Вещий Олег. Глава 13. Дорога в никуда

               
               

       Раскрыв томик любимого Золя, Олег погрузился в упоительное чтение. Роман «Человек-зверь» он читал дважды, всякий раз открывая в нем все новые достоинства. Название произведения дано в единственном числе, на самом деле «зверей» там гораздо больше. Анализируя описываемые события, почти в каждом, хоть сколько-нибудь значимом персонаже можно отыскать что-то звериное. Склонившись над книгой, Олег задремал. Мерное покачивание и стук колес усыпляли. В полусне Олегу представлялось, как он бродит по извилистым парижским улочкам, погружаясь в атмосферу ХIХ века. Где-то там, на улицу Кардине Северина Рубо пряталась со своим любовником Жаком Лантье от опостылевшего мужа. Там, на задворках пригородных гостиниц они предавались преступной страсти, поначалу искренней лишь со стороны машиниста Лантье, супруга помощника начальника станции в Гавре Северина хоть не любила, но терпела своего муженька, и только крайние обстоятельства заставили ее вступить на путь обмана.
Героям его произведений не хватает остроты ощущений. Они у него будто ненастоящие, вероятно, так оценил бы его «труды» великий маэстро пера. Для того, чтобы выжить современным Юлианам и Катям не требуется вставать ни свет, ни заря, топить печь, ходить за водой к колодцу, да потом еще кипятить ее с помощью печки-буржуйки, бельишко стирать вручную, как Жервеза Лантье с бульвара Ля Шапель, натирая едкой щелочью пальцы до кровавых мозолей – все это теперь без надобности. Современные машины и механизмы освободили людей от бытовой рутины. Вряд ли, нынешние литераторы станут скрупулезно, с подробностями описывать, как машинист электропоезда метро управляется с транспортным средством, все это достаточно заурядно. Что уж тут упоминать о любви к своей машине, о преданной заботе к исправно служащей и разделяющей с ним все трудности пути «Лизон», такое имечко дал главный герой романа «Человек-зверь» Жак Лантье своему паровозу. На минуту вообразив, как его Юлиан холит и лелеет собственную «Мазду», Олег улыбнулся. Современники его, благодаря научно-технической революции, избавлены от большинства заурядных занятий, но благодаря тому, люди не стали хозяевами своих чувств. Пожалуй, и Оноре де Бальзак, и Александр Дюма, и Эмиль Золя были бы поражены скрытности его современников, предпочитающих держать собственные переживания внутри. Если у мастеров пера прошлых веков недоверием, мнительностью, озлобленностью ко всем и вся отличались тетушка Фази, Гобсек, «бич божий» Сакар, Мазарини, то ныне живущие почти поголовно страдают этими «дарами». Не уравняет ли беспристрастная судьба разуверившего в божьей благодати аббата Пьера из романа «Лурд» и террориста-смертника? Не исключено, что следующий его роман будет посвящен судьбе преступника, пытавшегося найти себе оправдание. В ХХI веке люди чаще преступают закон, и подвигает их к этому ни тяжелые жизненные обстоятельства, голод, безденежье, а жажда наживы. Сегодня процветают пороки, и сколько бы церквей и Храмов не было возведено, в них не собрать всех грешников, даже коленопреклонное покаяние не вернет однажды преступившего закон обществу. Те, кто молится, не менее лживы, чем те, кто отвергает веру.
Очнувшись от размышлений, Олег огляделся. Полупустой вагон загородной электрички, за окнами темно. Как он будет добираться до Женькиной дачи? – Скажите, пожалуйста, скоро будет Малаховка? – полюбопытствовал Подушкин у сидящего впереди.
Мужчина с заостренной бородкой будто ждал подходящего вопроса. Оправился, пригладив остатки волос, как зорко подметил Олег, откашлялся и промолвил, - Через одну, стало быть. Сейчас Красково, а затем Малаховка.
