Дневник фермера. 5

5.


День вчерашний очень насыщен был и событийно, и эмоционально. Этот день, вторую его часть, провёл на природе, был на своей предполагаемой ферме, в сопровождении двоих сотоварищей, тоже предполагаемых. А началось всё это с того, что я пошёл в пятницу на собрание фермеров. Я предполагал, что мои новые компаньоны будут в выходные меня разыскивать. Так и вышло. Когда я в субботу кормил свиней, в дверь стайки постучала Вера и сказала, что ко мне пришли. Я вышел из стайки и увидел Лебёдкина, рослого, немолодого (пожилого, около 50 лет) в тёмных оптических очках. Поздоровались. Я пригласил его в антисанитарию нашего бывшего жилища, а теперь склад, курятник, крольчатник и т.д.
Оказалось, Иван Романович захотел сходить за Мугалинку и посмотреть, что там за место. Конобевский и ещё один их компаньон уже ходили туда, а ему вот лыж не досталось. Ну, я, конечно же, согласился сходить с ним. Мне, честно говоря, и самому хотелось ещё побывать там, тем более, у Лебёдкина машина, и можно подъехать к самой Мугалинке. Я предложил взять с собой ледобур и удочки с целью немного порыбачить. Ехать договорились в воскресенье, в 14 часов.
В воскресенье он приехал ещё в половине второго (дня). Я не успел даже дать курам витамины. Делал это уже по его приезду.
Оделся, взял рюкзак с ледобуром и топориком и одну пару лыж, так как его третий компаньон не едет, и он взял у него лыжи.
По дороге спросил у Лебёдкина, какой он владеет специальностью. Он начал перечислять, кем работал: и мастером заготовки леса (!), и начальником нефтебазы, слесарем, хотя занимался в основном пайкой радиаторов. Теперь работает в кооперативе. Четыре сына. Один, вроде, в бурении, другой в кооперативе, вроде бы, посредническом.  Я сказал, что по профессии сварщик, детей двое, и ещё маленькие.
Затем Романыч сказал, что заедет к другу, договорились с ним. Я оставался в машине. Затем подъехали к дому Лебёдкина. Он очень быстро собрался, вынес сумочку и лыжи. Привязал лыжи на багажник, и мы поехали. Я думал, за другом его, но оказалось, что нет. Он остановился у дома Конобевского, о чём мы, в общем-то, речи не вели. Я думал, мы вообще вдвоём будем участвовать в этой экспедиции… Здесь меня ждал первый сюрприз, и тут же второй. Первый – новое лицо, второй – лицо не совсем трезвое. Владимир Егорович Конобевский, как он сказал, вот уже второй день празднует юбилей друга. Когда он сел в машину, запахло спиртным.
Третий сюрприз был ещё более неожиданным… Когда Романыч посигналил у подъезда друга, из него через пару минут вышел Макеров, бывший начальник отдела кадров ЦБПО, в своё время сокративший меня, а затем и сам вынужденно уволившийся из-за разногласий с Цаем. Ещё года два назад, встречая его в городе, я, кажется, презрительно улыбался. И вот – встреча. Оказывается, это друг моего будущего компаньона! Впрочем, я воспринял это достаточно спокойно. Поздоровался даже кивком головы.
И вот мы подъехали по узкому коридору дороги к берегу Мугалинки, откуда был виден мыс «моего» участка. Встали на лыжи. Я, как на более широких, пошёл вперёд. Дорогой часто оглядывался на Конобевского, соотнося его состояние с предполагаемыми трудностями похода. Нет, он шёл не отставая, и был вообще молодцом, как будто он только и выпил-то для запаха, а дури своей хватает. Действительно, в противоположность Лебёдкину, он был болтлив и напорист. А я был поставлен в двусмысленное положение: с одной стороны, отвечать на не всегда уместные реплики и вопросы Конобевского, с другой стороны, вести диалог с трезвым Лебёдкиным.
Разговоров во время пути и остановок было много, на все темы, ведь это был поход познавательный во всех отношениях. Впрочем, после того, как я узнал в лицо друга Романыча, у меня уже почти не оставалось сомнений, что тот меня охарактеризовал. И в поход можно было не идти.
Когда мы поднялись на гриву, и подошли к обрыву, с которого были видны затопляемые луга, Конобевский начал свою песню. Вот, де, возьмём этот участок (который уже «застолбил» я!) и все эти луга, и нам хватит. И с этой репликой он вступал в разговор не единожды. Я поначалу отмалчивался. Да и Романыч говорил ему, что надо брать каждому в отдельности, что, возможно, кто-то захочет отделиться. Но Конобевский этого как бы не хотел понимать. Говорил, что он ещё будет драться за остров, где он хочет развести гусей.


25.03.91