Рута майя 2012, или конец света отменяется 43

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
КАЛАКМУЛЬ. БАКАЛАР

К Главной площади Беловежский шел в сосредоточенном молчании. Марина с тревогой наблюдала за ним, не решаясь прервать его размышления. Он то и дело отхлебывал по глотку воды. Лицо его то хмурилось, словно отражало бремя тяжкой думы, то озарялось улыбкой, а сквозь нее прорывалось радостное возбуждение, то вдруг снова омрачалось. Иностранцы оживленно беседовали на французском. Винсент доминировал в разговоре, разъясняя девушкам что-то, ими недопонятое. Вдруг Александр прошептал, почти прошипел по-русски:
– Понимаешь, Маришка, он здесь, в Калакмуле!  И как же  я сразу не догадался? Камни!

– Так это же замечательно! Что же тебя огорчает? – удивилась девушка, понимая, что речь идет о «сосуде Ветрова».
– Как что? Собственная тупость! Калакмуль – Хуштетун! Ну, кто, как не я, должен это знать? И знал все это время!
– Но мы здесь. И можем прикинуть, где он может быть спрятан, так что выше нос!
– Конечно, ты права, – улыбнулся Саша и крепко сжал ладонь девушки в знак благодарности.

Здание 2 предстало перед ними грандиозной, многоуровневой пирамидой. Широкая лестница позволяла подняться на первую террасу, где крупные каменные блоки намекали на не сохранившиеся храмы. За ними прямо по центру шла новая лестница. С обеих сторон ее некогда обрамляли по три зооморфных маскарона колоссального размера, теперь они лишь угадывались. Ступени выводили на высокую обширную платформу, которую украшали руины внушительного храмового комплекса.

– И опять стелы! – воскликнул Винсент.
– Да, их здесь много. Уж вы-то должны знать это, мистер Ландел, – Беловежский вернулся к шутливому тону. – Кстати, у подножия этой пирамиды была найдена стела 114, которая дает нам самое первое письменное упоминание Калакмуля, датированное 431 годом.
Саша помолчал и обратился ко всем:
– Итак, господа, Здание 2 – это самое значительное архитектурное сооружение всего городища и строилось оно на протяжении более тысячи лет…

– Как это? То есть начиная с пятого века и до прихода испанцев? – уточнила Марина.
– Нет. Заселение Калакмуля относится к глубокой древности, – возразил Саша. – Раскопки показали, что древнейшая платформа этого здания создавалась примерно с пятого века до новой эры.
– Это здесь мы сейчас стоим, – восхитилась Клэр, – на древнейшей платформе?
– Нет, она внутри, под лестницей. Вы же знаете, что мезоамериканские пирамиды – это своеобразные…– Саша замялся: сравнение казалось ему понятным только русским, но все же рискнул, полагая, что этот русский сувенир славится во всем мире, – это своеобразные матрешки.
– Матриошки, точно! – обрадовался француз.
– Так лезем? – робко предложила Марина.
–  Непременно! – отвечал Винсент.

Доковыляв до платформы с остовом большого центрального храма, весельчаки притихли и переводили дух на каменных обломках.
– Думается мне, что здесь, на этой самой террасе, в этом храме происходили самые важные, самые значимые и масштабные церемонии этого великого царства, – заговорил вдруг Беловежский торжественно. – Проникнитесь осознанием этого величия!
– А какие церемонии, например? – поинтересовалась Софи.
Александр подмигнул Винсенту, приглашая его вернуться в игру, выступил на середину широкой площадки перед храмом, воздел руки к небу и возопил:
– Я Йукном Чен Великий!
– Кто-кто? – переспросил Винс, но играючи поклонился на манер вельможи французского двора Людовика XIV.

Девушки засмеялись. Саша разъяснил:
– Йукном Чен Второй – самый могущественный правитель династии Кан, Головы Змеи. Он правил полвека в седьмом столетии. И резиденцией его был как раз Калакмуль. Он подчинил себе обширные территории, превратив их в своих данников и союзников.
Он приосанился и снова вскричал:
– Я Йукном Чен Великий. Смотрите все! Здесь на центральной площади собрался весь мой народ, десятки тысяч обожающих меня и поклоняющихся мне.
И он взмахом руки показал на площадь внизу. Марина проследила за его жестом и взглянула на площадь. Деревья растворились, и пространство заполнилось плотно стоящей шумной толпой.

