Дуркин дом. Глава 17

               
               


        Галина Леонидовна, полгода назад потерявшая работу, до сих пор вздрагивала при каждом телефонном звонке. Вдруг позвонят из дирекции троллейбусного парка, и она опять будет востребована? Сейчас – другое дело, звонила Лариса, предупреждала, что забежит домой пообедать. Галина Леонидовна начала готовиться к внезапному визиту дочери. Лара, с утра до вечера моталась по  Москве по заданию редакции, где работала. Безумно уставала, но перейти на другую работу, полегче, отказывалась. «Мамочка, дорогая, тебе хорошо известно, что только в журналистике я обрела свое призвание. Любимую работу я не променяю ни на что!». Всякий раз, когда она по-матерински жалела дочь, Лариса отвечала ей одно и тоже: «не уйду, мол, и все». Далее разговор было продолжать бессмысленно. С одной стороны, оно верно. Где сейчас другую работу найдешь? В Москве только и слышно: закрывается завод, обанкротилась фабрика, значит, сотни тысяч людей остались не у дел. Как жить, на что детей поднимать? Разве эти, кто там, наверху, об этом задумываются? На работе в редакции Ларисе обещали дать хорошую характеристику, без нее на журфак никак не поступить.
Ой, отвлеклась она, а там картошка, на сковороде подгорает. Вот до чего дожили, уж обед приличный не из чего приготовить. Михаил из последних сил держится, в их НИИ осталось чуть более пятидесяти человек, и тех в любой момент могут сократить. Зарплата у супруга триста двадцать рублей, да и ту не каждый месяц дождешься. И все это притом, что мясо, без которого мужчины жить не могут, в магазинах не сыскать, а на рынке сто семьдесят рублей за кило. Мужчин кормить надо, как следует. Миша не жалуется, хотя недоедает, держится из последних сил, сутулый, хилый, голова вся седая, будто ему не сорок девять, а все шестьдесят стукнуло. Любящее сердце чувствует плохо ему, язва замучила, да и хронический бронхит дает о себе знать. Но даже не ухудшающее день ото дня самочувствие мужа беспокоило более всего Галину Леонидовну. Сын их, Гришенька, ему только что исполнилось семнадцать, школу так и не закончил, и что далее делать, так и не решил. Перебивается кое-как в вечерней школе, пока с очередного места работы не выставят. И сторожем и почтальоном работать нужно, а Гриша об этом думать не желает. Ему бы только целыми днями по друзьям-приятелям разъезжать, да с девицами разгуливать. Вот, если бы ему Ларисину целеустремленность, да на хорошее дело…
Как с ним быть, ломала голову Галина Леонидовна. Еще больше она недоумевала над вопросом: как прожить на четыреста тридцать рублей, составляющих семейный бюджет четырех взрослых людей? За квартиру заплати, врачу в поликлинике хоть какой-нибудь гостинец, да, дай, а то помощи век не дождаться. Лекарства дорожают каждый месяц, так, что лучше не болеть.
В прихожей хлопнула дверь. Лариса вернулась, а у нее пельмени еще не сварены. – Проходи, доченька, я уже в тарелку выкладываю. 
На кухню стандартной трехкомнатной квартиры вошли двое: высокий, худой юноша с бегающим взглядом и державшая его за руку миниатюрная девочка в черном комбинезоне. Бросался в глаза яркий макияж гостьи, который некоторые вполне могли бы назвать вульгарным, сильно портящим миловидное личико. Однако девочка улыбалась, что извиняло все ее недостатки.
- Привет, мам. Мы с Катюшей пообедаем. У тебя все готово, - Гриша довольно облизнулся, глядя на незатейливое угощение.
Галина Леонидовна не растерялась, - Я Ларису жду, но и вас покормлю. 
За столом пришедшие все больше налегали на еду, почти не разговаривали.  Гриша предупредил, что они с Катей едут на выходные в Ленинград. – У Кати там тетка живет. Погуляем, город посмотрим.
Галина Леонидовна промолчала. Ей было хорошо известно, о чем далее заикнется сын. Но помогать ему материально старшая Латушкина не намеревалась. Лариса два года без отпуска. Отложенные с большим трудом небольшие сбережения ей самой пригодятся. Ее знакомство с Гришиной подругой походило на взятие интервью. Лариса забросала гостью вопросами, на которые Катя из-за набитого рта вправе была не давать ответа.
Когда Лариса узнала о Гришином затруднении, Лариса по-сестрински предложила, - Мама, а, может, Грише все-таки немного подкинуть?
Бедная девочка, с ее добротой трудно жить в современном прагматичном мире, где почти каждый привык получать, и не спешил отдавать долги. Так они и стояли рядышком, провожая уходящих, незваных гостей, растерянными взглядами. Парень совсем взрослый, не сегодня-завтра, надумает жениться, а вот на что они с избранницей жить станут после, об этом он голову не ломает. За него переживают другие. Матери и сестре было прекрасно известно, что предпримет Григорий, если ему отказать в просьбе – украдет, стащит хоть что-нибудь, хоть мало-мальски ценное из родного дома. Сколько он уже перетаскал… У Ларисы серьги коралловые, подарок тетки, колечко золотое, а книг, из их домашней библиотеки, которую Михаил собирал всю жизнь, дрель электрическую,  ой, всего не перечислить.
- Не вздыхай, мамуля. Перемену власти мы пережили, и с нашими семейными неурядицами как-нибудь совладаем. Главное, не дать Грише позариться на чужое.
- Как же ему запретить, Лариса? Гриша уже давно себя самостоятельным считает. Ему слово скажешь, а он тебе десять в ответ. Почему молодежь желает до всего доходить своим умом, почему?
Лариса полуобняла мать, - Не стану просить тебя, чтобы ты не волновалась. Ты интересуешься: почему молодежь желает все постигать на собственном опыте? Отвечаю: потому, что она – молодежь, и имеет обыкновение подвергать сомнению неписанные истины. Ты заметила: старики не верят из-за того, что бояться обмануться, а молодые, потому, что играют с судьбой: повезет – не повезет и, наоборот, не пугаются обмана. У меня восемьсот рублей скоплено за два года, но за отпуск я, скорее всего, ничего не получу. Не удивляйся, мама, у редакции нет денег. Так вот, я предлагаю, триста рублей уступить Грише, и нам больше половины останется.
