Посиделки по-новому

 



"Девушки бывают разные: белые, синие, красные, но всем одинаково хочется, на что-нибудь заморочить­ся..." Песня.    

1.

Потеряв мужа, тому причиной были его преклон­ные годы, Лидия испытала неведомое раннее чувство  ду­шевной пустоты. Ничто, как будто, не давало ей по­вода впадать в уныние: квартирный вопрос решен до­стойно, она в окружении милых и дорогих сердцу  ве­щиц... Трагические  обстоятельства отразились и на ее быте: он стал черно-белым, как изображение в телеви­зорах "Заря". Жестяные коробки, с ламповым отсветом задней панели, иной раз «пробивали на корпус». Вот и нынешняя жизнь Лидии так же била током — неожи­данно больно.
Беда, как водится, не пришла одна - у Ли (так ее по-домашнему звал муж) стало плохо и с обонянием, в какой-то момент она перестала различать запахи. Больше того, при быстрой ходьбе, она вынужденно хва­тала воздух ртом, не хватало дыхания. Диагноз врача-лора был неутешительным — застойный гайморит. В один из душных июльских вечеров, она не смогла отличить по запаху туалетную воду Inferno el Paradiso от дневных духов By Gabbana. Как все немо­лодые леди, с устоявшимися традициями, она переливал­а драгоценную жидкость в привычные для глаз флаконы. Для нее, утонченной и щепетильной ко всему, что касалось внешности и привычек, это походило на вселенскую катастрофу. Как если бы она потеряла свои бесценные часики Perrelet, с брил­лиантами по канту, и розовым ремешком из кожи ал­лигатора. 
С этим неприятным фактом, Лидия столкнулась в полумраке гостиной, готовясь к своему ежевечернему "блистанию присутствием" в вокзальной ресторации го­родка. Она посещала единственно приличную в окрест­ностях точку общепита еще и днем. Это стало у нее традицией со времен учебы в уни­верситете, Семен, сын не бедных родителей, ежедневно водил ее в ресторан или кафе. Первое время в первое попавшееся, позже - в дорогие, с из­бранной публикой.
Заложенная в молодости высокомерная привычка  жить «на всем готовом», имела свои последствия: на кухне женщина чувствовала себя неуютно. Сварить суп… Это было выше ее понимания…
Практичные соседки косо смотрели на ее де­монстрационные, как  они считали - вояжи, "С жиру бе­сится "полковничиха"!" - такова была их однозначная оценка.
Потрясенная в тот вечер неприятной новизной ощущений, женщина включила настенный светильник, уставилась в антикварное, в витой бронзовой раме, зер­кало туалетного столика. Пытаясь найти ответ на свой немой вопрос - "как это все случилось, в какие вечера..." 
На нее исподлобья смотрела худощавая, среднего возраста женщина. Если не вглядываться в лицо и  пау­тину шейных складок, все говорило, ей не больше ше­стидесяти лет. Омут больших, широко расставлен­ных глаз, не мог скрыть житейской многоопытно­сти. Ма­ленький, с пухлыми и чувственными губами рот, обращал на себя внимание не только мужчин. Общее впечатление миловидного лица, отчасти портил нос, как она считала. Тонкий, по-римски прямой, с  трепещу­щими, будто от гнева, ноздрями.
В девичестве Лидия отчаянно комплексовала по этому поводу. Много позже, став материально незави­симой, она никак не решалась на лицевую хирургию. Как-то даже вошла в клинику, и направилась в регистратуру, но через пять минут, "трусишки" и след простыл. Пугал нагляд­ный пример хорошей знакомой. Мало того, "подтяж­ка" обошлась той в "копеечку", на лице появились долго не проходящие припухлости.
Крайнова горестно ощупала свой точеный римский носик, привыкая к новому состоянию. Глубокий вдох и выдох, должны были по задумке облегчить ее страда­ния, но увы, не облегчили - запахи по-прежнему не воспринимались.
Она вздохнула еще раз, с новым недугом это входило у нее уже в дурную привычку, и перевела взгляд на прическу. Громко сказано! Там тоже нечему радоваться: редкие, с обильной проседью волосы, на­спех собраны в дореволюционное каре «а ля Надежда Константиновна». После каждого утреннего туалета, на ее черепашьем гребне, привезенном мужем с Цейлона,  оставался их изрядный и ломкий клок.
В свое время, на эти, тогда еще каштановые пряди, будучи студентом педагогического университета, "за­пал" Сема, ее будущий муж. Лидия училась двумя кур­сами ниже. Потеряв голову от владелицы толстых кос, он, как и положено "очарованному страннику" не заме­чал всего остального. Что до нее, то она болезненно пе­реживала по этому поводу – а ну, как ухажер переведет ненароком взгляд… Не сам, так доброхоты подскажут…
Смирившись с печальными обстоятельствами,  улыбнувшись романтическим воспоминаниям своей шаловливой молодости, женщина вышла на улицу. Мимо нее, в сдвинутом набекрень козырьке, прошел, дергаясь в рэпе подро­сток. Из телефона, что болтался у него на шее, неслось интригующее: "…позови меня в го­сти, я к тебе без цветов не приду, позови меня в гости, ничего не имея ввиду..."
Лидии невольно вспомнился тот самый генерал-подвод­ник, с которым у нее, загадочным образом совпа­дали ча­сы ужина. Еще год назад, она обратила внима­ние на грузного, хорошо одетого мужчину средних лет. Отставник служил то ли в Североморске, то ли в Север­одвинске. Ходили слухи,  личная жизнь у моремана не сложилась, жена оказалась ветреницей - ушла к мо­лодому капитану.
Крайнова, будто случайно отмечала время прихода и ухода "морского волка", с тем, чтобы "совпасть с ним по фазе". Он ей нравился, временами она откры­вала в его лице и манерах что-то новое, волнительное. Втайне лелея мысль, однажды, генерал подсядет к ее столику, быть может пригласит на танго...
Правда, ее смущало одно обстоятельство - отстав­ник приезжал на ежевечернюю трапезу на шумном квадроцикле, собирая вокруг себя подростков. Диковинка в этих местах! А ну, случиться с ним куда-то ехать... Как она, аристократка по крови, по-мужицки, сядет верхом на байкер... Такое и в страшном сне не могло при­сниться!
