Пряжка. Продолжение
3.
Лена посидела самую малость, закрыла учебный журнал. Услышала спиной скрип открываемой двери.
Как ей сказал Хачмамедов про Порываева? «Он же идиот?»
Макса Порываева Лена знала. Он учился у неё два года назад. На занятиях вечно был каким-то сонным. То уронит что-нибудь, то не дослышит. Однажды она вошла после перерыва в учебную комнату, а он сидит и щёлкает перед носом своей соседки нижней челюстью с переломом. Зачем-то вытащил из шкафа этот экспонат. Соседка, правда, на него - ноль внимания. Отмахивалась только, как от мухи. Лена разозлилась тогда ужасно. Ну, надо же иметь какие-то мозги к пятому курсу! Челюсть эта и без Порываевских усилий держалась на соплях, а для занятий по тупой травме была необходима. Чаще всего же в обычных драках страдают нижние челюсти… Лена и не предполагала, что после университета Порываев выберет судебную медицину. Осенью увидела его в экспертизе - удивилась. Эксперты про него рассказывали, что он на полном серьёзе расспрашивал лаборантку, можно ли насмерть отравиться формалином, которым они заливают ткани органов для изготовления препаратов. Лаборантки тогда целый месяц держали формалин в шкафу под замком, подальше от Макса. Но потом всё равно открыли… Ключ от этого замка почему-то всё время терялся. Да и Хачмамедов пригрозил: «Отравишься - будем целым коллективом тебя вскрывать». Макс тогда, рассказывали, очень извинялся. Говорил, что не думал, что все так будут переживать. А Хачмамедов уверял, что у него создалось впечатление, что Макс все эти шуточки про отравление и вскрытие точно принял за чистую монету. В общем, не таким по Лениному представлению был человеком Макс, что быть хорошим судебным медиком...
Постучал кто-то в дверь.
-Елена Николаевна, я за вами.
Макс был в синей рабочей робе, как со «Скорой помощи».
Лена посмотрела на него внимательно. Макс, кажется, за два года здорово растолстел. Крупное лицо его с нежной светлой кожей, как у девушки, блестело под лампами. Радостно светились голубые глаза. Щёки алели - то ли от снега, то ли от подъёма по высокой лестнице. Но что было точно новеньким в Максе - это бородка. Не пышная, как у хипстера, какая сейчас в моде, а худенькая и узенькая рыжеватая бородёнка, сползающая с подбородка к самой шее, загибающая крючком вверх и придающая всему рыхлому облику Макса какое-то противоречивое выражение. То ли ангел перед тобой, то ли чёрт?
-Сейчас, Максим. Сапоги надену. Ехать далеко?
-Если не по проспекту, где пробки, а переулками - не очень. Я этот район знаю. Между прочим, в том доме, куда мы едем, я жил.
-Тогда пошли. - Лена взяла сумку, накинула пальто. Если б она знала, что так сегодня окончится день, надела бы пуховик, а не дорогущее Max Mara. Бежево-коричневое, длинное, в талию, настоящая верблюжья шерсть… Да ещё и сапоги! Светлые, на высоченных каблуках. Как раз в таких только на происшествия и ездить. Ещё хорошо, что не на болото и не в лесопосадку… Она вспомнила о Носике, прошедшем к лаборанткам. Одной из них, наверное, цветочки понёс. Даром что ли они ему что-то искали в кафедральном архиве…
-Вот что, Макс. Пока я буду спускаться, зайди в лаборантскую и скажи, что я на происшествие. Когда вернусь - не знаю.
Не хотелось Лене сейчас почему-то встречаться с Носиком.
-Ладно! - сказал Макс и потеребил бородку.
Когда она проходила через вестибюль, студент Гудков торчал возле северного оленя. Увидел её, подошёл.
-Елена Николаевна, можно с вами поехать на место происшествия?
Круто. Ногу бы от восторга не подвернуть, что одного всё-таки сагитировать удалось.
-Тебя как зовут?
-Гудков.
-Знаю, что Гудков. А по имени?
-Саша.
-Хорошо, Саша. Стой пока здесь. Сейчас решим, на чьей машине поедем.