– Здесь и сейчас я буду совершать обряд жертвоприношения. Подать сюда мой обсидиановый нож! – вещал Александр.
Винс заметался, не зная, что предпринять, но наконец, сделал жест, словно протягивая какой-то предмет.
– Это нас в жертву? – возмутилась Клэр.
– Вы мелкие сошки, – засмеялся Беловежский. – Жертвоприношение кровью. В крови содержится священная сила, поддерживающая жизни людей и богов. Жертвенное кровопускание совершает сам правитель, устанавливая связь с богами, одаривая их, чтобы они позволили ему выиграть важное сражение…Но будем считать, что я уже его совершил.

Раздались смешки.  Александр царственно поднял руку, призывая к тишине.
– Теперь я сообщаю вам, что вернулся с победой. Мы одержали верх над мощным Тикалем, ну, то есть Мутулем.
– Не знаю, что за Мутуль, но ура! – закричал Винсент, и девушки зааплодировали.
– Тикаль – огромный археологический комплекс в Гватемале. Центр Мутульского царства. В  классическую эпоху главный соперник Калакмуля за владычество в Южных Низменностях, так называется весь этот регион, – быстро пояснил Саша и опять принял величественный вид. – Никогда прежде не существовало столь великой державы майя, как во время моего правления. Я Йукном Чен Второй распространил влияние Калакмуля, то есть Канульского царства, на самые отдаленные уголки мира майя. Везде меня боятся и уважают.

– Ура-а-а! – опять подыграли слушатели.
– И мой поверженный враг Мутуль потерял своих вассалов. Они переметнулись в лагерь моих союзников, – вещал Беловежский. – И богатства и сокровища рекой хлынули в мою казну и в мою столицу.
– Ура! – опять зарукоплескали иностранцы.
– И я воздвиг город такой величины и такого величия, не виданных доселе, что, возможно, только Теотитуакан мог соревноваться с Калакмулем, то есть Хуштетуном в величии.

Томина переводила взгляд с площади, что простиралась внизу, на своего компаньона. Она видела множество людей. Воображение рисовало ей огромный кроваво-красный храм с ажурным гребнем на кровле за спиной у Беловежского. А сам он вдруг стал похож на сошедшее с какой-нибудь майяской стелы ожившее изображение:  смуглая фигура в необычных одеждах и с немыслимым головным убором.
– А в честь победы мы устроим ритуальный Танец Змеи.
– И как его танцуют? – шепотом спросил Винс.
– А черт его знает, – заговорщически прошептал Саша в ответ и тут же начал двигаться, странно подергиваясь.
За ним последовал Винсент, а вскоре и девушки поддержали молодых людей, выполняя необычные движения.

Марина осознала, что двигаются они, подчиняясь четкому ритму, точно повинуясь неслышимой музыке. И внезапно она ее услышала, инстинктивно настроилась на ее экзотическое звучание и ритм и присоединилась к танцующим. Темные тела, невероятные головные уборы и одеяния мелькали перед ее глазами. А на площади гудело и раскачивалось в такт музыке людское море. Задорный хохот Винсента, подхваченный девушками и Александром, вывел Марину из транса.
– Великий Йукном Чен Второй зовет вас в небесный храм, еще выше, на встречу с богами.

Храм, где они разыграли целый спектакль, оказался не самой высокой отметкой всего этого немыслимого сооружения. Позади храмового комплекса высилась пирамидка с тремя террасами. Видимо, когда-то ее венчал унесенный временем храм. Здесь встречались земля и небо, люди и боги.
Прыгая по камням и карабкаясь среди развалин, они пробрались к ступеням, ведущим на самую вершину этого грандиозного  по своему размаху строения.
– Но ты должен рассказать нам об этом Канульском царстве, – тяжело дыша, неотступно следуя за Сашей, вопрошал Винсент. – В конце концов я подал тебе обсидиановый нож и позволил совершить кровопускание.
– Это веский довод, – рассмеялся Беловежский.
– Джеймс! – крикнула вдруг Томина.

– О, привет!
На самой вершине в тени деревьев примостился американец со всей своей фотоаппаратурой.
– Прямо в храме устроились? – улыбнулся Саша.
– Как в храме? – не понял американец.
– Здесь был храм, – пояснил Винс, – но не сохранился, так ведь?
И он обратился за поддержкой к Саше. Тот кивнул.
– Я ничего об этом не знаю. Давайте так: вы мне расскажете немного об истории этого потрясающего места, а я вам о природе заповедника, – предложил Джеймс. – И потом мы сфотографируемся на память.
– It’s a deal, – принял Александр.
– Тогда вперед, жду историю.

