Геннадий Русаков

4 августа 1986 г.
Познакомился с Геннадием Русаковым. Антологический поэт, ученик Арсения Тарковского (его большой портрет – моей работы, с дарственной надписью Арсения Александровича, – висит у Гены над столом). Переводчик МИДа и ЮНЕСКО, последние годы с семьёй живёт в  США (жена Людмила Копылова – тоже поэт, вместе с мужем училась в Литинституте).

11 марта 1987 г. 
После воспаления лёгких у Ники начались проблемы с бронхами, врач выписал  zaditen,  который есть только в Швейцарии. Написал Гене Русакову в Женеву – вчера лекарство привезли. Что бы мы делали, не будь друзей?

18 августа 1988 г. 
Вышла подборка стихов Русакова (очень крепкая и кстати – три дня назад у него был день рождения).  В конце дня Гена с женой заехали за газетой и мной на Цветной бульвар, и мы отправились гулять. Пешком дошли до моего дома, по дороге накупив разных вкусностей, и тут Люда увидела пельменную. Смотрю, и у Гены глаза загорелись: зайдём?  К моему предупреждению, что у них есть реальная перспектива закончить день в реанимации Склифа, супруги-поэты остались глухи. В неаппетитной липкой духоте они выбрали самый обшарпанный стол, с ностальгическим любованием расставили на пластике тарелки с синими пельменями в лужах уксуса, гранёные стаканы с кофейной бурдой и блюдечки с резиновыми беляшами. И – жмурясь в лучах закатного солнца, поминутно обмениваясь лирическими взглядами – принялись всё это уплетать...
Очевидно, чтобы проникнуться прелестью советского общепита, нужно десять лет прожить в стерильных Соединённых Штатах.

23 августа 1988 г.
Днём пошли с Вероникой в «Мир» на «Кинг-Конга» (был риск, что она испугается,  но девушка продержалась). Потом отдал её бабушке,  а сам поехал к Русакову.  На Трубной встретил Митю Покровского (только на два слова и хватило времени), а на Пушке – Витю Коркия (с ним было по пути на «Юго-западную», где меня ждал  Андрей Чернов.
В кабинете Русакова на стене висит мой большой портрет Тарковского – Арсений Александрович сам подарил любимым ученикам Гене и Люде (знал бы я судьбу  своих фотографий!).  Выпив, под настроение сели смотреть комедийку «Русские идут!» (Гена – виртуозный синхронист), пока не приехали Олег Хлебников с Аней, которая под утро и развезла нас  по домам.

6 июня 1989 г.
Первое, что узнал, когда вернулся:  27 мая умер Арсений Тарковский. Почти не  было провожающих, выносили его из Дома литераторов Хлебников и Русаков, на отпевании в Переделкине были Володя и Олеся,  похоронили рядом  с Пастернаком – по другую сторону верхней тропинки…

3 августа 1989 г. 
Превращаюсь в банальную сваху: заманил Гену Русакова к Чухонцеву, заранее накачав Олега Григорьевича его стихами. Двухчасовой разговор за чаем замечательных поэтов стоило записать целиком: рассказы Гены о своём детстве, шуточки Олега Григорьевича с ироничными комментариями Иры Поволоцкой (пожалел, что не пришла мысль сунуть в карман диктофон). С трудом удержался от соблазна подглядеть, что Русаков и Чухонцев написали друг другу на книжках, которыми обменялись.
Ушли за полночь, в проливной дождь. Когда прощались у метро, Гена сказал:
     – Очень интересный человек. Поразительно похож на свои стихи. Только одного не понимаю:  откуда такое стремление видеть трагедию даже там, где её нет.
И я понял, что Русаков с Чухонцевым друзьями не станут никогда.

15 августа 1989 г.
Гуртом пошли на американский балет, прихватив П–ву с французом Филиппом. Посмотрев на весьма колоритную пару, Русаков осторожно спросил, не боится  ли Галя появляться на публике с этим голубым балетмейстером. Я сказал Гене,  что вообще-то  они намерены пожениться,  и понял его опасение:  если П–ва станет «бородой», то во многие дома не будет вхожа (щепетильность и ханжество французов Русакову хорошо известны).