Шло время, а "настоящий полковник" не обращал на нее никакого внимания. Лидия видела причину этого единственно в его юношеской нерешительности,  упу­стив из вида — ей уже пятьдесят пять. При встрече, они кивали друг-другу, словно старые знакомые — обычная деликатная условность. С этике­том она была знакома не понаслышке в свою гламурную и фривольную быт­ность.
Позже, женщина приняла как данность, еще один прискорбный факт - потерю интереса к вкусной еде (она заказывала ее обычно в ресторане) и домашнему элитному чаепи­тию. Открытие катастрофическое, если нет аппе­титного запаха жаркого, значит нет истинного удовольствия от обеда и ужина. Букеты экзотических чайных ароматов, в которых она знала толк, тоже стали ей недоступны.
По пути на вокзал, она по привычке «оглядывала» себя со стороны. Путь проходил околицей - лугом, машины встречались редко, изредка про­шмыгнет мимо  грибник, или ведущий беседу с самим собой рыболов. На случай непред­виденного «форс мажора», в сумочке Лидия хра­нила травматическую "берету". Женщина она была не из трусливых, случись что, злоумышленник получил бы резиновую пулю в свое причинное место. Это  отбило бы у него навсегда охоту к рискованным эротическим поползновени­ям и грабительским импровизациям.
Итак…. жизнь Лидии походила на полноводную си­бирскую реку с порогами в верхнем течении. С ее водоворотами, стремнинами….
Иной раз, любительницу бытового драйва и житейского экстрима, заноси­ло ненароком в тихую заводь, следуя подводным течениям и при­хоти ветра, она кружилась там, кружилась… Проживая отпущенное небесами настоящее, а по сути - пребывая в прошлом.
Помнится, парк культуры и отдыха... "ракушка" со сценой... "В городском саду иг­рает духовой оркестр, на скамейке где сидим мы нет свободных мест..." Или вот еще… "ты плыви наша лод­ка, плыви, сердцу хочется радостной встречи..."
Ушли как мираж, в дымку забвения, ответные по­ходы в гости, с шумными и беззаботными вечеринками, недорогими, но искренними подарками, купленными на­скоро, по пути. У Крайновых был свой круг приятелей, с которыми они, время от времени, затевали бесшабаш­ные "пикники на обочине". Олег и Виктория, Иван да Ле­на... Эта двойная уха из карася и карпа... эти хмельные от польского вермута танцы у костра... это купание нагишом при луне... 
Когда муж еще был жив, с ней многие искали знакомств, втирались, что называется в доверие, дела­ли дорогие подарки. Считая себя "первой леди" в муж­нином корпоративе, если принимать во внимание ее броскую внешность, она безответственно плела ин­триги, с легкостью мотылька выходя из светских затруднений и житейских передряг. С теми, кто стоял ниже ее на социальной лестнице, Лидия не цере­монилась, "тыкала", "учила жить", давала нескромные советы. Зача­стую это были резкие, как пощечина оценки, годы учи­тельства сыграли свою негативную роль.
Сейчас Лидию одолевал страх неизвестности, она хотела настоящего, непритворного участия кого бы то ни было в своей судьбе. Однако, все шло по заданному свыше сценарию  ее личной "книги жизни". 
В общении женщина слыла не простой, скандаль­ной. Стервозно и многословно она сетовала на не­совершенство окружающего мира. Виня в беспечности "обслугу" супермаркета, упрекая в бессердечие медсе­стер поликлиники, обвиняя в эгоизме соседей по дач­ному участку... Если же она начинала говорить о своих многочисленных болезнях, невольный слушатель впа­дал в прострацию. Кое-кто называл ее энергетиче­ским вампиром, Лидию сторонились даже ее хорошие знакомые. Незаметно, исподволь, вынужденное одиночество, переросло в обособленность душевную.
Благодаря мужу, ведущему менеджеру известного банка, его деловым связям, дети Крайновых получили "грин-карт" в Объединенном Королевстве. Родители их обеспечили достойно: у каждого свои апартаменты, как они и хотели - в разных городах.
"Протирать штаны", иными словами - учиться, мальчики не пожелали, хотя Крайновы — старшие, гото­вы были взять на себя все финансовое бремя этого процесса. Сыновья устроились сами: один слесарем на полиграфическом комбинате, другой - водителем в междугородние перевозки. Они обзавелись своими семьями еще в России, их дети родились подданными уже другой страны. Мальчики считали Королевство своей родиной, гордились им, не встречая впрочем, родительского понимания.
Сказать, что у "отцов и детей" были прохладные отношения - ничего не сказать - их не существовало вовсе. В России Крайновы - младшие не появлялись уж много лет: то ли "дым отечества" был для них пустым звуком, то ли близкие в тягость.
Своими характерами сыновья отличались еще с детства. Младший Сергей родился "ласковым телятей, что двух маток сосет". Мягкий, в отца, мальчик не видел, а скорее - не хотел видеть домашней иерархии, он просто не задавался таким вопросом. В зеркале  "ро­зовых очков" детства и отрочества, истина еще не про­сматривалась. Витиеватость родительских отношений еще не бросалась ему в глаза, материнский диктат он воспринимал, как должное.
Другим рос Дмитрий. Наблюдательный и не­разговорчивый, он не спешил делиться со своим реген­том тайнами, как Сергей. Суровый и прямой в суждени­ях, он невольно брал с матери пример. Вынеся из классического афоризма: "мужчины управляют миром..." лишь его вторую часть: ".... а женщины - муж­чинами."
"Я в нашу мамочку!" - повторял он заученно чьи-то слова. Считая по-молодости, такой ответ все объясняет и извиняет. Простодушный, но совсем не наивный его взгляд, был тому порукой.
"Что он имеет в виду?" - задавалась Лидия всякий раз одним и тем же вопросом. Не получая впрочем, на него ответа.