Однако возглас Клэр отвлек всех от выполнения взятых на себя обязательств:
– Они добрались до вершины! – Держа фотоаппарат в руках, она показывала в сторону Здания 1.
– Кто? – удивился Джеймс.
– Мы видели очень пожилую пару. Мужчина так просто очень в летах и с палочкой, – начала разъяснять француженка. – Они потихоньку карабкались наверх, трогательно споря и поддерживая друг друга. Я за них волновалась.
–  Да, если честно, я не верил, что они полезут на вершину, – подхватил Винс.
– Смотрите, вон они, на самом верху, – и Клэр показала изображение в камере в режиме приближения. – Прямо там, где мы с вами сидели.

– Я восхищаюсь такими людьми, – сказала Марина. – Надеюсь, и мы в их возрасте не растеряем эту жажду жизни.
– Я точно знаю, кто из нас не растеряет, – усмехнулся Беловежский.
– Ты? – спросил Винс.
– Да ты, конечно, – засмеялся Александр. – И потому, чтобы утолить вашу общую зашкаливающую любознательность приступаю к выполнению моей части обязательств нашей с Джеймсом сделки.
– We’re all ears, – улыбнулся американец.

– Как я уже говорил, политическая история майя восстанавливается очень трудно. Мы узнаем ее из надписей на стелах, притолоках и даже иероглифических лестницах, из рисунков и надписей на керамике, – начал Беловежский. – Эмблемный иероглиф помогает восстановить целые династии. Однако мы не всегда можем привязать династию к конкретному городу-центру. Так и с Калакмулем. По крупицам выяснили, что в период наивысшего расцвета города здесь правила династия, называвших себя священными царями Кануля, что в переводе означало место змей. Иероглиф названия этого места изображался в виде головы змеи. Найдены двенадцать керамических сосудов, называемых Династическими, где упоминаются целых девятнадцать царей этой династии Кануля, но многие из них пока остаются мифом. Ее основателем считается мифический Держатель Неба. О нем ничего не известно, но ученые полагают, что корни династии уходят в дохристову древность.

Александр кивнул и продолжал:
– Первые упоминания о более или менее реальных персонажах династии Кануля мы встречаем не в Калакмуле. Столицей Канульского царства до начала седьмого века было городище Цибанче. Уже в середине шестого века правитель из Цибанче по прозвищу «Свидетель Неба»…
– Хорошо хоть не Свидетель Иеговы, – брякнул Винс.
Марина прыснула, Клэр дернула Винса за руку, чтоб не отвлекал, Софи улыбнулась, а американец хмыкнул:
– Да уж!

– Этот Свидетель Неба нанес первый удар по Тикалю, Мутульскому царству, главному сопернику Кануля. Чуть позже на рубеже шестого-седьмого веков его потомок по прозвищу «Скрученная Змея» совершает два сокрушительных набега на Паленке, Бакальское царство. Это само по себе удивительно, ведь Паленке очень далеко от Кануля. К тому же река Усумасинта представляет собой естественную преграду. Однако размах этого военного предприятия позволяет сделать выводы о силе Канульских правителей того времени.
– Эти походы совершались из Цибанче, так? Где же Калакмуль? – удивился Джеймс.
– Трудно сказать, по каким причинам Канульские правители перебрались сюда, – признал Беловежский. – Ясно одно. По археологическим данным, поселение здесь возникает в далекой доклассической древности, чуть ли не в десятом веке до рождества Христова. Со временем оно укрепляется, расширяется и превращается в этот огромный город.

– И когда сюда перебираются эти Змеи? – полюбопытствовал Джеймс.
– Первой датой на монументе, упоминающей правителей Кануля в Калакмуле, является шестьсот тридцать первый год. А величайший из представителей этой династии Йукном Чен Второй, начавший править в шестьсот тридцать шестом году, уже точно имеет своей резиденцией Калакмуль.
– Тот самый, которого ты нам представлял? – уточнил Винс.
– Да-да, тот самый! – усмехнулся Саша.
– Великий! – весомо добавил француз.

