Отражение

   В квартире было многолюдно, но, как и положено, царила тишина: разговаривали шёпотом, а в комнате, где на столе стоял гроб с покойной, и вовсе молчали. В гробу покоилась хорошо знакомая мне старушка, но я её не узнала и не потому, что смерть обезобразила черты. Вовсе наоборот: казалось, что после тяжёлого дня бабушка наконец-то уснула и отдыхает.  Черты лица расправились, приобрели выражение кротости и какой-то незнакомой мне прежде доброты.
    Я задумалась, почему это так? Ведь я знала тётю Лену, так звали эту старушку, много лет, но никогда не видела её такой, как сейчас.
Неужели надо умереть, чтобы твоё истинное лицо обнаружилось? И какое истинное, прежнее или это?
    Много лет назад я впервые увидела её в своём подъезде. Она приезжала из Белгорода на выходные дни к дочери, в подъезде ни с кем не знакомилась и не здоровалась, но в глаза смотрела прямо. Тётя Лена никогда не гуляла во дворе с внуками, никогда не оставалась у них ночевать, да и где там было ночевать: дочь, её муж и двое детей жили в однокомнатной квартире. Но вот в магазины она ходила, и было интересно за ней наблюдать. Тётя Лена энергично бралась наводить порядок в очереди, ей это быстро удавалось, но минут через десять она оказывалась у прилавка, отоваривалась и под крики очередников, не оглядываясь, удалялась. К подружкам внучки она тоже относилась как-то странно, когда те заходили за ней, чтобы позвать гулять, тётя Лена на звонок открывала дверь и рявкала: На горшок и спать! – И подружки разбегались.
   Когда я стала дружить с соседкой, и мы вместе отмечали праздники, то у соседки, то у меня, тётя Лена часто бывала с нами. В компании она вела себя так, будто все мы были её гостями. Правда, тётя Лена всегда, а в праздничные дни особенно, привозила дочери из Белгорода продукты.  За столом тётя Лена пела громким, чуть хрипловатым голосом, совершенно игнорируя мелодию, иногда декламировала свои стихи, которые посвящала дочери и её школьным подругам. Стихов у неё было много, но она никогда никому не давала их читать.
    В юности тётя Лена окончила автодорожный техникум, работала шофёром, вышла замуж, и муж удочерил её новорожденную девочку, дал ей свою фамилию и своё отчество. О том, что отец ей не родной, Ира узнала в пять лет от отчима. Она никогда не спрашивала мать об отце, и никто так никогда  и не узнал историю её рождения. В годы войны тётя Лена с дочкой эвакуировалась на Урал в город Златоуст, позднее к ним приехал отчим. На фронт его не взяли из-за увечья пальцев правой руки, а после войны они вернулись в Курск. Сначала жили у родственников отчима, а затем сняли комнатушку в частном доме. Жили очень бедно, как, впрочем, и вся страна, отчим пил и на глазах дочери избивал мать. В школе Ира обрела на всю оставшуюся жизнь одноклассниц - подруг. Им-то и посвящала стихи тётя Лена.
     Тётя Лена была женщиной высокого роста, не худой и не толстой, точь-в-точь -  героиня с плаката: «Пятилетку в четыре года». Черты её лица отличались чёткостью и определённостью. даже какой-то резкостью.
    Налаживалась жизнь в стране, стала она налаживаться и в семье у тёти Лены. Она устроилась на работу в курский ГУТАП, где возглавила отдел по распределению запасных частей к сельхозтехнике, а когда такая же организация появилась в Белгороде, её перевели туда и дали однокомнатную квартиру. Дочь вышла замуж, в Белгороде родился и первый внук тёти Лены, а когда дочь поступила в курский медицинский институт, осталась с внуком, и он жил у неё до школы.
   Время шло. Дочь жила и училась в Курске в медицинском институте. Её  муж получил однокомнатную квартиру, которую собственноручно превратил в двухкомнатную, перегородив посередине. Это было возможно, так как квартира была угловой, и в ней было два окна на разные стороны. Ира окончила институт и родила дочку, а сын пошёл в Курске в первый класс.   
   Тётя Лена по-прежнему приезжала к ним на выходные дни, привозил её муж, который стал работать водителем на рейсовом автобусе Белгород – Курск. Он довозил её со всей поклажей до дома, а сам отправлялся на линию.
   Между матерью и дочерью отношения были странными: ни та, ни другая ни разу не обменялись нежными или ласковыми взглядами. По крайней мере, так казалось со стороны
   Ирин сын уже оканчивал школу, когда Ира родила ещё одного мальчика. Пока дочь находилась в роддоме, тётя Лена жила в Курске. Она подготовила квартиру к приёму ребёнка, присматривала за детьми и, особенно, за зятем, оберегая его от запоев, что с ним периодически случалось.