На одной из редких встреч с детьми, расчетливый, сам себе на уме Митька, прочитал басню Крылова:  "...ты все пела, это дело..."  При этом смотрел на мать непривычно холодно и отстраненно, и от этого взгляда ей тогда стало не по себе. И хотела бы она простить сы­на за нетрезвую декламацию, этот недвусмысленный намек, но почему-то не прощалось…
Была у Лидии лучшая подруга - Ванесса, уж год как ее нет в живых. Ни в карты теперь не с кем переки­нуться, ни косточки соседям перемыть...
Много лет та жила в Америке, Форт – Бентоне, в штате Монтана на берегу Миссури. Потом были Небрас­ка, Канзас… В итоге, сменив трех мужей и полдюжины штатов, Ванесса вернулась в Россию. Ни сносного обра­зования, ни стОящей профессии за ней не числилось. Даже простыми хозяйственными навыками, вроде готовки и шитья, она в полной мере не владела. 
На «дым отечества» в виде трудовой пенсии в род­ной сторонке, женщина конечно же не рассчитывала: она эмигрировала в Штаты в двадцать семь лет, верну­лась к пятидесяти годам. Грошовое по­собие ей было ни к чему,  бывшие мужья позаботились о том, на счетах Ванессы лежала кругленькая сумма. Лег­кая на ногу, она обустроилась быстро, подыскав себе особнячок в двух уровнях. Купила, и зажила своей ти­хой, но обеспеченной по российским меркам жизнью.
Лидия и ее "америкэн герл", нашли друг в друге родственные души еще задолго до того, как их разде­лила Атлантика. Соседи Крайновых тогда еще удивля­лись: что связывает гуманитария и домохозяйку, семей­ную женщину и раскованную феминистку?
Полтора десятка лет в Соединенных штатах, обыч­но хватает, чтобы формально считаться американцем. Однако, "быть" и "казаться" - разные категории.  Всю непростую иммигрантскую жизнь, там можно "пребы­вать" на социальных задворках, с вытекающими из этого минусами. Не захочет местная община принять к себе чужака - и точка! И ничего здесь не сделать: мен­талитеты у аборигенов и варягов разные, душевные организации отличаются в корне.
Нечто подобное случилось и с Ванессой. Как бы то ни было, Лидия вновь потянулась к подруге "из-за буг­ра".
Жила вдова Крайнова на загородной даче, сдавая свое городское жилье в аренду корейцам, в том был ее главный финансовый расчет. Знакомые ухмылялись – чудит бабка, ей ли считать копеечку...
"А как бы поступили на моем месте вы?" – задавала она контр вопрос. Интересанты тупили взор, оставляя его без ответа.
Были и другие причины, по которым Лидия не хоте­ла оставаться в городе: ее коробили лицемерно-пост­ные физиономии знакомых, их наигранные светские ужимки. Правила хорошего тона, как она считала, гово­рят: приятен человек – позови его в гости. Ничего не имея в виду... Нет такой цепи событий, значит, что-то не сложилось.
Она прошла на веранду с кофейником, проститель­ная слабость – взбадривать себя поутру двумя-тремя чашечками кофе без сахара. Дворовый пес по кличке Боярин, жалобно скуля и подпрыгивая, заглядывал в ок­но - есть хотел.
Хозяйка погрозила ему пальцем, он послушно уго­монился. Купленная за две сотни рублей у прохожего собака, исправно несла службу на подворье.
О том, чтоб сделать ее комнатной, не могло быть и речи, Лидия не выносила запаха домашних четвероногих. Так было, когда чутье ее не подводило, теперь этот вопрос мог быть снят, но осталась сила привычки. Ко всему эти хлопоты по уборке...
С Боярином у Лидии хлопот мало: отварной рубец ждал своего часа в холодильнике. Собаке, если та себя хорошо вела, ежедневно перепадал кусок разогретого в микроволновке продукта.
"Пусть и за это спасибо скажет!", - говорила при случае Лидия.  "Не приюти я его, пес окончил бы свои дни плачевно.  Под машину сдуру угодил, или на жи­водера нарвался".
Тот ценил доброе к себе отношение, и доверием хозяйки не злоупотреблял. Не скованный цепью, хоть и рожденный свободным, он не позволял себе отлучаться с вверенного ему участка. По крайней мере, в светлое время суток. Побаивался, а у него были на то основания – не раз был бит прутиком за ослушание.
- Постирали бы свою вонючку! - упрекали Крайнову соседи. – Завшивела собака донельзя, как бы ее насе­комые к нашим умненьким болонкам и пуделькам не пе­репрыгнули. Эта помесь скунса с лохматой овцой…
- Вам надо, вы и мойте! – Лидия в такие моменты однозначна и резка. –  Умненькие - разумненькие...
- Дадите на пять мороженых, я вашего Боярина ис­купаю, - подступился к ней как-то соседский мальчуган. – Мы с ним друзья детства, он меня знает.
- Ничего не имею против, - Крайнова шла на поводу у малолетки. – Расчет получишь, когда приведешь соба­ку назад.
- Я бы и подстриг ее, - сорванец поднимал планку сервиса, – от повышенной лохматости избавил. - Блохи заели Боярина, вот соседи и психуют.
- Договорились! – женщина не против дополни­тельной услуги. – Бери за десять стаканчиков. Ты их все равно  не купишь, если деньгами дать.
Подросток очевидный факт не оспаривал - стакан­чики так стаканчики. По правде говоря, он имел в виду эскимо.
Собаку сосед уводил на поводке. Та, кожей чув­ствуя дуновение речного ветра, и грядущие водные процедуры, бесновалась, норовя из благодарности лизнуть мальчугана в лицо. Лидия, глядя на этот из­быток чувств, натянуто улыбалась, испытав легкий ду­шевный трепет. Вот оно доброе дело...
Откинувшись в плетеном кресле, Семен сработал его из лозы, она налила себе кофе, потянулась к горке овсяного печенья. Отхлебнув уже остывший напи­ток, дернула за шнурок портьеры. В окно веранды, доходившее до пола, тут же ринулся отраженный свет малинового диска, невидимого до поры за частоколом сосен.
