Дуркин дом. Глава 16

               
               

        Свидание с Максом случилось ранее, чем о том мечтала Лариса. Вечером, накануне Первомая, в дверь ее квартиры позвонили. Мать с дочерью переглянулись: кто это может быть?
На пороге робко, переминаясь с ноги на ногу, стоял Максим. Марии Сергеевне понравилась его нерешительность. Она была убеждена, в выборе спутника жизни инициатива должна исходить от женщины, мужчина же должен уметь соглашаться с выбором прекрасной половины человечества. Ларочка порхала от счастья, из комнаты на кухню и обратно. Обычно она не прикасалась к кастрюлям и сковородкам, но сейчас ей хотелось произвести выгодное впечатление. Максим смотрел на Ларочку, ловя каждое ее движение. Он любит ее, мелькнуло в голове заботливой матери. За столом выяснилось, что Максиму на сегодняшнюю ночь некуда идти.
- С родителями поругался, пояснил Максим, - У меня с ними идейные разногласия. Они не принимают тот образ жизни, что я веду: мотоциклы, песни под гитару, шумные вечеринки…
- Каждые родители мечтают, чтобы их ребенок достиг большего, чем они сами, - перебила исповедь незваного, но желанного гостя старшая Корчагина, - Дети должны быть счастливее своих родителей, хотя счастье трудно измерить.
Мамочка, мама, какая ты хорошая и нет тебя лучше на свете. Глядя на Марию Сергеевну, Лариса едва сдерживала слезы благодарности. Мамочка – прелесть, она не возражала против того, чтобы Максим остался у них на ночь.
Пока Лариса и ее любимый вышли на баллон покурить, Мария Сергеевна прибрала со стола, подготовила свежий комплект постельного белья. На прощанье, прежде, чем удалиться в свою крохотную спаленку, она еще раз окинула внимательным взглядом гостиную, кажется, она ничего не упустила из вида. Жаль, у них комнаты смежные, до утра ей трудно будет дотерпеть, а молодых беспокоить не хочется. Ну да ладно, сейчас только одним глазком гляну на их влюбленные лица, и на покой.
Теплый, погожий вечер конца апреля дарил людям покой и хорошее настроение. С высоты четвертого этажа можно было разглядеть лица выходящих из подъезда людей. В основном это были влюбленные пары, словно по команде поднимающие счастливые лица в надежде поделиться своей радостью со случайными ее свидетелями. Еще чуть-чуть, и на небе появятся первые звезды.
- Это Лена, с верхнего этажа, видишь? Машет мне рукой, а своего парня от меня прячет, - беззаботно болтала Лариса. – А я тебя скрывать не стану. Я хочу тобою гордиться. Споешь мне сегодня свою песню? Могу подыграть тебе, только на пианино. Давно не играла, но надеюсь, пальцы все вспомнят. Я обожаю музыку, а современную особенно.
Максим слушал подругу рассеянно, ловя обрывки фраз, чтобы было, что ответить, если спросят. Куря одну сигарету за одной, он в душе подсмеивался над болтушкой. Чувиха, которую он поймал на крючок, временами была очень даже ничего, особенно после выпитого пива, которым хромуша щедро потчевала его, в тайне от своей мамаши. На балконе за стопкой пожелтевших журналов, всевозможными коробочками, хранящимися здесь, скорее всего, веками, стояла бутыль с бражкой, именуемой хозяйкой «пивом». В этой конуре можно неплохо устроиться, на время, пока предки не передумают вешать на него ответственность за чужих старух. Малознакомое слово «рента» маячило на его горизонте, угрожая стать суровой действительностью. Ну, зачем ему брать на себя ответственность об уходе за чужой бабой, которая, быть может, еще долго протянет? «Тебе достанется от бабки однокомнатная квартира,  за это стоит похлопотать», увещевали его родители. Максим непреклонно стоял на своем. Ему и одной квартиры хватает.
-  Солнышко, ты что-то сказал?
- Мне завтра с утра в институт.
Ларису не смутил угрюмый тон, которым был дан ответ. Интуиция подсказывала ей, мужчину не стоит терзать излишними расспросами. Лучше почаще улыбаться. – Какое совпадение! А мне завтра в утреннюю смену. Мы по двенадцать часов работаем два дня подряд, третий – выходной, - следуя совету мамочки, Лариса надумала поведать Максиму о своей работе, таким образом, они будут постепенно знакомиться друг с другом. «Мужчины благоволят женщинам в белых халатах. Всегда чистенькая, аккуратная и при случае вылечить может. Чем, не выгодная супруга?», делилась житейскими премудростями Мария Сергеевна.
Бутыль с бормотухой постепенно пустела, Макс пьянел. Взгляд его терял человеческое выражение. Блуждая по верхушкам тополей, он уставился в одну точку.
Лариса проследила взглядом за любимым. Ничего. – Макс, пойдем отдыхать.
Не о такой ночке она грезила. У Макса не хватило сил даже на поцелуи. Его слюнявые лобзания параллельно со шмурыганьем носом Ларисе успели порядком надоесть, но взять и просто так спихнуть с кровати  Макса она не решилась.
