Шакалы

          Хирург, уже дважды  ее прооперировавший,  привел   к  «Химику». Так называют в этой больнице физиотерапевтов. Хирург удалился, а она осталась с  ней. С  надеждой вглядывалась она в это жесткое неприветливое  лицо и в темные, с блуждающим, чтобы не встретиться с ее,  взглядом    бесстрастных глаз. Она поняла: перед ней – еще одна из стерв, закалившая   сердце  в  свои  30 лет, как   сталь - ни  пробить, ни   согнуть, ни  растопить. Это молодая еще женщина, девушка, можно сказать,   находясь  изо дня в день  среди   мучившихся от  невыносимой  боли  людей,  уже  забыла  клятву Гиппократа, которую давала только четыре  года назад.
            Больная  женщина, глядя в неприступные глаза, спросила:
-Доктор,  появится ли хоть капля  надежды после химиотерапии?
-Вы что, не знаете, что у нас отделение для безнадежно больных?!- нанесла   та  ей сокрушительный удар.- Но я  вас беру,- добавила она безразличным тоном.
             Но   больную  это уже  не обрадовало, так как она   мгновенно  после ее первых слов потеряла веру  в силу   лечения такого  врача.
              Обговорив   дальнейшие процедуры и назначения,  врач ее отправила, сухо кивнув. А она, дойдя до  своей койки,  с трудом устроила    больную ногу,  и погрузилась в отчаяние, желая забыть все, что привело ее сюда.
             Сколько дней и ночей  она терзалась мыслью  после того, как узнала свой диагноз! Сколько перелистала страниц, чтоб выяснить значение этого слова: «меланома»! Как она не желала, чтоб хоть  кто-нибудь  догадался  о  ее болезни! Тогда, не выдержав страха перед  неизвестностью, она поделилась с  подругой, а  та  понесла новость  «на хвосте».
               Но вот она здесь, и  ей уже давно все равно. Осталось одно желание – выжить любой ценой. А такие врачи, как «Химик»,  вместо того, чтоб  вселять   хоть  маленькую надежду  в больного, убивают  ее в зародыше.
          … Думы терзали ее. Анализы были плохие. Кроме «химии» выхода никакого не было, что ей очень доходчиво объяснил хирург.  Но вся ее душа восставала  против  «Химика: много она повидала на своем веку  плохих людей, но  такой стервы еще не доводилось встречать.
              Чтобы  все - таки не попасть в лапы  к  этому так называемому  доктору, она    ездила  в  другую клинику, где   сделала  диагностику и получила полную картину своей болезни. Там  же она надеялась и  пролечиться. Но  оказалось, что  эту болезнь здесь не лечат. Единственным утешением ей служило то, что тут она встретила такого врача, который смог вселить в ее душу надежду, успокоил и сумел убедить, что  необходимо сделать  химиотерапию и начинать надо срочно, потому что-   чем раньше, тем лучше.
                Ей пришлось смириться, но с каким ужасом  представляла она новую встречу  со своим злым духом!  И оказалось, что не зря она боялась - все ее страхи полностью оправдались, когда она, все же смирившись, приехала опять в диспансер. «Химик»   предстала  перед ней в своем обычном амплуа: со сведенными  бровями над близко посаженными глазами без всякого выражения, сухая, суетливая, якобы  озабоченная непомерным грузом забот, не удосуживающаяся толком  слушать больного, связывающего с ней последние надежды, а  делая вид, что  у нее нет ни минуты времени на кого-то бы ни было.
                Заметив  порывистое движение к ней больной, та проскочила  мимо, не останавливаясь, в  кабинет, и,  не обращая внимания на последовавшую за ней женщину, робко переступившую порог, схватила с дивана  свое пальто  и, стоя спиной,  стала что-то оттирать на рукаве. Продолжая так стоять, требовательно спросила, чего она ждет от нее.
              Смутившись от такой невоспитанности и бесцеремонности, которые все-таки не к лицу доктору,  женщина пролепетала:
-Да, нет, я , пожалуй, потом….
-Да, говорите же, что хотите сказать, я вас слушаю! Что вы хотели мне сказать? - она все еще не поворачивалась.
-Я хотела сказать… я хочу сказать... что согласна на химиотерапию,- выдохнула больная, со страхом  глядя  на  эту  непреклонную  спину.
           …И вот теперь встречи, и довольно–таки частые, стали   неизбежны: пять  дней подряд проводилась химиотерапия, а между курсами дни отдыха устанавливались  «Химиком»  непонятно по какой схеме: после первого курса они составили две недели, после второго - уже  три недели, и она постоянно  увеличивала их  под разными  предлогами…
            А когда подходило  время выписки   из отделения, ни разу   не удосужилась  выдать сразу  на руки  выписку из истории болезни. Больной и  слабой женщине  за сорок   километров  приходилось  не раз ездить за ними  - ведь  по месту жительства проводилось бесплатное  лечение  только тогда, когда  была  эта необходимая бумажка.
           «Химик» не могла не знать об этом. Без выписки  же  лекарства  ей приходилось  покупать, а они были очень дорогие.  Денег-то   у нее уже давно не было -  не работала, став жертвой  сокращения   на работе.
             Пока лежала между циклами, она не раз слышала от больных, что в аду,  наверное, лучше, чем здесь, в этой больнице. Все уже здесь  знали   о двух хирургах,  которых здесь иначе,  как  «живодерами»,  не называют. 