Поблагодарив за подсказку, Олег вновь прикрыл глаза. Однако спать он не собирался. Изображая спящего, сквозь полуприкрытые глаза он наблюдал за происходящим, зрительно определяя, кто бы мог сгодиться на роль его попутчика? Тип с заостренной бородкой, по виду ему под шестьдесят, почти пенсионер, предупредительный, доброжелательный, знающий дачник, вполне мог составить Олегу компанию. Неподалеку сидела женщина неопределенного возраста, малосимпатичной наружности, как сказал бы Женька, «на пути к бутылке». Ближе к выходу сидела молодая парочка. Парень, подтянутый, ухоженный, даже несколько деловитый, производил  впечатление надежного товарища, а вот его спутница уж очень мнительная. Постоянно оглядывала молодого человека с головы до пят каждый пять минут, причем, взгляд ее был, скорее, придирчивым, чем влюбленным. Девушка явно еще не решила: того ли она выбрала или стоит еще поискать? Олег про себя улыбнулся, современные Джульетты не готовы к самопожертвованию, да и как тут будешь делиться самым сокровенным, если изо дня в день тебе твердят: «люби себя».
Назад Олегу не понадобилось оглядываться. Оттуда звучали смех и громкие голоса. Похоже, там расположилась компания молодежи. Подушкин прислушался к их разговору. Студенты. Болтают о предстоящей сессии, экзаменах, зачетах, и как ни странно, ни слова о развлечениях. Подобное серьезное отношение к учебе сейчас не часто встретишь. У него, наверняка, нашлись бы общие темы для беседы, но, увы, трудоголики вышли на остановку ранее.
- Следующая ваша, - напомнил Олегу пассажир с острой бородкой.
Тут Подушкин отважился, - А вам не выходить?
- Отчего же? – полуспросил, полуответил вопрошаемый, - Можно и выйти.
- Вам известно, где располагается улица Халтурина?
- Я проживаю на ул. Свободы, а это по соседству с Халтурина. А вы, молодой человек, вижу впервые в Малаховке?
- Да, друг пригласил и не смог встретить, - в ожидании следующего вопроса Олег смолк.
Он не заставил себя долго ждать, - Друг ваш постоянно в Малаховке проживает?
- Нет, он – москвич.
- Понятно. В Малаховке, стало быть, дача.
Подушкин молча кивнул. Скоро, вероятно, конечный пункт его назначения. Пора готовится к выходу. Проверяя свои нехитрые пожитки, впопыхах собранные дома, Олег не мог нащупать завязанного в виде узелка носового платка – хранилища драгоценных украшений. Кольцо с александритом и бирюзовые серьги, действительно, принадлежали матери, остальное она стащила у бабушки. И вот теперь тоже самое сделал он. Скверно, конечно, но у Олега не было выхода. Мать обнаружила его тайник, и без спроса позаимствовала оттуда пять тысяч. Олег не стал предъявлять матери обвинение, решил отплатить ей тем же. Хитрый всегда прав, а в ситуации с украшениями он оказался хитрее. Уловив пристальный взгляд попутчика, Олег пояснил, - Карту Малаховки ищу.
Назойливый попутчик оказался сметливее, - Что же это вы, важный документ в одежный пакет запихнули? Так ведь и заблудиться недолго, - глянув в окно, «острая борода» прибавил, - Вот она уже, и Малаховка.
Рыться в пакетах, где он сложил кое-какие вещи, было несподручно, пришлось отложить поиск на потом. Подхватив два полных пакета, Олег выбежал на платформу перед самым отходом электрички. На часах одиннадцать, без двадцати минут.
- Еще автобусы ходят. Пойдем, - позвал его «острая борода», и заторопился куда-то в темноту. Наверное, в сторону автовокзала направился, предположил Олег и, поеживаясь от холода, последовал за ним. Шли они недолго, метров сто пятьдесят. Под крышей павильона стояли еще двое человек, и так же тряслись от промозглого холода. Подпрыгивая на месте в ожидании автобуса, Олег услышал тихие смешки.
- Чудной парень, ей богу. Ты хотя бы очки снял.
Подушкин обиделся. Чего смешного нашел в нем «острая борода». Лучше бы подсказал, как еще можно согреться на морозе.
Будто прочитав его мысли, покровитель дал Олегу совет, - Я живу один. Пойдем ко мне, согреешься. Потом будешь искать свою дачу.
