Сын за отца

...За окном вагона время от  времени  тянулись и обрывались электрические нитки . Поезд пронизывал весеннюю ночь и время, но человек с ноутбуком на столике не замечал ничего. Уже дважды сменились попутчики в его купе, он машинально отвечал на их "здрасьте" и "прощайте", и даже не замечал, как опустошал прямо из горлышек терпкую "Пепси-колу".
То, что писал человек - было бомбой, а сам человек был корреспондентом "Нового  вестника" - ежедневной столичной газеты. Звали его Иваном Зыковым, а возвращался от из глубинки, после выполнения поначалу казавшегося заурядным редакционного задания.
 И вот теперь он возвращался. И от переполнивших чувств, от желания прокричать на весь мир о неслыханном ...
...он даже слова еще не подобрал - неслыханном - чём? Явлении? СлУчае? Злодеянии?...
 Впрочем, он мягко рассыпАл пальцы по клавишам, привычно очерчивал абзацы, менял подкрашенные слова, иногда  удалял и набирал заново разом по полстаницы.
 Работа шла. Работа кипела. Работа обещала успех и крупную журналистскую премию. Уже за полночь, за пару часов до прибытия в его Москву, статья была готова.
Называлась она "Сын за отца". Иван Зыков привычно скинул статью на флешку, сохранил её в "документах" и с удивлением обнаружил, что с вечера выдул семь бутылок "Пепси".
 В купе он был один. Решил прикорнуть, не раздеваясь. Но сон не шёл, недавние события столь выпукло рисовались за закрытыми  веками, что легче было лежать с открытыми глазами. Иван Зыков, как запись, снова и снова прогонял перед собой картинки поездки и начал понимать, что их них может сложиться добротная повесть.
 И когда он  потерял грань яви и сна, в купе появились два соседа. Вернее - сосед один - грузный, старый и очень больной человек. На нём как-то внатяжку сидела черная ряса с орденскими планками во всю левую строну , и соседка - девушка, почти девочка в черном до туфелек,  с белыми бровями и ресницами. Ветеран, крупный и сипящий, как паровоз, сел к окошку и овёл совиным взглядом купе.Если бы Ивана спросили, с чем бы он сравнил соседа - он сказал бы что с воздушным шаром, на котором едва сходится на одну пуговицу  нарисованный поверх него одяг. 
 Иван Зыков почувствовал, что в купе как-бы ворвалась часть общего праздничного настроя. Ветеран явно ехал на Парад , так ухожен и уверен он в себе был.
      Собственно, разговорились. Белобрысая помогла спутнику снять ботинки и растерла ему голени. Оказалось - зовут его отец Никифор, он старообрядческий священник поповского толка. Девушка не монашка, а внучатая племянница. Они едут в Москву по приглашению на празднества Дня победы, поскольку о. Никифор участник той самой Великой Отечественной войны.
 -Трудно было решиться ехать, - говорил священник, шумно дыша и редко мигая. - У меня водянка, я в нынешнем году помру. Последняя возможность повидаться с однополчанами.
 -Разве остались такие? - переспросил Иван.
 -Да сколько нас осталось, - махнул рукой о. Никифор. - Я думаю - ветеранов нынче и на один полк не наберётся. Потому все мы, кто остались - однополчане.
 ...И вдруг Ивана пронзило. Это же сам Господь послал ему судию! Одно дело - самому сделать журналистскую бомбу. И совсем другое , если её взорвет настоящий ветеран. Иван загорелся и заторопился, ибо до Москвы оставалось совсем немного.
 -Батюшка, - попросил он. - Я вчера только общался с ветераном. Ну - или с ветераном. Там история подсудная, с подлогом. Я вот статью написал. Можно - вам прочту? Благословите, батюшка.
 О. Никифор зашипел и засвистел, отдуваясь, и попросил :
 -А своими словами нельзя? Статья - документ, да и зачем вам моё благословение, если она уже написана?
 -Так благословите напечатать!
 - Давайте своими словами. А там посмотрим. Дочка, - это он к девушке, - помоги мне лечь во весь хлыст, занеси ноги на постель.
 -Можно и своими словами, - согласился Иван Зыков. Он подождал, пока попутчик уляжется, и заговорил, упершись взглядом в огромный живот лежащего. - Пару лет назад в нашу газету пришло письмо от ветерана войны. Там была просьба разобраться, почему его обходят стороной все положенные по закону льготы. И адрес. И я по нему поехал.
 Живет ветеран на полузабытом хуторе, в своей старой хате, что сам и построил сразу после войны.Нынче с ним под одной крышей ещё и семидесятилетний сын с женой. Сын долго сидел, пенсии себе не добился. Это угрюмый бородатый старик, который выглядит старше отца.   Небольшое хозяйство, с которого семейство и кормится. В хате суровая икона без оклада и рушника, ружье вниз стволом на простенке. Сам  ветеран получает хорошую пенсию ,и собственно, жалоба его была на то, что в городе не дают отдельной ветеранской квартиры. Ну, я тогда подготовил разгромный материал. Гул пошел по всей стране, центральное телевидение подключилось. И дело двинулось - дали ветерану в районном городе отдельную благоустроенную квартиру.
 ..Ивану показалось, что о. Никифор заснул. Он перевел глаза на его голову. Священник глядел в потолок, и в глазах его читалось внимание.
