55. Охотничьи летописи

                Трубят рога в полях далеких,
                Звенит их медный перелив,
                Как грустный вопль, среди широких
                Ненастных и туманных нив.

                И. Бунин

               После сорокашестиградусных морозов и последующих за ними метелей степь покрылась тонкой ледяной коркой, на которой заячьи следы не видны. Трижды совершал безрезультатные выходы по окрестностям села. Снега – метр, а  в кустах и побольше будет. Рухнет наст, и ты - в снежной яме. Снимаешь лыжи, выбрасываешь их из ямы и, опираясь на них, чтобы увеличить площадь опоры, выползаешь. Не охота, одно мучение!
               Сегодня утром вышел во двор, а двор на ладошку присыпан снегом. И тихо, ни ветерка. Тут мнение может быть только одно: надо идти, Александрыч! Подождал до десяти утра, чтобы дать «косым» облежаться, отцепил Затейку и направился проводить ревизию в угодьях.
               После часа безрезультатного хождения, я уж было решил, что заяц этой ночью с лежки не поднимался, ан нет: вот он - следок. Полузанесенный, но хорошо просматривается. И тут же сразу «двойка» со «сметкой». Значит, отдыхает «косой» где-то неподалеку.
               Русак оказался «профессором» и долго водил меня по степи, хитря, сдваивая следы и делая гигантские прыжки в сторону. Насчитал таких заячьих премудростей не менее шести. А вот и чий стоит с надутым сугробом, и след к нему идет, а выходного следка нет.
               Подошел. Нора в снегу. Заглянул в нее – никого не вижу. Ткнул туда лыжной палкой. Русак в метре от норы проломил своей лобастой башкой снег и пошел науходы. Отпустил метров на пятнадцать и подстрелил. Затейка, обнюхав зайца и схрумкав пазанок, ушла исследовать лежку.
               Перевалил через трассу, прошел с полкилометра летником, таща за собой на веревочке трофей. А вот и заячий след пересек дорогу. Тоже полузанесенный. Совсем немного прошел по нему и уже вижу нору в снегу неподалеку от трассы. Вижу также, что выходного следа от норы нет. Тут косой! Подошел и опять вытолкал русака с лежки лыжной палкой. Отпустил и ударил «единицей» с таким расчетом, чтобы зайца только ранить. Так и получилось, замоталась у русака перебитая задняя лапа. Взревела Затейка дурным голосищем, заложилась за подранком, сделала ему пару угонок, а потом вслед за ним перевалила через шоссе и затихла.
               Переехал через асфальт и увидел сидящую в полусотне метров собаку рядом с придавленный ею зайцем. Наговорив ей кучу комплиментов и одарив очередным заячьим пазанком начал соображать, как я буду добираться до дома с двумя русаками. Но тут подвернулся наш школьный автобус, который вез детей с уроков. Замахав руками, тормознул шофера и попросил его завезти жене трофеи от «честнОго казака Шевырева».
               Налегке пошел в сторону крестьянского хозяйства Кноблоха. У семимесячной Затейки после придавленного зайца в пока еще бестолковой собачьей голове, видимо, начала складываться какая-то картина относительно целей и задач нашего похода. Ее поведение стало более осмысленным.
               Русачий след через ворота уводил во двор в направлении куч железа, в изобилии наваленного повсюду. Раньше, не задумываясь, вошел бы на территорию этого хозяйства и завалил «домашнего» русака. (Что я и делал неоднократно). Но, господа, – капитализм, частная собственность, ревущие привязанные в разных местах три немецких овчарки. (Здесь, уважаемый читатель, я имею в виду не породу собак, а национальность хозяина территории). Затейка прошла по следу, но затем, испугавшись хозяйских собак, вернулась. Я еще немного постоял в воротах, потом дал себе команду «цурюк» и поплелся прочь, повторяя: «Jedem das Sеine» и прочие нехорошие слова относительно Кноблоха.
               Надо бы уже направляться к дому, но на поле между селом и лесопосадкой вновь обнаружил заячьи следы, да не одного, а нескольких «косых». Один след пошел к селу, и его я оставил на обратный путь. А два других уводили в посадку. Один след полузасыпанный, а другой – «свежак».
               Затейка подняла русака в густой посадке и погнала вверх по горе своего первого зверя. Голос отдавала такой, что мурашки по коже: вопль с заревом. «А ведь будет гонять собачка, Сергей Александрович», - сказал я себе и стал вслушиваться в звуки гона. Выжловка ушла посадкой со слуха, и минут через пятнадцать я стал беспокоиться: собака молодая, глупая, снег глубокий, выйдет на трассу, где и машины ездят, и охотники в них сидят. А я в свое время сделал большую глупость, разрешив ей, когда она была щенком играть с соседскими ребятишками. Ведь знал, что нельзя этого делать, собака должна с недоверием относиться к посторонним, а моя теперь подбегает к каждому проходящему мимо человеку, виляя хвостом, в расчете с ним поиграть. Снял рог и начал трубить – нет собаки. Отошел от посадки немного в сторону и увидал, как километрах в двух вдоль деревьев катит заяц, а за ним метрах в пятидесяти – моя собака. Через двадцать минут мы с Затейкой встретились, заяц благополучно удрал, перевалив через трассу, а мы направились к дому. К дому то мы направились, а что делать с тем следом, что ведет к селу? Что, бросать что ли? Конечно, не бросать, тем более, что заяц сразу начал мастерить, что говорило о близости лежки.
               Русак вырыл нору и лег в степи у лога метрах в двухстах от окраины села. Я эту нору приметил, но нора - с другой стороны лога. Пришлось обойти, найти место, где можно съехать на лыжах, потом немного отдохнуть и протереть запотевшие очки. Подошел к норе. Этот русак не стал ждать, пока я придам ему стимул в виде лыжной палки, вымахнул метрах в десяти от меня. Жму на курок, а ружье на предохранителе (устал, голова уже плохо соображает). Щелкнул кнопкой предохранителя, но «косой» уже скрылся в логу. Повел стволами в направлении хода зверька и «срезал» его, когда тот вылетел из лога.
               В третьем часу в насквозь промокшей, хоть выжимай, одежде, доплелся до дома. А там меня уже ждали праздничный обед и баня, приготовленные заботливой супругой