            Ей рассказали сразу, как она поступила в первый раз, что окна ординаторской выходят на улицу и они часами наблюдают за  подъезжающим  транспортом и  пассажирами – примериваются: кого и на сколько можно "раскрутить". Они, как прибившиеся к сытому  двору  собаки,  разжирели на вымогательствах,  и, кажется, научились этому искусству лучше, чем своему ремеслу. Открыто называют «ставку» за операцию.
            И не имеет значения, сколько  больному лет - надежда заставляет больных или их родственников отдавать любые деньги за  проведение операции. А  они умеют  подавать  надежду всем одинаково: и  сравнительно молодому больному,  и   восьмидесятилетнему  старику, пусть они даже на самой последней  стадии.            Как-никак, они изучали психологию и  знают:   родные  готовы  отдать любые деньги за своих  близких и любимых, лишь бы продлить им жизнь-  хоть на  дни и  месяцы, если  уж не получается  на годы.
            Все больные, и новенькие, и давно находившиеся здесь ,  уяснили для себя  их железное правило - не  назначать операцию больному, пока не получат мзду. А когда  больные все-таки умирают,  их близким объясняют: что же вы хотели,  мол, они были старые, да и метастазы,  знаете ли - поздно было…
                Глядя на них, не упускает своего  и  младший медперсонал: не подойдут, пока не  положишь в карман деньги: благо, болезнь  этих людей сделала их  безропотными и безотказными - дают все, кто хочет хоть какого-то ухода и лечения. Вот  почему  потом шныряют по страшной  больнице страшные люди с пакетами: денег, коньяка и шампанского,  конфет, фруктов и цитрусовых, вырванных  у людей, стоящих на краю пропасти. Они это называют: «Благодарность».
               Вот только  за что им эта благодарность? За  облегчение  их  собственных, и так худых, карманов или  карманов их родственников, которых они обманули наглым образом?
                В очередной раз, поехав за выпиской, больная подошла к ненавистной двери, а она, как и всегда, оказалась  на замке. «Химичка»  появилась  через десять  минут и, охватив  цепким  взглядом ее и заметив, что  та  без пакета, отмахнулась от нее , как от мухи,  и  слепо  стала втыкать ключ в замок.
               Долго она мучила все-таки последовавшую за ней  женщину, не пытаясь вникнуть в то, что она говорит: отрывисто переспрашивала ее, что же, наконец, ей   нужно.
Уразумев, что к ней обращаются за выпиской, скомандовала:
- Пойдемте!- открыла, в конце концов,  кабинет, и, не предложив сесть больной, сама бросилась на стул и принялась  писать выписку из  истории болезни. Не успела  женщина удивиться ее «блестящей» памяти, как, скосив глаза на листок перед "Химиком", увидела, что та пишет не ее  собственную фамилию, а  фамилию   «Беличенко». Решила подождать, пока не  сделают выписку  на эту  Беличенко. 
Но с изумлением увидела, что та, закончив, протягивает ей  листок.
- Но я не  Беличенко!- вырвалось у нее. «Химик», одарив ее гневным взглядом,   резким  движением   вздернула  подбородок  и, поджав  тонкие губы, кинула листок на стол,  схватила рывком новый, и стала  опять писать...

Всучив долгожданную выписку терпеливой больной, подхватилась и выскочила из кабинета. Больная пыталась  догнать ее, чтоб  задать вопросы о новых сроках  химиотерапии,  но не тут то было - «Химичка»  уже  пропала.
            Дойдя до выхода из здания,  женщина вспомнила, что доктор не объяснила, по какой схеме принимать  новое лекарство,  только что  вписанное в  выписку из истории болезни. Волоча больную ногу, женщина с проклятиями  в  адрес «Химика» двинулась  опять вверх по лестнице - на  второй этаж. А ведь еще эту змею  надо было разыскать! Поиски не дали результатов, и уставшая,  злая женщина вернулась  через некоторое время  к  кабинету «Химика».
Но та появилась только через  полчаса, таща неподъемный пакет. «Наверное очередная мзда, после настойчивых намеков,  от   очередного  бедного больного или его родных,- устало подумала.- И  когда они уже наедятся, шакалы!»
              Бедная женщина жалела, что не может бросить эти слова  прямо в лицо  «Химику» -  но, к сожалению, еще не раз придется ей видеть  это безжалостное лицо.
            Увидев опять  «настырную» больную, «Химик» с гримасой недовольства на  лице, бросила:
            -Что еще?
            Заикаясь от неловкости, больная стала говорить, что  доктор  забыла объяснить ей схему приема нового лекарства.
 И услышала, как та сквозь зубы цедит:
            -Пять уколов, отдых через день!- И потащила свою ношу дальше, часто перекладывая   ее  из руки в руку.
              Только доехав  до своей остановки,  больная решила перечитать  назначение в выписке и опять увидела вместо своей  фамилию  «Беличенко». У нее  упало сердце: «Ну,  не возвращаться  же мне опять за тридевять земель! Что за бестолковщина, Господи, и зачем   мне  эти му-у-ки!», -  не выдержав  испытаний дня,   заплакала. Так она и тащилась по улице, глотая  слезы злости и бессилия.
               На следующий день с опаской, что и здесь ей не повезет,     появилась в районной поликлинике, где ей предстояло включить в список льготного отпуска лекарств  препарат, который был выписан на чужую фамилию. Но когда она объяснила, что произошло, все отнеслись к ней с пониманием и не стали отсылать ее  в диспансер.
                И женщина подумала: «Все-таки мир не без добрых людей, и таких, как «Химик» - не так уж  много!».
             Жизнь ее продолжалась...