9 июня 1990 г. 
Вчера утром позвонила Маша Русакова, попросила передать Юмашеву, что её несколько дней на работе не будет: мама умерла.
Как-только освободился в конторе, поехал к Русаковым. Гена будто окаменел – его спокойствие убивало: голос совсем бесцветный, а руки живут сами по себе – бесцельно перебирают мелкие вещи, вертят трубку, гладят поверхность стола...
Всю ночь вдвоём просидели на кухне. Гена не может себе простить, что болезнь Люды не сразу заметил – думал: стихи нахлынули, в таком состоянии он тоже сам не свой, а когда спохватился – лечить было поздно... 
В углу нераспечатанными лежат пачки новой книги Люды Копыловой, где сквозной темой – птица, полёт...
Под утро заглянул в комнату к Маше – сидела на полу и что-то читала. Успокоила:
     – Я-то ничего, главное – папа.

6 августа 1990 г.
Вот мне и стукнуло 39  (не заметил,  но почувствовал).  Гости – самые родные: Димыч (со школы),  Гена Русаков, Олег Хлебников, Денис Новиков. Позже всех –  чтобы совсем с «Огоньком» – заехали Дима Попов  со своей Ирой Щербининой.
Поздняевы быть не смогли... <...>

7 января 1991 г.
Позволили себе наконец забыть все проблемы и отметили Рождество компанией  маленькой,  но душевной:  Гена Русаков с Машей, Митя Захаров с Ленкой, плюс Марина Дюжева,  да нас трое.  О произошедшем старались не говорить –  все  продолжаем верить, что Господь нас своею милостью не оставит, и мы плошать  тоже не намерены. <...>

16 августа 1991 г.
Заехал Денис Новиков – влюблённый и счастливый: очень надеется, что сможет  пожить в Англии, с которой хотел бы связать свою судьбу. <...>
Вечером появился Гена Русаков (у него вчера был 53-й день рождения). Кажется, в его  жизни появилась новая женщина (при Денисе попросил не любопытствовать)...

27 октября 1991 г. 
Гена Русаков возвратился из командировки (уезжал в сентябре, задавая вопрос, в какую-то страну вернётся) и приехал вдвоём с Машей. Читал новые стихи стихи – цикл «Разговор с Людой» (в «Знамени» вышли большой подборкой: очень сильные).
Маша считает, что папа зря их опубликовал: ЭТО должно остаться в столе.

6 января 1992 г.
Два последних месяца ушли на обкатку идеи прожекта русскоязычной версии  «Нью-Йорк таймс»,  в виде дайджеста  с десятидневной периодичностью.
Подразумевается, что этот проект озолотит «МН» – как прежде газета «Правда» непременно лежала на углу стола любого советского чинуши, так теперь пухлый  номер «NYT»  на русском языке будет украшать офисы «людей,  принимающих решения», а редакционный коллектив начнёт получать валютные «бонусы».
Самым простым оказалось организовать быстрый перевод приходящих из Штатов статей – Гена Русаков мобилизовал лучших коллег-синхронистов МИДа и сам  возглавил переводческую группу. А поскольку никто из нас английским вообще  не владеет, взяли толмачом Машу Русакову, дабы она сидела на параллельном  телефоне при переговорах с американской стороной. Нам же при таком раскладе  остаётся оживлять редактированием буквальные переводы и придумывать к ним  вкусные русские заголовки. Короче, скука смертная, но худа без добра не бывает –  теперь у нас, кроме трёхкомнатной квартиры, для «Русской визы» есть и половина  шестого этажа в доме на Пушкинской.

15 августа 1992 г.
Сегодня Русакову 54 года, и по этому случаю он с утра пребывал в хандре. Сдал мне ворох свежих переводов, признался, что домой ноги не идут – Маша вторую неделю в Штатах, все друзья в отпусках. Взяли бутылочку коньяка, поехали ко мне и посидели до вечера. Когда Гена уходил, сказал, что в свой день рождения правильнее всего делать подарки другим – оставил свою стихотворную подборку (по-прежнему, все стихи – Люде).

15 августа 1993 г.
На день рождения Гены Русакова уехали к нему в Озёры, но без Люды там совсем пусто...