В результате повез их Порываев. Лене не хотелось счищать снег со своего «Пежо», и непонятно зачем деньги на бензин тратить. У Гудкова оказался «Polo», но как-то странно было бы, если на происшествие всех повёз он. Ну и показалось логичным, что Макс посадил их в свою «Калину».
-А где служебная машина? - поинтересовалась Лена.
-Так Хачмамедов же её всегда при себе держит. Никому не даёт, вдруг понадобится.
-А полицейский микроавтобус?
-Мурашов там уже на месте. Нас ждёт. С родственниками, наверное, общается.
Лена знала опера Мурашова. Нормальный парень, правда, молодой ещё, вот, примерно, такой, как Гудков. А она уже старая. Ей скоро тридцать… Лена рассеянно взглянула на свой маникюр. Чёрт, она же перчатки забыла на кафедре взять! Пускай тогда Порываев труп осматривает, а она будет диктовать.
-Гудков, вы можете не сдавать сегодняшнюю самостоятельную работу. Запишете этот случай под мою диктовку, мне на почту перекинете, я вам зачту.
-А что там за случай, куда мы едем, Елена Николаевна?
-Вон, спрашивай у Максима. Он, наверное, знает.
Порываев левой рукой чесал затылок, а руль держал одной правой.
-Мне Хачмамедов ничего толком не сказал. Адрес дал и послал за вами.
-Ну, какой хоть адрес?
-Свободы, 18.
-А квартира какая?
-А я не знаю.
-Мы что, бегать должны по всем подъездам и орать на весь дом: «Ау! Вы где? »
Порываев сказал.
-В этом доме только один подъезд.
Лена разозлилась.
-Слушай, Макс. Звони Мурашову. Номер квартиры хотя бы узнай… А то едем в какой-то тьме, неизвестно куда…
Порываев стал звонить, предварительно порывшись по всем карманам в поисках телефона. Связи почему-то не было, он несколько раз набирал номер, потом Мурашов всё-таки откликнулся.
-Квартира двадцать восемь, - услышала Лена его голос. -Вы скоро?
-Скоро, Макс?
-Наверное, скоро.
Они всё петляли в темноте какими-то проулками. Определить, где они сейчас находятся, было невозможно. Дома сливались в темноте. Везде одинаковые вывески: «Дикси», «Пятёрочка», «Ароматный мир»… Лена сидела рядом с водителем и украдкой поглядывала на Макса. Ничего удивительного, что Хачмамедов его не взлюбил. Впрочем, кого он любит, этот Хачмамедов?
-Макс, у тебя что, навигатора нет?
-Да зачем он мне? Я здесь и так всё знаю.
Знает он… Едут уже целый час. По проспекту было бы, наверняка, быстрее.
Дом 18, квартира - двадцать восемь, - соображала Лена. Это, похоже, этаже на седьмом. Если лифт не работает, она на каблуках вверх не попрётся. Пускай её несут на руках.
Гудков смотрел в интернете новости.
Долго ещё мы будем плестись? - ругалась про себя Лена.
-Елена Николаевна! - вдруг повернулся к ней Макс. -Это же со Стасом что-то случилось! Я сейчас только сообразил. Это у них двадцать восьмая квартира!
Даже в темноте было видно, как круглое лицо Макса залилось густой краской.
-Елена Николаевна! Что же теперь делать?!
-А кто такой Стас? - Меланхолично спросил Гудков.
Лене было плевать, кто такой Стас. Она промолчала.
-Да мы же с ним в школу вместе ходили! - Порываев вдруг схватился за голову. «Калина» заюзила на скользкой дороге.
-Руль держи! И на дорогу смотри! - заорала Лена.
Какой сегодня идиотский день!
Макс вроде успокоился, но стал причитать, как бабка возле метро.
-Мы же пацанами тогда были! Учились в одном классе…
-Я на сегодняшнем занятии автотравму описывал, не очень приятно - заметил Гудков.
Но Порываева, казалось, прорвало.
- У Стаса мать в нашей школе работала. Меня из класса никто больше в гости не звал. А она звала. Говорила: «Приходи, Максимчик! Со Стасиком поиграешь!» И Стас говорил: «Заходи, у меня приставка есть». И телефон у него был хороший. Он мне давал посмотреть. Говорил, на мойке заработал. Он мне и математику списывать давал…
Лена вдруг фыркнула. Вечер абсурда.