Настороженность Олега к слишком навязчивому субъекту переросла в недоверие. Любой нормальный человек не станет приглашать первого встречного домой, только, если преследует определенные цели. Олег поступил по-хитрому, наперед дал свое согласие. В маршрутке, куда он забрался окончательно озябнув, несмотря на поздний час, было много пассажиров. Олег настроился на долгую дорогу, но их поездка закончилась через семь минут. «Дорога была свободна от пробок», пояснил «острая борода». Узкую, бегущую вперед дорогу-змейку. Подушкин почти не запомнил. Все, что находилось по обе стороны от нее, растворялось в темноте позднего, зимнего вечера.
- Ну, пойдем, что ли.
- А вам пожалеть не придется? – раздалось в ответ на нелюбезное приглашение.
- С чего это? – удивляясь, приглашающий застыл, как вкопанный.
- А вдруг, я вас ограбить собираюсь? – предположение Олега звучало столь нелепо, что ему самому стало неловко, - Извините, я пошутил. Вроде, я уже согрелся. Как мне на Халтурина выйти?
После короткого объяснения Олегу пришлось поспешить. Прохожие по дороге ему не встретились, в безлюдных местах Подушкин остро ощущал собственную незащищенность. Крепче вцепившись в ручки пакетов, он в точности следовал полученному объяснению. Хорошо, если оно окажется верным. Очутившись на перекрестке, Олег поразился открывшейся картине. Дома-новостройки соседствовали с одноэтажными постройками прошлого века, причем их месторасположение выглядело вполне уместно. Создавалось впечатление, что жители так и не решили, что их устраивало более: комфорт либо простота? Олег, пожалуй, избрал бы последнее.
Вот она, Халтурина, 15. Ключ от дверей по совету Женьки, Олег должен был забрать у соседей. Выкрашенный в ядовито зеленый цвет забор был незапертым. Заснеженный палисадник вовсе не выглядел сиротливо, а поздно высаженные саженцы кустарников, кем-то были накрыты целлофаном. Дорожка, ведущая к дому, оказалась расчищенной, учитывая, что снегопад начался сегодня, сделано это было не так давно. Каково же было удивление Олега, когда на крыльце, в накинутой на плечи куртке, он узнал Лену, младшую Женькину сестру. Глаза его обманывают, или Ленка ему обрадовалась. – Привет.
- Здравствуй, - на лице Зарубиной была маска равнодушия. – Я на выходные приезжала. Сегодня вечером Женька позвонил, и сказал, что ты заедешь, ну и заодно, попросил остаться.
Подушкин недоумевал: зачем?
- Чтобы тебе ключи передать, - пояснила Лена.
Врет, решил Подушкин, осталось выяснить: с какой целью? Ладно, это, все-таки, Женькина сестра, и уличать ее во лжи – не его обязанность. – Холодно, - бросив мимолетный взгляд на Лену, Олег прибавил, - Ты не замерзнешь?
- Нет. Проходи в дом. Я сейчас чайник включу. Есть хочешь?
Олег ответил отказом, а потом пожалел. Последний раз он ел за обедом. Да и то, второпях, перекусив тем, что оставалось в холодильнике.
Отправившись в комнату, на которую ему указала Лена, Олег сперва принялся искать злополучный узелок с украшениями. Джинсы,  тренировочный костюм, свитер, кажется, именно в него был положен ценный груз. Развернув свитер, Олег растерялся. Пусто. В отчаянии переворошив остальные вещи, Подушкин обнаружил украшения в кармане джинсов. Вот это, да! Теперь, кроме рассеянности, выяснилось, что он страдает провалами в памяти. Опустившись на кровать, Подушкин только теперь заметил, что она двуспальная, и занимает почти половину комнаты. Ни к чему ему такие излишества. Он сюда приехал ни спать, а трудится. Прелести загородной жизни влекли его к себе еще с детства. Сбежать от городской суматохи, погрузиться в размеренную жизнь писателя-отшельника, было его давним желанием, которым не захотел делиться не с кем, кроме человека, который поспособствует его осуществлению. Неудивительно, что им оказался Женька. Зарубин ему все уши прожужжал, что дача пустует. Отец не может найти добросовестного сторожа. «Представляешь, за пребывание на нашей фамильной даче, тебе будут платить деньги, хоть небольшие, но все-таки», убеждал Зарубин. Сколько денег, Олег от него так и не добился. Ладно, главное, чтобы все условия устраивали. Одно из них – полное одиночество. Работа над произведением требует полного отрешения от всего постороннего. Выстраивание сюжетной линии, создание образов, с заранее запланированными характерами, кроме того, не стоит пренебрегать подробностями, которые составляют рабочую канву сюжета – все это многоступенчатый труд, совладав с которым, автор понимает, что время потрачено не напрасно. И вот она, досадная помеха, именно так оценивал Олег совместное пребывание с ним Лены.