Вечером следующего дня она пожаловалась Анюте на несостоятельность своего кавалера.
- Кто бы мог подумать, что, как мужчина он не ахти, - поморщилась Анюта, прослушав краткий рассказ о чужих ночных «усладах».
Лариса нехотя делилась с ней впечатлениями, опасаясь насмешек, которые, по обыкновению, достанутся ей одной. – Ань, только, пожалуйста, я тебе одной сказала, более некому.
Она могла и не заикаться об этом, Анька поступит, как ей заблагорассудиться. Захочет, уведет ее Макса, Аньке это большого труда не составит и… правильно, что она не утаила от Аньки про некудышний секс, который был у нее с Максом. Он еще молодой, неопытный, у мужчин практика и опыт многое значат. Не стоит позволять ему так напиваться, а то… ребеночек больной родиться. О маленьком Лариса ни раз подумывала, через несколько месяцев ей стукнет четверть века. Потом будет все труднее выносить здорового малыша, да и мамочке, кроме нее, мало забот. Мама молодец, не подкачала, если и дальше так дело пойдет, она скоро сама будет искать для любимой доченьки спутника жизни. Можно было бы перебиваться случайными связями, которые, как и три неудачных ее прежних брака, ни к чему не обязывают. «Не могу я умереть спокойно, зная, что оставляю тебя на свете почти одну», сокрушалась Мария Сергеевна. Лара пожалела о том, что поведала ей о почти слезной просьбе Максима. «Как можно, Ларочка, явиться в гости только ради того, чтобы занять денег? Прости, Лара, он не любит, а лишь использует тебя». Права мама или нет, покажет время, а пока … пока она будет любить его со всей силой страсти, на которую Лариса только была способна.
Непривычно, может быть, даже немного аморально пропускать ежегодное майское шествие. Первомай в семье генерала Корчагина, ветерана ВОВ, члена партии с 1939 года всегда встречали дружно и с воодушевлением, потому, что ни минуты не сомневались, что скоро наступит полная победа коммунизма, и в СССР все люди без исключения будут счастливы, а, главное, больше никогда не случится войны. Оказалось, что гражданские баталии столь же опасны для страны и народа, как вооруженные сражения.
На Первомай 1991 года готовился выезд в Подмосковье, однако накануне планы изменились. Позвонил заведующий отделением и умолял Ларису выйти, поработать  в выходной. С его слов выяснилось, что Валентина Бережная неожиданно уволилась и, не отработав положенные две недели, уехала домой, в деревню. Лариса сразу не дала ответ, заставив Олега Петровича помучиться.
Мария Сергеевна была свидетельницей их разговора, и без раздумий посоветовала дочери занять более определенную позицию, - Если заведующий отделением обратился к тебе с просьбой, стоит согласиться. Он имеет полное право обязать тебя выйти поработать, если, кроме тебя не осталось медсестер. Послушай меня, доченька, не вынуждай начальника к принятию крайних мер.
Мамины доводы на Ларису подействовали, однако выход на работу означал крушение планов на выходной день. Не может же Лара пригласить Максима в больницу. Но, даже, если представить, что она сделает это, Макс, конечно же, откажется, в том Лара не сомневалась. – Мама, я хочу поехать к Груздю на дачу. Мы договорились заранее, кто, что с собой берет. Я везу спиртное. Если не приеду, подведу ребят.
- Нет, Ларочка, ты не права. Груздевы – тебе друзья, а Олег Петрович – начальник, от которого зависит твое продвижение по службе. Не упрямься, Лара.
Молчать, уткнувшись в телевизионный экран, испытывая давление пристального взгляда, Лариса долго не смогла. – Мама, не хочу я продвигаться по служебной лестнице.
- Не понимаешь ты, Ларочка, старшей ты назначена, как исполняющая обязанности, на должность старшей могут назначить более опытного работника. А мы с тобой только недавно говорили о поступлении в институт, в этом тебе поможет хорошая характеристика из больницы. Что ты качаешь головой, Лара?
- Мне не нужна никакая характеристика из больницы, потому, что я не собираюсь поступать в институт.
- Но почему, Ларочка. Тебе же нравиться работать в больнице, помогать людям, - голос Марии Сергеевны оборвался, когда она увидела выражение лица дочери.
Большие серо-голубые глаза ее были прищурены, подчеркивая снисходительную усмешку. Ей навязывают постороннее мнение и, несмотря на то, что совет исходил из уст близкого человека, Лариса настояла на своем. – Я сама знаю, что мне делать.
Разговор с дочерью огорчил Марию Сергеевну, так, что пришлось даже выпить сердечные капельки. Приступ был настолько сильным, что Мария Сергеевна не могла дойти до кресла, так и стояла, прислонившись к затворенной двери своей комнатушки. Испытывая покалывание в груди, она не переставала думать о дочери. Может, Лара передумает. С детства девочка была такой упрямой, но ей не откажешь в рассудительности и, чтобы не говорили в психоневрологическом диспансере, Ларочка – не их пациент. Ее частичные провалы в памяти – явление временное и случайное. Подслушанный разговор по телефону был коротким, надежда Марии Сергеевны не оправдалась. А вот Лариса была на седьмом небе. Звонил Макс, сообщил, что он едет. Услышав о визите дочкиного кавалера. Мария Сергеевна кинулась к тайнику, висевшей на стене фотографии мужа  в рамке, где были спрятаны с большим трудом отложенные на черный день средства. Не дай бог, любитель дармовщинки попросил в долг. Ларочка не сможет ему отказать, а возвращать долги, по всему видно, незваный гость не намеревался.