 -А перед Днем Победы в этом году редактор мне и говорит: "Смотайтесь-ка, Иван Владимирович, по известному адресу. Давайте выдадим материал о том, как наш ветеран обустроился в новой квартире. Сфотографируйте его на фоне городского окошка, с орденами. И чтобы 9 Мая на первую полосу, как пример заботы Родины о солдатах Победы!"
 Ну - я поехал. Нашел городскую квартиру. Она закрыта. Соседи подтвердили: "Да, живет здесь ветеран Антон Демьянович. Но бывает редко. Сетует, что в квартире прохладно, и потому почти всё время остается у сына на хуторе".
 Я - на хутор. Всё Чин-Чином. Встретили меня Антон  Демьянович и невестка. Оказалось - бука-сын умер еще прошлой осенью.
 Ну , я записываю, что нового в жизни у ветерана, прошу его надеть китель с орденами и съездить со мной на городскую квартиру , чтоб сделать фото.
 Но чем больше пытаюсь разговорить хозяев, тем глуше они от меня закрываются. И сам ветеран словно память потерял. В прошлом году помнил имена всех командиров и номера частей, в составе которых воевал. А тут на все вопросы в ответ "Бур-бур. Старый я, ничего не помню".
 И невестка глаза прячет.
 Чувствую - норовят хозяева меня выставить. Я цепляюсь за возможность остаться. Хожу вдоль стенки, где висят старые фамильные фотографии. На одной из них - два колхозника у комбайна "Коммунар". Оба крепкие, загорелые, белозубые.
 -Братья-близнецы? - спрашиваю невестку.
 -Так это же Антон Демьянович с сыном. Они на одном комбайне много лет работали.
 И на эти её слова ветеран так тяжело глянул на хозяйку, что я вдруг...
 ...до озноба, до холода вдоль всего позвоночника понял, почему я тут лишний.
Я схватил куртку, едва попадая в рукава, прижал под мышки ноутбук и выскочил на улицу. Я хватал воздух, как выброшенная на берег рыба и не удивился бы, если бы мне выстрелили в спину или всадили оттуда нож.
 ПотОм я нашел участкового,обслуживающего вымерший хутор,в городе пообщался с военкомом, зашёл в Совет ветеранов.
 К ветерану войны Антону Демьяновичу ни у кого из них вопросов не было.
 Признаться - меня подмывало открыть им глаза. Но червячок честолюбия заставил молчать. Я решил не открывать тайны ветерана на родине, а рвануть бомбу в газете. Вот и написал статью под заголовком "Сын за отца". Благословите?
 О. Никифор дышал так, что волна  прокатавлась по его телу от головы до ступней. Казалось, он колышит своим телом весь вагон. Молчание его затянулось, и журналист подумал, что священник ничего из рассказа не понял.
 Но о. Никифор скинул ноги , сел за столик и тяжко обрушил на него грудь и руки:
 -Вы хотите сказать, что сын выдает себя за умершего ветерана?
 Иван молчал.
 -И вам надо, чтобы я благословил вашу статью? То есть - помог разоблачить преступника?
 Иван молчал.
 -Так вот что я скажу на это. - О. Никифор пристально глянул в глаза журналисту: "Не судите, да не судимы будете". Вот вы говорите - хутор умер. Там  и остались только двое несчастных стариков. В их лице, можно сказать, Россия заявляет там своё присутствие. Они всю жизнь сводили концы с концами. Он сидел, она колхозную пенсию получает. У них общий доход - пятая часть пенсии ветерана. Ну - взорвёте вы свою бомбу. Кому будет лучше? Старикам это смерть. Участкового, прозевавшего подмену покойника - выгонят. Накажут военкома, главу района.
 А главное - Россия уже не будет присутствовать на старом хуторе. И она ничуть не разбогатеет, если перестанет платить семье сына пенсию их отца.Будь моя воля - и я бы свою пенсию перевёл на эту девочку. Жаль только, что мы  разительно непохожи.
 Если разобраться, - продолжил о. Никифор уже с неким напором, - эта бомба нужна только вам и вашей газете. Но тут, полагаю, вы вполне обойдетесь без моего благословения.
 -Так вы предлагаете...покрыть неправду? - переспросил Иван Зыков. - А как же "не в силе Бог, а в правде"?
 - А вы в проступке сына Антона Демьяновича усмотрели силу? А мне кажется - это от безысходности. Если уж возвращаться к Евангелию, то тут  уместнее слова : "И сила моя совершается в немощи".
 ...Поезд дернулся, и всей мощной горой тела  дернулся священник. Под вагоном заскрипело, и всех потянуло к передней стенке. Состав начал тормозить.
 Москва.
 Иван Зыков повозился в ноутбуке. Достал из кармашка флешку и протянул батюшке:
 -Тут моя статья,отец Никифор. Примите от соблазна . Я её и в компьютере стёр.
 - А редактору чем отчитаетесь?
 - Новую напишу. Обозначу присутствие России на забытых хуторах.
 ...Ветерана на мокром  вокзале встречала толпа волонтёров с плакатами. О. Никитфора и его спутницу, раскрыв над ними зонтики,  прияли молодые люди, заботливо усадили в микроавтобус.
 Ивана Зыкова не встречал никто. Он ступил на вымытый майским дождём перрон и прикрыл голову ноутбуком. Он шагал по лужицам, как новорожденный, ибо в голове его было совершенно пусто.
 Голова была свободна для чего-то огромного и хорошего.