Пряжка. Продолжение

 Пряжка. Продолжение.               
                3.

Лена посидела самую малость, закрыла учебный журнал. Услышала спиной скрип открываемой двери.
Как ей сказал Хачмамедов про Порываева? «Он же идиот?»
Макса Порываева Лена знала. Он учился у неё два года назад. На занятиях вечно был каким-то сонным. То уронит что-нибудь, то не дослышит. Однажды она вошла после перерыва в учебную комнату, а он сидит и щёлкает перед носом своей соседки нижней челюстью с переломом. Зачем-то вытащил из шкафа этот экспонат. Соседка, правда, на него - ноль внимания. Отмахивалась только, как от мухи. Лена разозлилась тогда ужасно. Ну, надо же иметь какие-то мозги к пятому курсу!  Челюсть эта и без Порываевских усилий держалась на соплях, а для занятий по тупой травме была необходима. Чаще всего же в обычных драках страдают нижние челюсти… Лена и не предполагала, что после университета Порываев выберет судебную медицину. Осенью увидела его в экспертизе - удивилась. Эксперты про него рассказывали, что он на полном серьёзе расспрашивал лаборантку, можно ли насмерть отравиться формалином, которым они заливают ткани органов для изготовления препаратов. Лаборантки тогда  целый месяц держали формалин в шкафу под замком, подальше от Макса. Но потом всё равно открыли… Ключ от этого замка почему-то всё время терялся. Да и Хачмамедов пригрозил: «Отравишься - будем целым коллективом тебя вскрывать». Макс тогда, рассказывали, очень извинялся. Говорил, что не думал, что все так будут переживать. А Хачмамедов уверял, что у него создалось впечатление, что Макс все эти шуточки про отравление и вскрытие точно принял за чистую монету. В общем, не таким по Лениному представлению был человеком Макс, что быть хорошим судебным медиком... 
Постучал кто-то в дверь.
-Елена Николаевна, я за вами.
Макс был в синей рабочей робе, как со «Скорой помощи».
Лена посмотрела на него внимательно. Макс, кажется, за два года здорово растолстел. Крупное лицо его с нежной светлой кожей, как у девушки, блестело под лампами. Радостно светились голубые глаза. Щёки алели - то ли от снега, то ли от подъёма по высокой лестнице. Но что было точно новеньким в Максе - это бородка.  Не пышная,  как у хипстера, какая сейчас в моде, а худенькая и узенькая рыжеватая бородёнка, сползающая с подбородка к самой шее, загибающая крючком вверх и придающая всему рыхлому облику Макса какое-то противоречивое выражение. То ли ангел перед тобой, то ли чёрт? 
-Сейчас, Максим. Сапоги надену. Ехать далеко?
-Если не по проспекту, где пробки, а переулками - не очень. Я этот район знаю. Между прочим, в том доме, куда мы едем, я жил. 
-Тогда пошли. - Лена взяла сумку, накинула пальто. Если б она знала, что так сегодня окончится день, надела бы пуховик, а не дорогущее Max Mara. Бежево-коричневое, длинное, в талию, настоящая верблюжья шерсть… Да ещё и сапоги! Светлые, на высоченных каблуках. Как раз в таких только на происшествия и ездить. Ещё хорошо, что не на болото и не в лесопосадку… Она вспомнила о Носике, прошедшем к лаборанткам. Одной из них, наверное, цветочки понёс. Даром что ли они ему что-то искали в кафедральном архиве…
-Вот что, Макс. Пока я буду спускаться, зайди в лаборантскую и скажи, что я на происшествие. Когда вернусь - не знаю.
Не хотелось Лене сейчас почему-то встречаться с Носиком.
-Ладно! - сказал Макс и потеребил бородку.
Когда она проходила через вестибюль, студент Гудков торчал возле северного оленя. Увидел её, подошёл.
-Елена Николаевна, можно с вами поехать на место происшествия?
Круто. Ногу бы от восторга не подвернуть, что одного всё-таки сагитировать удалось.
-Тебя как зовут?
-Гудков.
-Знаю, что Гудков. А по имени?
-Саша.
-Хорошо, Саша. Стой пока здесь. Сейчас решим, на чьей машине поедем.