- Эх, Сеня, Сеня, как мне уберечь нашу девочку от ошибок? Ведь ее, простодушную и доверчивую всякий пытается обмануть, - Мария Сергеевна обратилась к портрету умершего супруга, с которым она привыкла советоваться, буквально во всем. Кустистые брови слегка приподнялись, высказывая законное удивление, во взгляде почтенного генерала гордость за своих дорогих и любимых, олицетворяющих для него тот кусочек Родины, который он был обязан защищать, сменилось недоумением. Что же тут раздумывать? Если одному требуется поддержка, другие никак не должны делать вид, что их это не касается.
«Где твоя старуха? Ты, молоток, подруга, от нее давно надо было избавиться», - долетело до слуха Марии Сергеевны.
Две секунды тянулись словно вечность. Она задержала дыхание, в ожидании ответа. Ларочка любит меня и не позволит говорить обо мне гадости. Для любого человека, мать и Родина – самое святое, что есть на свете. Ларочка, Лара …
- Она дрыхнет давно. Ты чего хотела?
- Наши сейчас подойдут. Послезавтра многие не могут, так мы праздновать сегодня начнем.
За короткой паузой последовал ответ Ларисы, - За бабку мою не волнуйся, не выйдет. Мы ей дверь шкафчиком подопрем, замуруем, как мумию.
В раскатистом смехе были различимы родные интонации. Мария Сергеевна не совладала со слезами. Неужели Ларочке она настолько безразлична, что та позволяет насмехаться над ней? При упоминании слово «старуха» в голове возникал образ всеми забитого и забытого существа с трясущимися руками, вечно хныкающего и жалующегося на жизнь. Но она не такая, не такая … Хотелось кричать от обиды, но вместо этого ее грузное тело сотрясали беззвучные рыдания. Не заслужила она наплевательского отношения. Да, если требуется, если только Ларочка попросит, она для нее все сделает, а если потребуется, она, она жизни ради дочери не пожалеет.
Семен смотрел на нее со стены, как обычно подтянутый и серьезный. Он не поверил бы рассказанному ею. Сеня, скорее всего, посоветовал бы: «Береги Ларису, она – наше продолжение, Машенька. Вырастит, дочка, и будет тебе в старости подмога. В жизни всякое может случиться, а так не быть тебе одинокой», суровые уста сомкнулись. Семен не ждал от нее ответа, он был уверен, что мнение у них одно на двоих.
Мария Сергеевна продолжала диалог с супругом, - Не доглядела я, Сенечка, не досмотрела за нашей девочкой. Это уже не та Ларочка, что преданно смотрела тебе в рот, ловя каждое твое слово. Выросла Лариса, вместе с ней прибавилось забот. К, сожалению, Сеня, родители для современных детей более не являются авторитетом. Лариса для меня, родная, самая желанная, наша любимая доченька. Но порой Лариса ведет себя так, будто о чем-то подозревает. Как мне избавить дочь от разочарований, скажи, Сеня, и стоит ли рассказывать ей всю правду, какой бы оглушительной она для Ларисы не оказалась? – немой вопрос запечатлел на устах Марии Сергеевны растерянность. Что ей ждать от будущего?
Вдруг Ларочка отвергнет ее?
Заснуть ей удалось только под утро. Гости веселились так, что в дверь неоднократно звонили рассерженные соседи, а под утро явился участковый. Лишь после его основательных увещеваний наступило затишье. Застолье можно будет считать оконченным только после того, как в гостиной будет наведен порядок, а для этого Лариса, непременно обратится к ней. Давно миновали те времена, когда в их доме всю черную работу выполняла домработница, но Лара до сих пор ждет, что, как сказке, которую она сама для себя выдумывает, явится добросовестная Катерина, перемоет посуду, подметет полы, пропылесосит, постирает и погладит белье, расправится с беспорядком в шкафах… Времена миновали, а потребность в беззаботной жизни будет жить вечно, как и сама матушка-лень. 
На следующее утро Лариса чувствовала себя усталой, но нисколько не смущенной за продемонстрированное негативное отношение к матери. – Ты вчера так крепко уснула, а Лешка с четвертого подъезда нам свои песни исполнял, клево было, как будто на концерте побывала. Ребятам понравилось, но танцы под магнитофон все же лучше. Лешкины приятели притащили маг и кучу кассет, - Лариса охотно делилась с мамой впечатлениями о вчерашнем вечере, причем рассказчицу не интересовало, как ее воспринимают. – Когда я танцую, почти не хромаю. Ребята меня приглашали, так, что Анюта вся обзавидовалась. А у девчонки, которая вместе с Лешей пришла, кофточка модная, с напуском, и рукава с разрезами. Аня обещала, что она мне такую же достанет, и даже без переплаты. Мам, только она двести рублей будет стоить, а деньги Аньке нужны вперед.
