Владимир Войнович

27 февраля 1974 г. 
Весь день проторчали в ЦДЛе – старшие товарищи собрали молодняк на писательский пленум,  скликанный по поводу 13-го февраля (не только для полноты зала, но и в воспитательных целях – готовят смену для будущей молотьбы). С трибуны Михалков, Наровчатов, Медынский и иже с ними крыли «Архипелаг ГУЛаг» и Александра Исаича, Чуковскую, Галича  и «поссорившую СССР с Генрихом Бёллем» Лидию Чёрную, а в зале по рукам ходил листочек – язвительное письмо Войновича в московскую писательскую организацию, датированное 19-м числом:
               «...Вы оболгали и помогли вытолкать из страны величайшего её
          гражданина. Вы думаете, что теперь вам скопом удастся занять его место.
          Ошибаетесь! Места в великой русской литературе распределяются пока что
          не вами. И ни одному из вас не удастся пристроиться хотя бы в самом
          последнем ряду». 
  К семи вечера выступавшие выдохлись, Евтушенко так и не приехал, и публика расходилась с чувством глубокого неудовлетворения. Обсуждая возмутительную выходку Лидии Корнеевны, которая заявила на секретариате СП, что однажды в Москве будут проспект Сахарова и площадь Солженицына.

22 декабря 1980 г.
Вчера проводили за рубеж Войновича с семьёй – вытолкали-таки  ехидного бумагомараку из страны герои его литиздёвки «Шапка». И не за Чонкина  (хоть и этого простить не могут), а за ходящее по рукам открытое письмо в «Известия»:
               «Позвольте через вашу газету выразить моё глубокое отвращение
          ко всем учреждениям и трудовым коллективам, а также отдельным товарищам,
          включая передовиков производства, художников слова, мастеров сцены,
          Героев Социалистического Труда, академиков, лауреатов и депутатов,
          которые уже приняли или еще примут участие в травле лучшего человека
          нашей страны – Андрея Дмитриевича Сахарова».

1 августа 1981 г.
Очумевшие власти лишили гражданства СССР Войновича (конечно – «за поведение, порочащее звание советского гражданина»). На что языкастый Владимир Николаевич мгновенно откликнулся очередным «открытым письмом»:
          «Господин Брежнев,
          Вы мою деятельность оценили незаслуженно высоко. Я не подрывал
          престиж советского государства. У советского государства благодаря
          усилиям его руководителей и Вашему личному вкладу никакого престижа
          нет. Поэтому по справедливости Вам следовало бы лишить гражданства
          себя самого. Я Вашего указа не признаю и считаю его не более чем
          филькиной грамотой. Юридически он противозаконен, а фактически я как
          был русским писателем и гражданином, так им и останусь до самой
          смерти и даже после нее. Будучи умеренным оптимистом, я не сомневаюсь,
          что в недолгом времени все Ваши указы, лишающие нашу бедную родину
          её культурного достояния, будут отменены. Моего оптимизма, однако,
          недостаточно для веры в столь же скорую ликвидацию бумажного дефицита.
          И моим читателям придется сдавать в макулатуру по двадцать килограммов
          Ваших сочинений, чтобы получить талон на одну книгу о солдате Чонкине.
          Владимир Войнович.
          17 июля 1981 года, Мюнхен».

10 августа 1989 г.
Рязанов выпускает рассказ о том, как собирался снимать и не снял «Чонкина», и за три дня всю редакцию на уши поставил. Понятно, что режиссёр – тиран по определению, но такого напора никто не ожидал:  Эльдар Александрович явил всю радугу своего несносного характера, от истерии до жёсткого диктата.
В конце концов, Рязанова взял на себя Вигилянский, а я сбежал из редакции и когда через три часа вернулся – Володя мрачно вычитывал вёрстку, бормоча под нос: «До чего же мерзкий старикашка оказался...»

4 октября 1989 г.
В этом году почти каждый месяц отмечен возвращением тех, кого здесь увидеть  уже и не чаяли:  в марте приехали Вл.Войнович и Михаил Шемякин, в апреле –  Лев Копелев, в июне – Эрнст Неизвестный... Вчера у нас был Юрий Мамлеев, сегодня пришел Саша Соколов. Худой, в каком-то затрапезном стёганом ватнике (ей-ей бушлат зэковский). (...)

22 ноября 1990 г.
В редакции – Владимир Войнович:  завтра у него презентация новой книжки в «Московском рабочем» на Чистых прудах,  и он организовывает промоушн. Договорился с Владимиром Николаевичем,  что непременно сделаю с ним большое интервью, но только уже в новом году.

