Меня зовут Алина... Глава 18

               
               

        Я продолжаю свое повествование в 2012 году. Между предыдущим периодом моей жизни и теперешним, три с половиной долгих года одиночества и разочарований. Получив аттестат об окончании одиннадцати классов, училась я дистанционно, я призадумалась, куда же мне теперь податься? Год с небольшим я разъезжаю на инвалидной коляске. Особо следует упомянуть, с каким трудом я ее получила. Если точнее, это заслуга моей мамы, именно она писала во все инстанции, сначала просила, потом требовала. Стоила коляска дороговато, для нас дорого, семья-то неполная. Одно время, отчаявшись купить инвалидную коляску, мама даже хотела сдать внаем одну комнату, ту, в которой жила я. Но благодарение Всевышнему, на нее не нашлось желающих. Я была этому рада, но от мамы скрывала. Сама для себя решила ограничить собственные потребности. Куда уж меньше? Я и так мало, что видела. Все время дома, выезд на улицу, как большой праздник, ведь пандусы на лестницах и в подъезде у нас не предусмотрены. По квартире я передвигалась на костылях, и была довольна пусть даже такой малостью. Главное, что я верила, что когда-нибудь наступить день, и я более не буду нуждаться во вспомогательных средствах передвижения. Господи, когда же он наступит… Оказывается, стоит чего-то либо кого-то лишиться, как недостающее тут же повышается в цене.
Сколько раз я представляла себе, вот я, опираясь на ступни, легко встаю на ноги, делаю несколько шагов и сажусь обратно. Мне просто некуда идти, короче, меня нигде, а самое ужасное, никто не ждет. За три года пребывания в гордом одиночестве, я не утратила способности любить, но я не вправе рассчитывать на взаимность. Ни один парень не станет ждать, поддавшись на обещания. Все они, кроме приверженцев аскетизма, требуют повышенного к себе внимания, но мне нужны не все. Сейчас я стану думать о нем, и Витя явится. Ему уже восемнадцать, и он студент Московского Государственного Университета Управления. В будущем Витя собирается стать менеджером, но не исключено, что он достигнет высот, и станет управляющим компанией.
Открыв дверь, меня постигло разочарование. Принесли заказ, пиццу, я оплатила. Да, забыла сказать, что я сама зарабатываю переводами. Имея много свободного времени, я самостоятельно изучила французский язык, но для того, чтобы официально получить статус переводчика, мне нужно было пройти пятилетний курс обучения в институте иностранных языков, причем, дистанционно. Пытаясь найти подработку в издательствах иностранной литературы, я вела с ними переписку. Для меня оказалось неожиданным, что не всегда редакторы интересуются у претендента на должность переводчика о наличии диплома о высшем специальном образовании. К сожалению, когда в тех же издательствах узнавали, что я – инвалид, переговоры завершались не в мою пользу. А помочь мамочке материально очень хотелось. В наше время, в наше нестабильное время у меня была альтернатива, стать промоутером, рекламируя чью-либо продукцию. Сегодня должен был зайти Витя, с ним и посоветуюсь.
- А вот и я, доченька.
С работы вернулась мама. Я поприветствовала ее в ответ и улыбнулась. Мама моя – весьма наблюдательный человек, лишь бросив, мимолетный взгляд, в силах определить, какое у меня настроение. Посему она сразу раскрыла мое уныние. – Ну-ка, дружок, поделись своими переживаниями. Витя не сдержал своего обещания? Зайдет, не сегодня так завтра. Мужчины любят обещать, но не всегда исполняют свои обещания.
- То мужчины, а то Акиньшин. Он – мой друг, а друзей не подводят, - сквозь уверенность, в словах моих проскальзывало разочарование, - Витя не мог просто так наговорить мне разного.
- Чего же он тебе наговорил? – полюбопытствовала мама.