- У меня нет двухсот рублей. Может, подождем, пока эта модная кофточка будет продаваться на любом рынке и упадет в цене?
Мать совсем сдурела. Лариса уже собиралась сказать об этом вслух, но нашла  компромиссный вариант. – Тогда эта кофточка перестанет быть модной, а я не желаю ходить одетой в ширпотреб. Мам, ты можешь занять у кого-нибудь? Ну, хотя бы в своем обществе ветеранов?
Она отказала дочери. Вскоре ей пришлось пожалеть об этом. Но прежде она выслушала сетование Олега Петровича. Заведующий приемным отделением высказал Марии Сергеевне все, что у него накопилось на душе. Старшей Корчагиной было стыдно за дочь, ведь ей было прекрасно известны причины «плохого» самочувствия Ларисы. «Взяла больничный потому, что хочу отдохнуть, и заодно в гости к кое-кому съездить». Осуществление задуманного совпало с любимым праздником ее папы, днем Победы. Его семья Корчагиных привыкла встречать на параде, позже были встречи с папиными боевыми товарищами и обязательный вечерний салют. Сегодняшняя молодежь мало осведомлена о войне, в основном, из школьных учебников. Но разве в скупых печатных строчках расскажешь о мертвенно-бледных детских личиках, молящих о краюшке хлеба, о паническом страхе перед бомбежками, о трудностях, с которыми пришлось столкнуться советские разведчики в тылу. Обо всем этом нужно напоминать людям не только накануне дня Победы. Необходимо ежедневно проявлять заботу о возвратившихся с той страшной войны героях и почитать ушедших в бессмертие, но не побежденных.
Сейчас в беспокойное время, люди месяцами сидят без работы, в магазинах – шаром покати, а рождение ребенка, сродни подвигу. Вот и получается, что не до стариков обществу. С кем посоветоваться, что делать со своим обесцененным вкладом, чтобы не потерять последнее? В сберкассе на нее, пенсионерку смотрели, как на досадную помеху. Равнодушная кассир так и хотела крикнуть, в ответ на ее обращение: «Денег нет, и не будет! Много вас тут ходит, а толку нет». В стране инфляция, мысленно продолжила за грубиянку Мария Сергеевна. После прошлогоднего августовского путча она уже нечему не удивлялась, с крушением надежд на обеспеченную жизнь, ее вера в великодушие и людское милосердие пошатнулась. Если любимая дочь обошлась с ней так цинично, то, чего ждать от посторонних? Выслушают они ее рассказ, а в помощи откажут. Не до благотворительности сегодня, когда приходиться считать каждую копейку. Как прожить на пенсию в семьдесят восемь рублей, если килограмм творога на рынке стоит сто двенадцать рублей, говядина – по сто семьдесят пять рублей за кило?!  Соседка жаловалась, пошла в ГУМ за тетрадками и ручками для внука третьеклассника и потратила около ста пятидесяти рублей. Участковый врач в поликлинике смотрит на больного, как на подносящего, а если тот явился с пустыми руками, так и помощь тебе будет соответствующая. Последний раз, когда был подтвержден ее  диагноз «стенокардия», Мария Сергеевна решила, что не станет более посещать поликлинику. Зачем? Ничего нового она для себя не узнает, и даже, если врач в очередной раз выпишет рецепт, получить по нему лекарство Мария Сергеевна не сможет, потому, что триметазидина нет в аптеках, а его заменители вызывают слишком много побочных эффектов.
После обнаружения пропажи отложенных на новую кладбищенскую ограду  денег, у Марии Сергеевны сильно поднялось артериальное давление и закололо сердце. Кражу совершила Лариса, больше некому. В доме у них часто толкутся посторонние люди, но только Лара знала о существовании тайника за фотографией. Очень больно обманываться в людях, особенно в близких. Чтобы не случилось, им хочется верить, в первую очередь. Пока дочери не было, ей обзвонились и из больницы, и совершенно незнакомые Марии Сергеевне люди. Она передаст Ларисе, когда та вернется домой о звонках, но после совершенного ею дерзкого поступка, Мария Сергеевна не ведала, что ей стоит ожидать от дочери в грядущем. Вероятно, также терялись в догадках и Олег Петрович, с его слов «новой медсестры в смену у него, по-прежнему, нет».
Масла в огонь подлила соседка по дому, когда спросила с Марии Сергеевны долг. - Твоя дочь занимала, сказала, что на памятник отцу не хватает. 
Она стояла точно оглушенная. Не ожидала Мария Сергеевна, что дочь опустится до подобного. Никогда ранее, как бы тяжело не было, Мария Сергеевна не позволяла себе прибегать к займам, и Ларочку воспитывала соответствующе.  Скорее всего, она сама не отказала бы соседке, если та попросила в долг, но брать в долг ей, не подобает. Упавшим голосом Мария Сергеевна поинтересовалась, - Сколько она у вас занимала?