В который раз Лидия исполнилась чувства благодарности к мужу. Если бы не Семен, не иметь им двух гектаров этой плодородной земли в пойме Волги. Этих четырех десятков многолетних деревьев. Если бы не его расторопность и деловая хватка, не построить им этот коттедж о трех этажах.
Им завидовали, по крайней мере, Лидии так казалось. Она не видела в том ничего странного, истол­ковывая это понятной человеческой слабостью. Вспомнилось по случаю плутархово - "Зависть есть горе о чужом счастье".
А где-то в глубине сознания, билось жилкой са­модовольное и напыщенное: «что он без меня», «если бы не я», «это я устроила», «здесь он и пальцем не ше­вельнул».
Зачастую так и было, Семен не обладал и десятой долей ее энтузиазма и напора. Собственно, Лидия расчищала территорию под строительство, договарива­лась с проектантами и подрядчиками, Семен же - строил дом. На этом этапе, бережно и дальновидно не подпуская жену к пыльному процессу – не царское это дело.
В прорези почтового ящика белела вчерашняя га­зета, Лидия тогда носа из дома не высунула, с самого утра сыпал нудный, сверхтекучий дождь.
Острые грани кирпича ранили нежные ступни, хо­зяйка имения, картинно покачивая бедрами, отправи­лась за газетой. Ее ухоженные, тридцать четвертого размера ножки, с серебряными браслетами на лодыж­ках, судорожно дергались. Вернулась она от калитки той же дорогой, на минуту прервав свою "летящую по­ходку" у китайской вишни. После чего продолжила путь, боясь выронить из ладоней невесомые шарики цвета «голубиной крови».
"Надо бы здесь всегда... босиком..., – пронеслось эоловым ветерком в сознании. Кирпичи - тот же "аппли­катор Кузнецова»… Полезно для нервной системы..." 
Листая газету, Лидии  бросилась в глаза новость: некая электронная фирма, презентует свой очередной продукт – "собеседни(ка)(цу)". Устройство, если верить рекламе, скрашивало жизнь пожилым и одиноким лю­дям, якобы поддерживая разговор.
Лидия впервые слышала о таком. Считая себя зна­током и ценителем "умных вещей", она тут же позвони­ла по указанному номеру. Не прошло и двух часов, на пороге ее дома стоял молодой человек.  Перед этим, мо­лодящаяся леди навела приличествующий случаю "мэйк ап", надела свой любимый, отчаянно рыжий парик, и до­революционную блузку "рабочей колхозницы". 
- Я хотела бы знать принцип действия вашего аг­регата! - строго, по-учительски, хозяйка сразу обознача­ла диспозиции сторон в диалоге.
Сразу давая понять - с кем имеют дело.
- Только не говорите, что ваш чемодан с лампами анализирует слова и фразы. - Оставьте при себе ваши рекламные обертончики, рассказывайте это своей ба­бушке. Подозреваю, в вашей нынешней топ-модели ин­теллекта не больше, чем у доильного агрегата, что пы­лится в нашем краеведческом музее. Хотите, назову год выпуска того молочного птеродактиля? Когда вы его узнаете, у вас мурашки пойдут по коже.
Я это к чему… Меня здесь не провести, хотя современные технологии…
"Это надолго!" - тоскливо подумал представитель фирмы, раскладывая на столе проспекты и фотографии.
- Последняя наша модель выпущена специально для леди, - начал он, памятуя - с хозяйкой надо держать ухо востро. - Устройство смонтировано в кресле – качал­ке, в верхней ее части - муляж головы, в нашем случае - "собеседницы". Все что ниже, закрыто пледом. Вот вам образцы компоновки, выбирайте, что душе угодно. Есть у нас и фонограммы голосов людей публичных, знаме­нитых. Кому-то нравится голос Эдиты Пьехи, кому-то - Надежды Румянцевой или Кадышевой.
Если хотите полного сходства с кем-то из близких, дайте нам фотографии прототипа. Анфас и в профиль. Мы сделаем со снимков силиконовый слепок. Оцифро­ванный, выращенный в режиме 3D, то есть максимальн­о приближенный к оригиналу.
Управление клоном, мы его так называем, проще простого. Вы ставите "собеседницу" рядом с собой впо­лоборота. Впрочем, как вам угодно. Трогаете муляж за плечо, устройство или активируется или выключается, если было включено. Спустя десять секунд озвучивает­ся текст.
- Какой текст?
- Ну,… разные истории, - смешался молодой че­ловек. - Их много, и выбор произвольный.
- Они имели место в самом деле, или взяты с потол­ка?
Коммивояжер устало поднял глаза.
- За три месяца мы продали сорок две установки, из них  двадцать девять - леди, и никто из них…
- Мне это ни о чем не говорит. - Вы не ответили на мой вопрос, - хозяйка уверена в себе, а потому напори­ста.
- Мы брали за основу житейские истории, в том числе скандальные, - пояснял коммивояжер. - Уверен, они вам понравятся. Когда начнутся повторы, дайте нам знать, новую память мы установим бесплатно. Обратите внимание на важный нюанс: как только вы на­чинаете говорить, "собеседница" умолкает.
- В самом деле? - изумилась хозяйка. - Надо же! Мо­лодцы, ничего не скажу! Здесь вы преуспели, если учли и такое. Слушать другого не перебивая, это я вам ска­жу...
- Предположим, - продолжал сотрудник, - вы хоти­те, что бы "собеседница" напоминала своей речью кого-то из ваших близких. Это легко решается: мы записыва­ем фразы и лексические обороты прототипа. Спустя со­рок восемь часов привозим "собеседницу" в полном со­ответствии с параметрами заказа.
Стоимость нашего товара не так велика, что бы растягивать кредит на год. Если же вы настаиваете…
- Нет-нет, что вы, меня устроит полгода, - Лидия уже приняла решение. - Вы говорите двадцать семь ты­сяч…
- Без малого. Но если вам семьдесят лет и больше, мы даем скидку в пятнадцать процентов.
- О чем вы… - Убедили молодой человек, я беру "со­беседницу". Только вот что... Сделайте ее похожей на мою подругу Ванессу. Помнится, в шестьдесят четвер­том мы рассекали на ее "додже" Айову..., - Лидия при­крыла глаза, вспоминая.   Она тогда вызвала меня к се­бе в Небраску. Это рядом…
- Ну что, по рукам? – нетерпеливо перебил ее пред­ставитель. - Меня ждут в другом месте.