Какая же Лариса добрая, о других думает больше, чем о себе. Удовольствовалась остатками обеда, обещала забежать в аптеку и купить отцу что-нибудь от язвы. Господи, хоть с дочерью ей повезло, замечательного человека вырастила. Ларисе только бы личную жизнь наладить, а то четверть века стукнуло, а на горизонте никого. Жизнь проклятая в том виновата. Женщина для того, чтобы она чувствовала себя прекрасной половиной, не должна работать «на всю катушку», иными словами нельзя забывать о себе.
Набирая хорошо знакомый телефонный номер, Галина Леонидовна долго слышала в ответ лишь длинные гудки. Наконец, когда желаемое свершилось, в трубке официально прозвучало: Четвертый троллейбусный парк слушает». На привычное «привет», напарница ответила. - Здорово, коль не шутишь. Ничем порадовать тебя не могу. Третья линия пока в запасных. Из диспетчеров в мою смену только Дуська Пригожина осталась. На первой линии, можешь себе вообразить, Нинка Верещагина уволена. А на подмогу мы иногда Лену Субботину зовем.
Галина Леонидовна сглотнула. Слышать, что тебе предпочли другого, обидно.
- Почему обо мне забываете? Я хуже Субботиной?
- Так начальство распорядилось, - короткий смешок предшествовал продолжению, - Субботина помоложе тебя будет, да посимпатичнее. Далее, наверное, сама догадалась. – На прощание невидимая собеседница ей посетовала, - А чего ты, Галка, за наш парк ухватилась намертво? Чего других мест нет? 
Конечно, есть. Но кому она нужна в возрасте пятидесяти лет? Разве что в дворники.
Каждый день начинался у Галины Леонидовны одинаково. После проводов дочери и мужа на работу, она брала в руки тряпку и приступала к уборке трехкомнатной квартиры. Обстоятельства превратили ее в домохозяйку вовсе не потому, что она очень любила справляться с хозяйственными заботами, скорее, Галина Леонидовна ежедневно их себе выдумывала. Сноровка помогала ей быстро пропылесосить ковры, стереть пыль и перебрать вещи из платяного шкафа. Но стирку, в отличие от уборки ежедневно не устроишь,  стирального порошка не напасешься, их старенькая «Вятка» не умеет бороться с накипью. «Это из-за жесткой воды», пояснял Михаил Петрович. Обои старые, плинтус нужно обновить, квартире требуется ремонт, к такому выводу пришла Галина Леонидовна, прижимая к плинтусу отслоившееся и порядком истрепанное обойное покрытие. И силы найдутся и времени предостаточно, не хватает самого главного, средств. На ремонт их трехкомнатной квартиры понадобиться никак не менее четырех тысяч рублей, в эту сумму не вписалась частичная замена линолеума, хотя паркет смотрелся бы гораздо лучше. Разве кому-нибудь из ее домашних есть до этого дело? Она стала добровольной заложницей трехкомнатных хором, проводя в них почти безвылазно последние полгода. Подтекающий унитазный бачок, желтый налет на старой ванне, расколотая раковина, туго закрывающиеся краны время от времени призывно напоминали о себе, протяжным гудением. Однако слышала их обращение одна лишь Галина Леонидовна.
Ну, вот, на сегодня, пожалуй, все. На часах четыре, а до возвращения мужа с работы еще достаточно времени. Может, перегладить постиранное белье? Перебирая стопку чистых рубашек, маек, футболок, Галина Леонидовна размышляла, какие вещи передать благотворительному обществу помощи бездомным? О нем Галине Леонидовне обмолвилась дочь. «Представляешь, всем беднягам не хватает места, и это несмотря на то, что они вынуждены ночевать на полу. Ночлежку для бездомных открыли в старом детском саду, детей мало, распределили по соседним. Но мест для всех бедолаг не хватает, туда бы многоярусные кровати, но …это уже не от нас зависит. Спонсоры нужны. Нельзя допустить, чтобы столичные улицы заполонили толпы бездомных людей. Мама, ведь они не все пьяницы и тунеядцы, многие из них когда-то имели семью и хорошую работу. Я познакомилась с одним из них. Инженер-конструктор, условно Леонид Сергеевич, вложил все свои сбережения в изобретение, а когда для его пробного запуска не хватило нескольких деталей, закончились не только финансы, но и все, из чего их можно выручить. Мам, Леонид еще молод, ему около сорока, но выглядит он будто изможденный старик, такого опустившегося элемента из него сотворила улица. Главная причина – людское безразличие. От него ушла жена, забрав детей. Через месяц она вернулась, жить было негде, но выгнала мужа. Мне его очень жаль, но что я могу сделать, когда число тех, кому некуда идти, с каждым днем растет?»
Нам бы только пережить это тяжелое время. Жить становится дороже, в разряд дефицита попадают те продукты и вещи, мимо которых она ранее спокойной прошествовала бы. Грише в школе однажды досталась гуманитарная помощь. Он радостный принес домой две банки тушенки. Одну попробовали и чуть не отравились. По вкусу заморское кушанье напоминало подгоревшую желеобразную массу. Вторую банку скормили бездомным животным, которые, не в пример людям, не привередничали. Еще совсем недавно, весной рынки были завалены говядиной, отчего цены на мясо, на короткое время упали в полтора раза, такой небывалый скачок произошел на фоне тридцати процентного ежемесячного роста цен на все остальные продукты. Кратковременная радость сменилась разочарованием. Забивали на мясо молочных коров, которых больше нечем было кормить. Обидно, что почти чуть-чуть до первой зелени не подождали. И молочных рек теперь не видать. Животноводство приказало долго жить, овощеводство худо-бедно держалось. Соседских ребят, студентов ежегодно отправляли «на картошку» в один из совхозов Дмитровского района. Она сама бы поехала восстанавливать наше сельское хозяйство, хотя бы до прежнего уровня, но дом их тогда ждет запустение. Дачи у Латушкиных никогда не было и, наверное, не предвидится, но копаться в земле Галина Леонидовна любит, это у нее неплохо получается. Размышляя о жизни, она мечтала о ближайшем будущем. Поумнеет Гриша, привыкнет заботиться о себе самостоятельно, получит образование, а Миша, наконец, займется собственным здоровьем. Ей самой немного надобно: была бы в семье любовь и взаимопонимание.