Я смотрела на маму и недоумевала, почему она, молодая сорокалетняя женщина, до сих пор одна? Уж не я ли тому причиной? – Мам, тебя когда-нибудь обманывали мужчины?
Узкие брови приблизились к переносице, но на алые губы, это естественный их цвет, будто кто-то навесил замок. Взгляд голубых глаз был опущен.
- Можешь не отвечать, сама все понимаю. Мужчинам я не верю, а вот Вите привыкла доверять. Он достаточно пунктуальный человек. Как бы мне хотелось учиться с ним вместе, но так, чтобы ему не пришлось стесняться моего внешнего вида.
- Ты обязательно станешь из инвалидной коляски. Не вздыхай, Алина. Не могу ответить, когда это произойдет, но так будет.
- Ты успокаиваешь меня, мама. Я совсем не чувствую ног, а провести всю жизнь на костылях, все равно, что смотреть на мир сквозь глазок, обзор которого в любой момент могут перекрыть.
Вероятно, в словах моих, в интонациях голоса было столько уныния, что мама поспешила обнять меня. Она пыталась, как могла, приободрить меня, и я нуждалась в утешении. Воспринимая жизнь такой, как она есть, я не покупалась на несбыточные надежды. Пока мама готовила на кухне, я методично названивала Вите. Телефон его был вне доступа, это меня злило, но проявлять свои чувства я не желала. За собой я замечала, порой мне не хватало сдержанности, ей мне стоило поучиться у Ричика, моего преданного четвероногого друга. С ним, как и прежде, я делилась своими печалями, маленькими победами, которые только на время способны были поднять мне настроение. Я подолгу разговаривала с ним, когда мы оставались с Ричиком одни, мне казалось, что он хорошо меня понимает.
В дверь позвонили. Я воодушевилась, но тут же поняла, что вновь ошиблась. В гости ко мне пришла Латушкина, видимо, с плохими новостями.
- Привет, как можно бодрее промолвила я, и как, гостеприимная хозяйка, поспешила усадить гостью поудобнее, и прикрыла салфеткой лежащий на журнальном столике мобильный телефон.
- Вот, явилась, поведать тебе о своих разочарованиях в жизни.
Я ждала, пока Инна продолжит, одновременно отмечая изысканность манер бывшей одноклассницы. Каким бы плохим не было ее настроение, самое большее, что она могла себе позволить – некую официальность в изложении своих мыслей. Подняв глаза, Инна обратила взгляд на меня, - Сегодня умерла будущая балерина, и похоронили ее в хореографическом училище Л.М. Лавровского, даже платные подготовительные курсы не помогли. Конкурс – пять тысяч человек на тридцать два места.
Я округлила глаза, - Даже представить себе такое не могу! А ты не пыталась подать заявление в другие училища?
- Бесполезно. Везде одинаковые требования. Им, видите ли, внешние данные мои не понравились, - реагируя на мое недоверие, Инна добавила, - Больше всего претензий у них было к моему росту. Метр восемьдесят два сантиметра – слишком много. Партнера для меня будет не просто найти.
- Чушь какая! Главное для балерины грациозность и артистичность, внешние данные можно отретушировать с помощью грима. Но ты – красавица, Инна. Я бы хотела быть такой же красивой.
Мы обе молчали, думая об одном и том же. Почему жизнь такая несправедливая? Мы обе наказаны злым роком, но за что? Мы некому не делали зла.
- Очень обидно, тем более, что я давно выросла, и ранее меня не попрекали высоким ростом. Не знаю, что я буду делать?
Я вздохнула, -  У меня не приняли документы из-за того, что я – инвалид. Инна, а ты работать пойдешь? – робко спросила я.
- Пока не решила. Я с девяти лет занималась хореографией, танцами. Знаешь, - Инна мечтательно прикрыла глаза, - Я даже во сне вижу себя танцующей, исполняющей фуэте.
- Ой, скажи, а разве у тебя голова от кружения не заболит? Я б, наверное, равновесие потеряла.   