-Откуда ты знаешь, что это с твоим Стасом что-то случилось? Может в этой двадцать восьмой квартире давным-давно уже другие люди живут?
-Ой, Елена Николаевна, хорошо бы так!
4.
Они остановились у кирпичной двенадцатиэтажной «башни». Нормальный дом, обычный подъезд. На первом этаже магазинов нет. Вон он стоит полицейский микроавтобус. Дверь в подъезд кто-то открыл и привалил кирпичом. Слава богу, лифт работает.
-Жми на седьмой.
-А вы откуда знаете?
- Макс. Подумай. На каждом этаже - четыре квартиры.
-Круто. А мы вот здесь жили, на первом этаже… Макс кивком указал на квартиру. - Мы потом эту квартиру продали…
Лена стало тошно.
-Слушай, замолчи уже, наконец.
Дверь лифта открылась, они вошли, и Гудков нажал на кнопку седьмого этажа.
Наглухо запертые двери квартир на лестничных площадках - кричишься, не докричишься - не вызывают у нас вопросов. Мы сейчас не любим двери открытые. Дверь отперта - чёрт его знает, что там за ней. Лучше уж скорей пройти мимо. Дверь в квартиру с номером двадцать восемь была приоткрыта.
Лена прошла первая. Расстегнула пальто. Везде горел свет. В коридоре, робко переминаясь, скучали двое людей. За Леной в квартиру втиснулся Макс, последним вошёл Гудков. Мужчина и женщина из коридора посмотрели на них равнодушно, а на Лену в её нарядном платье и пальто с недоумением.
Судя по всему, квартира была однокомнатной. Дверь в комнату была открыта. В комнате мельтешил Мурашов - фотографировал.
-А, приехали, - сказал он, обернувшись к ним в коридор.
-Куда идти? - спросила Лена.
-Сюда.
-Ну, заходите, - сказала Лена Порываеву и Гудкову. Макс вошёл, а Гудков пробормотал что-то вроде: «Я после вас».
Комната была небольшой, а может просто казалась меньше, чем была из-за тёмных зеленоватых обоев. БОльшую её часть занимал разложенный втрое жёлтый диван. Диван этот, вероятно, служил здесь постелью. На нём на чистом белье с разноцветными цветочками, мишками и лошадками лежал мёртвый мужчина.
Он был не стар, скорее молод. Лежал на животе, одетый в синюю футболку и лёгкие брюки, голова была повёрнута вбок. Лицо оказалось немного в тени, но всё равно было видно, что оно одутловатое и странно тёмное. Лена заметила спутанные курчавые волосы мужчины в мелкий завиток и чуть заметную круглую плешь, как у новорожденного, на самом затылке.
Руки у мужчины были согнуты в локтях почти под прямым углом и подняты вверх. А на правую руку, на кисть, был намотан ремень и свободный конец этого ремня был зажат в кулаке. Другой же конец - туго натянутый и поэтому хорошо видимый на фоне детской простыни с игрушечными лошадками скрывался на шее мужчины в завитках волос.
Макс подошёл к изголовью, склонился, почесал подбородок, подёргал бородку и отошёл. Гудков скромно встал около двери.
В комнате было жарко. Лена поискала взглядом, куда бы ей положить пальто. Рядом со шкафом стояла тумбочка под телевизор. Лена нагнулась, провела пальцем - нет ли пыли. Пристроила пальто сверху на тумбочку, рядом поставила свою сумку. Подумала ещё - присматривать надо. А то всякое, знаете ли, бывает,… Обнаружившееся под пальто платье неуместно вспыхнуло и зажглось переливающимися искорками под светом ламп старой четырёх рожковой люстры.
Мурашов был в комнате не один. У письменного стола, повернувшись лицом к дивану, сидела на стуле женщина - молодая или скорее моложавая, с отросшими после окраски русыми волосами, с носиком - уточкой, размазанной на губах светлой помадой. Женщина показалась бы даже симпатичной, если бы не растерянное и одновременно тупое, упрямое, замкнувшееся в чём-то своём выражение лица. И сам письменный стол, кстати, был здесь не совсем обычный. Ободранный, но старинный и важный, купленный видимо по случаю, он не вязался с простецким обликом всей квартиры. Над столом висели полки с книгами. На корешках читались заглавия: «Алгебра», «Русский язык» и даже «Природоведение», и Лене подумалось, что стол был когда-то куплен для ребёнка. Теперь на нём стоял сдвинутый к стене старый монитор, а вместо клавиатуры - пузырьки с лекарствами, груды пакетиков с марлевыми салфетками, одноразовые шприцы в упаковках.