Щелкнула кнопка цветного телевизора «Радуга». Казалось, совсем недавно она с гордостью рассказывала подругам о четком изображении, его безукоризненной работе, а теперь довольные подруги ей хвалятся, мол, купили телевизор «Орион» с дистанционным управлением. Нажал кнопочку, и включилась, какая тебе нужна программа. Удобно, не требуется всякий раз вскакивать, переключать, вращая ручку. Сегодня, кроме информационных выпусков весь день показывают рекламу продукции вентиляционного завода. Говорили что-то там о прохладе и свежем воздухе. Кто-то из телевизионных деятелей зарифмовал информацию, и получилось навязчиво и запоминающе: «Если любите прохладу, свежий воздух круглый год, обращайтесь на Московский вентиляционный завод!» 
- Привет, Гала, чего ты ходишь и бубнишь себе под нос?
Мишенька возвратился. Хорошо, сейчас я его обедом накормлю. – Радуюсь. Что ты сегодня раньше пришел. Отдохнешь побольше, а то совсем себя не жалеешь.
Когда она поставила на стол, перед Михаилом тарелку с источающими пряным аромат приправы пельменями, супруг даже не посмотрел на угощение. Он сидел, задумчиво глядя в одну точку. Галина, предварительно приведя себя в порядок перед карманным зеркальцем, села напротив, искоса бросая на мужа мимолетный взгляд. Сегодня он какой-то странный, Галина Леонидовна немного замялась, подбирая нужное слово, словно обреченный, - Миша, случилось у тебя что-нибудь?
Ответ прозвучал не сразу. Помешав ложкой в тарелке с пельменями, Михаил Петрович выдавил из себя, - Вкусно…так пахнет, кажется, с петрушкой.
- Лавровым листом, - поправила супруга Галя, - Ты их не пробовал, откуда тебе известно, что пельмени вкусные?
Пожимая сутулыми плечами, Михаил Петрович думал вовсе не о пельменях, и не о том, что в воскресенье они не смогут поехать присмотреть участок в садово-огородном товариществе. Теперь они будут вынуждены безвылазно сидеть дома, экономить на всем, вероятно, и на еде тоже. – Галя, меня сократили. Осталось отработать две недели и все.
Такого удара она не ждала. Что теперь будет с Ларисиным отпуском? И планы на поэтапный ремонт квартиры все ежесекундно рухнули. – Может, они еще передумают? Ты же у них ведущим специалистом почти пятнадцать лет отработал.
По мнению Галины Леонидовны супруг должен был пойти в дирекцию  НИИ и заявить о своих правах во всеуслышание, ведь, кроме обязанностей у работника имеются и защитники, в первую очередь, это профсоюзный комитет и партийная организация. Об этом Галина Леонидовна напомнила мужу.
- Какая организация, что за чертов комитет? Галя, ты совсем отстала от жизни. Понимаю, что в том нет твоей вины, - нервничая, Михаил Петрович задел торчащую из тарелки ложку. Густые, маслянистые брызги бульона оросили его бело-голубую в клеточку рубашку. Резко отодвинув от себя тарелку с наполовину опустевшим кушаньем, Михаил произнес с укоризной. – НИИ самолетостроения стал походить на эвакуаторный завод. Из лаборатории вывезли все, что было можно, в школьных мастерских оборудование и то побогаче будет. Не усмехайся, Галина, на работе последние два месяца мне приходилось заниматься несвойственной работой, а именно, переписыванием бумажек, до которых не только руководству, но и остаткам парторганизации и профсоюзного комитета нет никакого дела.
Только сейчас она заметила, как дрожат у Миши пальцы. Взявшись за вилку, он не смог унять дрожь. Галина благоразумно убрала со стола нож. Надо было что-нибудь сказать супругу в успокоение, но традиционные в этом случае слова казались ей неискренними и высокопарными. Нет, жалость Мише не нужна, не инвалид он, в конце концов. Инвалид … инвалид, а что? Это – мысль подходящая. – Миша, как ты себя чувствуешь? Я имею в виду, как твоя язва?
- На второе что-нибудь есть? Жрать захотелось.
Как увидишь второе, расхочется пробовать, ответила мужу про себя Галина, вслух добавила, - Остыла уже, картошка с мойвой. Извини, Миша, больше предложить нечего.
Разогревая, она помешивала и одновременно наблюдала за мужем, поглощающим остывшую мойву. Помещенная в мутный рассол рыбешка выглядела не очень аппетитно, зато создавалось впечатление, что ее много.      
- Миша, мойва острая, у тебя желудок потом будет болеть.
Предупреждение не подействовало. Лишь, когда перед супругом стояла тарелка с жареной картошкой, он оставил рыбу в покое.
- Миша, у соседки с нижнего этажа геморрой. Она сама мне жаловалась на то, что все кишки ноют и съесть ничего нельзя, а до туалета не дотянешь, - выдумывала на ходу Галина. Так вот, соседка сходила к участковому. Врач дала направление в больницу, а после выхода соседке назначили инвалидность. Теперь она пенсию получает.
Почему он не отвечает? Долго гадать не пришлось. Михаил поднялся из-за стола, распрямив плечи и гордо вскинув голову. Его орлиный взгляд вернул верную подругу с небес на землю. – Я не инвалид и не собираюсь вымаливать помощь. Прошу тебя более никогда не заводить разговор на подобные темы.