– Расцвет Калакмуля как столицы Канульской державы связан с тремя царями. Про Йукном-Чена Великого я уже рассказал. Его сын – Йукном-Йичак-Как, по прозвищу «Огненная Лапа» или « Лапа Ягуара». Судя по стелам и захоронению, его подданные воспевали его величие едва ли не больше, чем его отца.
– Чем же он превзошел своего папашу? – хохотнул Винс.
– Видимо, свой авторитет он приобрел еще до официального воцарения. Он прославился в тех последних походах эпохи правления своего папаши, когда тот был уже в преклонном возрасте. Однако он проворонил усиление своего главного противника Тикаля и в шестьсот девяносто пятом году был наголову разбит. Но здесь, в Здании 2, была обнаружена богатейшая гробница этого Йукном-Йичак-Кака. Она отделана нефритовой мозаикой, перламутром, перьями. На груди мумии покоилась нефритовая маска его великого родителя Йукном-Чена Второго. Стилизованные лапы ягуара намекали на имя покойного. Это же имя содержалось на помещенной вокруг керамике.

– Захоронение можно увидеть? – дернулся Винсент.
– Оно закрыто для показа здесь на городище, но воспроизведено в Музее в Кампече.
– Что же стало с Калакмулем после его разгрома Тикалем? – полюбопытствовал американец.
– Пока не все понятно. И оставался еще третий значительный правитель…
– Ага, Бог Троицу любит! – пошутил Винсент. – И кто же этот третий?
– Йукном-Ток-Кавиль…

– Тот, что на рухнувшей стеле? – обрадовался француз.
– И на распиленной стеле на Здании 1? – добавила Клэр с гордостью.
– Да, это он, – подтвердил Саша, довольный, что его рассказ не пропал даром. – О значении этого царя свидетельствует возведение огромного количества великолепных стел во время его правления, в том числе тех, что перед Зданием 1.
– И какова его судьба? – спросила Марина.
– В тридцатые годы восьмого века он стал пленником Тикаля.  Но интересно, что в Калакмуле в Здании 7, в том, куда мы залезли с самого начала, было найдено захоронение. Роскошное убранство, дары, а также анализ костей указывают на то, что это царская гробница. Вероятнее всего, это могила Йукном-Ток-Кавиля.

– На нем история Калакмуля заканчивается? – заволновался Джеймс.
– Что вы! По-своему, она и сейчас продолжается! – возразил Беловежский. – Скорее всего, заканчивалась Канульская эпоха в Калакмуле. Конечно, рухнула своеобразная империя. Уже не было того могущества и влияния Калакмуля в землях майя. Редко возводились стелы, ухудшилось их качество. И с середины восьмого века со стел исчезает эмблемный иероглиф в виде Головы змеи, а появляется Голова Летучей мыши. Он когда-то уже встречался здесь, на стеле, датированной пятым веком. Историки задаются вопросом: не значит ли это, что династия Летучей мыши исконно правила в Калакмуле, потом была смещена или изгнана династией Кан, а затем снова вернулась в свой город? Ответа пока нет. Городище продолжает медленно приоткрывать свои тайны. Последняя известная нам дата на последней известной нам стеле в Калакмуле – это девятьсот девятый год.

– Девятьсот девятый?! – вскричала Томина. – Этот же год был последним в Тонине.
– Умница! – похвалил Александр. – Этим годом завершается Классический период в истории майя и начинается постклассика. Конечно, это уже периодизация историков. А в жизни - знать постепенно покинула город. Он приходил в упадок, совершая обратное превращение из великой столицы в деревню. И к одиннадцатому веку, скорее всего, Калакмуль был оставлен жителями, подобно другим великим городам майя.
– Грустно! – вздохнула Софи.

– Теперь ваша очередь, – обратился Беловежский к Джеймсу.
– Я настолько потрясен вашим рассказом, что боюсь, не смогу соответствовать.
– Нет уж, вы не отказывайтесь, пожалуйста, – встрял Винсент. – Мне очень нужно это узнать.
– Конечно, ты же биолог, мистер Ландел, – ухмыльнулся Саша.
Джеймс окинул их непонимающим взглядом и вздохнул:
– Ok, a deal’s a deal. Только я ведь не биолог. Я много проехал по Юкатану на велосипеде. Я фотографировал природу, экзотику, в общем, все необычное, что попадается на пути. Я узнал, что эта знаменитая археологическая зона, где мы сейчас беседуем…
– …на самой грандиозной пирамиде, – восторженно перебила Клэр.
– …в тени деревьев, растущих на самой вершине этой руины, – добавила Софи.
–…и где не жарко, потому что веет божественный бриз, – подхватила Марина.
– Именно так, – согласился Джеймс. – И вот это городище расположено в знаменитом обширном природном заповеднике Калакмуль. Я выяснил, что в конце восьмидесятых годов он был признан достоянием государства.

