Иван да Марья
Мама, Мария Алексеевна Шулятьева , тоже хлебнула лиха в военные годы, таская брёвна на лесоповале девочкой - подростком. Жили в бараках, где до этого жили зеки. Кормили плохо, девчонки плакали и бежали домой, их возвращали. Благо, мастер был не лютый, а так могло бы всё закончиться плачевно. Хотя, вспоминая всё это время, мама всегда становилась грустной. Она тоже родом из Кировской области и после войны уехала к дяде на Средний Урал, в Пермскую область. Она была дочкой «врага народа» и до сих пор в нашей семье хранится документ "реабилитирующий" дедушку.
Встретились мои родители в рабочей столовой, где мама работала подавальщицей и разносила комплексные обеды для локомотивных бригад. По молодости она была приятной девушкой – высокой, статной, белокожей и с лёгким румянцем, темными русыми волосами, убранными в тугой узел. Глаза у мамы всегда светились весёлой искринкой, и улыбались. Она была близорукой, а близорукие девушки смотрят по-особому - взгляд рассеян и загадочен. И пойми ты, чего можно разглядеть в этом взгляде?
Папа дружил с одним молодым машинистом, а мама с его невестой, так они и стали свидетелями на свадьбе, а потом и сами поженились. И прожили Иван да Марья более 50 лет вместе. Всю жизнь обе пары дружили и называли друг друга «кумовьями».
Квартиру мои родители получили в 40 лет, когда у них уже родился мой младший брат – четвёртый ребёнок в семье. До этого жили у сестры папы, затем у дяди мамы, на квартире, в бараке, где родилась я и только потом мы переехали в двух комнатную квартиру. Мама всегда была хорошей хозяйкой и много готовила, пекла и делала множество заготовок на зиму. Хорошо шила и обшивала нас. Успела еще, и поработать и заработать неплохую по тем временам пенсию. Выдержка и выносливость того поколения выше всяких похвал.
Семья, в которой я выросла, была, как сейчас сказали бы – патриархальной. Папа – хозяин - глава, мама – хозяйка – помощница.
Как умудрялся папа прокормить нашу «ораву», без понятия, но он всегда хватался за любую работу. Имея деревенские навыки и отменную природную хватку, он мгновенно отслеживал, где можно подработать, чтоб дети смогли хорошо покушать, и был запас в доме. Надо молока – косил на покосе, и нам носили свежее молоко; надо в доме ремонт, знал, как договорится с домоуправлением; надо к празднику лишнюю копейку и все заболевшие знали, что Иван всегда готов подработать. Я его не видела отдыхающим совсем, только, когда он спал перед поездкой или после.
Аромат свежего арбуза и венгерских яблок, которые папа приносил под Новый год, до сих пор остаются приятным воспоминанием. Он с успехом квасил капусту в бочонке, предварительно, замочив его в ветках можжевельника, от чего от капусты шёл такой дух, что слюнки подступали к горлу, когда папа откупоривал бочонок, выкатив его с балкона. С таким же успехом он мог договориться с начальником дороги, и мы на лето классом ездили отдыхать на юг; а как ловко подшивал валенки, водрузив их на « железную лапу» - он успевал везде - и дома, и в саду, и на картофельном поле, и на работе.
Самым любимым праздником папы был - День Победы – 9 мая! Папа пел свою любимую песню - об артиллеристах в первом варианте, а мама тихонько говорила:
Иван, не пой про Сталина, там же переделали на другое слово, Сталин дал приказ не пой, пой – точный дан приказ.
Она боялась за папу, ведь старая рана - потери отца в младенчестве, была с нею всю жизнь. Неизменно лепились пельмени и на большом блюде подавались к столу, а папа разводил в блюдечке уксус, открывал горчицу, пил водочку за погибших и выживших. Он не любил говорить о войне, и я практически не знаю, как и что было с папой на войне, только шрамы на теле говорили о ранениях. Папа с мамой – Иван да Марья - прожили трудную трудовую жизнь, вырастили и подняли на ноги четверых детей – двоих сыновей и двоих дочерей.
И сейчас здравствует сын Иван – продолжение папы и дочь его Мария.
Свидетельство о публикации №216120501361