- Какие мы гордые! А то, что нам жрать скоро станет нечего, это нормально?! Мы такие худые, что дальше некуда …
Михаил Петрович перебил супругу, - Особенно ты. Посмотри на себя. Ты стала похожа на корову, с той лишь разницей, что от нее хоть какая-нибудь польза есть. - А от меня нет, значит? Спасибо за откровенность. Теперь мне понятно истинное твое ко мне отношение. Жаль, что ты раньше об этом молчал.
Остолбеневший Михаил Петрович наблюдал за сборами супруги. Из шкафа она достала платье «немыслимого размера», так однажды обозвал его Гриша, и кое-что из предметов дамского туалета, который он, Михаил, будучи в игривом настроении, напялил как-то себе на голову. Вот и хохотали домашние, особенно гость Ларисы.  Галина тогда сильно огорчилась: «Опозорил меня перед посторонним». «Мама, а Костя мне не посторонний, он – мой жених».
Дверь спальни затворилась. Переодевается. Не дождавшись, Михаил Петрович негромко постучал. Никакой реакции. Приложив ухо к двери, Латушкин прислушался. Тишина. Постояв еще полминуты, он так и отошел ни с чем. Обиделась, наверное. Тогда это надолго. А посуду кто будет мыть?
Разве я не прав? Затеяла весь этот сыр-бор из-за пустяка. Вот бабы, только бы повод нашелся, а там и до скандала недалеко. Почему он должен следовать чужому примеру, еще был бы повод подходящий, а то инвалидность ей понадобилась! С роду он не связывался с поликлиниками и разного рода больницами, там из здорового сделают больного. И не о лечении в пору думать, новую работу искать надо. Черт, разволновался он некстати. Язва проклятая разыграться может, а из лекарств дома ничего нет, разве, что сода. Да с нее и проку мало, так, изжогу уймет, и то, ненадолго. Есть у него в распоряжении хорошее средство, чтобы забыться.
Взяв с книжной полки любимый томик из собрания сочинений, Латушкин опустился в кресло. Книжный переплет выглядел немного обтрепанным, хотя Михаил обращался с книгами бережно, но дети, хотя и взрослые, все равно, остаются детьми. Не научить их аккуратности, а книга, в каком бы переплете она не была, заботу любит, ее нужно брать нежно, переворачивать страницы осторожно, одна к другой, чтобы кончики не перегибались, беречь корешки, а то разлетятся книжные страницы, словно перелетные птицы. Как это у Федора Михайловича сказано: «…теперь надо было не тосковать, не страдать пассивно, одними рассуждениями о том, что вопросы не разрешимы, а непременно что-нибудь сделать, и сейчас же, и поскорее. Во что бы то ни стало надо решиться, хоть на что-нибудь …». Наблюдательный взгляд скользнул по полкам серванта. Показалось ему или, действительно, чашка с картинкой стоит не на своем месте?
Страницы романа притягивали его, описываемые события манили своей гнетущей неотвратимостью. «Преступление и наказание» он мог цитировать по памяти, но всякий раз, когда книга ложилась ему на колени, опускал задумчивый взгляд  ниц. «…Отказаться от жизни совсем» - вскричал он, вдруг в исступлении. – Послушно ли принять судьбу, как она есть, раз, навсегда и заглушить в себе все, отказавшись от всякого права действовать, жить и любить!». Как правильно сказано. У человека всегда есть выбор, даже, казалось бы, в самых безвыходных ситуациях, вот, как у них. Нужно перебрать все возможные варианты. Уволили в институте, он пойдет в другой. Специалисты с его, высшим техническим образованием, с большим опытом работы не должны оставаться не у дел. В крайнем случае, наймется продавцом на рынок, хорошо бы в Лужники или на Черкизовский.
Судорожно сглотнув, Михаил Петрович задержал глотательные движения, но реанимационные меры не помогли, ядовитая горечь уже успела подобраться к корню языка. Без соды не обойтись. Вода из крана полилась желтого цвета, с ароматом металла, отбивая всякую охоту брать ее в рот. И в чайнике, как назло, ни капли. Однако язва требовательно напоминала о себе. Жадная рука с чашкой потянулась к ржавой воде. После осуществления реакции нейтрализации облегчение наступило не сразу. Решено, завтра он отправится в отдел занятости населения или, как она еще называется, биржу труда, и не уйдет оттуда, пока не подберет себе новую работу.
В потайном месте его рука так и не нащупала заветных вещиц. Неужели, Гришка-стервец стащил?! Подозрение, как громом ясным сразило старшего Латушкина. – Галка, Галина, пойди сюда, - бросив подозрительный взгляд на дно чашки, Михаил Петрович посуровел. Он ни при каких обстоятельствах не решился бы на продажу подаренных тестем, незадолго до собственной смерти, старинных монет. – Галя!
Не дождавшись ответа, Латушкин поспешил в спальню, куда уходила после семейных разладов раздосадованная супруга. К его удивлению в комнате никого не было. Куда же она делась?
В прихожей требовательно прозвучал звонок. Вернулась, мелькнуло в голове у Михаила Петровича. На пороге стояла Лариса с незнакомым молодым человеком.
- Привет, пап, я сегодня пораньше, и не одна. Это – Петр, он из Ленинграда, - кивнув головой гостю, Лариса предложила ему войти. Михаил Петрович быстро оценил пришельца и остался доволен, как внешним видом, так и его действиями. Прежде, чем войти в квартиру, гость вытер ноги, а затем встал ровно на середину коврика, словно был оповещен о требованиях хозяина дома. Аккуратный, такие, как правило, берегут чужой труд, заключил Михаил Петрович. 
Незаметно отозвав дочь в сторону, он признался Ларисе, - Мамы нет дома. Вероятно, пошла к соседке. Чем твоего гостя кормить, ума не приложу. Холодильник полупустой.
- Все необходимое для ужина мы принесли с собой. Жаль, мамы нет дома, я рассчитывала, что она поможет мне приготовить.
Разбирать сумки и готовить угощение пришлось Ларисе самой. Михаил Петрович уединился в супружеской спальне.