Джеймс рассказал о многообразии флоры и фауны этого заповедника, об удивительных растениях и жителях этого тропического леса. Он часто не знал их названий. Но запечатлел их, оценил их взглядом профессионального фотографа. Он сам видел чудесные орхидеи. Отснял множество разных насекомых, среди которых первое место заняли крупные бабочки царственных окрасов и пауки огромных размеров с пушистым тельцем и лапками, очевидно, тарантулы.  Ему позировали яркие, веселых расцветок попугаи, и несуразные пеликаны, забавные маленькие свинки-пекари, смешные крысоподобные, но обаятельные агути и даже броненосцы. И, конечно, его как фотографа переполнял гордостью тот случай, что сам царь джунглей ягуар так удачно попал к нему кадр.

– А теперь – фотография на память, и мы квиты, – улыбнулся рассказчик под конец.
После фотосессии французы попрощались с Джеймсом, а Томина напомнила ему, что через час они ждут его у выхода.
– Маришка, я выпил почти всю нашу воду, осталось совсем мало, – виновато спохватился Александр, сделав очередной неконтролируемый глоток. – Я все пытался изжить вкус бензина.
– Ничего, думаю, что мы выдержим без воды, – подбодрила его девушка. – Жара, конечно, неимоверная, но энтузиазм превыше жары.
– А сейчас мы прощаемся с вами, – решительно заявил Винсент, когда все спустились на площадь.
– Что, устали от майя? – предположил Беловежский.
– Нет, устали от русских, – пошутил Винс.
– Еще бы! – согласилась Марина.

Винсент посерьезнел:
– На самом деле спасибо вам за это время, что мы провели вместе. Мы просто устали, а дорога еще предстоит дальняя. Бензином вы обеспечены, так что помощь наша не потребуется.
И француз по очереди обнял русских друзей и его спутницы последовали его примеру со словами благодарности.
– Было очень приятно общаться с вами, – признался Саша. – Ваш беспримерный интерес к моей утомительной лекции так вдохновлял. Где же мы теперь встретимся?
– В Париже, конечно, – улыбнулся Винс.
– Или в Москве, – парировал Александр.
– Ах да! – Винс замялся, что-то бросил девушкам на французском, извлек из своего рюкзака бутылку воды и протянул Беловежскому. – У нас в машине еще есть, а вам это просто необходимо.
– Отказываться не будем. Oh, those Russians! Short of petrol, short of water, short of brains! – пошутил Александр и добавил: – Ты настоящий друг!

В который раз вызывала восхищение готовность Винсента прийти на помощь. Тепло простившись и обменявшись координатами  с новыми друзьями, Саша с Мариной признались друг другу, насколько жаль было расставаться с такими хорошими открытыми людьми. Калакмуль обернулся для них настоящим чудом общения.
День надавил жарой и духотой. Тенистые аллеи не давали отдохновения. Но их ждали еще не освоенные площади великого городища. Несмотря на то, что Беловежский все еще страдал бензиновой отрыжкой и несколько устал от длительного рассказа и своего энтузиазма, он решительно двигался вперед, продолжая восторгаться возлюбленным Калакмулем.

Странное дерево привлекло их внимание. Ствол его неожиданно выпростал агрессивные щупальца спрута, которые жадно и жарко обхватили массивную стелу, почти целиком ее заглотив. На это удивительное явление любовались Энрике и его девушка Карла.
– Hola, вы еще здесь? – обрадовались мексиканцы. – А где же ваши друзья?
– Они уже уехали.
–  И мы направляемся к выходу.
– Спасибо вам за бензин, – Марина обратилась к Энрике.
– Что вы, не за что. Я так благодарен вам за познавательную прогулку, – и Энрике повернулся к Саше. – Если б я знал, что услышу от вас столько нового о своей стране, я бы отдал вам сразу весь бензин.
 Шутка удалась. Посмеявшись, они сфотографировались на память возле пожранной стелы и простились.

