, а в душе - неисправимый романтик, приписывал себе. Он убеждал чужих родителей, но не сумел договориться с собственной мамой. «Ты не станешь вмешиваться в чужие проблемы. Люди неблагодарны, в их памяти остается только плохое, хорошее быстро забывается». Оставалось лишь придерживаться изначально выбранной позиции стороннего наблюдателя. Бесполезно было искать виноватых, изменить что-либо он был не в силах.
Но то, что не удалось Аносову, оказалось по плечу другим. Нина Михайловна добилась своего. Галина Леонидовна забрала заявление из милиции, но с тех пор свое отвращение к Корчагиным демонстрировала при каждом удобном случае. На родительском собрании она открыто бросила в лицо Марии Сергеевне: «Не желаю сидеть с матерью преступницы». Провокация легко могла перерасти в склоку, если бы не своевременное вмешательство Нины Михайловны. Найденный ею выход из создавшейся спорной ситуации был единственно верным. Пробуждающийся со стороны остальных родителей интерес к противоречивой персоне главной подозреваемой в похищении ребенка, опытный педагог смогла переключить на Ларочку Латушкину. «Девочка замечательно умеет находить общий язык с разными людьми, и заслуга в том целиком принадлежит ее маме, Галине Леонидовне. После собрания, я уверена она не откажет поделиться опытом со всеми желающими». Умелый ход получил успех, негативное отношение к Корчагиной Галина Леонидовна сменила на показное равнодушие. Житейскую мудрость проявила Мария Сергеевна, приняв предложение классного руководителя о переводе Ларисы в параллельный класс. «Девочке будет комфортно в привычной школьной атмосфере. Не сомневаюсь, что она без труда завоюет расположение новых одноклассников, и вам, Мария Сергеевна, не придется жалеть о сделанном».
После инцидента, имевшего место на классном собрании, две Ларисы, бывшие некогда лучшими подругами, затаили друг к другу скрытую неприязнь. Виталик безрезультатно пытался их примирить, взывая к великодушию Латушкиной и сочувствуя вынужденному одиночеству Корчагиной. «Я с ней не ругалась, и делить мне с ней нечего», отвечала Корчагина. «Не желаю больше ее знать, очень мы с ней разные», вторила Латушкина.
- Время их рассудит и излечит душевные раны. А ты не мешай им обоим, сынок. Дай Бог, может, они тебя когда-нибудь выручат из не меньшей беды, - приговаривала Ольга Сергеевна.
Другим советовать легко, но не себе. Дядя Коля, которого она пророчила себе в спутники жизни, однажды уехал в очередной рейс и не вернулся. Мечта Виталика о папе не сбылась. Если не удалось заполучить желаемое, пускай хотя бы другие будут счастливы. Что такое счастье? Герой кинофильма, на которого Виталик в тайне хотел походить, в школьном сочинении поделился откровением: «Счастье, это когда тебя понимают». Наверное, Виталик принял эту точку зрения, если бы не имел собственной. Счастье может быть только единым, но так, вероятнее всего, не бывает. Кому-то непременно будет чего-то не хватать. Так, что понимание здесь ни при чем. И все-таки Ларка Латушкина стала почти счастливой, ее семилетний братишка заговорил. Его родители желали услышать из первых уст, кто же был Гришиным похитителем, однако загадка так и осталась неразрешенной.
- Когда я вырасту, стану следователем и найду преступника, - пообещала перед очередным летним расставанием Латушкина.
- Я думал, что ты хочешь стать дипломатом, послом мира.
- Нет, Виталик, пока на Земле не восторжествует справедливость, кто-то должен держать преступников под контролем.
Прогноз Аносова был мрачен, - Справедливость никогда не восторжествует, из-за этого не стоит отказываться от былых увлечений.
- Я ненавижу зло, и не отступлю от своей цели, пока не истреблю его, - категорично заявила Латушкина.
Лучше с ней не спорить. Ненавистью, так же, как свинкой надо переболеть, хотя бы для того, чтобы приобрести невосприимчивость к ней и тем невзгодам, что ей сопутствуют. Как знать, может, пролетят годы, и они будут с грустью вспоминать о пережитом, забудутся старые обиды, воскреснут былые надежды и захочется обратно, в то бесшабашное, полное приключений, с не всегда благополучным исходом время, именуемое детством.
Свидетельство о публикации №216120400451