               
В результате повез их Порываев. Лене не хотелось счищать снег со своего «Пежо», и непонятно зачем деньги на бензин тратить. У Гудкова оказался «Polo», но как-то странно было бы, если на происшествие всех повёз он. Ну и показалось логичным, что Макс посадил их в свою «Калину».
-А где служебная машина? - поинтересовалась Лена.
-Так Хачмамедов же её всегда при себе держит. Никому не даёт, вдруг понадобится.
-А полицейский микроавтобус?
-Мурашов там уже на месте. Нас ждёт. С родственниками, наверное, общается.
Лена знала опера Мурашова. Нормальный парень, правда, молодой ещё, вот, примерно, такой, как Гудков. А она уже старая. Ей скоро тридцать… Лена рассеянно взглянула на свой маникюр. Чёрт, она же перчатки забыла на кафедре взять! Пускай тогда Порываев труп осматривает, а она будет диктовать.
-Гудков, вы можете не сдавать сегодняшнюю самостоятельную работу. Запишете этот случай под мою диктовку, мне на почту перекинете, я вам зачту.
-А что там за случай, куда мы едем, Елена Николаевна?
-Вон, спрашивай у Максима. Он, наверное, знает.
Порываев левой рукой чесал затылок, а руль держал одной правой.
-Мне Хачмамедов ничего толком не сказал. Адрес дал и послал за вами.
-Ну, какой хоть адрес?
-Свободы, 18.
-А квартира какая?
-А я не знаю.
-Мы что, бегать должны по всем подъездам и орать на весь дом: «Ау! Вы где? »
 Порываев  сказал.
-В этом доме только один подъезд.
Лена разозлилась.
-Слушай, Макс. Звони Мурашову. Номер квартиры хотя бы узнай… А то едем в какой-то тьме, неизвестно куда…
Порываев стал звонить, предварительно порывшись по всем карманам в поисках телефона. Связи почему-то не было, он несколько раз набирал номер, потом Мурашов всё-таки откликнулся.
-Квартира двадцать восемь, - услышала Лена его голос. -Вы скоро?
-Скоро, Макс?
-Наверное, скоро.
Они всё  петляли в темноте какими-то проулками. Определить, где они сейчас находятся, было невозможно. Дома сливались в темноте. Везде одинаковые вывески: «Дикси», «Пятёрочка», «Ароматный мир»… Лена сидела рядом с водителем и украдкой поглядывала на Макса. Ничего удивительного, что Хачмамедов его не взлюбил. Впрочем, кого он любит, этот Хачмамедов?
          -Макс, у тебя что, навигатора нет?
-Да зачем он мне? Я здесь и так всё знаю.
Знает он… Едут уже целый час. По проспекту было бы, наверняка, быстрее.
Дом 18, квартира - двадцать восемь, - соображала Лена. Это, похоже, этаже на седьмом. Если лифт не работает, она на каблуках вверх не попрётся. Пускай её несут на руках.
Гудков смотрел в интернете новости.
Долго ещё мы будем плестись? - ругалась про себя Лена.
-Елена Николаевна! - вдруг повернулся к ней Макс. -Это же со Стасом что-то случилось! Я сейчас только сообразил. Это у них двадцать восьмая квартира!
Даже в темноте было видно, как круглое лицо Макса залилось густой краской.
-Елена Николаевна! Что же теперь делать?!
-А кто такой Стас? - Меланхолично спросил Гудков.
Лене было плевать, кто такой Стас. Она промолчала.
          -Да мы же с ним в школу вместе ходили! - Порываев вдруг схватился за голову. «Калина» заюзила на скользкой дороге.
-Руль держи! И на дорогу смотри! - заорала Лена.
Какой сегодня идиотский день!
Макс вроде успокоился, но стал причитать, как бабка возле метро.
-Мы же пацанами тогда были! Учились в одном классе…
-Я на сегодняшнем занятии автотравму описывал, не очень приятно - заметил Гудков.
Но Порываева, казалось, прорвало.