Через вершину невысокой платформы ребята выбрались на обширное пространство, огороженное целым рядом различных строений. На стенде эта площадь значилась как Большой Акрополь. Беловежский внезапно устремился к расположенному прямо в центре довольному крупному стадиону для игры в мяч. Посреди поля он стал дурачиться, принимая разные позы и громко радуясь. Марина заразилась его возбуждением и тоже скакала по полю, всплескивала руками, аплодировала и заливисто смеялась.
– Это же Калакмуль! – вскричал Александр вне себя от счастья. – Это самое крутое городище в мире! Я столько проехал, чтобы увидеть его! Я бензину нажрался для этого!
Они покатились со смеху.

– И ты понимаешь, Маришка, то, что мы ищем, здесь, именно в моем обожаемом Калакмуле. И мы скоро найдем его, этот сосуд Ветрова, правда?
Хлесткая встреча двух ладошек, жест согласия и решительности, скрепил их общий восторг.
– Шумом мы привлекаем внимание, – шепнула вдруг Марина.
На ступеньках ближайшей платформы два мексиканца с изумлением взирали на веселящихся молодых людей. Саша чинно поклонился, будто артист, закончивший выступление, приветливо помахал опешившим зрителям, обнял Марину и увлек ее прочь.

Уже с трудом передвигая ноги, они блуждали по джунглям, карабкались на попадавшиеся пирамидки, обнимались со стелами. Они обследовали встречавшиеся закоулки и неустанно обсуждали, где может быть спрятан сосуд.
– Опа! Это же Muralla, великая калакмульская стена, – провозгласил Беловежский.
– И судя по путеводителю, выйдя за ее пределы, мы дойдем до парковки, – добавила Томина, изучая стенд.
Пора было возвращаться.

 – Слева по курсу какая-то вода. Агуада? – спросила Марина.
– Ничего себе какая-то. Это же грандиозное озеро Эль-Лаберинто. Пространная низина, окружающая Калакмуль с трех сторон, в сезон дождей наполняется водой. Она-то и питала жителей города и другие окрестные селения, – пояснил Александр. –Похоже, именно это водохранилище дало городу его второе название. В источниках встречается еще другое название Калакмуля – Чик Наб. Точный перевод этого выражения не совсем ясен. Но слово «наб» означает «озеро».
Саша умолк и остановился.
– Что? – испугалась девушка.
– Все-таки я непроходимый тупица! – в сердцах воскликнул Саша. – Калакмуль – это Хуш Те Тун или Чик Наб. Вот тебе целых три камня и, безусловно, тонны воды в этом озере.

Доставив Джемса в кемпинг, они согласились на кружку того вкусного caf; de olla  с лепешками. Через полчаса настало время расставания.
– Я больше не выдержу прощаний на сегодня, – всхлипнула Марина, пожимая руку Джеймсу.
– Подтверждение, что Бог Троицу любит, – подбодрил ее Александр.
Спустя час, они уже сидели в кафе на заправке в Шпухиле и уплетали такос.
– Я всегда говорил, что такос – самая вкусная еда, – мыча от удовольствия, разглагольствовал Беловежский. – Нравится?
– Вкусно, но островатенько, – справляясь с проступившими слезами, отвечала Марина.
– А мне замечательно. Наконец-то я избавился от бензинового привкуса, – признался Саша. – Потрясающий день получился!
– Столько друзей приобрели!

– Интересно, а где же наши преследователи и защитники?
– Защитники обещали, что мы их не увидим.
– А преследователи, возможно, те мексиканцы, обалдевшие от нашего хохота в Большом Акрополе, – предположил Александр.
– Не исключено.
– Странно, этот паренек, что протирал окна нашей машины, все еще вьется возле нее, имитирует бурную деятельность и что-то старательно трет, – заметил Беловежский, когда они направились к автомобилю.
– Поди, денег хочет?
– Или ищет сосуд Ветрова, – бросил Саша.
– Тогда по сценарию, он должен сейчас скрыться…
– …или будет ждать денег, по твоей версии, – хмыкнул Александр.

Мексиканец протирал номер машины. Беловежский протянул ему монеты. Тот осклабился и замотал головой:
– Не. Спасибо. Мне уже много заплатили.
– Кто?
Парень оглянулся, собираясь указать на кого-то, но только пожал плечами:
– Уехали, наверно. Сказали, ваши друзья.
– Спасибо, – единственное, что нашелся ответить Саша, садясь в машину, и пробормотал по-русски: – Что-то здесь не так.