- Да, вы не волнуйтесь. Лариса вежливо со мной разговаривала, и о моем здоровье спрашивала. Знаете, у меня так ужасно голова раскалывается, особенно, перед дождем. Лара была так добра, что посоветовала мне купить …
- Извините, я тороплюсь, Калерия Павловна. Сколько у вас брала в долг Лариса?
- Триста рублей. Деньги эти я копила на подарок внучке. Она у меня в этом году десять классов заканчивает.
Повисла пауза. Калерия Павловна вправе ждать от нее конкретных действий, Марии Сергеевне же было нелегко признаться в собственной недееспособности. – К сожалению,  Калерия Павловна, мне ничего не известно об обращении к вам моей дочери. В настоящий момент я могу вам вернуть только сто рублей …   
Соседка возмущенно перебила, - Но мне нужна вся сумма сразу. Лариса сказала, что берет деньги на неделю. На эти деньги я хотела купить внучке туфельки к выпускному вечеру. Она у меня такая красавица. Ой, Мария Сергеевна, что с вами?
Пол медленно уходил у нее из-под ног. Для того, чтобы не упасть, Марии Сергеевне пришлось ухватиться за косяк двери. Калерия Павловна не растерялась, своевременно протянув соседке руку помощи.
- Благодарю. Прошу прощения, Калерия Павловна, но пока, - Корчагина выделила последнее слово, мужественно сдерживая соседское недовольство, - Пока я могу отдать вам только сто рублей. Извините.
Вежливость – достойное и действенное оружие. Соседка ушла, удовольствовавшись той скромной суммой, о которой ее заранее предупредила Мария Сергеевна. Как нехорошо вышло, сокрушалась она про себя, мысленно еще раз благодарила про себя терпеливую женщину. После ее визита, Мария Сергеевна положила под язык нитроглицерин, но это не помогло ей избавиться от душевных переживаний. Стыд и угрызения совести терзали ее, так, будто это не Лариса, а она сама незаслуженно подвела соседку. Расставшись со ста рублями, Мария Сергеевна осталась без денег. Ей даже не на что было купить хлеб. Эх, Сеня, Сенечка, хорошо, что ты не дожил до наших дней. Горечь, обида, разочарование – те чувства, что могли свалиться на верного и преданного сына Отчизны. Сегодняшнее ее состояние требовало неотложной реанимации. Не за обозленных тяжелыми, экономическими условиями людей,  не ради торжества спорных, денежных реформ и не во имя победы буржуазных принципов отдавали свои жизни солдаты в годы Великой Отечественной Войны. Человеческий эгоизм и равнодушие заслонили собой все остальное. Призывать к ответу за свершенное можно было каждого, живущего в некогда великой стране. Тележурналисты без стеснения запугивали народ, несколько десятилетий проживший под прикрытием «железного занавеса». С телеэкрана неслось: «Компания пьяных подростков набросилась на возвращавшуюся с рынка престарелую женщину. Избив ее до полусмерти, молодежь отобрала у нее продукты и оставшиеся деньги». «Состоявший на учете в ПНД гражданин П. из хулиганских побуждений, вооружившись молотком, разгромил коммерческий ларек на ул. Усиевича». «Повздорившие между собой любители выпить накинулись на проходившую мимо супружескую пару, сделавшую им замечание. В результате инцидента случайные прохожие получили ножевые ранения и были отправлены в больницу». И ранее люди выясняли отношения с помощью сподручных средств, порой серьезно страдали из-за «идейных разногласий», все об этом знали и обсуждали в своем кругу. Но сеять панику среди населения позволила себе демократия.
Немного полегчало, сердце, вроде, отпустило. Но что ей делать с отеками? О своих недомоганиях Мария Сергеевна распространяться не любила, часто успокаивала себя сама. Вот устрою свою девочку, и все мои болячки сойдут на нет. В жизни есть главное и второстепенное, их не стоит смешивать. Ее Ларочка запуталась, ей требуется помощь, и кто, как не любящая мать окажет ее дочери? Но для этого Ларочка должна перестать видеть в матери недруга.
Распухшие пальцы осторожно провели по выцветшей фотографии. Ее маленькая принцесса стала настоящей королевой. Окружающие с ней считаются и заслуженно уважают. Олег Петрович так сказал: «Лариса Семеновна для нас ценный работник. Мы ее на курсы повышения квалификации направим. В больнице для нее всегда найдется стоящая работа». Вот только это словосочетание каждый понимает по-своему. Если ранее работу любили за то, что она интересная, приносит радость не только самому работнику, но и остальным людям, то сегодня дорожат, видя в работе исключительно источник обогащения. Хотя, какие деньги может заработать обыкновенная медсестра? Все  нынешние приоритеты, так или иначе, касаются денег, именно шуршащие бумажки,  именуемые в народе «бабками», свободно распоряжаются людскими судьбами, манипулируя ими, словно фигурами в шахматной игре.
В смежной комнате щелкнула створка затворяемого шкафа, от сквозняка захлопнулась форточка. Мария Сергеевна не спешила проверять свои предположения. Продолжительная тишина, наступившая следом, более не казалась случайной. Ей очень хотелось этого, вот она и приняла услышанные звуки, как свидетельство возвращения дочери.  Пожалуй, стоит сходить на кухню, включить чайник. А заодно, можно будет сколько угодно представлять себе, что она это делает ради дочери. 