- Чай на кухне.
Зарубина исчезла также быстро, как и возникла, затворив за собой дверь соседней комнаты. На кухонном столе, кроме обещанного, Подушкин обнаружил бутерброды с колбасой и сыром и немного юбилейного печенья. 
Уничтожив незаметно для себя все съестные припасы, Подушкин огляделся. Вполне приличная для загородного дома обстановка: холодильник, старенький, правда, но работающий, плита, кухонный стол, столешница, и даже маленький, ламповый телевизор – все необходимое для удовлетворения его непритязательных потребностей. Часы над плитой пробили двенадцать ночи. Засиделся он, что-то. Проходя по слабоосвещенному крошечному коридорчику, Олег ощущал слежку, но стоило ему приблизиться к двери, в приоткрытую щелку которой, Ленка подсматривала за ним, как та захлопнулась. Умываясь над тазом в прихожей, Олег едва не лишился своих очков. Эх, разиня, снова позабыл их снять. Одной рукой не выпуская из рук очки, другой Олег нащупал полотенце, чистое, пахнущее травами, главное, теплое. Он уткнулся в него лицом, и блаженствовал. Ах, как хорошо, как приятно, особенно после ледяной воды. Вымылся он чудесно, даже шевелюру намочил. Пройдя все тем же полотенцем по непослушным, светлым волосам, Олег повторил свои усилия, но пригладить кудри колечками ему не удалось. Он с этими пышными волосами похож на девчонок, которые без устали бегают по парикмахерским, с целью придать пышность своим бесформенным волосьям. Надо было бы ему перед отъездом подстричься и побриться. Надо было, что уж теперь говорить. А сейчас пора на покой.
Двуспальная кровать, такая огромная, манила его к себе. Для того, чтобы завтра взяться за работу с новыми силами, надо хорошенько отдохнуть. Стоило ему уткнутся в подушку, как Олег тут же забылся крепким сном.         Обычно Олег спал без сновидений. Во сне он много ворочался, вероятно, чтобы забыться, избавиться от навязчивых образов, которые преследовали его всю эту долгую ночь. В детстве Олег воображал себя принцем из сказки. Отпрыскам из знатных семей всегда везло, счастье должно подвалить и ему.
На утро, открыв глаза, Олег был огорошен увиденным. На краешке его подушки безмятежным сном спала Лена и накрыты они были общим одеялом. Далее Олег сделал еще одно неприятное открытие – на нем не было нижнего белья. Откинув в сторону одеяло, он сел на кровати, оглядывая комнату, он искал что-нибудь более подходящее, чем можно было бы прикрыть свою наготу. Одежды его не было видно, а на переносной телек была наброшена салфетка. Ладно, и она сгодиться. Завязывая на бедрах узелок. Олег почувствовал, что за ним ведется наблюдение.
- Проснулся, - плаксивым голосом протянула Лена.
Вероятно, ей известно, каким образом они очутились в одной постели. Сидящая на ней, с одеялом, едва прикрывающим ее обнаженные плечи, с распущенными темными волосами, каскадом спадающими до поясницы,  с грустным лицом и широко открытыми серо-зелеными глазами, Лена показалась ему весьма симпатичной, - Привет. Скажи, почему мы вместе?
Вместо ответа Лена уткнулась лицом в одеяло и заплакала. Забыв, что в набедренной повязке он похож на аборигена, Олег опустился на краешек кровати рядом с горюющей, - Лена, тебя кто-нибудь обидел?
Слезы в ответ полились еще сильнее. Полуобняв девушку за плечи, Олег попытался заглянуть в ее лицо, но Лена только глубже прятала его в одеяло.
- Лена, для того, чтобы я тебе помог, мне необходимо знать, что случилось?
Стыдливо пряча глаза, девушка промолвила, - Ты овладел мною силой.
