В дождливый день

                «Дворники» елозят по лобовому стеклу, разделяя его на две половины: внизу, под двумя полукружьями, темно-серое мокрое шоссе, по обочинам -  красные на белом стрелки указателей извилистой дороги, темно-зеленые, нахохлившиеся сосны да ели. Ни верхушек деревьев, ни неба не видно: прячутся в верхней половине стекла, словно пергаментом затянутой дождевыми каплями. 
                Настроение под стать погоде. Без особой причины: просто дождь. Что-то настырно рассказывает экскурсовод, не давая заснуть.
- Четырнадцатый век…
Ничего не отзывается в душе. Так давно, словно бы никогда и не было.
- Ольгерд - Великий князь Литовский, сын его Ягайло и брат Кейстут, Витовт…
Все это лишь слова, за которыми не видны люди. Какими они были?
Капли дождя прочерчивают полосы на немытых боковых стеклах автобуса. За окном – речка, пока еще зеленые откосы, но уже почерневшие голые стволы деревьев, маленькие домики, крытые шифером, в каждом – свои проблемы.

                После тридцати лет княжения Ольгерд удалился в монастырь. Попытки скрыть настигшую немощь - тщетны, в этой битве ему не суждено выйти победителем. Медленно опускается солнце, мрачнеет лес за окном монастырской кельи, словно кто-то сдергивает с него слой за слоем тончайшие восточные ткани, расшитые золотом, а вместе с уходящим светом укорачивается и остаток жизненного пути Великого князя.
- Приблизься, - сотрясаемый кашлем, Ольгерд зовет Кейстута, задержавшегося у дверей кельи и не имеющего сил ни уйти, ни остаться.
- Просьба к тебе. Последняя…
- Что ты, брат. Рано о последнем желании заговорил, - Кейстут отводит взгляд, не желая видеть, как изменила болезнь того, кто был опорой для друзей и умел держать в страхе врагов. Сухая кожа на обескровленном исхудавшем лице, глубоко провалившиеся выцветшие глаза, заострившийся нос.
- Ягайло на мое место, - с трудом выталкивает из себя слова Ольгерд.
Двенадцать сыновей у Ольгерда. Почему он выбрал не старшего сына от первой жены, Андрея Полоцкого, а именно этого, от второй?   В летописях чего только не пишут: и ленив Ягайло, и бесхарактерный, и к роскоши склонен… 
Что толку гадать, как могло бы все повернуться по-другому.
               
                В 1345 году Кейстут, взяв Вильно, посадил Ольгерда на Виленский престол: «Ты старший брат, тебе и быть великим князем, а я при тебе буду». Старший воздержан в забавах и питии, свободно владеет иностранными языками, «разумен и любомудр», как говорят летописи: не только силой - коварством земли завоевывает, увеличивая княжество. Младший - политик никудышный, но благороден и отважен. Обликом братья похожи: оба выше среднего роста, на обветренных лицах выделяются голубые глаза, густые светлые брови, у обоих в русой бороде и усах рано появившаяся седина.
                Тридцать лет сражались, расширяя свои владения: Ольгерд – на востоке воевал с московскими князьями, Кейстут на северо-западе бился с немцами. На тридцать первом - настало время перемен.
               
                Старшие сыновья Ольгерда Андрей и Дмитрий в гневе покинули дворец. Княжеский совет Гедиминовичей не поддержал их притязания. 
                Разгорающийся день солнечными лучами заглядывает в окна, играет с золотом и драгоценными камнями, украшающими массивный трон литовского государства, освещает нового Великого князя. Кейстут, поддержанный сыном Витовтом, исполнил последнюю волю брата, вручив его наследнику отцовский меч, великокняжескую шапку и набросив на плечи горностаевую мантию. 
Так было или по-другому, кто знает? Но досталось Ягайло мощное государство, простирающееся от Балтийского до Чёрного моря.

                Экскурсионный автобус, проехав по Брестскому шоссе, свернул на дорогу Барановичи – Гродно и остановился возле указателя на белорусском языке: «Сынкавiчы». По команде экскурсовода народ бойко вытряхнулся из автобуса. Цепочка странных людей под зонтиками потянулась к древнему… Хотелось написать храму, но уж очень то, что появилось перед глазами было непохоже на обычные православные храмы. Скорее крепость.
                Почему «странных»? На вопрос о том, что ищут люди в поездках за границу, исчерпывающе ответил Пушкин: «Ладно ль за морем, иль худо? И какое в свете чудо?». Но тут… в этой небольшой деревеньке из нескольких домов… Помолиться? Это можно сделать, не уезжая так далеко. Увидеть чудо? Но пока над всеми чудесами превалирует запах гниющего силоса, который не удается прибить даже дождю.
                Это понятно: рядом – четыре фермы, аромат которых и разносит колючий ветер, вырывающий из рук зонтики.
                А перед глазами приехавших - удивительное сооружение, в котором сплелись замковая, готическая и византийская церковная архитектуры.
                От готической крепости – восьмигранная башня, темно-красный кирпич фундамента, заложенные бойницы и угадывающийся силуэт замурованных кирпичом въездных ворот. Высокая двускатная крыша вписана в бездонное серое небо, фасад расчленен декоративными нишами на несколько ярусов. Каждый ярус отличается очертаниями, размерами. Это зрительно настолько облегчает массивное строение, что кажется вот-вот оторвется оно от земли под очередным порывом осеннего ветра.
У входа в храм табличка с надписью: «Памятник архитектуры конца XV – начала XVI века – церковь оборонного типа»
                Церковь не имеет аналогов в мире и считается шедевром архитектуры Беларуси.