- Мои родители – замечательные люди, - хозяйничая на кухне, Лариса знакомила Петра со своими домочадцами. Не исключено, что Ленинградский гость будет часто бывать у них дома. Пусть знает, что его ждет. – Отец мой влюблен в свою работу. Трудится он ведущим инженером НИИ самолетостроения. С подобным успехом он мог бы работать в судостроении, машиностроении. Отец заочно окончил гидромелиоративный институт, и, благодаря своему трудолюбию сумел расширить свой профиль. А моя мама – прирожденный руководитель и рачительная хозяйка одновременно. Она и по обедам праздничным, и по уборкам будничным, и по гостеприимству первая в нашем доме. Я тебя обязательно с ней познакомлю.
За ужином с омлетом, домашними котлетами и традиционной картошкой гость расслабился и позволил себе откровенность в присутствии малознакомых людей. – В шестой раз приезжаю в столицу, и не перестаю поражаться произошедшим переменам. Москвичи стали более недоверчивыми, в каждом приезжем видят проходимца. Я в метро сегодня, когда с вокзала ехал, не мог совладать с жетоном. Жрет у меня их автомат и все. Мимо проходят пассажиры, и некому до меня нет никакого дела. Лишь старушенция остановилась и то для того, чтобы посетовать на меня: мол, ходят тут разные, а потому у людей вещи пропадают.  Три жетона пропали зазря. Пришлось побеспокоить дежурную на входе просьбой, а так бы и терзался, обойденный всеми.
- Скажи спасибо, Петечка, что тебя не смели и не затоптали. Людей делает равнодушными пример окружающих. Обрати внимание, стоит одному уступить место старушке с палочкой, как тут же идет цепная реакция. А, если люди сидят, уткнувшись в книгу, и в то же время видят, что рядом находится тот, кто нуждается в помощи, и ничего в их душе не дрогнет, это и есть болезнь совести, именуемая равнодушием. Не каждому дано чувствовать чужую боль, для это нужно представить себя любимого на месте страдальца.
Пока Лариса разглагольствовала, Михаил и Петр налегали на кушанье. У одного подкрепления требовал молодой организм, умеющий тратить и стремящийся восполнять жизненные силы. Другой ел впрок, ведь завтра всего этого великолепия может и не быть. Если не он, то кто же? Мозг сверлила мысль, может, он напрасно думает на сына? Переложил монеты сам и запамятовал.  Откровенно говоря, ему было безразлично: кто и о чем будет за столом распространяться, то позже, в процессе поглощения пищи, Михаил Петрович изменил свое мнение. Побудило его это сделать услышанное от свалившегося, как снег на голову ленинградского гостя.
Парень оторвал взгляд от желто-пышной массы омлета, щедро сдобренной тертым сыром, что, по мнению хозяина дома, являлось неоправданной роскошью, и неожиданно начал что-то бормотать, глядя чуть повыше головы Михаила Петровича. Не успевший заподозрить ничего худого предмет воздействия, продолжал жевать. Неожиданно его охватило чувство беспокойства, которое Латушкин ничем не мог заглушить, оно целиком завладело его сознанием. Комок в горле мешал дышать. Положив руку на грудь, Михаил Петрович закашлял. 
Первой спохватилась Лариса. – Папа, тебе плохо?
Он не смог ответить, лишь закрыл и вновь отрыл глаза, в знак согласия. Казалось, что пострадавший был близок к обмороку.
- У твоего отца приступ астмы. Нужно вызвать скорую, - Петр говорил спокойно, словно об обыденных вещах, его умиротворение благотворно подействовало на сотрапезников.
- Отец, кажется, дышит, а при астме задыхаются, - уложив отца на диван, Лариса побежала к телефону.
В ожидании приезда врача Лариса обыскала аптечку, но в ней были лишь кардиологические средства, а папа, по заключению Петра, мучился от удушья. Со стороны представлялось, будто внутри него туда-сюда, под большим давлением  ходит воздушный поток, пробкой закупоривший дыхательной горло. Губы страдальца посинели, а лицо стало бледным, точно у худосочной барышни.
- Папа, папочка, может, тебе грудную клетку помассировать? Петя, уйди от него со своими взмахами! – нервничая, Лариса была готова выставить Петра на улицу, только бы Петр оставил отца в покое.
Ленинградский гость, наоборот, невзирая на крики, продолжал делать пассы над переживающим мучительный приступ Латушкиным, у которого не было сил сопротивляться насилию. Именно так его затуманенный мозг интерпретировал чужие действия. Невидимая пробка, так долго испытывающая его терпение, сошла на нет, и Михаил Петрович, впервые за эти томительные минуты смог беспрепятственно вздохнуть.
Лариса первая заметила улучшение, - Папа, тебе лучше? Ой, нет, молчи, а то тебе опять станет плохо, - ласковые руки уложили его на подушку. – Где же эта помощь скорая?
Появившийся из ниоткуда Петр изрек, - Машина отправилась на улицу Подольских курсантов, д. 18 …
- Но мы живем на Подольской! Не могла я сказать подобную глупость. Петр, почему ты меня не остановил?
Вопрошаемый не растерялся, - Я не знал вашего адреса. Ты меня сама привела.
Конечно. Нечего винить других, когда сама не права, по причине моей рассеянности …
- Из-за чего разбирательство? Вот он я, пред вами, жив, здоров, и не собираюсь отдавать концы. 
В широко распахнутых глазах Ларисы стояли слезы, которых она ничуть не стеснялась. Пусть все видят и завидуют ее любви, ведь, в первую очередь,  счастлив тот, кто любит, а не тот, кто любим. – Папа, у меня нет слов …
Обняв отца, она опустила голову ему на плечо, и ощутила в ответ благодарность.
- Чему ты улыбаешься? Расскажи нам с Петром, мы тебя поддержим.
Сказать или смолчать? Нет, правильнее будет придумать отговорку. Однако затрудняться Ларисе не пришлось. Знакомый и такой долгожданный голос из прихожей спросил, - Ларочка, ты дома?
- Мама, а мы тебя потеряли, - Лариса отправилась матери на встречу.