Изнасиловал? Бред какой-то, этого не могло быть, потому, что девушками он не интересуется. Незаметно для себя, Подушкин произнес последнюю фразу вслух.
- Не интересуется? А кто шептал мне на ушко: «Леночка, ты очень хорошенькая, а хорошенькие девочки должны слушаться мальчиков!»
Потрясенный Подушкин не мог выговорить ни слова. Может, без очков Ленка и приглянулась ему, но кувыркаться с ней в постели – не для него, - Подумай, когда бы я очутился у тебя в кровати?
Слезы высохли за выяснением отношений, - Ты пришел ко мне весь голый, схватил меня за волосы и приказал раздеться.
- Ты, что, дура? Зачем было слушать меня?
- Ты сказал, что убьешь меня, если не подчинюсь. У тебя горели глаза, ты размахивал кулаками, под конец пригрозил ножом. Мне пришлось выполнить твое требование, хотя было ужасно стыдно. У меня до тебя никого не было. Ты отвел меня в свою комнату и бросил на кровать. Я просила тебя, умоляла, даже предлагала деньги, хотя у меня их нет, а ты в ответ не проронил ни слова. Потом … потом началось самое ужасное, - пред решающими обвинениями Лена сделала паузу. Олег гадал: сейчас ли ему сбежать либо дождаться конца? Но тут с плачущей Джульетты сползло одеяло. Обнаженные груди, словно налились молоком и манили к себе. Слегка вздрагивали молочно-белые плечи, будто вылепленные руками умелого скульптора. То, что находилось ниже живота, влекло к себе еще сильнее своей запретностью. Неожиданно Олег ощутил сильное желание, его дотоле дремавшая потребность обладания женским телом, подчиняя всю его сущность, без остатка своей воле, взяла над ним вверх, и, если бы Ленка только захотела, он набросился бы на нее и исполнил бы то, что диктовала ему Природа.
Лена продолжала рассказ, - Ты заставил меня лизать твой член. Я захлебывалась, когда он почти полностью входил мне в рот. Было противно, я плакала, но тебя не трогали мои страдания. Далее ты сильно ударил меня между ног, мне пришлось их раздвинуть и тогда ты…, - закрыв лицо руками, Зарубина затряслась в беззвучных рыданиях.
Нарисованная ею позорная картина, ввергла Олега в неменьший ужас, чем тот, который была вынуждена пережить Лена, повествуя о его «подвигах». Неужели он мог решиться на такую подлость?! Изображение расплывалось у него перед глазами. Лена, растворяясь в его взгляде, была одновременно, то далекой, то близкой. Сможет ли она когда-нибудь простить его? 
- Олег, не плачь. Ничего уже не вернуть, - успокаивала его Зарубина. – Ты, верно, боишься, что я пожалуюсь на тебя родителям? – прочитав в глазах Подушкина немой вопрос, Лена пообещала, - Я не сделаю этого, но … не знаю, что будет дальше. Меня могут выдать последствия, - отбросив одеяло, Зарубина кивнула головой на небольшое пятно крови. – От того, что ты со мной сотворил, иногда рождаются дети.
- А причем, причем тут кровь? – испуганно спросил Олег.
Лена, в наряде Евы, ничуть не стесняясь того, пояснила, - Ты глупый или только прикидываешься? Знаешь, чем женщина отличается от девушки? – не услышав ответа от оторопелого Подушкина, Лена добавила, - Женщина – та, которая побывала под мужиком. Так вот, я – уже женщина, и по твоей милости, лишена девственности.
Его глаза с жадностью исследователя шарили по ее телу. Небольшой жирок на бедрах, как у всех толстушек, полные руки, которыми она, при желании, могла крепко обнять его, упитанные, лишенные острых углов ноги, а главное, то, что располагается между ними, весьма соблазнительно и теперь не под запретом.
- Ты бы хоть побрился, - шутя, заметила Зарубина, свободно расхаживая по комнате.
Проведя пальцем над верхней губой, Олег нащупал несколько мягких волосков.
- Не там, а в другом важном месте, - кивком головы Лена указала нужное направление.