- Причем тут равновесие. Когда входишь в образ, все остальное перестает существовать. В балете можно быть такой же страстной, как Анна Каренина или нежной, как Джульетта, начинаешь чувствовать, жить, как героиня любовного романа. Обидно, что в приемной комиссии игнорируют внутреннее состояние души, умение войти в образ.
На Инну нельзя было смотреть без сочувствия. Возможно, она выплакала все слезы или умело скрывала их. Что мне было делать? Разве, что броситься ей на шею? Броситься…и снова я забываю, что преградой моей резвости служат проклятые костыли. Если мне когда-нибудь удастся от них избавиться, буду считать себя счастливой. – Инна, а что мне делать? Инвалидов не берут в институт.
Инна смотрела на меня, но мне казалось, что она сейчас далека, и целиком погружена в собственные проблемы. После ее ухода я поделилась впечатлениями о визите Инны с мамой. Она ответила, - Для большинства людей их собственные проблемы поставлены во главу всего. Сегодня, к сожалению, это считается нормой.
Я пожала плечами, - Если бы тогда, три года назад, Инна подвергалась опасности, я, не задумываясь, бросилась бы ей на выручку. Так должен поступать каждый. Помню, как учительница по истории рассказывала нам о том, как люди, жертвуя собой, спасали детей-сирот в блокадном Ленинграде. Глотая слюни, взрослые отдавали свои краюхи детям, не только своим, но и чужим. Мам, а как поступила ты, окажись на дороге чужой ребенок?
Мама ответила не сразу. На ее усталом лице мелькнула тень сомнений, в конце концов, выбор был сделан в пользу правды, -  Я попыталась спасти ребенка, не жертвуя собой, - сославшись на кипевший чайник, мама вышла из комнаты.
Я посмотрела ей вслед с осуждением. И это моя мама! Я никогда не считала ее эгоисткой. Каждый день, смертельно усталая, она обеспечивала мне комфорт. Понятно, что мама любит меня, но никто не требует от нее, чтобы она также трогательно относилась к окружающим. По-моему, помощь человеку в беде – заурядное дело, которое надо считать долгом любого разумного создания. Животные также нуждаются в нашей помощи и защите. Обдумывая ответ мамы, я почти не сомневалась, что Ричика она не бросилась бы спасать, все потому, что у двуногих бытует мнение, что люди выше животных. Никогда не устану доказывать обратное. Ранее мною упоминались достоинства представителей животного царства, оказавшись в затруднительном положении, я все более склонялась к сделанным выводам. Мама, в отличие от большинства людей, была искренна, и наш разговор не окончен. Неожиданно в голову мне пришла блестящая мысль, и я заковыляла на кухню. Мама колдовала у плиты, - Мама, я сама выйду с Ричиком.
Не оборачиваясь, мама ответила, -  А на обратной дороге, кто тебе станет помогать?
- Никто. Сама войду и выйду.
Я ждала и очень удивилась, что мама не стала меня отговаривать. Вместо того, чтобы собираться на прогулку, я наблюдала за ней. Мама упорно стояла, повернувшись ко мне спиной. Словно экстрасенс, я уставилась ей в затылок. Мой пристальный взгляд, наверное, мог заставить заговорить немого, но мама по-прежнему безмолвствовала.
- Мама, ты обиделась?
Только после того, как я приблизилась к ней, стала понятна причина маминого молчания. Уткнувшись взглядом в кастрюлю с кипящим бульоном, мама плакала. Положив подбородок на ее плечо, я коснулась его губами. Вскоре мы обе плакали, причем, от души, только у мамы это были слезы прощения, а у меня – слезы вины. После пары минут молчания нам стало легче.
И опять планы мои были нарушены. Нежданно-негаданно явилась Лена Гвоздикова и с порога начала тараторить, - Неделю не отрывала глаз от монитора компьютера, советовалась со знакомыми. Не представляешь, чего я наслушалась, - Гвоздикова внезапно умолкла и выжидающе взглянула на меня.