3 января 1995 г.
Ждали к обеду Гену Русакова, а он всё не ехал, и когда я позвонил ему домой – застал Геннадия Александровича сонным и смурным. Что с ним происходит – понимаю (сам пережил такую ситуацию), но долго держать в секрете рождение сына он не сможет (мальчишке уже два с половиной месяца, и о нём знают даже Людины родители). Кого мне в этой ситуации жалко больше всего – Машу Русакову, которую всё происходящее очень сильно задевает.

10 марта 1995 г.
Встретились с Геной Русаковым в ЦДЛе (где ничего не меняется – те же пьяные физиономии Гусева, Посошкова, Караваева и др., те же разговоры "о великой миссии России"). Геннадий Александрович по-прежнему в мерихлюндии – я думал, что рождение сына (Павлику скоро полгода) его излечит, а он всё о том же:  жизнь кончилась, надо как-то доживать... С этими разговорами час посидели в ресторане, потом прошлись от площади Восстания до Смоленской.

1 января 1996 г.
Вчера в восемь часов вечера вырубился  телефон, и мы с Фыфкой оказались отрезаны ото всех. <...>
Вечером Гена Русаков:  выпили за Новый год – в надежде на лучшее.

31 октября 1996 г.
Идём на выставку Кирилла Данелия в ЦДХ – во весь фасад бетонного сарая на Крымской набережной тянется плакат спонсора – «MOЁT & CHANDON».
Идущий рядом человек вдруг встал, как вкопанный: «Моет гандон – это что?!»
На вернисаже наличествовал аншлаг, и я рад был повидать не только принимающего за сына поздравления Гию Николаевича, но и друзей – Кира Булычёва, Гену Русакова и проч.
     ...Отметившись, выкрал Русакова, и мы поехали ужинать в Домжур.

7 января 1997 г. 
Порядком надоело всякий раз прикидывать, кто и как у нас относится друг к другу, и на рождественскую вечеринку позвал тех, кого хотел видеть: Гену Русакова, Дениса Новикова, Настю Рахлину, Алёшу Ерохина. Все пришли, и внешне политес был соблюдён. Но и только. Пока ели и пили – разговор за столом шёл вполне оживлённо. Тут Чернов попросил Дениса почитать стихи, и он прочёл два очень давних. А когда свои новые стихи стал читать Русаков, Новиков тут же вылез из-за стола и скрылся на кухне. Следом за Денисом отправился Алёша, с кухни сразу потянуло   т р а в к о й ...
Гена, конечно, обиделся – ушёл в другую комнату, принялся листать книжки. А Чернов предложил Рахлиной рассчитать синусоиду жизни – десять минут чиркал карандашом по бумажке и сказал Насте, что лучшим её годом был 85-й, а самым плохим временем – февраль 88-го. Заподозрить Андрея в подлоге не получалось – он вообще не знал, что Настя вдова Башлачёва, и уж точно не помнил дату самоубийства Саш-Баша. Рахлина едва не расплакалась и сразу собралась домой, и Русаков оделся вместе с ней, сказав, что им по пути.
Уже стоя возле лифта, Гена не сдержался:
     – Симпатичный он парень, Денис, а вот стихи его – абсолютная пустота.
Хотел напомнить Русакову, что у Бродского на сей счёт было другое мнение, но сдержался:  для Гены Бродский вовсе не авторитет. К тому же рядом стояла Настя, для которой существует лишь один очевидный гений – Башлачёв, и в сравнении с ним все прочие стихотворцы – ничто.

19 апреля 1999 г.
Поехал в «Знамя» к Юле Рахаевой (текст своих «меценатов» вполне мог послать «по мылу», но захотелось пообщаться). Из уютного особнячка на Тверском бульваре редакцию переселили в развалюху на Никольской улице, с глухим кривым коридором. Где и встретил Гену Русакова с женой. Был соблазн зайти куда-нибудь посидеть, но разрушать интим семейной пары не стал – договорились встретиться на след<ующей> неделе (потом Русаков опять на два месяца уедет из страны), да это вряд ли – то-то мы часто видимся...

