Радикально новое время

Я, как и многие другие, вижу картину будущего – картину постмодерна – полностью отличной от того, что существует сейчас, в ещё модернистском устройстве общества и других вещей. Я хотел бы рассмотреть один очень важный момент, связанный с восприятием того мира, что совсем скоро наступит в таких обществах, что ещё только пробуют на себе модернизацию. Почему рассмотреть именно их? В этом кроется одна причина. Мне интересно понять, как отреагирует неготовое сознание к подобным переменам – в западном обществе, например, вовсю начинает оставлять свой след постмодерн и следствия из него; там человек уже не только опробовал вкус пост-устройства всего, что есть – но и во многом был рожден в этой среде. Западное общество наполнено поколением, которое с детства определено парадигмой постмодерна. Но я хотел бы понять, что произойдёт в таких обществах, как, например, России – даже и не столько понять, а по своему описать те изменения, что в скором времени придут и то, с какой скоростью придет их принятие. Мне кажется, что в современных условиях подобные изменения не то, что не будут по достоинству отмечены модернистским сознанием среднего человека – но и попросту не будут замечены. Я уже об этом писал и здесь отчасти повторю – модернистское сознание уже настолько постмодернизировалось, что глобальные, масштабные по своей сути явления, что наполняют сегодня повестку дня – не получают статус необычного, странного, пугающего и всего такого. Наполненное модернистским духом, понятиями, настроением – сознание всё равно определено постмодернистской культурой и содержанием вообще. Поэтому, если брать пример, такое явление как виртуальность, то оно почти не вызывает никакого эмоционального отклика (удивление и подобное), потому что все подготовлены, все всё знают об этом – это уже скучно, уже не так глобально и интересно, нужно что-то новое. Лишь единицы понимают то, что в итоге произойдет при тотальном внедрении таких технологий (будем использовать пока один пример с виртуальностью), которые представляют собой канон постмодернистского технологического преобразования общества. Виртуальность, как аналог модернистской реальности (что в свою очередь является своевременной заменой тому, что в традиционном обществе было сакральным – носящим «божий» отпечаток) в скором времени заявит о себе. Что говорить - в не совсем больших, но всё же заметных масштабах мы имеем возможность наблюдать за этим сейчас. Виртуальность, как противоположность реальному – открывает путь всевозможности, неограниченности сочетаний различных концептов, образующих невероятные миры. Мы наблюдаем это в компьютерных модуляциях, где человек управляет персонажем виртуальной игры и выполняет внутри этой виртуальности разные действия. Ясно, что это не может не привлечь человек сегодня – только представьте, каких это может достичь масштабов, и какой потенциал хранит в себе виртуальность. То, что невыполнимо в реальности – как в том, что однозначно определено, где определенные возможности не осуществимы (а даже если и осуществимы, то таковыми обычно не являются) – будет возможно в тотальности всевозможности. Приведу известный пример, который обычно объясняет то, что даёт нам виртуальность (хотя, то, что я сказал, во многом уже и открывает глаза на её суть): у нас есть идея золота и золотого цвета (или покрытия). В ней нет ничего необычного и встретить в жизни мы всё это можем. Также, мы имеем идею горы, в которой тоже нет ничего странного и необычного. Если сложить эти две идеи – мы получим золотую гору, которую в жизни мы никогда бы не увидели. Однако в такой возможности нет ничего противоречивого – согласитесь. И золото, и гору можно сложить, получив золотую гору. Виртуальность открывает нам мир, где подобные «только лишь возможные вещи» с легкостью осуществляются, тем самым дав невероятный отпор реальности, которая со временем будет забываться. Можно провести такую занятную аналогию: в традиционном обществе (премодерн) бог и божественное не могли представлять бытие – потому что бытие всегда есть нечто определенное, что не складывалось с концепцией божественного. Бог был небытием – тотальностью всевозможности. Бытие как реальное и конкретное противопоставлялось небытию, что было всевозможным, всемогущим, божественным. Тогда – люди жили в области бытия и никак не соприкасались с небытием (но ему покланялись). Сейчас происходит в корни другая ситуация, которую можно описать как «переход к небытию». Если раньше, во время модернистского настроя, во время торжества реального над сакральным - человек находился в строго имманентной среде, где не было место таким вещам как божественное, сакральное, трансцендентное или даже трансцендентальное – то в скором времени мы будем наблюдать переход человека от бытия, от имманентной реальности – к небытию и торжеству виртуальности, что даёт нам всевозможность. Виртуальность как калька реальности, как её симулякр – встанет в центр. Таким образом, будет наблюдаться торжество культа «ничто», культа копии реального.
И только представьте, что это лишь одна затронутая область, которая является частью многочисленных постмодернистских преобразований. Речь, конечно, никак не идёт об оценочной стороне вопроса об эпохе постмодерна – нет, однако хочется более действенным образом выразить радикальные различия времён. Пост-онтология, о которой сейчас шла речь – это одна из идей, описанных Александром Дугиным в своём курсе «Постфилософия». Там же шла речь и про такие понятия, что будут актуальны в новую постмодернистскую эпоху, как пост-антропология, пост-общество, пост-политика, даже пост-эротика и многое другое. Пост-антропология и пост-онтология – это то, что ближе всего заденет человека и человечество. Так же, как и сейчас возможно наблюдать за постепенным становлением пост-онтологических элементов – наблюдается и бурное развития таких же пост-антропологических новшеств. Биомеханоид – это уже не просто интересная выдумка, но и постепенно наступающая реальность. Всё более и более то, что в человеке было естественным – становится искусственным, роботизированным. Стоит лишь обратить внимание на явление механических протезов для абсолютно разных частей тела. Это не всё – пост-антропологические преобразование не заканчиваются на механизации человека. Мы всё ближе сталкиваемся и с таким явлением, как естественное изменение человека – я имею ввиду добровольное, не связанное никак с повреждениями и инвалидностью, изменение своего тела. Практикуются смены полов, татуировки, пирсинг и всё в подобном духе, что не просто является ключевым, если мы рассматриваем собственно бытие человека и то, как себя человек осознаёт – но и тем, что в корне меняет все формы и образы действий человека. Естественно и искусственно измененный человек воспринимает всё совершенно иначе, нежели тот же человек, но без подобных изменений. На всё это просто необходимо обратить своё внимание. Новая эпоха – эпоха наступающего постмодерна – требует своего осмысление со стороны того, к кому она пока лишь идёт. Понять то, что происходит в некоторых обществах сейчас – например, в западном – возможно лишь при условии тотальной включенности в современный дискурс и в современное рассмотрение глобальных проблем (даже и не столько проблем, сколько повесток дня). Правильно, хоть и слегка радикально сказал однажды уже упоминаемый здесь Александр Дугин – «те, кто не мыслят о постмодерне, не занимаются постфилософией – дисквалифицорованы». Имеется ввиду человек, который был вброшен в это время стремительно наступающих изменений, и не возжелал понять, что происходит через анализ духовной ситуации времени.
Я поддерживаю такой настрой на тему изучения сущности постмодерна, и вместе с Александром Дугиным считаю, что постфилософия – философствование в состоянии новой пост-эпохи – необходимость, если вы хотите понять действующий интеллектуальный (и не только) дискурс.