- У Стаса мать в нашей школе работала. Меня из класса никто больше в гости не звал. А она звала. Говорила: «Приходи, Максимчик! Со Стасиком поиграешь!» И Стас говорил: «Заходи, у меня приставка есть». И телефон у него был хороший. Он мне давал посмотреть. Говорил, на мойке заработал. Он мне и математику списывать давал…
Лена вдруг фыркнула. Вечер абсурда.
-Откуда ты знаешь, что это с твоим Стасом что-то случилось? Может  в этой двадцать восьмой квартире давным-давно уже другие люди живут?
-Ой, Елена Николаевна, хорошо бы так!
                4.
Они остановились у кирпичной двенадцатиэтажной «башни». Нормальный дом, обычный подъезд. На первом этаже магазинов нет. Вон он стоит полицейский микроавтобус. Дверь в подъезд кто-то открыл и привалил кирпичом. Слава богу, лифт работает.
-Жми на седьмой.
-А вы откуда знаете?
- Макс. Подумай. На каждом этаже - четыре квартиры.
-Круто. А мы вот здесь жили, на первом этаже… Макс кивком указал на квартиру. - Мы потом эту квартиру продали…
Лена стало тошно.
-Слушай, замолчи уже, наконец.
Дверь лифта открылась,  они вошли, и Гудков нажал на кнопку седьмого этажа.

         Наглухо запертые двери квартир на лестничных площадках - кричишься, не докричишься - не вызывают у нас вопросов. Мы сейчас не любим двери открытые. Дверь отперта - чёрт его знает, что там за ней. Лучше уж скорей пройти мимо. Дверь в квартиру с номером двадцать восемь была приоткрыта.
Лена прошла первая. Расстегнула пальто. Везде горел свет. В коридоре, робко переминаясь, скучали двое людей. За Леной в квартиру втиснулся Макс, последним вошёл Гудков. Мужчина и женщина из коридора посмотрели на них равнодушно, а на Лену в её нарядном платье и пальто с недоумением.
Судя по всему, квартира была однокомнатной. Дверь в комнату была открыта. В комнате мельтешил Мурашов - фотографировал.
-А, приехали,  - сказал он, обернувшись к ним в коридор.
-Куда идти? - спросила Лена.
-Сюда.
-Ну, заходите, - сказала Лена Порываеву и Гудкову. Макс вошёл, а Гудков пробормотал что-то вроде: «Я после вас».
Комната была небольшой, а может просто казалась меньше, чем была из-за тёмных зеленоватых обоев. БОльшую её часть занимал разложенный втрое жёлтый диван. Диван этот, вероятно, служил здесь постелью. На нём на чистом белье с разноцветными цветочками, мишками и лошадками лежал мёртвый мужчина.
Он был не стар, скорее молод. Лежал на животе, одетый в синюю футболку и лёгкие брюки, голова была повёрнута вбок. Лицо  оказалось немного в тени, но всё равно было видно, что оно одутловатое и странно тёмное. Лена заметила спутанные курчавые волосы мужчины в мелкий завиток и чуть заметную круглую плешь, как у новорожденного, на самом затылке. 
Руки у мужчины были согнуты в локтях почти под прямым углом и подняты вверх. А на правую руку, на кисть, был намотан ремень и свободный конец этого ремня был зажат в кулаке. Другой же конец - туго натянутый и поэтому хорошо видимый на фоне детской простыни с игрушечными лошадками скрывался на шее мужчины в завитках волос.
Макс подошёл к изголовью, склонился, почесал подбородок, подёргал бородку и отошёл. Гудков скромно встал около двери.
В комнате было жарко. Лена поискала взглядом, куда бы ей положить пальто. Рядом со шкафом стояла тумбочка под телевизор. Лена нагнулась, провела пальцем - нет ли пыли. Пристроила пальто сверху на тумбочку, рядом поставила свою сумку. Подумала ещё - присматривать надо. А то всякое, знаете ли, бывает,… Обнаружившееся под пальто платье неуместно вспыхнуло и зажглось переливающимися искорками под светом ламп старой четырёх рожковой люстры.