4 апреля 2000 г.
Вечер Арсения Тарковского в ЦДЛ. Договорились встретиться с Геной Русаковым  (когда ещё повидаемся),  но его сразу утащили на сцену, а меня –  в нижний буфет, где сидели Саша Анно с Гуревичем, в дым пьяный Сергей  Чупринин, Дмитрий  Сухарев, Юрий Кублановский  и прочая братия.  Там же бегал между столиками  Русаков-младший:  мы сразу познакомились и стали вдвоём воровать шоколад,  который ему из-за диатеза есть не разрешают. («Воровство» выглядело затейливо: я покупал шоколадку и как бы забывал её на краю стола, а Паша утягивал запретный дар, разворачивал под столом и втихаря пихал за щёку.)  Чупринин опять насел  на меня с претензией, что я игнорирую его давнюю просьбу написать про «Огонёк»  –  всё как было,  но Андрюша Чернов переключил его внимание на себя, предложив почитать монолог Гамлета в собственном переводе,  после чего Сергей Иванович  в ужасе добавил ещё пару рюмок и остекленел. Тут Гену наконец отпустили со сцены, и мы с ним выпили, и ещё налили, но подошли Генина Таня и моя Фыфка и сразу положили нашему мальчишнику конец...

29 декабря 2000 г.
Решили с Геной Русаковым проводить уходящий год (и век!). Встретились в Доме  литераторов, а там всё закрыто, в Домжур идти наобум не рискнули – торкнулись в армянский ресторанчик по соседству с цэдээльским подъездом и вполне сносно поужинали.
У Гены всё хорошо – стихи пишутся («Знамя»   очередную подборку даёт), с житием в Нью–Йорке тоже всё получается.
Расставаться не хотелось,  поехали в «ПирО.Г.И.»  на «Новокузнецкую»,  где  нас ждали Маша Русакова с американской подругой Аней  и  моя экс-секретарша Асюнчик  с Фыфкой.  Народищу там оказалось много (Москва тесна – на втором этаже редакция  «Время МН»  гуляла),  но девушки упорно держали столик, а стулья нам кое-как нашли.
Кампания у нас получилась странная (папа с дочерью столкнулись, как посторонние, спустя три часа после того, как расстались),  ...а в итоге посидели хорошо. 

22 февраля 2001 г.
Битый час утешал Русакова:  давеча он был на раздаче премии Аполлона  Григорьева,  и выбор жюри в пользу “супер-эротической”  поэтессы Веры Павловой–Поздняевой  привёл “генерала”  в ярость  (увы, прослыть новой Сафо проще простого:  отважнее рифмуй женскими устами спецслова “клитор” и “вагина” – и пусть Василь Васильич Розанов  юлой в гробу извертится).   
В прошлом году Геннадий Александрович, поделив вторую премию с Соснорой, обиду на вручение гран-при некой Кековой кое-как проглотил.  А сейчас взорвался: сравнив денежное содержание своего пакета  с ценой  девушки Веры  ($ две тыс.  против двадцати пяти тысяч зелёных), – подсчитал:  выходит,  он пишет  в 10 раз хуже. Моя версия, что Вере придётся отстегнуть девять десятых из этих бабок Мише, который не только сподвиг жену на стихи,  так ещё и промоутером отработал любимую по полной программе, Русакова не веселит:   он уверен, что Наташа Иванова его таким макаром “опустила”.  (Да Наташа-то  всю жизнь только о прозе и пишет,  стихотворство для неё, как для Толстого, – танцы за плугом!)
Пытаясь увести разговор в другие дебри, спросил нашего “генерала”, как ему само место торжества – атриум Пушкинского дома на Пречистинке – понравилось?  И вызвал новую порцию гнева:  столько нытья вокруг  –  подайте нам, нищим,  на культуру!  – а здесь показушная роскошь из-за каждой колонны кричит!.. Горе всё же с этими поэтами – никак на них не угодишь.  Вот завтра Русаков сойдётся с Таней Бек,  и будет у них полный синхрон – представляю,  как  запоют  а-капелла...

1 марта 2001 г.
Вечером – Гена Русаков с женой Таней и сыном Пашей (первый  раз втроём к нам выбрались).  Фыфка постаралась (в последнее время мы живём очень камерно, и каждого редкого гостя она встречает блеском своих кулинарных способностей, а уж любимого нашего “генерала” с семьёй – тем более),  и стол от лакомств содрогнулся.  Посидели и впрямь славно: мальчики играли вполне тихо и нам не докучали, разговоров о литературе благополучно избежали, найдя общие для всех темы (воспитание чад, кино), и Таня явно не ощущала себя лишней. Жаль, Маша не выбралась, но, может, так было лучше. Увы, общий призыв “будем общаться!” так и останется благим пожеланием – каждый из нас слишком занят собственными проблемами. К тому же  в свой последний приход в редакцию “Вечернего Клуба” Русаков увидел мою Олю (Чехову)  и, кажется, всё понял.

