О движущей силе третьей русской революции

*
Не праздный вопрос: откуда взялись в тоталитарном, по утверждению наших либералов, государстве огромная стая продвинутых людей: запредельных демократов, бизнесменов, правозащитников, радикальных политиков. Скажут: выросли на кухнях в малогабаритных квартирах. А если предположить, что не только там, но и в вузах, в партийных и комсомольских комитетах, на старинных, бывших дворянских, дачах?

Мне запомнился телевизионный репортаж с митинга либералов, собранного Гайдаром и его сторонниками осенью 1993 года, на котором прозвучал страшный призыв моего коллеги, журналиста, активно сотрудничавшего с «Российской газетой» (имя покойного называть не стану). Он прокричал: "Задавить эту гадину!" Коллега имел в виду избранный народом российский парламент. Потом выступил совсем молодой человек, говорил сбивчиво, но тоже с напором. Они думали, вопил он, что мы им позволим как в 1917 году ограбить страну. Теперь им это не удастся!   Этот имел в виду уже большевиков и отнятые ими заводы, фабрики, пароходы у собственников. Я и тогда, и спустя 20 с лишнем лет задавал и задаю себе вопрос: откуда взялся этот малец, как  и в каком по счету поколении удалось ему сохранить ярость деда, а то и прадеда?  И как ему, наверняка, трудно жилось в состоянии постоянной раздвоенности! Или это особый вид конформизма, сидящий в человеке так глубоко, что он сам до поры до времени, до особого момента не знает о его существовании?

Однажды в командировке я оказался в одном номере гостиницы с инженером из Москвы. Служил он в системе так называемого среднего машиностроения, а догадался я об этом, потому что пребывали мы с ним в секретном городе. Зачем из Москвы ехать в такую даль и на такое предприятие, если он не трудится в министерстве среднего машиностроения, проницательно подумал я. И не задавал ему никаких вопросов. Заговорил он сам. Но не об уране и способах его обогащения, а о московской «голубой крови». О детях больших московских начальников, об их гульбе и разврате, дорогих заграничных машинах, о том, какие тряпки на них и какая обувь. Говорил зло. И мне показалось, с завистью.

Советская «золотая молодежь» вышла как раз из среды завистливой интеллигенции, сосредоточенной, в основном, в столице. Из тех, у кого папы и мамы достигли больших высот, но не дотянули до вершин. Не дотянули не потому (так считали они),  что глупее или менее талантливыми были, а потому что так сошлось, так карты сложились. Между собой они посмеивались над правителями страны, судили о том, какое они ничтожество, как бы невзначай, ненароком похваливая друг друга и рассуждая о том, как бы умно они управляли страной, доведись им оказаться наверху.
 
Эта «золотая молодежь» с текущей по их венам «голубой кровью» и явилась той закваской, которая подняла российское ленивое тесто. И тесто в конце 80-х поперло из берегов.

Гайдар и его команда – типичные представители «золотой молодежи». Их особенностью является то, что они благодаря своим отцам, занимавшим на иерархической лестнице советского общества промежуточное положение (между высшим руководством страны и уже довольно обширной советской интеллигенцией  - профессурой мало престижных институтов, научными работниками многочисленных НИИ, не говоря уж об огромной армии инженеров, учителей, медиков)  благодаря им, отцам, получили хорошее образование, имели возможность читать то, о чем  рабоче-крестьянский интеллигент и не подозревал, общаться с неординарными людьми.

Однако в отличие от отцов и дедов они совершенно не знали народа. Это поколение детей Арбата – переполненные спесью, брезгливые ко всему, что просто и народно и одето не в джинсы, равнодушные к чужим страданиям, поскольку им не выпала эта доля – страдать и жить в бараках.

То, что они стали такими, в общем-то, не вина их. Это вина отцов и среды, в которую отцы погрузили их.  Там царила болезненная ревность к карьерным продвижениям, научным и творческим успехам даже представителей своего, элитного, круга. Но особенно они ненавидели высшую партийную и советскую власть. Ненавидели втайне. И, кстати,  не за то ненавидели, что те строят не капитализм, а коммунизм, а за то, что строят коммунизм неправильно, не по Марксу. 

Именно эта элита, в основном, господствовала в общественном мнении, определяла интеллектуальные стандарты, диктовала литературные вкусы.

При этом ничто человеческое им не было чуждо. Приведу пример.

