Рифма

за целковый нынче не продана я, не целована, не прошена. В судный день- сужу, в блудный день - блужу, не прощена будто бы - не доношена. И тому венцом, и этому – терном, как трава в покос – скошенная. Но я марку держу всем врагам назло – войлоком заворачиваюсь: бездарям - не даюсь, с гениями - успеваю-поворачиваюсь. С Бродским там али с Пушкиным – запросто, автоматами. Только кто ж ко мне нынче прислушивается, с голытьбой дружу да с фатами.
А вот с этими, ну, которые преданные – совсем беда: странно как-то, у них там какая-то рагануга. Хоть вьюга к ней, хоть подруга – светятся всё да кланяются, лайки ставят – штабелями, в ладоши хлопают, ножками в танце топают – не выламываютя.  Льётся из них вроде б и чепуховина – а алмазами-яхонтами, я к ним  так и эдак, мол, не гоните меня, а они только Кришна да Кришна и лбом об пол - бац! - блаженные, ко мне не привязанные. Я - им «вот здесь бы чего поизысканнее, пожестче», а они улыбаются во все свои 32 и пишут что помягче да проще… И нет чтоб о себе там, о внутреннем мире навороченном, а они всё славят кого-то -  вот дела! не особо знаменитых и богатых, замороченные!..  И не пишут, гляди  ты, ни про ад, ни про рай и не пугаются дня судного.  И славой не бредят, хоть поддавай им строф гениальности – чУдные… ЧуднЫе то ись. И в-общем, где-то я сбоку у них, на пери-ферии видите ль их сознания, им всё смыслы давай – чистота любви да прочие всяческие дерзания. Но – сама не знаю - почему вот  с этими, а не с прочими, мне теплее как-то, липну к ним, подлизываюсь. И сама себя не пойму, а стучусь к ним в сердца да в уши втискиваюсь. Ну, быват – привечают меня порой– люди-то шибко добрые. Обещают в духовный мир, с собой. Видно там будет, авось и спробуем.