Что мне прикажете делать? Играть по ее сценарию? – Не представляю.
Театрально взмахнув руками, Лена продолжала, - Везде высокий проходной балл, полно дополнительных требований, вообщем, я жду от тебя совета.
- Лена, да откуда ж я знаю, куда тебе поступать? Я три с лишним года сижу дома, практически безвылазно, - поскольку Гвоздикова продолжала пялиться на меня, я добавила первое, что осенило меня, - Лена, помниться в школе ты любила выступать в самодеятельности. Может, тебе пойти дежурной по станции на метрополитен? Там тебе будут внимать тысячи и даже десятки тысяч поклонников. Аплодисментов от них, вряд ли, дождешься, но крепкое словцо по адресу обеспечено.
- Смеешься?
- Не в коем случае. Я тебе завидую. Рассмеялась, если у меня были твои проблемы.
- У тебя все впереди. А я-то надеялась с тобой, как с подругой посоветоваться. Придется внимать гласу родителей.
Я молчала, а Гвоздикова ерзала на стуле в нетерпении, пока я задам встречный вопрос, я упорствовала. Пусть терзается в сомнениях. Более всего страдал Ричик, ему давно уже было пора на прогулку. Четвероногий приятель испепелял меня взглядом своих прекрасных бархатных глаз. Я мысленно его успокаивала. Выручила мама, -  Ричик, пойдем гулять.
Дверь за счастливой парочкой захлопнулась. Гвоздикова сдалась первой, -  Я решила, Алина, поступать в экономический институт. Как тебе?
Я прикусила губу, но не смогла скрыть тревоги, - Ты так хорошо ориентируешься в точных науках?
- МЭИ находится на Текстильщиках, удобно добираться, - Гвоздикова намеренно игнорировала мой вопрос. – Кстати, если хочешь, я выясню, возьмут ли твои документы?
Я равнодушно ответила, - Выясни.
Ленка фыркнула от возмущения, отчего на пару мгновений стала походить на морскую свинку, жившую у меня около четрыех лет тому назад. – Такое впечатление, что тебе без разницы. Я для тебя буду стараться.
- Когда постараешься, выражу благодарность, приметив Ленкино недовольство, я произнесла, - Дело в том, что меня мало интересует экономика.
-А что тебя интересует?
- Более всего биология, но я желала бы не просто открывать в этой замечательной науке что-то новое, а помогать животным, нуждающимся в повышенном внимании.
- Тебе из-за них немало досталось.
- Не из-за них, меня покалечил двуногий за рулем. Если бы мне пришлось еще раз попасть в аналогичную ситуацию, я поступила бы точно также. Животные гораздо лучше людей, особенно собаки.
- Твоей псине неплохо живется.
- Ричик заслужил, он мой самый преданный друг, не считая мамы.
- А я? - в голосе Гвоздикой была различима обида.
- Ты тоже, но после Ричика и мамы. А ты готова на жертвы ради животных?
- Что я сумасшедшая?
Спрашивая, я почти не сомневалась в ее ответе, потому восприняла встречный вопрос спокойно, - Стало быть, ты меня считаешь сумасшедшей? Спасибо.
- Может, тебе это будет неприятно слышать, но после того, как с тобой произошел несчастный случай, у нас состоялось классное собрание, на котором многие одноклассники высказывались не в твою пользу.
- Ну и кто такой прямолинейный?
Гвоздикова на несколько мгновений призадумалась, изображая попытку припомнить подробности.
- Тебе подсказать?
Ленка ухмыльнулась, - Откуда тебе известно?
- Неважно.
- Две трети класса назвали твой поступок глупостью, остальные были более резки в высказываниях.
Услышанное оказалось для меня неожиданностью, скорее потрясением. Люди, которым я доверяла, наплевали мне в душу.