- Я  к соседке ходила, к Нюре Румянцевой, из пятого дома. Выкройку у нее взяла на платье, а то на меня даже на рынке ничего не подберешь.
Поверили. Галина Леонидовна успокоилась. Лгать она не любила, но сегодняшняя выдумка была относительно безобидная, так, как ничьих интересов не задевала. Обводя удивленным взглядом накрытый стол, с еще не опустевшими тарелками, Галина Леонидовна полюбопытствовала, - У вас событие какое-то?
Михаил Петрович, полностью оправившийся после пережитого, принял инициативу на себя, - К дочери приехал гость из северной столицы. Петр Великий собственной персоной.
- Миша, я тебя не узнаю, - Галина Леонидовна не могла оторвать взгляда от прежде неприметного мужчины со скучающим выражением лица, - Ты бы всегда таким был, оживленным и радостным.
- Мама, пойдем пить чай.
Чаепитие собрало за большим столом четверых, таких непохожих друг на друга людей, каждому из которых было, что скрывать, кроме радости. Тульские пряники, привезенные предусмотрительным гостем, были нарасхват.
- Мама, Петру негде остановиться. Он переночует у нас две ночи, - то ли вопрошая, то ли предупреждая, промолвила Лариса.
В согласии мамы она почти не сомневалась, а папа, обычно, принимает ее сторону. Как хорошо жить в отдельной квартире, когда не надо спрашивать разрешения на ночевку гостей у «гостеприимных» соседей. Перед отходом ко сну Галина Леонидовна выразила желание «посекретничать» с дочерью. Пока мужчины коротали время у телевизора, почему бы не уединиться на женской территории. Разговор начала Галина Леонидовна. – Давно у нас гостей иногородних не бывало. Ты, Лариса, не думай ничего такого. Ты Петра хорошо знаешь?
Стоять у окна, спиной к вопрошающей, испытывая ее терпение, Ларисе было неловко. Как-никак, она – не жилец пятнадцатого дома по Бибиревской улице, паркующий личный автотранспорт перед самым входом в редакцию. На его хамство, можно было ответить аналогично. Зря мама затеяла весь этот разговор, в просторечье он зовется сплетней. – Не очень, но за глаза не о ком говорить не желаю.
- Слишком взрослая стала, Лариса. Забыла, как по каждому поводу к матери за советом бегала? Прикорнув на мамкином плече, как удобно о жизни поболтать. И слезы свои по Косте из памяти уже выбросила.   
Вот и сейчас она ощущала теплое, слегка влажное от надоедливой жары плечо. В него можно уткнуться и молчать, ни о чем не думая. Точно также, сначала осторожно, чтобы не показаться назойливым, а затем все смелее, целовал ее бывший жених. В спутники жизни она сама его определила. Костя ничего не обещал ей, даже не говорил ей о любви. Она сама все выдумала, хотела вновь почувствовать, каково это быть любимой? Для большинства несвязанная узами брака любовь постыдна, и финал ее не определен. Так и вышло у нее со школьной любовью – Виталиком Аносовым. Ему о своих чувствах первая открылась. Парень выслушал ее молча, с ледяным выражением красивого лица, даже это обстоятельство не насторожило вовремя Ларису. А когда девушка потянулась к нему с поцелуем, Виталий убежал. Нехорошо они расстались, не простились на прощанье. Десять лет уже прошло, помнит ли Виталий свое обещание?
- Ты опять плачешь, доченька?
Все материнские глаза примечают. Лариса только подумала, как бы не расплакаться, а мамочка тут, как тут со своими утешениями. – Все-то тебе известно наперед. Можно подумать, ты никогда не ошибалась.
- Станешь матерью, и тебе все наперед  будет известно, - тихий голос Галины Леонидовны звучал убедительно, а ее ласковые прикосновения вновь возвратили Ларису в детство.
- Мам, я очень хочу завести ребенка прямо сейчас.
- Ты шутишь, Лара, - Галина Леонидовна пыталась улыбнуться, но неподдельное волнение за дочь, рвущееся наружу, выдавало ее с головой.
Нет, не вовремя она завела речь о малыше, и, если, быть откровенной, то не ребенок ей нужен сейчас, а преданный и понимающий ее с полуслова друг, способный вернуть Ларисе веру в людей. Как ни трудно ей было улыбнуться, Лариса все-таки избрала верную тактику. – Здорово я тебя разыграла. Не бойся, мамуля, Петра мы в отца малыша не выберем, слишком требовательный к другим, но не к себе. Появиться маленький с носом-пуговкой, вместо его длинного, любопытного носа, который он привык совать, куда не попадя. Ну, вот, мамочка, тебе уже весело. А, если я раскрою тебе правду, ты, наверное, рассердишься? Лучше до этого не доводить, поберечь свою нервную систему.
Господи, какую правду? Что ты еще от меня скрываешь, гадала Галина Леонидовна, и из-за этого отвечала невпопад. Лариса непременно хотела знать, сколько стоит детское белье, с какого возраста малышей начинают подкармливать и чем? А еще, о чем сейчас мечтают простые люди, чего им ждать в будущем?
- Мамочка, у редакции сейчас временно нехватка финансов, но ты себе представить не можешь, сколько у нас запланировано проектов, многие из них предложены мною, - гордое выражение симпатичного лица сменилось на противоположное. В глазах мелькнуло разочарование. – А еще,  мама, в редакции у меня появились недоброжелатели. Ты – опытная, мудрая женщина. Как бы ты поступила на моем месте?
А вдруг Лариса беременна? Неожиданная догадка повергла Галину Леонидовну в шок. Как ей образумить дочь? Может, еще не поздно отказаться от рискованных планов?
Лариса истолковала тревогу в материнских глазах по-своему. Мать, наверное, выдумала себе что-нибудь невероятное, но и развенчать необоснованные опасения Лариса не спешила. – Дождь идет. Я очень люблю, когда плачет природа. Мам, правда, в непогоду часто грустишь, а после этого забывается все плохое. О чем ты думаешь, мамочка?