Моя семья жила в конце 1991 года в Архангельском - дачном правительственном поселке. Коттедж был двухэтажный. До меня в нем жил Явлинский, когда был заместителем председателя правительства Силаева. Не в оправдание, а истины ради скажу, что квартира у нас в то время была в Медведкове, двухкомнатная. А в семье  образовалось семь человек: кроме меня, жена, двое сыновей, их жены и внук. Вот мне и предложили временное жилье в Архангельском.

Там такой порядок: за каждым коттеджем закреплена работница, которой вменялось в обязанность проводить ежедневную уборку и приносить из столовой заказанные продукты и, при желании проживающих, готовые блюда. Столовая находилась от нас в десяти шагах, можно было бы поесть и там, но она не приспособлена для этого: там только готовили, а не столовались. Работница исполняла лишь вторую обязанность, а уборкой я попросил заниматься жену и невесток.   

Может, поэтому горничная была весьма расположена к нам, с доверием относилась, порой сплетничала, хотя это было  и опасно - легко можно лишиться места. Однажды она не пришла в обычное время. Оказалось, ее и еще несколько работниц направили в квартиру Чубайса убраться там после ремонта. "Ну, и квартира! - качала головой тетя. - Двухкомнатная, а как аэродром. На одном потолке люстр висят миллиона на два".

В другой раз жаловалась на то, что ночью не сомкнула глаз. Дело было 7 ноября. Не успела отметить праздник  дома, как вдруг получает приказ идти в коттедж какого-то министра (не помню) и прислуживать там. Собралась там вся гайдаровская гвардия. "Выпили, поели, а потом стали петь песни, - рассказывает горничная. - И все – революционные. Но как-то не по-нашему поют, вроде как бы с шуткой или издевкой. Перепились, переблевались, разбросали все. Жена (называет фамилию министра) стала на четвереньки, ползает по ковру и кричит: "Ну, кто-нибудь, наконец, возьмет меня!?" Прямо ужас какой-то, раньше такого не было. Это что же за демократия такая? Мы у них сегодня до шести часов утра все чистили".

Я попытался смягчить ее рассказ.
- Ну, что делать, праздник,  перебрали... Вы вон жалуетесь, что и у вас муж чуть ли не каждый день пьет.

Рассказчица внимательно посмотрела на меня, подумала и, молча,  покачала головой.
- Не, - сказала, - не... Они как-то по-другому пили и веселились. Не по-нашему. Они вроде ...на чертей похожи были. Вроде бы кого из своих женили или замуж кого из своих выдавали.

Что-то напомнило мне ее рассказ. Ах, да, вспомнил: сказка "До третьих петухов"  Василия Макаровича Шукшина.  В ней такой сюжет: Ваню-дурака персонажи русской литературы отправляют к Мудрецу за справкой, которая удостоверяла бы, что он не дурак. Бедная Лиза, инициатор этого путешествия, даже собиралась выйти за него замуж, если он добудет такую справку.

И вот идет Ваня ночью не зная куда, подходит к монастырю, видит, что тот осажден чертями. Все - в модных шмотках, пьют коньяк, закусывают шоколадом и сервелатом, поют под гитару. Словом, балдеют. А, может, какой-то праздник свой отмечают. А цель у них, оказывается, одна: проникнуть в монастырь. Надоело скитаться близ Кремля, …то бишь, близ монастыря, желают поселиться в кельи. Но - стоит верзила-охранник, с пикой, суровый, неприступный. То ли на Суслова, то ли на Лигачева похожий. Ясно - не пустит. А перед монастырем Ваня встретился с Медведем, тот и сказал, что черти те бедовые, курить-пить его научили, он даже Медведицу по пьянке отмутузил. И, мол, только они, черти, и сумеют вывести дурака на Мудреца.

И Ваня посоветовал (чего не сделаешь, чтобы добыть справку о том, что ты не дурак!) чертям, как усыпить бдительность охранника. Те спели ему (ах, как они пели!) песню "По диким степям Забайкалья", услужливо подливая вино. И когда  охранник захрапел, вошли черти в монастырь. Свободно, без драки и зуботычин.  Выгнали из келий монахов, живописцев их заставили писать иконы со своих образов. Монахи повозмущались тихо, пороптали (еще тише), разложили мольберты и стали писать иконы с чертей.

Перечитывал я Василия Макаровича,  и так живо представились     кремлевские   коридоры,   коридоры   на   Новой площади,  на  Набережной.  И  стук стоит...  Стук-стук... Так и стучат, так и стучат копытцами…

Вот вам и главная «движущая сила» третьей русской революции 1991-1993 годов. И много нас,  дураков, в ней поучаствовали.

написана в 2013 году