– Куда едем, шеф? – Томина решила не поддаваться тревоге.
– Думаю, заночуем в Бакаларе. Выдюжишь?
– Конечно. Ехать – не бродить.
– Опять в темноте едем.
– Нам не привыкать, – откликнулась Марина.
– Ты у меня боец, – Саша чмокнул девушку в щеку. – Сегодня, надеюсь, без Льороны.
– Тьфу на тебя! – Марина слегка ткнула спутника в плечо.
– Все-все, внимание на дорогу.
– И все же, что ты думаешь про этого протиральщика машины в Шпухиле? – посерьезнела девушка.
– Не знаю. Не забивай себе голову, – отмахнулся Беловежский. – Либо это наш друг Пакаль нас оберегает, либо маскируются наши преследователи. Но ведь сосуда у нас нет, а о том, что за нами следят, мы и так знаем. Так что не о чем и думать.

Марина вдруг широко улыбнулась и проговорила:
– Мне пришла такая милая версия на ум. Может, это наш вчерашний очаровашка-мент? Увидел нас снова в Шпухиле и показал нам, что в этой стране к нам хорошо относятся.
– Фантазерка, – засмеялся Саша. – К нам и так здесь хорошо относятся. Не заметила?

Они въехали на пустынную главную улицу небольшого городишки Бакалар и остановились в первом попавшемся отеле. Юноша окинул их оценивающим взором и предложил им за 400 песо якобы единственный оставшийся номер, фешенебельный, с кондиционером, телевизором, роскошной ванной комнатой с ванной. Беловежский усмехнулся, что столько же стоила палатка Чинче в недрах калакмульских джунглей без электричества, и счел цену приемлемой.

Просторная кровать посреди огромной комнаты, обещанные кондиционер и ненужный телевизор. Отделанная дорогим кафелем ванная, – все так, вот только пол в этой ванной был залит водой. Прибежавший по первому зову юноша повозился с подтекавшим бачком унитаза, вытер лужу, извинился и ушел. Вода вскоре набежала снова. Но Марина плюнула на это и подстелила тряпку. Уже очень хотелось в душ и спать. Но вожделенный душ не случился. В этой шикарной ванной вода текла только из бачка на пол. В кранах ни в раковине, ни в душе  воды не было вовсе. Пришлось снова вызывать парня, который уже уютно угнездился в гамаке на ресепшене. Тот подумал и признался, что есть дешевый номер, только без телевизора и с вертушкой вместо кондиционера.

Переезд занял несколько минут. И вот оно счастье – постоять под теплой водой и потом вытянуть усталые ноги на кровати, оказавшейся еще просторней, чем в так называемом фешенебельном номере. Вертушка усердно обдувала двух утомленных людей. Отдохновение, удовлетворение, покой.
– Хочешь спать? – осторожно осведомился Александр.
Томина призналась, что, несмотря на усталость от столь насыщенного дня, сна совсем нет.
– Это от переизбытка эмоций, от перевозбуждения, – предположил Саша. – Мне тоже пока не спится.
Он неожиданно заключил ее в объятия, приговаривая:
– Иди ко мне, девочка моя, я буду тебя баюкать.

Он целовал ее, гладил ее по еще мокрым, душистым темным волосам и по спине. Она все теснее льнула к нему всем своим существом, будто ища защиты. Поцелуи становились все более долгими, более настойчивыми и страстными. Они искали друг друга. Они ласкали друг друга. Они никак не могли утолить эту жажду быть рядом, быть вместе, быть единым целым. Мир перестал существовать для них. Все исчезло. Только они одни во всей вселенной. Только их любовь, только их счастье слияния.
Влажные, разгоряченные лежали они, держась друг за друга, будто боялись отпустить один другого.

– Наверно, я влюблен в тебя, Мариночка, – смеясь, проговорил вдруг Саша чуть хриплым голосом. – Пожалуй, так я себе даже представляю любовь.
Он приподнялся на локте и взглянул девушке в лицо:
– Я люблю тебя. И точка.
Марина закрыла глаза, принимая его слова, и слегка облизала губы, словно пробуя эти слова на вкус. Он склонился, щекоча ее бородой, едва коснулся ее губ своими, отодвинулся и погрузился в созерцание ее лица.
– Красивая ты, попутчица, – улыбаясь, говорил он. – Красивые черные волосы, красивая линия бровей, красивые серые глаза, красивый тонкий нос и эти так соблазнительно очерченные красивые губы, самой природой созданные для поцелуев.
Он опять приник к ее губам. Она неожиданно обхватила его за шею и не дала ему отпрянуть.