Ответила она после того, как пересчитала каждую веснушку на любимом личике. Разрешить гнетущие ее сомнения у Галины Леонидовны не получилось. Продолжительный звонок в дверь послужил сигналом к активным действиям. Латушкины столпились в прихожей. На пороге стоял их младший отпрыск.
- Гриша? Ты же уехал в Ленинград.
- На какие шиши? – огрызнулся возвратившийся.
Не внезапное возвращение непутевого сына удивило и одновременно обеспокоило Галину Леонидовну, и даже не его потрепанный вид, а жадность, с какой тот набросился на ужин. Предчувствие чего-то неотвратимого крепко засело в голове старшей Латушкиной, с того самого момента, когда мать увидела Григория. – А где Катя?
- Уехала домой. Я проводил ее и на вокзале мы простились. Мам, может, мне на дачу к твоей, этой … подруге твоей поехать?
- Поезжай. Ты о тете Марине спрашивал? – получив утвердительный ответ, Галина Леонидовна добавила. - Думаю, что она возражать не станет. Я предварительно созвонюсь с ней, у нее там дети: Алина с ребенком, Андрей, не знаю, может быть, пока не уволился с завода и работает. Но условий там никаких, сынок. Из-за перепадов напряжения из строя вышла бытовая техника. Продукты из города приходится возить. Что ты будешь там делать?
Взгляды брата и сестры пересеклись. Из-за многолетней неприязни между ними не могло существовать доверительных отношений. А сейчас Лариса прочла в глазах Григория отчаяние, тут же сменившееся животной ненавистью. Это был взгляд загнанного в угол зверя. Особый ключ, который способен был развязать ему язык, Лариса подобрала без труда. Позже, оставшись с братом наедине, она предложила ему сделку. – Даю тебе три сотни. Хочешь?
Серые глаза сузились в щелки. Выдавало волнение лишь едва заметное подергивание левого века, поврежденное еще в раннем детстве. – Что я на них буду делать? Мало.
- За просто так? Сколько же тебе надо, чтобы ты убрался надолго?
- Два куска, да и то не знаю, хватит ли на месяц?
В ее бесшумном вздохе слышалось согласие, только где их взять? Здоровье родителей стоит дороже, и ради него, придется пойти на уловку. – Ладно. За это ты мне сейчас все расскажешь. Не вздумай скрывать от меня подробности. Тогда из твоего вынужденного друга, я превращусь в откровенного врага.
Зря она прибегла к запугиванию. По всей видимости, он прилично приврал, повествуя о своих подвигах. Не мог он отважиться на столь дерзкое ограбление, не посмел бы, для этого нужна решимость, граничащая с отчаянием. Ее брат привык прятаться за чужую спину и до сих пор не научился отвечать за собственные поступки. Слабый, безвольный человек, никчемное создание. Он в чем-то провинился, а расплачиваться за содеянное будут другие. Его слишком баловали в детстве, выяснилось, что любовью можно не только осчастливить, но и испортить. Между любящими людьми остается много недосказанного, что предоставляет им домыслить остальное по собственном усмотрению. А вот, что ей делать с болтовней случайного знакомого, который, как сказала бы Ирка из отдела потребительского рынка, извергает «словесный понос»?
Петру определили место для ночевки вместе с Григорием, в гостиной, к информации он отнесся равнодушно. Законы гостеприимства не позволили Ларисе и ее родителям поступить аналогично по отношению к неугомонному Григорию, второй час разглагольствующему о «тайнах» человечества.
-  Если наше государство будет следовать законам природы, оно сохранится и будет процветать. С некоторых пор Земля начала грандиозную операцию, с целью сократить численность людей. Понимаете, Земля устала от людей. Современный человек совершенно необоснованно считает себя любимого повелителем Земли. Да! Немного, ни мало, именно так. Человеческая популяция планомерно и безостановочно уничтожает естественные богатства планеты – воду, растения, животных, противопоставляя им вредные продукты своей жизнедеятельности. Как вы думаете, что нас всех ожидает?
Михаил Петрович, страдающий над неразрешимым вопросом: куда делись старинные монеты, рассеянно внимал гостю, поэтому держать ответ за всех пришлось Ларисе. – Люди, наверное, отравятся.
Галина Леонидовна, слегка утомленная заумными беседами, рассчитывала, что вопрошаемый оставит ее в покое, но не тут- то было. После предположения Ларисы, Петр вопросительно посмотрел на хозяйку дома. Галина Леонидовна пожала плечами и обернулась на мужа. – Миша, что будет, как ты думаешь? 
- А? Правительство подаст в отставку и Дума, вероятно, тоже.
Ответ невпопад вызвал гробовое молчание. На том, может быть, все и поутихли, но не таков был Петр. Он прибыл сюда не для того, чтобы уйти не с чем. Успех всего дела зависел от того, насколько ему удастся втереться в доверие хозяевам. Бросив победный взгляд на аудиторию, он продолжил пытку, - Уничтожение окружающей среды грозит планете гибелью. С недавнего времени Земля начала грандиозную операцию, с целью сократить численность людей, которые, как выяснилось, вредны для нее. Одновременно, земные силы работают над выведением представителя новой породы – человека полезного. Основные механизмы осуществления операции – новые виды неизлечимых болезней, алкоголизм, наркомания. Все эти напасти действуют весьма избирательно, на определенные группы людей. Вместе с ненужными людьми исчезнут шахты, химические, нефтеперерабатывающие заводы, экологически грязный транспорт.
- А какое это отношение имеет к нам?
- Не всем дано управлять, большинство людей простые исполнители. Имеющие родственные воззрения должны объединяться. Мир требует перемен, и вы привнесете в него частичку неизведанного. Природа вооружает нас знаниями, таким образом, рождается коллективный разум. В век информации люди способны создавать творимое будущее, но должен появиться духовно и нравственно новый человек, который прозреет и поймет, что мир потребления – коллапс. На смену соперничеству должно прийти сотрудничество.