Монотонно тикали часы, отсчитывая мгновения, уносившиеся в вечность. Когда--нибудь ее не станет, а они будут, как прежде, складываться в секунды, неотвратимо приближающие счастливый конец. Что он будет таковым, Мария Сергеевна ничуть не сомневалась. Вдруг дверь ее комнаты тихонько приоткрылась, затем послышались крадущиеся шаги. Мария Сергеевна замерла, претворившись спящей. Лариса стояла спиной к ней, и не знала, что мама наблюдает за ее действиями, что не составляло труда даже ее подслеповатым глазам, которые успели привыкнуть к темноте. Выверенные движения младшей Корчагиной наводили на мысль, что ей было хорошо известно, что именно здесь, среди старого белья, мать хранит свои сбережения. Результаты поисков не удовлетворили Ларису. Она с силой захлопнула дверь шкафа, но уходить из спальни не собиралась. Наверное, ей очень не терпелось разыскать мой «стратегический» запас. Вовремя я его переложила. Включив ночник, Мария Сергеевна сглотнула подступивший к горлу комок и спросила, - Что ты ищешь, Лариса? – ни голос, ни выражение лица не выдали разочарования старшей Корчагиной. Лишь обращение «Лариса» подсказало ее дочери, ее ожидает трудный разговор с матерью.
- А, мамочка, ты проснулась, а я старалась не шуметь, - оправдываясь в несовершенном, Лариса прятала лицо. – У тебя в шкафчике я оставила кошелек с чужими деньгами, и не могу найти его.
Верно она заметила «с чужими деньгами». Мария Сергеевна прогнала остатки сна. – Я сегодня брала с полки бюстгальтер, но кошелька не видала.
Лариса приложила усилия к тому, чтобы улыбнуться, - Значит, я ошиблась. С кем не бывает.
- Может, мы все-таки ляжем спать, уже одиннадцать часов.
- Около того, мамочка, - поправила Лариса. – Я сейчас должна уйти. Меня ждут во дворе, - голос младшей Корчагиной осекся. Небольшая заминка была связана с поиском подходящего объяснения. Как бы подоходчивее ей сказать? Глаза Ларисы постепенно привыкли к полутьме, но даже острый взгляд не помог ей догадаться об истинном отношении к ней матери. – Понимаешь, один человек попал в беду, можно сказать, очутился в пропасти. Мам, ты же сама была молодой и знаешь, как в юности хочется пожить на всю катушку.
Она не желает понимать меня, Улыбка Ларисы сошла на нет, когда взгляды матери и дочери пересеклись. Не выдержав, Лариса опустила глаза, - Мама, почему ты на меня так смотришь?
- Зачем ты взяла отложенные на кладбище деньги?
- Может, это не я, - непосредственность давалась Ларисе с трудом.
- А кто? Мы живем с тобой вдвоем.
Заминка с ответом длилась недолго, - А вспомнила! У меня попросил в долг один очень хороший человек. Мне нужно-то всего двести рублей.
- А мне нужны полторы тысячи, чтобы поставить новую ограду на могиле отца, если ты еще об этом не забыла.
- Мама, дай мне деньги, а я через три дня тебе их верну, - пухленькие губы просяще выпятились, почти, как в детстве. Серо-голубые глаза взывали об участии, голова в ореоле крашенных светло-каштановых волос подалась вперед. Казалось, все ее существо: от кончиков накрашенных ногтей до пятки правой ноги, которая была у младшей Корчагиной короче, молили об уступке.
Ну, чем ни принцесса? Не хватает лишь красивого бального платья и хрустальных туфелек. Чем дольше она любовалась дочерью, тем живее негодование уступало место привычному восхищению.    
- Мама, меня люди ждут, - напомнила Лариса.
- Ларочка, у меня нет денег. Последние сто рублей я отдала Калерии Павловне, у которой ты заняла триста рублей.
- А эта та, что любит про болезни говорить, - Лариса распрощалась с былым энтузиазмом, но не считала, что ее положение безнадежно. – Мама, а, может, ты у кого-нибудь займешь?
 Глубокий вздох предшествовал ответу, - А чем отдавать будем?
- Мама, ты займи, а думать после будем.
- Ларочка, я так не привыкла.
Две томительные секунды показались Ларисе вечностью. Озарение пришло внезапно, - Я аванс скоро получу. Проживем.
- А где твои собственные сбережения?
На прямолинейный вопрос Лариса ответила соответствующе, - У меня их украли.
- Из нашей квартиры? – в голосе Марии Сергеевны сквозило недоверие.
- Нет. В сберкассе, там полно проходимцев. Почему ты об этом спрашиваешь? Я обратилась к тебе за такой малостью. Неужели нельзя молча помочь?! – голос Ларисы сорвался на крик.
- У меня нет денег. Ларочка, объясни, пожалуйста, зачем тебе так срочно понадобились деньги?