- Что ты, Аля, не плачь. Все равно, ничего не изменишь. 
 Я вздохнула. Комментарии здесь были излишне, ведь основные мои оппоненты находились вне зоны досягаемости. Обиднее всего мне было узнать о вероломстве Виктора, ведь он не просто – мой человек, он – мой любимый человек.
Гвоздикова, между тем, внимательно поглядывала на меня. Решив, что время настало, она произнесла, - Я могу рассказать тебе всю правду, но это будет для тебя ударом. Лучше пребывать в неведении.
Исподлобья, наглотавшись слез, я смотрела на Ленку. Что таким, как она, известно о душевном разочаровании? Им неведомо сочувствие к людям, отличным от них. В какой-то момент ко мне закралось сомнение, а искренна ли Лена?
- Ты не любишь людей. Почему?
- Не люблю. Большинство из двуногих жаждут казаться лучше, чем они есть в действительности, меньшая часть плюют на остальных.
- Интересное наблюдение. А ты себя к кому причисляешь?
- Я всего лишь наблюдатель, - немного погодя, я добавила, - Но плевать я умею. Люди, умеющие уважать других, как правило, теряются в общей массе. Главное, уважать нужно людей, а не тех, кто под них маскируется.
- Мне кажется, что все люди разные. Есть среди них и хорошие и плохие, но все они – люди.
- Я так не считаю. Высокого имени Человек заслуживают немногие. Пойми, если можешь, уважают за что-то, а любят просто так.
- Ты меня за дуру считаешь?
Было видно по плотно сомкнутым губам, вздернутому подбородку, взгляду, устремленному в некуда, что Гвоздикова обиделась.
- Теперь, вряд ли, можно обозначить наши отношения, как дружбу, скорее, давнее знакомство, и не всегда приятное. Но ты не должна винить себя, дело во мне. Будучи оторванной от мира, я возненавидела его, я даже когда-то хотела добровольно уйти из жизни, но… меня остановили определенные обстоятельства, которые мне хотелось бы сохранить в тайне.
В ответ послушался вздох, - Тебя кто-то восстановил против меня?
- Долго искать не надо.
- Не понимаю.
Переводя взгляд с утопающего в солнечных лучах неба на Гвоздикову, я поняла, что та не претворяется. На ее глуповатой физиономии отразилось нешуточное непонимание. Я пожала плечами, - Может, это и к лучшему.
- Алина, что случилось?
Теперь уже вздыхала я, - Почти четыре года назад меня сбил автомобиль. Случилось это моментально, и я почти ничего не помню. Жестокие создания проезжали мимо, им не было никакого дела до лежавшей у обочины девочки  и ничего непонимающего щеночка. А ты говоришь люди… 
- Я не о том. Ты на меня обиделась за что-то?
Я попыталась улыбнуться, - За что? Ты открыла мне глаза на истинное отношение людей, которых я еще недавно считала близкими. Благодарю. Теперь, если не возражаешь, я займусь текущими делами.
- Ладно. Мне пора.
- Ага. Передавай привет Витеньке, - крикнула я вслед Гвоздиковой.
Ни мой пронзительный взгляд, ни вызывающий окрик не смогли поколебать безмозглую Гвоздикову. Она упорхнула, мне оставалось только гадать: куда? Домой или на встречу с … Я больше не гадала, а мучилась. Впервые, переживая любовные страдания, я едва сдерживала отчаяние, ведь мне нечего было противопоставить тупой Ленке, или кому бы то ни было. Еще чуть-чуть, и я начну ненавидеть этих порхающих девиц, а за ними и весь мир, кроме одного человека.
В глазах защипало. Спасибо Ричику, он слизывал мои слезы, благодаря чему их не заметила мама. Мы чудесно провели вечер, пили чай, строили планы на будущее и вспоминали прошлое, где было больше поводов для радости. Мне придется распрощаться с ней, но не с любовью, единственной и незабываемой, как новогодний сон.