Мурашов был в комнате не один. У письменного стола, повернувшись лицом к дивану, сидела на стуле женщина - молодая или скорее моложавая, с отросшими после окраски русыми волосами, с носиком - уточкой, размазанной на губах светлой помадой. Женщина показалась бы даже симпатичной, если бы не растерянное и одновременно тупое, упрямое, замкнувшееся в чём-то своём выражение лица. И сам письменный стол, кстати, был здесь не совсем обычный. Ободранный, но старинный и важный, купленный видимо по случаю, он не вязался с простецким обликом всей квартиры. Над столом висели полки с книгами. На корешках читались заглавия: «Алгебра», «Русский язык» и даже «Природоведение», и Лене подумалось, что стол был когда-то куплен для ребёнка. Теперь на нём стоял сдвинутый к стене старый монитор, а вместо клавиатуры - пузырьки с лекарствами, груды пакетиков с марлевыми салфетками, одноразовые шприцы в упаковках. 
Шторы в тон обоям были закрыты. И как-то странным казалось, что в преддверии Нового Года в этой комнате нет ни еловой ветки, ни сгустков серебряного дождя, ни гирлянд и даже какой-нибудь маленькой и дешёвой Снегурочки с дедом Морозом.
В глубине комнаты в самом дальнем её углу стоял парень. У него было бледное лицо с широким ртом, и чем-то неуловимым парень был похож на женщину за столом.
Сын, - подумала Лена.   
Женщина сонно смотрела то на Мурашова, прыгающего вокруг дивана со своим фотоаппаратом, то на труп, лежащий на постели, то на сына и казалось, что она никак не может то ли проснуться, то ли придти в себя от увиденного.
-Кто эти люди? - вдруг спросила женщина у Мурашова шёпотом, будто он был её сообщник.
-Судмедэксперты.
Будто какая-то неясная мысль пронеслась по лицу женщины.
Лена подошла к дивану. Внимательно посмотрела на руку с намотанным ремнём, на шею покойного.
-Макс, дай перчатку! - Она и забыла, что собиралась лишь диктовать. Макс подошёл, подал пакетик с перчатками.
-Ты видишь?- спросила Лена, с хрустом разрывая упаковку.
Макс тоже надел перчатки и отодвинул волосы с шеи трупа. Тихо сказал:
-Вижу.
Лена позвала Гудкова.
-Идите сюда.
Порываев вдруг отвернулся от дивана и сделал несколько шагов к бледнолицему:
-Стас!
 Все на мгновение замерли.
Стас сначала вроде дёрнулся, узнав бывшего друга,  но потом остановился и отвернулся с равнодушным видом.
Женщина, казалось, не поняла, откуда этот парень знает её сына, не узнала Максима. Только тревожно вглядывалась в его лицо - не узнавая, но и не отвергая взглядом.
Лена недовольно поморщилась, шёпотом отозвала Макса.
-Какого чёрта? Ты теперь с ним по разные стороны баррикады…
А вслух сказала:
-Попрошу родственников на время выйти из комнаты.
Женщина встрепенулась. Спросила громко у опера.
-Что она будет делать? 
-Ничего. Просто осмотрит труп.
     Женщина вдруг встала и как во сне двинулась на Лену, вытянув руки, будто хотела схватить Лену за горло.
       -А ну-ка пошла отсюда! Пошла, пошла! - Она кричала истошно и визгливо и всё-таки как бы обращалась за помощью к Мурашову. Оборачивалась к нему, взглядом призывала его вмешаться.
         -Не фига этой сучке касаться моего мужа! -Лицо у неё при этом перекосилось от гнева и истерически затряслось. 
          -Мам! Перестань! - Кинулся к женщине парень.
           Лена поморщилась и отошла в дальний угол. Зелёное её платье блестело и переливалось. Русые завитые локоны разбросались по плечам.
-Мурашов, скажи, что я не буду сама осматривать. Всё, что надо сделает вот он, - она кивнула на Порываева.
Опер подошёл и стал теснить женщину в коридор.
-Сука! Бл…ь! - Кричала она из-за его плеча и всё рвалась в сторону Лены, пока Мурашов не обхватил её  и не вытащил в кухню. 
-Лиля, не надо! Лиля, успокойся! - Там женщину теперь держали те двое людей, что скучали до этого в коридоре.
Запахло валокордином и чем-то противным ещё. Но Лене сейчас было не до криков. Она обошла диван кругом и снова склонилась над трупом. Мурашов вернулся из кухни.