Она стоит перед ним голая и ей не стыдно. Опустив взгляд, Олег увидел, что салфетка, повязанная им на бедрах, упала, а Лена уже в открытую хохочет над ним. Позорно бежав с поля боя, он закрылся в ванной, до которой вчера так и не дошел. Вода из крана лилась только холодная. Пусть, он, чтобы ему это ни стоило, смоет всю эту грязь, вот только как ему избавиться от имиджа насильника?
 Словно вор, пробравшись в комнату, Олег нашел ее свободной от чьего-либо присутствия. Вздохнув полной грудью, Олег так и не избавился от чувства слежки. Ему срочно надо уезжать назад в Москву. Попытается объяснить свое опрометчивое решение матери, конечно, та в ответ будет ворчать, но, возможно, простит его. Особенно, когда увидит все свои украшения в целости и сохранности.
На улице похолодало. Закончился мокрый снег с дождем и, похоже, что на дорожках сегодня будет скользко. Да, именно так, убеждал себя Подушкин, он уедет немедленно, отказавшись от завтрака. Застегивая молнию на куртке, он сделал пренеприятное открытие. В кармане джинсов не было узелка с украшениями. Сам не свой, Олег ворвался на кухню, где Лена готовила завтрак. Обнаружив в буфете немного муки, яичный порошок, сахарный песок, а под морозилкой – кусочек сливочного масла, она решила приготовить печенье. Очень кстати попался ей на глаза изюм. – Дорогой, скоро будем завтракать, - одарив Олега ласковой улыбкой, домовитая хозяюшка размешивала место.
Хлопнув ладонью по столу, взбешенный Подушкин едва не опрокинул кастрюлю со стряпней, - Это ты у меня дорогая. После того, что вытворила,  я, про твоей милости, пес бездомный, - после пятисекундной паузы он продолжал, - Говори, чего молчишь?
Растерянная улыбка на пухленьком личике Зарубиной была вполне естественной, - Я не понимаю, Олежек. Что я должна говорить?
- Куда дела узелок из моих джинсов? Говори.
Негодование добавило значимости заурядному в минуты благодушия лицу Подушкина. Подчеркнутая каждым штрихом строгость сделал его старше. Олег стоял, словно на трибуне, готовый в любой момент ринуться отстаивать свои права. Он заставит девчонку вернуть украденное. Глядя на то, как Лена ловко сажает вырезанные из теста формочки на противень, посыпая их сахарной пудрой, у Олега потекли слюнки. Черт возьми, как хочется есть.
Между тем, противень с печеньем отправился в духовку, Лена наводила порядок на кухонном столе.
- Ты что, оглохла? Где узелок?
В глазах ее чистых, как утренняя роса, читался немой вопрос. Уж не попутал он что-то? Может, сам переложил узелок? Расставляя чашки с блюдцами, Лена склонилась над столом. В вырез халата на Олега уставились все те же аппетитные, не по-детски развитые груди. Они бесстыдно манили его, впрочем, ничего не обещая. Подушкин облизнулся.
- Сядь, перекуси. Потом поедешь, - предложила Лена.
Не отрывая пристального взгляда от мясистых комков девичьей плоти, Олег опустился на табуретку. Чай, поданный Леной, был горячим и крепко заваренным, как любил Олег.
- Так что у вас пропало?
- Узелок из носового платка, там лежали ювелирные украшения.
- Я не видела никакого узелка. Олег.
Он усмехнулся, - Кроме тебя его некому было брать. На даче только мы вдвоем, - в ожидании сколько-нибудь вразумительного ответа, Подушкин прибавил, - Я проверял наличие украшений вчера поздно вечером. Все было на месте, сегодня – ни узелка, ни украшений.
По кухне разносился сладостный аромат готового лакомства с запеченным изюмом. Лена поспешила к духовке. Вынимая противень из плиты, девушка повернулась к гостю задом, выставив его, едва прикрытый полами халата напоказ. Тонкий поясок стягивал халат на талии, подчеркивая крутизну бедер. Когда Лена наклонилась, для того, чтобы поднять оброненное на пол полотенце, оголился зад.
Олег не удержался. Сбросив ненавистную куртку, он прижался к Лене, продолжающей соблазнять его. Его рука, прекрасно управляющаяся с шариковой ручкой, с жадностью ощупывала каждый сантиметр внушительного зада. Лена тихо смеялась.