Лариса слушала собеседника и удивлялась. Ее сонливость, как рукой сняло. Те пассы, которые проделывал перед ее лицом Петр, настроили девушку на боевой лад, вопреки тому, что Ларисе было ранее известно о гипнозе. Человек, о существовании которого Лариса узнала всего несколько часов назад, вызывал у нее двойственное чувство, страха смешанного с необъяснимым влечением. Его поначалу показавшиеся ей неприметными проницательные глаза таили в глубине своей магнетическую силу, игнорировать которую у Ларисы не получилось. Чтобы она не предпринимала, пыталась опустить голову, закрыть глаза, думать о своем, все выходило наоборот. Она не могла оторвать глаз от собеседника, а мысли ее приняли совсем другое направление. Кто он, этот неизвестный знакомый, может, не случайно они встретились?
Петр продолжил эксперимент над зависимой. - Пока ты послушно созерцаешь действительность, твои ангелы-покровители распростерли над тобой невидимую паутину. Стоит лишь недоброму притаиться рядом с тобой, нити-обереги воспрепятствуют его проникновению в твое суверенное пространство. В твоей власти сохранить защиту.
Сглотнув комок, застрявший в пересохшем горле, Лариса тихо поинтересовалась, - А кто мне угрожает?
После этого вопроса встрепенулась Галина Леонидовна, которая была готова соперничать с любым ангелом-хранителем, только бы уберечь своих детей от несчастья.
И опять Петр повел себя никак все, выпалив мгновенно ответ, - Высокий, худой парень с глазами загнанного зверя, - игнорируя недоуменный взгляд собеседницы, Петр ничего не прибавил к сказанному.
Промелькнувшее в голове Ларисы подозрения, были тут же ею отвергнуты. Петр немного чудаковатый, и как все, возомнившие себя прорицателями, не привык менять собственное мнение. Позже, когда Лариса переоделась ко сну, к ней в комнату зашла Галина Леонидовна, - Отец, наконец, заснул. Он тебе ничего не говорил обо мне?
- Нет, мама.
- Мы сегодня с ним поругались, вот он и перенервничал…
- Все ругаются, мама. Не переживай, папа поправится. А из-за чего? – в Ларисе начал просыпаться интерес.
- Его сократили, ну, а я, чтобы ему не бегать в поисках новой работы, советовала получить инвалидность, тем более, что он ее вполне заслужил. 
- Папа прав, к врачам ходить – последнее дело. Наш папочка сильный, с любым недугом справится, - успокаивала Лариса, но сама не верила в то, о чем говорила. Если бы ни Петр, неизвестно, выкарабкался ли отец, - Мам, не очень я вас подвела?
- Ты о чем, Лара?
Пауза в разговоре была неуместной, вопрос требовал к себе внимания. Не решилась Лариса поведать матери о том, что знает Петра всего несколько часов. Их случайная встреча на ленинградском вокзале не оставила ее безучастной. А ведь Лариса могла пройти мимо, и милиционер увел Петра для составления протокола. Парень стоял весь поникший, нельзя было оставлять человека в беде, так учила ее мама. Ларисе и в голову не приходило, что неприметный на первый взгляд паренек, завладев доверием, мог кого-то обмануть. Лариса не подозревала в себе способности к лицедейству, а тут, вдруг подыграла бедолаге, изобразив радостную встречу. Как позже признался Петр, «Лариса здорово выручила его». Неохотно поведал он ей и о сути конфликта с законом. «Я открывал людям глаза на их невезение, все происходило по обоюдному желанию. Нет у нас закона, запрещающего разъяснительную работу с населением». Лариса улыбнулась после объяснений Петра, сейчас же ей было не до смеха. Петр говорил, как большой начальник, однако не было в нем ничего представительного. Обыкновенный паренек, которые толпами ежедневно наводняют столицу, в поисках лучшей жизни. Смущал Ларису его конфликт с законом, просто так людей не забирают в милицию. Тогда, на вокзале, она назвалась его старым другом, теперь отступать некуда. – Понимаешь, мамочка, я, верное, неправильно сделала, не предупредив вас заранее, что приведу коллегу переночевать. К следующему разу обещаю исправиться.
На пожелание матерью «спокойной ночи» Лариса ответила тем же. Сон быстро смежил им веки. Где им было знать, что беда, которой так хотелось избежать, уже была рядом. Завтра наступит новый день, и каким ему быть, зависит только от нас самих, думала, засыпая, Лариса.
Посекретничав с дочкой на ночь, быстро уснула и Галина Леонидовна. И даже никудышный Гриша давно видел седьмой сон. Завтра, права свои качать он будет завтра. И профсоюзный комитет ему в том не указчик. Как действовать, он знает сам. Доброй ночи, любимые, желал домашним Михаил Петрович.
В незакрытое окно гостиной падали тяжелые, дождевые капли. Порывы запоздалого ветра трепали кроны тополей. Перистые, кучевые облака заслоняли звезды, и лишь осколок Луны, время от времени, мелькал на ночном небе одиноким, нежеланным маяком. Осознание вероятности грядущей неудачи  посетило его после того, как он еще раз прокрутил, стараясь соблюдать хронологию, события прошедшего дня. Исчезнуть среди ночи с крупной суммой денег, все равно, что подписать себе приговор. Как сделать так, чтобы его вынесли другому, избавив себя от тени подозрений?
Ориентироваться в малознакомом месте было нелегко, и даже с наводкой, предоставленной ему простодушной девочкой Ларкой, он вынужден был заранее прокручивать в воображении каждый свой шаг. После завершения инкассации, оставалось лишь создать нужную видимость, а далее последовать заразительному примеру ни о чем нее подозревающих обывателей. Задуманное ему выполнить удалось, теперь можно отдаться во власть Морфея. Размышлять заранее о завтрашнем дне, не в его правилах. Кто меньше думает, тот проще живет. Было бы неплохо, если этого правила придерживались и остальные. Когда-нибудь выйдет осечка, и содеянное им обернется против него, но пока на свете есть доверчивые люди, в обходе именуемые «дураками», ему рано выходить из игры, исход которой некому не дано предугадать.