                Разгоряченный охотой Ягайло направился в опочивальню. Мысленно он все еще мчался на коне за оленем, посмевшем ускакать в чащу, унося с собой стрелу, выпущенную князем, и снова переживал тот миг удовлетворения, который ощутил, настигнув непокорного красавца. Он опять был лучшим, первым. Ягайло с досадой поморщился, заметив открытую дверь в кабинет: «Забыл закрыть?» На полу какие-то щепки, стружки, листы бумаги…
                В кабинете сидел дядька.
«Нет, это уж слишком! Ворваться в мой кабинет!» - разъяренный Ягайло лицом к лицу столкнулся с не менее разъяренным Кейстутом:
- Что это?! – в лицо полетели княжеские грамоты, брошенные с такой силой, что печать одной из них разбила губу Ягайло.

                История быстро сдает свою колоду карт. Что для нее два – три года?  Взмах крыльев мотылька, неуловимый глазом. В жизни мгновенно передернутая умелым шулером карта делает друга врагом, врага – другом. Под влиянием ли матери, других советчиков, но спустя всего два года после восхождения на великокняжеский престол Ягайло вступил в тайные переговоры с крестоносцами, а еще через год без согласования с Кейстутом заключил перемирие с Ливонским орденом крестоносцев и тайный договор с великим магистром Тевтонского ордена. В договоре – отдельной строкой выделено: не оказывать военной помощи Кейстуту, «буде совершено на него нападение».

                Кейстута уважали даже враги. Дальний родственник, воевавший на стороне крестоносцев, незваным приехал в Троки, соскочил с коня, не глядя по сторонам прошагал в зал для приемов. Он и поведал Кейстуту о совершенном предательстве.
- Почему ты говоришь мне это?
Ответ прозвучал как взмах меча:
- Кто предал одного – предаст и другого.

                Витовт не поверил наговорам на двоюродного брата, еще бы: росли вместе, в речке купались, заслушивались рассказами об Александре Македонском, которые сказывала им на ночь мать Ягайло, княгиня Ульяна. Мечтали когда-нибудь, как и Александр, покорить весь мир.
                Но матерого волка поймать в западню не просто: жизнь научила быть недоверчивым. Воспользовавшись тем, что Ягайло направил свои войска к Полоцку, желая посадить там на княжеский престол младшего брата, Кейстут пришел в Вильно, где захватил и племянника, презревшего интересы государства ради собственной выгоды, и мать его, и договор с печатью княжеской да подписью, подтверждающий союз Ягайло с крестоносцами.
                По одним источникам Ягайло после этого просидел год в тюрьме, по другим сразу подписал документ, признавая Кейстута Великим князем Литовским. Как бы ни было, Ягайло был отпущен и даже получил во владение земли, оставленные ему отцом, Крево и Витебск.

                Камень и кирпич, конечно, долговечнее людей. Но ураганы страстей человеческих, бушующих на земле не минуют и их. Сынковичская Свято-Михайловская церковь пострадала от разрушительной силы страстей не меньше, чем от прокатившихся по ней жерновов времени.
                В Гродненских Епархиальных Ведомостях есть упоминание о редких древних иконах, украшающих иконостас церкви. Вывезли их в Россию в годы первой мировой войны или уничтожили униаты, владевшие храмом в 20-30 годах прошлого века – неизвестно. В 1993 году, когда возобновилась деятельность церкви, от древнего храма сохранились только стены.
                С 2004 года здесь несет послушание отец Арсений. Он и встретил группу экскурсантов, пригласив зайти внутрь храма, темпераментно описывая первое впечатление от встречи с этим шедевром архитектуры: проваленная крыша, цементный пол да стены, выкрашенные масляной краской. Плюс разрушенная ограда, территория, заросшая бурьяном и приход – три старушки.
               
                Денег, выделенных из республиканского бюджета, хватило на восстановление крыши. Следующими должны были ремонтироваться фасады. Как часто бывает, финансирование этого этапа внезапно начавшись, также внезапно закончилось. Рабочие уехали, оставив стены в лесах. Вот именно эту картину мы и увидели в 2008 году. Быстро сказка сказывается, да нескоро дело делается…

Продолжение см. http://www.proza.ru/2016/12/09/949

Иллюстрации: Сынковичская церковь; Великий Князь Кейстут (гравюра А. Пеньковского; Великий князь Ягайло (портрет Яна Матейко), Великий князь Витовт