2.

- Как похожа! – ахала Лидия,  - ну, вылитая Ванес­са. – Надо же… не отличить...
Кресло - качалка уже полчаса стояла с ней рядом, она все не решалась начать "разговор". Пугало - в ком­нате зазвучит голос со знакомыми: "ну что, усвоила?", "пустяки все это…", "я бы не сказала", "и ты туда же…"… И еще два десятка, свойственных подруге  оборотов.
Кресло Лидия поставила, как и советовали - боком. Если еще бросить на плед начатый шерстяной носок… В этой процедуре, во многом языческой, ей виделось что-то таинственное, пугающее, мистическое. Заменить по­другу никем и ничем нельзя, тем не менее… 
Помнится, представитель фирмы спрашивал: какие у нее в обиходе стоп - слова, от которых ее подруга обиженно замолкала? Лидия тогда еще удивилась, - "за­чем это ему?" Тот пояснил - чтобы не вставать всякий раз к муляжу, когда его монологи станут утомлять.
Разве можно такое забыть! "Да помолчи ты, наконец!" "Я тебя не слушаю!" "Мне это не интересно!" "Врешь ты все!"
Наконец, решилась, тронула Молли за плечо, (на­звать бездушный механизм дорогим именем) Лидия не осмелилась. Забралась с ногами на тахту, и приготови­лась не слушать - беседовать.
«- …и что думаешь, она ответила? Ты мол, не знаешь всего. Эрнест на поверку оказался не так прост. Когда дело открылось… О! В общем, у проходимца было три женщины. Представляешь Лидия, три! Ему, конеч­но, пришлось уезжать из …»
Лида не представляла о чем речь, среди ее знакомых нет человека с именем Эрнест. Ну и пусть, все равно интересно! С этими оборотами ее голос так по­хож...
«…за ним упорхнула и Верка, ты знаешь эту верти­хвостку. При живом-то муже! И надо ж тому случиться, вернулся в ту пору ее дружок Костька из Греции, он там по путевке отдыхал. "Где Верка?" - спрашивает. Ему в ответ - где же ей быть, как ни в Польше. Сгорает мо­лодка от страсти в чьих-то объятиях. Тот в крик. "Ска­жите мне имя мерзавца?" Чудак, сам должен догадать­ся!
Муж за  револьвер. "Я убью его! - кричит. Ему не несдобровать!" И туда же, в Краков…»
- Да помолчи ты! - вырвалось у хозяйки дома. - Дай передохнуть.
Кодовая фраза - сигнал на отключение, Молли обиженно умолкла.
Лидия приходила в себя. Она вовсе не хотела пре­рывать монолог, все вышло само-собой. В обычной их беседе Ванесса и не подумала бы прекращать свои откровения.
Молли, не в пример тактичнее - слова не скажи! Что там говорил представитель… Если вклиниться в речь…
- Давай Молли еще раз,  - тронула Лидия "подругу".
"…никто из соседей об этом и не догадывался. Как они узнали, что Семеникины взяли девочку из приюта? Не иначе, чья-то подленькая душонка поработала. Пока малышка пешком под стол ходила, все шло хорошо. В шесть лет, кто-то ей брякнул: у тебя мама не настоя­щая. Представляешь Лидия! Девочка в истерику, еле выходили кроху…
- Да! - впервые поддержала разговор хозяйка дома, - у меня на памяти тоже было несколько таких случаев.
- Взять хотя бы…
Молли тактично замолчала, а хозяйка долго и по­дробно вспоминала историю многодетной семьи Стахо­вых. Лидия делала это скорее для себя, чем для элек­тронной "подруги". Разумеется,  добавив своих кра­сок в повествование.
Закончила. Молли, выдержав положенный срок, вновь заговорила о своем, наболевшем.
"... и вот представь себе Лидия. Ни с того ни с сего приезжают к нам в захолустье... ни за что не отгада­ешь... Кэмерон Диаз и Дрю Берримор. Да, да, те самые "ангелы Чарли", те самые Натали и Дилан. Люси при­ехать не смогла, у нее ребенок в какое-то учебное заве­дение в то время поступал. О! Ты бы видела этих дев­чонок! Кэмерон - само очарование, одна ее улыбка чего стоит! Приехали девчонки вместе, а выступали порознь, совместные вечера у них не приняты. Спросишь - по­чему? Потому что они настоящие звезды, в Америке есть из чего выбирать, не как у нас. Никто из них не нуждается в подтанцовке, и без того народ на них ва­лит.
На выступление Диаз я сходить не смогла, побыва­ла у губастенькой Дрю Берримор. Хулиганистая, я тебе скажу штучка, за словом в карман не лезет. Для форсу вставляла в свою речь русские слова, типа: "круто", "без труда не вынешь рыбку из пруда", "мне бы ваши за­боты", "красиво жить не запретишь". Потом на записки из зала отвечала, перед этим их переводчица смотрела. Про наркотики рассказывала, про свой фильм "Пятьде­сят первых поцелуев"... Когда же ее спросили про от­ношение к внебрачному сексу..."
- Ты Молли этого не знаешь, не могла знать, - обо­рвала "подругу" хозяйка. - Был у меня в моей пушистой молодости роман, я о нем никому не рассказывала. Спросишь почему? Потому что речь идет о VIP королев­ской крови, - Лидия говорила о своем сокровенном. Он, как я слышала, еще жив. Алонсо...
Даже с Ванессой она этой тайной не делилась. Молли, в отличии от своего прототипа, равнодушно молчала.
Лидия своей покупкой довольна: одно дело с собой вести беседу, уподобляясь рядом живущим "божьим одуванчикам", другое - с кем-то. Какая ни есть, а собе­седница! То хозяйка ей о своем девичьем поплачется, то та - ей. До слез умиляет врожденный такт Молли – не перебивать говорящего. 
Как-то приболела Лидия, не смогла отказать себе в удовольствии, осилила в один прием целое ведерко земляничного мороженого. В итоге слегла с жесточай­шей ангиной. Вечером, как всегда, настроилась на бе­седу, Молли стала живописать одну из своих бесчислен­ных историй. Время от времени Лидия порывалась обо­рвать её, но не могла - в горле стоял болезненный ком. Вставать с тахты она не хотела, ленилась. Слушала...
В какой-то момент, Молли на полуслове умолкла, и через несколько секунд стала знакомить с другой исто­рией. Не закончив - с третьей, четвертой…  Сломалась!
Лидия не звонила в фирму, ждала, когда станет на ноги. На четвертый день она связалась с "Комьюни­кейшн сервис".
Целый час ее сотрудник тестировал Молли: что-то подкручивал, чем-то щелкал, прослушивал в наушники. Интересовался, - "как долго она собирается болеть?"
- Давайте сначала о деле. Ваш агрегат исправен? – хозяйка неулыбчиво смотрела на электронщика. – Вы его отладили?
- Наши коммуникаторы не ломаются в принципе! – молодой человек, защищая свою корпорацию, нарочито пафосен, - они просто адаптируются к ситуации. - Если она меняется, машина требует переналадки. Ваш слу­чай.
Тонус у Лидии повысился, депрессии как не бы­вало, появился долгожданный душевный комфорт. В доме поселилось существо, которое скрашивало ей не только вечера. Пусть не живое, оно рассказывало ей свои сказки, слушало ее утомительные байки. Как внимательно - другой вопрос, главное - слушало.