- Если у тебя их нет, зачем выспрашивать? – в негодовании Лариса начала срывать с себя одежду. Легкая матерчатая куртка, а затем и оторванные пуговицы от батника полетели на пол. Далее Лариса растерялась. Более, кроме юбки срывать с себя было нечего. Истерия окончилась безрезультатно. – Может, ты мне дашь хоть что-нибудь ценное? Мама, у тебя есть золотое кольцо! Его примут в ломбарде, - Лариса благоразумно умолчала о комке, где кольцо можно пристроить быстрее и без всяких квитанций и паспортов, вот только предложат меньше.
- Кольцо, о котором ты говоришь, мне подарил твой папа на годовщину свадьбы. Разве не кощунственно расставаться с памятью об отце ради сиюминутной прихоти?   
- Ради спасения человека можно пожертвовать большим! Мама, ты же никогда раньше не была … злой.
- А ты раньше не воровала из дома деньги.
Она все-таки выговорила накипевшее, хотя это стоило Марии Сергеевне ссоры с дочерью. Лариса убежала, хлопнув дверью с такой яростью, что спустя минуту после ее бегства в дверь позвонили встревоженные соседи. Дай Боже, ей силы пережить все это и сохранить  любовь. Может, она не права и не надо было отказывать дочери? Но, если дело шло о спасении ее жизни, Мария Сергеевна ни секунду не сомневалась. Ларочка, милая, одумайся! Как ни тяжело это бывает, но в жизни не обходится без отказов, и тем горше он воспринимается, чем дороже человек, которому он предназначен. Глядя на фотографию дочери, мать мысленно разговаривала с ней. Ларочка терпеливо внимала ей, не перебивая, выслушивала и советы и нравоучения, которые, нет-нет, да и проскальзывали в материнском монологе. Ах, если так было бы и в жизни! Но юность беспечна, и хотя старость готова принимать ее такой, какова она есть, ждет от последней большего.
Ларочка, я так сильно люблю тебя, что не пожалею самою себя, что некому не позволю причинить тебе  боль, обманом ли, ложными надеждами, черной неблагодарностью или презрением. Позволь лишь быть рядом, дорогая моя …
Сильный порыв ветра захлопнул дверь балкона. Семейная фотография, которую так любила Ларочка, сорвавшись со стены, упала. Стекло треснуло, искажая трогательно-наивное изображение, какое горе! Медленно опустившись на колени,  Мария Сергеевна собирала осколки стекла, передвигаясь по полу на четвереньках. Неловкое движение, и на негнущемся запястье обозначился красный штрих, затем еще один. Мария Сергеевна равнодушно смотрела на порезы. Она более не плакала, слезы закончились, но и спать расхотелось.
По потолку двигались темные тени, рождая неясные образы. Надо было всего лишь зашторить балконную дверь и окно, но у Марии Сергеевны не было на то сил.
Свежий морской ветерок приятно обдувал лицо, перебирая русые пряди. Они шли с Семеном по песчаному пляжу, держась за руки. У них масса свободного времени и всего одно заветное желание: стать родителями. В солнечном Армавире их мечте суждено было сбыться. Они будут выбирать из десятков ребятишек, которых судьба обделила самым важным в жизни – семьей. Впереди – огороженный участок пляжа, лягушатник, где радостно плещутся малыши от трех до семи лет. Рядом на берегу строят песчаные замки еще несколько ребятишек. Среди них выделялась золотистая макушка, украшенная голубыми бантиками, в цвет глаз девочки. Малышка улыбнулась ей, и сердце Марии растаяло. «Мы возьмем эту девочку», сказала она Семену. «Но мы же решила заранее, что берем мальчика. Нам нужен сын, Маша. Он будет таким же преданным защитником Родины, и если случиться война…». «Нет!» Семен Аронович сдался. Со златовлаской они достроили домик из песка, которым тут же завладел еще один юный строитель. Вопреки предложению Семена Ароновича поиграть вместе, мальчик повел себя непредсказуемо. «Вот тебе, вот тебе! Ничего у тебя не будет!», приговаривал он, нанося удары по вновь возведенному песчаному корпусу. На вопрос Семена Ароновича, зачем мальчик это делает, тот ответил не сразу: «Не хочу, чтобы Лизу забрали. Я ее люблю».
Позже златокудрая девочка тихо плакала, уткнувшись огорченным личиком в живот немолодой женщине. «Не плачь», успокаивала ее Мария. «Хочешь, мы увезем тебя отсюда и станем жить все вместе?». Девочка промолчала и еще крепче прижалась к новой маме. «Сеня, вот наша дочка!» Казалось, что радость переполняет материнское сердце. Случилось так, как она загадала. Увидела Лизу, и сердце подсказало ей, вот твоя кровиночка. Судьба либо Провидение посылают людей друг другу, чтобы две жизни соединились воедино, они должны испытывать непреодолимое влечение. Однако впереди счастливых родителей ждало еще одно испытание. На пути с пляжа им встретилась невзрачная, худенькая девочка, все время державшая головку набок. Ее вела за руку пожилая воспитательница, которой часто приходилось останавливаться, подстраиваясь под хромоту малышки. Взгляды Марии и хромой девочки пересеклись. Малышка тут же отвернулась, понукаемая наставлениями сопровождаемой. Ее обижают, мелькнуло в голове Марии, однако, тут же ее вниманием целиком завладела приемная дочка. Лиза – чудесная девочка, и уже привыкает звать ее «мамой», а вот Семена она, почему-то, побаивается, хотя он не жалеет для девочки улыбок. Ничего, со временем привыкнет, а вот признает ли он ее  своей единственной? Усомниться в том Марию побудил их вечерний разговор с Семеном, накануне их отъезда в Москву. «Маша, не совершаем ли мы ошибку? Кровные родители девочки – хронические алкоголики. Представляешь, что может из нее вырасти?!»