20 июня 2003 г.
У Гены Русакова –  «обмыли» выход его книжки «Разговоры с богом»... которой он окончательно простился с Людой.

15 января 2004 г.
Вечер Гены Русакова в ЦДЛ. Знаменательный, поскольку “голубой” период (жены Люды)  в творчестве самого “тютчевского” поэта нашего времени окончательно закончился и начался  “розовый” период (жены Тани). Вопрос в том, какой именно окажется в итоге наиболее трагическим.

15 января 2005 г.
Вечер Гены Русакова в «Салоне на Самотёке». Традиционное «сопровождение»: Миша Поздняев, Валя Резник, Мариша Бородицкая. Не было (обычно ведущей) Тани Бек – у неё на днях с ноги гипс снимают. Жени Рейна тоже не наблюдалось – прячется, никак не ожидавший, что цирк с его переводами стихов курбаши получит такой «восторженный» резонанс.
Традиционные вопросы Поэту:
     – Вы свои стихи как придумываете?
     – Вам не хочется написать стихотворение на английском?
     – Возраст отражается на вдохновении?
А вечер в итоге замечательный.

15 февраля 2005 г.
Прилетел Миша Успенский (без особых дел – по Москве и Питеру соскучился)... Пить водку дома не хотелось, а кроме Геннадия Русакова в «Пирогах» другой культурной программы нынче не наблюдалось. Поехали.
После выступления в институте (по нормальному счету провального), в подвале на Никольской Русакову было куда как комфортнее – и зал битком, и говорящих поболе, и вопросы в записках поумней-погуще. Так что отбыв с свой  Ньюйорск, Гена может быть спокоен – читатель его  ж д ё т  (поэту с тютчевской судьбой без этого тяжко).

6 августа 2010 г.
В день рождения получил славный поэтический подарочек от Гены Русакова:

                СНИМОК
                Молодой, умеренно-красивый, / тихий бабник, сумрачный пижон…
                Но с какой невероятной силой / снова лезет время на рожон!

                Я стою, со мною всё понятно: / весь я тут, меня нигде не ждут.
                Но вот эти солнечные пятна, / Герцен, Первомай, Литинститут!

                Жора Елин сделал этот снимок / или, может, кто-то до него:
                из числа ушедших невидимок, / из друзей, не рвавшихся в родство.

                Из невест, не выбившихся в жёны… / Я стою и в оптику смотрю —
                молодой и странно напряжённый: / будто вижу, а не говорю.

                Боже мой, как страстно это время, / век двадцатый, бьющийся во мне!
                Это солнце, греющее темя. /  Этот я, с собой наедине…

                «Дружба народов», № 8, 2010 г.

13 мая 2014 г.
Вручение премии «Поэт» Геннадию Русакову. Рад был повидать множество  друзей и знакомых,  в том числе и Евтушенко, который частично вёл действо (по традиции – как предыдущий лауреат) и совсем не выглядел инвалидом. Конечно, стоять у микрофона ему было трудно, однако он легко пересаживался в кресло-каталку, куда ему помогал перебираться сын Женя, и в ней вальяжно разъезжал по буфету. Не зная  того, что с Евгением Александровичем  случилось в прошлом году,  можно предположить что угодно, только не потерю ноги  –  ну да, немного странно, что в кроссовках,  так он всегда эпатировал своим видом: 
                «Я был тогда не чужд рисовки   и стал известен тем кругам
                благодаря своим высоким  американским сапогам...»
Гена смотрелся несколько потерянно, однако волнения своего не выдавал: очевидно, доволен – наконец-то ему воздали должное. А Маша Русакова так просто светилась – очень рада за отца. И я рад – что дожил.


ФОТО: Геннадий Русаков / Москва, 18 августа 1988 г.
© Georgi Yelin
https://fotki.yandex.ru/users/merihlyund-yelin/

-----