3.

- Что там у бабки? – спрашивали коллеги у налад­чика.
- Ничего страшного, старуха неделю не разгова­ривала, горло простудила. А машина, сами знаете - от­рабатывала треть файла. С учетом того, что ее все равно перебьют. Ну и пошла она выдавать укороченные истории. Бабка перепугалась, на машину стала грешить .- Выздоровела?
- Не совсем. - Дня три еще послушает полное со­брание сочинений, потом все придет в норму.
- Довольна старая покупкой?
- Еще как!
                4.

Не прошло и двух месяцев, в "Комьюникейшн сер­вис" поступил еще заказ - Лидия Крайнова хотела видеть в "собеседнике" своего мужа Семена.
Представитель фирмы, посетив ее на дому, не скрывал удивления.
- Мужчины его возраста дома как правило - молчу­ны, по своему отцу знаю. - Они становятся болтливыми только на людях. Хотите, чтобы у вашего прототипа бы­ла стилистика футбольного фаната?
- Ни в коем разе! – уточнила Лидия позицию. – Говорить буду в основном я. Вот вам список его харак­терных слов, время от времени, он вставлял их в нашу перебранку
- Да..., - она замялась. - Для куража запишите в его память полсотни вымышленных романтических исто­рий.
Возбужденная и веселая хлопала себя по коленям.  - Я-то знаю, ничего такого не могло быть в принципе, но все равно, сделайте милость… Будто он делится со мной своей тайной. Мне это будет приятно.
Смущенно мяла в руках носовой платок.

5

Когда Лидия Викторовна стала беспричинно зяб­нуть, и ее давление упало до критической отметки, она обеспокоенная, позвонила соседке Ксении.
-Что-то не можется мне, - в трубке слышались ее просительные нотки. - Зашла бы...
- Что там у тебя? - та с ней особо не церемонилась. - Может скорую вызвать?
- Не надо скорую, у меня к тебе просьба. - Деликат­ная.
- Ладно! - Ксения в сердцах бросила трубку, даже не пытаясь скрыть свою досаду - она готовила у плиты.
Лидия с ней, в обычном понимании слова, не дружила, хотя огородами соседствовала. Впрочем, ред­кий здешний насельник мог похвастать знакомством с Крайновой. Она дистанцировалась от сельчан намерено - не желая пускать в свой дом посторонних из боязни наводчиков, он был обставлен антиквариатом. Мало того, три стены ее огромной гостиной, занимали современные и старинные энциклопедии - наследствен­ная гордость Семена. До царских фамилий ей было да­леко, но устроить обед на шесть персон на серебре она при желании могла. Кроме того, глаз нечаянного гостя, радовала богатая коллекция фарфора и дорогих женских часов. Одни платиновые A. Lange & Sohne чего стоили!
Уходила Ксения от соседки сердитой: жалобный телефонный голосок Лидии, претерпев мутацию, стал деловитым и требовательным. Больше похожим на при­каз, чем на просьбу.
Следовало отправить по указанному адресу элек­тронное письмо в Англию в Ипсуич младшему сыну. Услугу Крайнова оценила по-царски.   

6

Не прошло и трех дней, как ее не стало, инсульт разбил старушку. Она не то, что встать, говорить не могла - губы не слушались. Так и ушла из жизни молча, с открытыми глазами, сознавая весь ужас происходя­щего, и не в силах что-либо изменить.
Ксения, чувствуя неладное, зашла к ней перед самым ее концом - двери не закрывались уже давно, мало ли что.... Лидия только глазами повела: прощай мол, не поминай лихом.
Прилетели дети. Провожали в последний путь усопшую с десяток соседей: любить ее не любили, а прийти - пришли. Сыновья слезинки не проронили, ста­рухи глядя на эту сдержанность, только головами кача­ли. Гадая, в чем причина такого отношения... То ли в ев­ропейском воспитании, то ли внутренней отстраненно­сти...
Сыновья ходили по комнатам, спотыкаясь о стран­ные кресла - качалки. Пытливо всматривались они в си­ликоновые маски, похожие на отца, подруг матери. Хо­лодные, безучастные слепки с живых лиц...
Сделав все необходимые распоряжения, наняв сто­рожа, отчего-то раздраженные, дети вылетели на роди­ну. Малую ли, большую...  Свою ли, детей... 