Мария тогда пристыдила супруга: «Семен, мы с тобой не картошку к обеду выбираем. В нашей семье ребенок вырастит хорошим человеком». Верно, не картошку, от которой можно в любой момент избавиться, а еще одного полноправного члена советского общества, который будет обязан чтить его законы. В тот вечер они еще много спорили, а наутро обнаружили, что Лиза, переевшая накануне пирожных, занедужила. Врач поставил ей диагноз «сильная пищевая интоксикация», согласно ее показаниям девочку определили в больницу, где она должна будет провести не мене недели. Вот незадача, у них билеты на поезд, который должен доставить их в столицу, как оговорено. Служба обязывает быть пунктуальным. И тогда Мария принимает решение: «Я останусь с девочкой, а ты поезжай один», с которым Семен Аронович категорически не согласен. «Мы уедем вместе, но с другим ребенком. Я так решил». Их семнадцатилетний семейный союз едва не дал трещину. «Семен – ты не рядовой, и сам волен отдавать приказы, менять решения. Продли срок своего отпуска, или позволь мне остаться», увещевала Мария супруга. «Я должен для подчиненных служить примером. Если я с себя не потребую, то какое моральное право у меня будет для того, чтобы спрашивать с других?» Еще больший сюрприз ждал Марию в детском доме, куда она вместе с супругом явилась за документами на ребенка. «Лиза Н. остается в Армавире. Ее родная мать изъявила желание забрать девочку из детского дома. За ней окончательное решение. Срок лишения ее родительских прав закончился», сообщила Корчагиным директор воспитательного учреждения.       
На вокзал в этот вечер с ними отправилась худенькая, хромая девочка, которую чете Корчагиных в последний момент посоветовала взять та же директор. «Ларочка – спокойная девочка, с ней у вас не будет проблем», отвечая на недоуменный взгляд, директор добавила: «Ее родители погибли под колесами летевшего на бешенной скорости автомобиля. Лариса – круглая сирота». Спокойная девочка оказалась дикой и неохотно шла на контакт с приемными родителями. Сердце своенравной малышки оттаяло после получения подарков: плюшевых игрушек, говорящей куклы и сладкого угощения. Спустя месяц девочка воспринимала новые подарки, как должное, и даже обижалась, если добрые воспитатели не успевали за день, как следует ее побаловать. Ларочка долго не называла их общепринятыми семейными  определениями «мама» и «папа», обращалась, как в пустоту. Из ее маленького, но уже капризного ротика вылетали распоряжения и требования. В раннем детстве из-за перенесенного полиомиелита, сотворившего из Ларисы инвалида на всю жизнь, она много болела. Лежа в очередной раз в больнице, с гордостью заявляла обслуживающему персоналу: «Мой папа – генерал». Очень быстро Лариса привыкла командовать прислугой, за что, меняющиеся каждый сезон домработницы, няни питали в душе к юной тиранше отвращение. «Лариса растет порядочной дрянью, считающей, что все,  без исключения, ей чем-нибудь да обязаны. У нее нет сердца, она любит только себя». Как горько было вспоминать прощальные слова домработницы «Клавки», так ее презрительно называла Лариса. Много лет Мария Сергеевна не обращала внимание на очевидное. Ей, как любой матери хотелось верить, что дочь выросла полноценным, ответственным за слова и поступки человеком. Можно было считать, что так и произошло, но своим отношением к самым близким, Лариса бессознательно перечеркивала все то хорошее, что было между ней и матерью.
На кухне, в шкафчике с лекарствами, Мария Сергеевна взяла первое попавшееся. На упаковке было написано «диакарб». Кажется, мочегонное, и осталось всего четыре таблетки. Недостаточно для того, что она задумала. С чашкой в руке и остатками препарата Мария Сергеевна поспешила на телефонный звонок. Звонила двоюродная сестра Елена.
Догадавшись о намерении Марии, двоюродная сестра бросила в трубку, - Не смей, Маша. Она того не стоит. Не делай этого, прошу тебя. Помни, что мы с тобой вдвоем на всем белом свете. Помни и жди, я сейчас приеду.
Они проплакали весь день, две пожилые, беспомощные женщины. Утешало их время, методично стирая из памяти плохое и восстанавливая редкие минуты счастья. Судьбы их во многом были похожи, но любили они по-разному. Безрассудно даря всю себя, без остатка, Мария старилась. Расчетливой, осторожной в любви Елене надолго удалось сохранить молодость, которая, в конечном итоге, никем не была востребована. Любовь прощает все, кроме одиночества. Простит ли она человека, с которого уже нечего взять?