Идиот! Что он делает?! Выхватив у Зарубиной тарелку с печеньем, Олег сел за стол. Одно за другим отправляя выпеченные полумесяцы и овалы в рот, он больше не жалел, что ему пришлось задержаться. Печенье было вкусным, даже очень. Вскоре почти вся тарелка опустела.
- Мне-то оставь, - обиженно протянула Лена. Наблюдая, как Олег приканчивает песочное угощение, Лена заметила, - Знаешь, так и не пойму, кто тебе больше люб: я или печенье?
- Лена, а тебе в школу разве не надо?
- У меня справка. К врачу только завтра. Хочешь, будем вместе искать твой узелок?
Олег еще раз с надеждой полюбопытствовал, - А ты его не брала?
- Глупый ты. Зачем он мне нужен?
- А зачем я тебе нужен? Ведь ты не хочешь, чтобы  я уезжал.
Лена пождала плечами, - Не хочу, но мне самой сегодня уезжать. Олег, - широкая ладонь Лены накрыла его запястье, - Олег, давай будем с тобой дружить.
Подушкин нехотя ответил, - Давай. Более всего мне теперь надобно с мамой дружить. Страшно представить, что будет, когда она обнаружит пропажу украшений.
Искренность слов, смешанная с грустью, тронули Лену. Словно спохватившись, он добавил, - После того, что я с тобою сотворил, ты хочешь дружить со мной?
Повисшая пауза напрягала обоих. Лена в упор смотрела на него. Под гнетом пронзительного взгляда Олег опустил глаза.
Наконец, Лена проронила, - Жаль, что ты так ничего и не понял.
- Тебя жаль. Извини за доставленные мучения. Очень трудно поверить, что я на такое способен.
- Все мужчины на такое способны. Во всем виноваты гормоны. Когда их много, мужчина испытывает непреодолимое влечение. Женщина должна ему покориться. Не переживай, Олег. Я простила тебя. Если бы ты только мог себе представить, как мне не хочется идти в школу, слушать нудные учительские объяснения, изображая интерес, зубрить уроки, сносить каждый божий день мамины нравоучения: «учись хорошо, а то быть тебе уборщицей». А, может, я желаю пойти в дворники, наводить чистоту, поддерживать порядок. Есть у меня одно заветное желание.
Олег воспарял духом. Сейчас будет самое интересное. Каково же было его удивление, когда Лена заявила, что мечтает выйти замуж.
- Чего хорошего? Стирать чьи-то грязные носки, гладить рубашки, выслушивать по утрам жалобы надоевшего мужа…
- А, если не надоевшего, а любимого. Подумай, какое это счастье жить рядом с любимым человеком, иметь общие желания.
- Общие цели. Жизнь – не только развлечения, но и труд, каждодневная работа над собой, ленью, страстями…
Зарубина перебила, - Страсть – это часть любви, а с ней бороться нельзя. Ее надобно беречь, вообще, ты высказываешься, как моя мама, с ее упреками. Тебе не надоело жить с матерью, которая постоянно тобою крутит-вертит? Неужели тебе самому не хочется быть хозяином в доме?
В сущности, она права. Ему хотелось жить отдельно. – Прежде надо заработать на самостоятельную жизнь.
- Олег, ты оставайся на даче. Будешь в доме хозяином.
- А ты – хозяйкой? Здорово придумано. Но у нас с тобой, дружок, не только цели, но и желания разные. Лучше помоги найти украшения.
Последующие получасовые блуждания по дому, окончательно вывели Олега из состояния равновесия. Казалось, они обыскали все комнаты, подсобные помещения, залезли в каждый ящик, полку, коробку – ничего. Решено, пока придется остаться здесь.
- Женька тебе к вечеру продукты привезет. Заодно, до утра останется.
- А что, разве в Малаховке нет магазинов?
- Есть. Но ты желал быть отшельником, так наслаждайся. По поводу украшений, не горюй. Сейчас не нашли, в другой раз повезет.
- Лена,  а ты приедешь?
Лукавый взгляд подзадорил его напоследок, - Если хочешь, обязательно приеду.
Провожая младшую Зарубину, Олег не ведал: радоваться ему или печалиться? Желание его, все-таки, сбылось, он будет жить один. Пока, а там видно будет.