7

- Вот, всегда так! - Соня возмущена, - стоит только иностранцу влезть в нашу жизнь, тут же все напереко­сяк. "Шесть лет мак не родил, и голоду не было!" 
- Что ты несешь? - бросив штопать носок, Ксения укоризненно глянула на подругу. - Ее дети не развле­каться сюда приехали, мать хоронить. Поставь себя на их место.
- Разбежалась! Я свою мамку без присмотра на де­сять лет не оставлю. Да, Ксюха, я тебя перебила... Продол­жай, слушаю, - соседка, а по совместительству - по­друга Ксении, наигранно подперла щеку кулачком.
Она зашла в гости всего на минутку, но уже битый час судачит о Крайновой и ее детях.
- О чем это я… Да, за что купила, за то и продаю. Генка из шиноремонта оказался одноклассником Сереги, сына Лидии. После похорон, когда англичане пришли в себя, Генка к ним и нагрянул. Стали бражни­чать, то, се... Димки не было, у него здесь свои замороч­ки, а Серега спьяну всю правду-матку и выложил. Там оказывается, дело не простое...
- Не части, успеется, - Соня дрожала от нетерпе­ния. – Давай с самого начала. Где они работают, живут?
- Генка про старшего у Сергея не спрашивал, ему интересней как его дружбан устроился. – Ну и пошли один за другим вопросы. Как? Чего?
Городок наш, говорит гость заграничный - Ипсуич - как в Прибалтике: с красивыми домиками, ухоженными лужайками. Он у них там вроде районного центра, по-ихнему - графства. Многоэтажек нет, хотя с площадями под застройку туго. Сто двадцать пять тысяч народа на сорок квадратных километров. Прикинь! Тесновато, но они не в обиде.
Живет Сергей с женой и малышами в апартамен­тах, как бы кооперативной квартире. На берегу реки, Оруэлл называется. Красиво не то, что наша сточная Мутнянка.
- И сколько получает? - для Сони этот момент важен.
- На эту тему парень не распространялся, не приня­то у них такое. - Прямо не сказал, Генка косвенно дога­дался - шестьдесят пять выходит. Фунтов в смену.
- Это сколько по-нашему?
- Представления не имею. - Знаю, что больше евро.
- И где так платят?
- Есть там полиграфический комбинат, на заказы работает, рекламу. Парень печатное оборудование ре­монтирует.
- Хорошо, а в чем фишка? - Соня непременно хоте­ла знать все подробности.
- В наследстве дорогая, - откинувшись на диване, Ксения перевела дух. - Не простая на поверку оказалась Лида, не простая...
- Да уж, не Золушка с тыковкой, прости меня Господи! О чем ты? - спохватилась Соня, - здесь есть подводные камни?
- А то! – Через два дня после похорон, к парням заявился нотариус, что вел дела Лидии. Вы говорит, особо не суетитесь, в доме ничего не трогайте. Сейчас придут понятые, будем описывать имущество.
У тех глаза на лоб: в чем дело? Тут, нотариус до­стает из широких штанин завещание. По нему вся не­движимость и вещи отходят... Одним словом - дети от­дыхают.
- Не может быть! - Соня в шоке. - И кому отходит?
- Дом с обстановкой и городскую квартиру Лидия отписала благотворительному фонду из Питера. С условием - в усадьбе разместится богадельня. По имени "Лидия". Сильный ход, да?
- А что дети?
- Дети… Дети – англичане, они законам послушные. Они тут же «свернулись в трубочку», стали тише воды, ниже травы. История с усадьбой закончится через полгода, закон так говорит. Только потом можно все оформлять документально. Дети одни альбомы с семей­ными фотографиями и взяли, больше им ничего не раз­решили.
- Вот это да! - И что потом? – у Сони учащенно билось сердце, новость была из разряда «супер».
- Потом все ценное; книги, посуду упаковали, опе­чатали и увезли, оставили охрану и… Занавес.
- А все остальное?
- Я разве не сказала? – Ксения нервничала, скоро должен прийти муж с работы, а она тут… - У Лидии бы­ло штук семь кукол говорящих, она их завещала фирме - изготовителю. Не просто завещала, просила подарить тем, у кого денег на них нет. 
Ладно Соня, скоро мой Валентин заявится. Ты уж иди от греха... Шум будет, когда он…
- А вещи в казну? – последний вопрос соседка зада­ла уже с порога.
- Нет, по завещанию они должны выставляться на аукцион. А вырученные деньги пойти на стариков в богадельне.
Соня шла домой, думая о новости, в этих местах диковинной.

                8

Борис сидел за столом у окна, разделяя игривое настроение героев фильма "День выборов". Ноутбук ему подарили дети, чтобы скрашивать ночные дежурства. Они заполнили память устройства тремя сотнями фильмов и полу-тысячей книг. Смотри - не хочу!
Окно дома до половины прикрыто роль-ставней. С этого места ему видны и ворота усадьбы, в проеме по­луоткрытой калитки, как в тире сменялись силуэты ред­ких прохожих. Важную роль в охранном процессе играл хозяйский пес Боярин. Он потерял свою былую прыть, часами неподвижно лежал у будки, положив грустную морду на лапы. Всем своим видом выражая непритворную грусть по прежней хо­зяйке. Ее дети из жалости оставили немного денег на содержание пса.
Борис жевал "краковскую", запивая ее "спрайтом", искоса просматривая список фильмов на мониторе. Под настроение выбрал "Зеле­ную милю", но смотреть трагедию не стал, оставил ее на "паузе". Поднялся с плетенного кресла, крутнулся влево-вправо, обхватив руками икры замер в статиче­ском напряжении - стретчинге. Испытанный способ под­держивать тонус мышц...
С недавних пор он служил в охранной фирме, на фоне тотального распада предприятий в стране, и рас­тущей  безработицы, они росли как грибы после дождя. В то время ходило выражение: "природа не терпит пу­стоты: если где-то - убыло, где-то - прибыло". Кто-то разорялся, кто-то наживался на человеческом несча­стье. А деньги и их капитализация в недвижимость требовали охраны и порядка. Вот и охраняли...
Некогда Борис был энергетиком горно-добы­вающего молибденового рудника в Кабардино – Балка­рии. Вышел он на пенсию в пятьдесят лет, вакансий среди "голубых воротничков" на поверхности ему не на­шлось, предложили рабочую должность в шахте. Ра­зумеется, вчерашний топ-менеджер отказался от такого унижения - быть в подчинении у своих вчерашних под­чиненных… "Этого мне только не хватало!" - сказал он обиженно, и ушел электромонтером в жилищную конто­ру.
Его жене такой малобюджетный поворот событий пришелся не по нраву. Атакованный по всем фронтам, Борис держал оборону недолго, и вскоре ушел с десяти тысяч на пятнадцать, поменял профессию электромон­тера на "сторожа". "Вторая по интеллекту после пере­тягивания каната", - говорил он уничижительно про свое новое ремесло, ухмыляясь и разводя руками. "Я что... я ничего... жена настояла...".
В фирме Борис и года не трудился, сутки отдежу­рил, двое - дома. Для тех, у кого есть своя дача – луч­шей работы не найти.
На усадьбе он второй месяц, за это время обжился и даже обустроился - принес из дома свою раскладуш­ку, на чужой кровати спать не осмелился, в отличии от своих падких на дармовщинку напарников. Ходил он по участку как хозяин, урожай собирал как собственный. То пакет груш на велосипеде домой отвезет, то ведро слив на варенье оттащит. Ягода-малина, что вдоль за­бора, жизнь тоже скрашивала… 