– Красивая длинная шея для царственной посадки головы, – слегка задохнувшись, продолжал Александр.
– Еще, – пролепетала девушка и опять обняла его, требуя поцелуя.
Но он играл с ней. Он заводил ее.
– Еще? – шутил он. – Еще красивые тонкие руки.
Он оторвал ее руку со своей шеи и губами поставил влажную печать на ладошке, запястье, на изгибе и на плече.
–  Еще, еще, –  ворковала она и тянулась к его губам. Он дразнил ее, едва касаясь губ и откровенно смеялся:
– Еще красивые плечи, слегка подрумянившиеся сегодня в калакмульском пекле.

Она, наконец, поймала его губы в жадном, страстном поцелуе. И едва отдышавшись, пролепетала:
– А ты романтик, попутчик!
– Не отрицаю.
– А строишь из себя черствого ученого червя.
– Что-о-о? – возмутился Беловежский. – Вы нарываетесь, леди. Я сейчас покажу вам черствого.
Все ее тело он покрыл поцелуями, то легкими, едва заметными, а то долгими и будоражащими. И она содрогнулась, как от электрического разряда, и запылала, ожидая его ласки, и пропала. И он последовал за ней в эту сладкую бездну.

– Ты любишь меня? – спросила она потом.
Он кивнул.
– Значит, принимаешь меня такой, какая я есть?
– Всецело, принимаю всю тебя во всей твоей красоте, – он закрыл ей рот поцелуем, еще не чувствуя подвоха.
Теперь она сама отстранила его:
– Я хочу тебе рассказать.
–  Да?
– Только серьезно.
–  Я сама серьезность.
Он лег рядом в подтверждение своих слов.
–  Сегодня, когда ты вдруг в форме игры  стал излагать историю этого великого правителя, как его?.. – зашептала Марина заговорщически.
– Йукном-Чена Второго, – подсказал Беловежский.

– Да, и ты закричал, что ты Йукном-Чен, эта твоя игра была настолько реальной, что на мгновение я увидела в тебе этого царя, и увидела великое множество людей на площади, и даже услышала музыку, под которую вы все танцевали…
– Мы? Танцевали? – изумился Александр. – Да мы дурачились.
– Но вы так ритмично дурачились, что я не удивлюсь, если это действо и было настоящим танцем змей.
– И ты это слышала и видела?
– Да, на какое-то мгновенье.
– А лечиться не пробовала? – хохотнул Саша.
Это была шутка. Он ведь уже почти смирился с ее странностью.

– Зачем ты так?
– Как?
– Ты же сказал, что принимаешь меня. Я потому и поделилась с тобой, как с человеком, который любит, примет и поймет.
– А я не все понимаю, объясни, – Он еще пытался удержаться в рамках шутки. – И что ты еще видела и скрыла от меня?
Он повернулся и заметил еще пылающее негодованием лицо.
– Саша!
– Ну, колись! – он все еще улыбался, но ее реакция все испортила.
– Зачем тебе? Ты же не веришь! Ты...
– Я верю, – и он почувствовал, как закипает от злости, и проскрежетал он почти жестоко: – Колись!

– Ах так! Получи! Вчера я видела Чака в Чиканне. И даже говорила с ним. И младенца Ягуара видела. Так вот. А ты злишься, потому что завидуешь мне. Потому что не способен увидеть все это, не хватает тебе воображения. Вот ты и цепляешься за сухие факты, – Марина почти кричала.
Она встала и начала одеваться:
– Но без воображения, без фантазии ни один ученый из фактов не сложит истину. Любой анализ требует хоть крупицу интуиции, а значит, воображения.
– Логика, разум – вот основы анализа и главные инструменты ученого, – отвечал Саша, уже немного успокоившись.

– Без озарения логика пуста, – огрызнулась девушка и в слезах выскочила на улицу, хлопнув дверью. Через мгновенье Беловежский вздрогнул от ее крика «Саша!» и,  в чем был, бросился из номера.
– Неси фотоаппарат, – шепотом попросила девушка, размазывая слезы по щекам, и показала на асфальт.
Мимо их номера в темноте ковылял какой-то зверек, помесь большой крысы с поросенком.
– Опоссум, – констатировал Беловежский.