   Как-то раз, когда зять, выглянув в окно, опрометью бросился из дома, тётя Лена подошла к окну и увидела такую картину: на дороге стоит грузовик, в сторону от машины убегает девочка лет десяти, а водитель бьёт зятя кулаками.
Она, не раздумывая, выбежала на улицу, отбила зятя и увела домой.
- Что произошло? – спросила тётя Лена у зятя.
   - Я увидел в окно, что мужик затаскивает в кабину машины девочку, а та сопротивляется, выбежал, отнял ребёнка, а мужик стал меня бить. Оказывается девчонка – его дочка и не хотела с ним ехать. Но объяснял мне это он кулаками, - рассказал тёще Юра.
 Тёща стала делать ему примочки бодягой, он морщился от боли, а она успокаивала его, как маленького, и приговаривала свою любимую поговорку:
   - Терпи, казак, - атаманом будешь.
Тётя Лена частенько проговаривала её вслух на какие-то свои, одной ей ведомые мысли.
Когда тётя Лена похоронила мужа и вышла на пенсию, она обменяла свою квартиру в Белгороде на Курск. С семьёй дочери, которая к тому времени получила новую четырёхкомнатную квартиру, они жили в разных микрорайонах.
   Тётя Лена по соседству завела себе подружек- ровесниц, ухаживала за дачным участком, который приобрёл зять, но им не занимался. На даче тётя Лена работала, как мужчина. Она построила хижину, чтобы укрываться от дождя и держать там инвентарь, копала землю, сажала сад и кустарники, засаживала огород.
    Однажды, когда тётя Лена работала на даче и поливала грядки, к ней подошёл сосед со смежного участка. Он часто смотрел и удивлялся, как эта жилистая и моложавая старуха одна управляется на своих шести сотках. Воду ещё на участки не подвели, её приходилось носить из реки под горой, а воды надо было много. Аккуратные грядки уже покрылись первыми всходами, кустарники отцветали и начали завязываться ягоды. Цвели алые тюльпаны и белоснежные нарциссы, и тётя Лена за ними ухаживала особенно тщательно.
Сосед подошёл к ней, поздоровался:
 - Бог в помощь.
- Бог-то бог, да и сам не будь плох, - отозвалась тётя Лена. Она поставила лейку на землю, выпрямилась, подбоченилась и спросила:
 - Воду-то, когда подведут?
 - Думаю, скоро, - ответил сосед.
Они поговорили о чём-то ещё, и сосед собрался было уже уходить на свой участок, как вдруг он споткнулся обо что-то, и его лицо исказила гримаса боли. Тётя Лена подбежала к мужчине, подставила ему плечо и они дотащились до скамеечки, которую тётя Лена соорудила сама. Спинки у скамеечки не было, но сидеть даже вдвоём на ней было возможно. Когда тётя Лена отдышалась, она попыталась вправить вывихнутую лодыжку соседа. В конце концов, ей это удалось. На автобусную остановку они шли вместе. Идти было не близко, а нога болела. Тётя Лена приговаривала: терпи, казак – атаманом будешь. Мужчина терпел, но слегка опирался на руку соседки. Так они дотащились до остановки. А когда на следующей неделе тётя Лена приехала на свой участок, то обнаружила новую удобную скамейку со спинкой и бочку, наполненную водой.
     Женщина не верила в дружбу и взаимопомощь, привыкла полагаться только на себя и свои силы. Ей захотелось написать стихотворение и посвятить его соседу, поблагодарить за скамеечку. Но материал сопротивлялся, и стихотворение не слагалось, а получилось только вот что:
                Как хорошо, что солнце светит,
                Что ягоды созрели детям.
                Как хорошо, что есть земля
                И что есть люди, и есть я.
Это она и записала дома в свой дневник.
   Конечно, дача была для тёти Лены не только местом приложения физических сил, но и местом душевного отдыха, источником вдохновения.
   Но ещё  её страстью стало собираться по вечерам с подружками и играть в карты на деньги, ставки были небольшие, но они их подзадоривали.  Некоторые из её подружек занимались ростовщичеством. По рекомендации надёжных людей они давали в долг деньги под проценты. Конечно, их проценты были куда гуманней теперешних банковских, но давали некоторый прирост к капиталу, и старушки бережно откладывали их на сберкнижку, накапливая себе похоронные и внукам на подароки. Тётя Лена же все свои излишки отдавала в большую семью дочери.  И она, по счастью, поступала правильно. Все вклады подруг в одночасье пропали, и они остались у разбитого корыта. Правда, некоторым из них удалось до смерти успеть приватизировать свои квартирки. Тётя Лена не успела: умерла  раньше, чем началась приватизация.
     И вот она  покоится в гробу в квартире своей единственной дочери. Вокруг тела шумной тёти Лены – тишина. И так непривычно видеть её успокоенной, совсем не похожей на ту, которую мы знали.