Шторы в тон обоям были закрыты. И как-то странным казалось, что в преддверии Нового Года в этой комнате нет ни еловой ветки, ни сгустков серебряного дождя, ни гирлянд и даже какой-нибудь маленькой и дешёвой Снегурочки с дедом Морозом.
В глубине комнаты в самом дальнем её углу стоял парень. У него было бледное лицо с широким ртом, и чем-то неуловимым парень был похож на женщину за столом.
Сын, - подумала Лена.
Женщина сонно смотрела то на Мурашова, прыгающего вокруг дивана со своим фотоаппаратом, то на труп, лежащий на постели, то на сына и казалось, что она никак не может то ли проснуться, то ли придти в себя от увиденного.
-Кто эти люди? - вдруг спросила женщина у Мурашова шёпотом, будто он был её сообщник.
-Судмедэксперты.
Будто какая-то неясная мысль пронеслась по лицу женщины.
Лена подошла к дивану. Внимательно посмотрела на руку с намотанным ремнём, на шею покойного.
-Макс, дай перчатку! - Она и забыла, что собиралась лишь диктовать. Макс подошёл, подал пакетик с перчатками.
-Ты видишь?- спросила Лена, с хрустом разрывая упаковку.
Макс тоже надел перчатки и отодвинул волосы с шеи трупа. Тихо сказал:
-Вижу.
Лена позвала Гудкова.
-Идите сюда.
Порываев вдруг отвернулся от дивана и сделал несколько шагов к бледнолицему:
-Стас!
Все на мгновение замерли.
Стас сначала вроде дёрнулся, узнав бывшего друга, но потом остановился и отвернулся с равнодушным видом.
Женщина, казалось, не поняла, откуда этот парень знает её сына, не узнала Максима. Только тревожно вглядывалась в его лицо - не узнавая, но и не отвергая взглядом.
Лена недовольно поморщилась, шёпотом отозвала Макса.
-Какого чёрта? Ты теперь с ним по разные стороны баррикады…
А вслух сказала:
-Попрошу родственников на время выйти из комнаты.
Женщина встрепенулась. Спросила громко у опера.
-Что она будет делать?
-Ничего. Просто осмотрит труп.
Женщина вдруг встала и как во сне двинулась на Лену, вытянув руки, будто хотела схватить Лену за горло.
-А ну-ка пошла отсюда! Пошла, пошла! - Она кричала истошно и визгливо и всё-таки как бы обращалась за помощью к Мурашову. Оборачивалась к нему, взглядом призывала его вмешаться.
-Не фига этой сучке касаться моего мужа! -Лицо у неё при этом перекосилось от гнева и истерически затряслось.
-Мам! Перестань! - Кинулся к женщине парень.
Лена поморщилась и отошла в дальний угол. Зелёное её платье блестело и переливалось. Русые завитые локоны разбросались по плечам.
-Мурашов, скажи, что я не буду сама осматривать. Всё, что надо сделает вот он, - она кивнула на Порываева.
Опер подошёл и стал теснить женщину в коридор.
-Сука! Бл…ь! - Кричала она из-за его плеча и всё рвалась в сторону Лены, пока Мурашов не обхватил её и не вытащил в кухню.
-Лиля, не надо! Лиля, успокойся! - Там женщину теперь держали те двое людей, что скучали до этого в коридоре.
Запахло валокордином и чем-то противным ещё. Но Лене сейчас было не до криков. Она обошла диван кругом и снова склонилась над трупом. Мурашов вернулся из кухни.
Свидетельство о публикации №216120600799
чтобы несчастье произошло именно с ним. По первой
главе он вызвал симпатию - искренне любит мать,
жалеет её. Впрочем, волнения только начинаются -
не окажется ли Стас причастным к произошедшему...
Богатова Татьяна 06.12.2016 21:59 Заявить о нарушении