9

Разное в голову Борису приходило. Взять дом, что его фирма под охрану взяла... Непростая с ним история вышла, по слухам, усадьба государству отписана - хо­зяйка, мол, так решила. Будто у нее с детьми отноше­ния не сложились.
Место для жилья Крайновы выбрали всем на за­висть: озеро под боком, река в километре. Надо понимать, чиновник не из банковских рядовых - из управленцев! Проект дома выбран тоже с умом, и лю­бовно (читай - дорого) собран из профилированного бруса, которому любые морозы нипочем. Издали строе­ние смотрелось приземисто и скромно, вблизи выясня­лось - оно на этаж в земле. По периметру, выложенному цветной гранитной плиткой, шла траншея, укрытая на­висающей черепичной крышей. С трех сторон дом об­рамляла теплая веранда, часть которой отводилась под кухню. В одном из ее торцов и сидел Борис - охранник, нанятый сыновьями недавно упокоенной хозяйки.
Все ценное в доме судебные приставы вывезли еще в первые дни после похорон.  Бывшие хозяева не скупились на безопасность усадьбы, оснастив оконные и дверные проемы недешевыми роль - ставнями. Откры­вать их сейчас, в холодной и нежилой обители не имело смысла. Вот и выглядел дом этаким убогим слепцом, взирая своими невидящими глазницами на бушующий окрест "зеленый шум".
Гостиная впечатляла размерами, если сравнивать с жилплощадью Бориса: четырнадцать шагов в одну сто­рону, десять - в другую. Стропильные балки против обыкновения, были без потолка, за счет чего объем помещения и его высота зримо вырастали. Случайного гостя не оставляло ощущение пространства с высокой позитивной энергетикой. Это входило в диссонанс с не­давним трагическим событием.
"Будь у меня такой…, - Борис мечтательно поднял глаза к потолку. Здесь бы кольца повесил, здесь – канат. Здесь место "шведской стенке", здесь - "Кетле­ра", здесь –  дорожки бегущей..."
Усмехнувшись "своим мыслям, своим скакунам", он перевел взгляд на электронных кукол в углу. "Музей ма­дам Тюссо", - тут же в голову пришло ассоциативное. Кресла - качалки своими пластиковыми физиономиями повернуты к стене и накрыты пледами. Борис проделал эту процедуру в первый же день своего дежурства, что­бы избавиться от гнетущего "эффекта присутствия".
Покончив с колбасой, испытывая блаженство насы­щения, он уселся перед монитором. Мельком глянул на часы и сгустившийся сумеречный пейзаж за окном. "Ка­жется, дождь собирается...", - подумал бессознательно, готовясь к просмотру "экшена".
Первая молния сверкнула в тот самый момент, когда тюремный надзиратель пустил со страху струю в штаны, напуганный отморозком-заключенным.
Через несколько минут за окном началось настоя­щее светопреставление: молнии полыхали не переста­вая, раскаты грома, перекрывая друг друга, походили на рев авиационных турбин. Опасаясь за ноутбук, Борис закрыл его, и прилег на раскладушку. Через минуту он уже выводил носом немузыкальные трели.
После особенно сильного раската грома, он очнул­ся, покосившись в сторону гостиной, оттуда доносилась человеческая речь - мужской голос что-то неторопливо рассказывал.
"Куклы…, – успокоился Борис. – Им тоже хочется ля-ля".
Ему расхотелось спать.
«… сидим мы, стало быть, с Андрюхой за рюмкой чая на его кухне, байки травим. Не первый раз у нас с ним такие посиделки, говорить вроде не о чем, знай на­ливаем. Он мне Лидия такую историю рассказал про своего напарника… Тоже дальнобойщика, Игоря. Тот в такой переплет попал, на трассу не мог выйти, руки тряслись, пришлось ему взять недельный отпуск, чтобы оклематься.
Ты его Лида не знаешь, хоть с его жинкой в бухгал­терии шинного работала. Ну, так вот, у Игоря двое па­цанов растут, пришло время, и он озаботился их буду­щим. Стал подбирать им профессии, консультировался у знаменитостей, денег на репетиторов не жалел. Худо-бедно, старшего в институт пристроил, до младшего очередь еще не дошла. По возрасту.
Тут к нему родственница нагрянула. Седьмая вода на киселе. Списалась перед этим, и плацкартом пода­лась, хорошо не в теплушке. Здравствуйте, я ваша тетя! Ты Лидия знаешь, иных бабок медом не корми, дай за жизнь поговорить. Ну и началось. Гостья оказалась по­хлеще Ванги, таких событий ему напророчила - впору из дома бежать. И что интересно - все сбывалось...»
Борису наскучил электронный рассказчик, он вер­нулся на кухню. За его спиной продолжали бубнить.
Вышел под навес. Природа разошлась не на шутку, порывы ветра бросали в лицо сорванные с деревьев и поднятые с травы листья и сосновые иголки. Дождь сбавил свой тропический напор, обходясь тяжелыми одиночными каплями. Небесные сполохи и отзвуки пре­кратились, подлунный мир, получив свою порцию жизненной влаги, настраивался на умиротворяющий сон. Борис вернулся на кухню.
До него донесся уже другой голос – женский. Гро­зовое электричество сыграло с куклами злую шутку, их электроника разладилась, они включались сами собой. Даже тогда, когда гроза закончилась, электронные кук­лы продолжали свою нескончаемую конференцию. Так продолжалось до тех пор, пока у "собеседников" не се­ли аккумуляторы, в свое очередное дежурство Борис уже не слышал рассказчиков.
Во всем этом было что-то жутковатое и мистиче­ское. Его мнительная жена, запретила ему говорить до­ма на эту тему, больше того - советовала перевестись на другой объект.
"Я несла свою беду, по весеннему по льду..."