17 марта 1994 г.
Встретил в коридоре Войновича и затащил к нам.  За четыре последних года настроение Владимира Николаевича сменилось абсолютной мерихлюндией. Оно и понятно: издатели пиратствуют – норовят выпустить книжку без договора и потом не платить за неё деньги. Договорились сделать беседу на эту тему. (...)

21 марта 1994 г.
У Войновича в новой его квартире на Астраханском – кое-как обставился, но ещё не обжился: сидит у себя дома, как в гостинице. Поговорили хорошо (записал полуторачасовую кассету), но пока диалог воедино никак не связывается.

23 августа 1994 г. 
Наша беседа с Войновичем для «Литгазеты» тянется с середины марта: уже и Боба Жутовский его портрет сделал (по-моему, не очень-то похожий), а мы всё с текстом возимся. Со времени возвращения (частичного, поскольку живёт на два дома, в Москве и Мюнхене) оптимизм Владимира Николаевича заметно истощился: с выпуском книг дело обстоит плохо, пиратство издателей удержу не знает, и этот факт удручает писателя не меньше, чем опёка КГБ и идиотия нашего руководства. О том и говорим.

5 ноября 1996 г. 
Войнович вдруг увлёкся живописью, которой набралось достаточно, чтобы устроить выставку. Компания в крошечной галерее «Асти» (за углом Телеграфа на Тверской) собралась знатная: Таня Бек, Ахмадулина с Мессерером, Бен Сарнов, актриса Лидия Смирнова (совсем старушка, с годами она вдруг обрела некую аристократичность). Белла Ахатовна сказала вдохновенную сумбурную речь, где ключевым словом фигурировал позвоночный столб, и в её устах это прозвучало мило и торжественно. Вообще-то можно было ничего не говорить – ясно, что это дилетантизм чистейшей воды, но и слабость большого человека на большее, как фильмы Евтушенко и стихи Примакова или Рязанова.

26 сентября 2017 г.  /  Владимиру Войновичу – 85.
Так случилось, что первым сочинением Войновича, которое я прочитал, было письмо, адресованное в Московскую писательскую организацию. Его передавали из рук в руки в большом зале ЦДЛа, куда студентов Литинститута пригнали с лекций, чтобы мы, молодняк, поучаствовали в обсуждении высылки из СССР «отщепенца» Солженицына.
     «…Я не приду на ваше секретное заседание. Я готов полемизировать с вами на любом   открытом собрании писателей, а если хотите, рабочих, от имени которых вы на меня нападаете. В отличие от большинства из вас, я сам был рабочим. Одиннадцати лет я начал свою трудовую жизнь пастухом колхозных телят. Мне приходилось пахать землю, месить на стройке раствор, стоять у станка на заводе. Четыре года я прослужил солдатом Советской Армии. На открытом собрании я хотел бы посмотреть, как вам удастся представить меня акулой империализма или агентом иностранных разведок.
Ложь – ваше оружие. Вы оболгали и помогли вытолкать из страны величайшего её гражданина. Вы думаете, что теперь вам скопом удастся занять его место. Ошибаетесь! Места в великой русской литературе распределяются пока что не вами. И ни одному из вас не удастся пристроиться хотя бы в самом последнем ряду.
     19 февраля 1974 г.»
Уже потом будут «Хочу быть честным», «Степень доверия», «Шапка», «Антисоветский Советский Союз», трилогия о Чонкине, «Москва-2042» и «Автопортрет», но эпистолярный жанр у Войновича – это отдельная песнь.
Жизнь Войновича – одна из самых достойных в писательском цехе. И я счастлив, что мне повезло быть его современником.

27 июля 2018 г.  /  Умер Войнович
Владимир Николаевич всегда отвечал на поздравления и письма, и непоправимость случившегося ещё и в том, что ему теперь некуда написать...
9-го мая я послал Войновичу поздравительную открыточку:
     – С Днём Победы, Владимир Николаевич! Рад, что могу поздравить Вас с общенародным праздником и с удовольствием пью стакан водки за Ваше здоровье!
Он ответил мгновенно:
     – Дорогой Жора!  Если пьётся ещё целый стакан, значит, за Ваше здоровье достаточно выпить рюмку, что я и сделал.
Он был из тех великих стариков, кто прожил безукоризненную жизнь, и когда они уходят, единственное утешение – что где-то ТАМ они встретятся.
Володин... Рощин... Войнович... Я окончательно осиротел.


ФОТО: Владимир Войнович у себя дома  /  Москва, лето 1994 г.
© Georgi Yelin
https://fotki.yandex.ru/users/merihlyund-yelin/


-----