Сирийские рассказы

Богатыри
Общественные и частные здания сирийского города Алеппо, горящие и задыхающиеся в дыму пожаров боев, сопротивляясь ожесточенно игиловским бандитам, сражались словно былинные чудо-богатыри, отстаивая в сметающей все кровавой битве, свое право на жизнь.
Здание, накрытое залпом тяжелых игиловских орудий и минометов, погибало в такой же агонии, что и пальма, подрубленная неумелым сборщиком фиников, кренясь и падая в хаосе своих бетонных обломков.
В бесконечной, тяжкой, монотонной и многодневной битве за Алеппо, многие здания этого города были действительно достойны того, чтобы их называли гордый изящными восточными именами, какие носят, к примеру, сказочные герои арабских сказок.
Убитые боевики ИГИЛ (запрещённая в России организация), валялись на верхнем этаже дома уже несколько суток, но убрать их было некогда, да и некому.
          Мустафа Джевад лежал у пулемета и строчил короткими очередями, экономя патроны, вдоль вытянувшейся перед домом улицы. Бурхан Самгуг, Дамир Асад и Вахид Хамди прицельно стреляли по игиловским автоматчикам обосновавшимся на этажах соседних зданий. Рамиз Амин сидел у разбитой взрывом трубы тандыра и снаряжал пустые пулеметные диски и автоматные магазины.
Нога у него была сильно ранена, поэтому Рамиз сидел, опершись о стену, и заряжал, хотя, говоря честно, ему нужно было лежать и кричать от боли раздиравшей рану.
Еще один раненый был не то без сознания, не то уже просто умер.
Сквозь разодранную, растерзанную взрывами крышу, острый, секущий лицо ветер задувал на верхний этаж песок близкой горячей пустыни. И тогда Рамиз, собрав в кулак всю свою волю к победе и к самой жизни, ползал, собирал в этом песке рассыпанные патроны в свой котелок, рассортировывал и складывал их кучками, после чего, нацедив воды из все еще сочившегося водопроводного крана, отдавал Мустафе воду и влажые тряпки для охлаждения раскаленного в знойном воздухе пулемета.
От разного рода пробоин в крыше на верхнем этаже, с каждым новым попаданием вражеского снаряда становилось все светлее и светлее.
Штурмовая группа Мустафы Джевада захватила это здание четверо суток тому назад внезапным, удачным и дерзким броском. И в то время, как на первом этаже шел рукопашный бой с игиловским расчетом замаскированной там тяжелой противотанковой пушки, четверо солдат штурмовой группы – двое по пожарной лестнице, двое по водосточным трубам – забрались на верхний этаж и одним броском уничтожили засевших там игиловских автоматчиков.
Здание было взято практически бескровно.
Кто воевал, конечно же имеет опыт активных боевых действий, и ему наверное знакомо ни с чем несравненное чувство победы над беспощадным врагом. Кто испытал наслаждение чувством подобной победы, тот знает не по рассказам, как оно безмерно всеохватывающе.
 Джевада просто разрывало от гордости за удачно проведенный бой, и потому обратился к своим солдатам так:
- Братья, я так думаю, что это вот здание, которое мы освободили от кровавых бандитов, не просто жилой дом. – Мустафа хотел еще сказать, что это здание очень важно в тактическом отношении для идущих следом подразделений сирийской правительственной армии, так как оно господствует над окружающей местностью, но подобные слова показались ему слишком приземленными. Он искал других подходящих слов – и торжественных и возвышенных одновременно. И он нашел такие слова. – Я так себе мыслю, что это здание историческое, - только и сумел высказать свои чувства Мустафа  Джевад, обводя восторженным взглядом выщербленные, искромсанные пулями и осколками стены.
Вахид Хамди ответил ему в тон:
- Заявляю, во имя Аллаха милосердного, что мы будем достойны того человека, который здесь жил когда-то.
Бурхан Самгуг произнёс, едва шевеля сухими губами:
- Ну что ж, от имени всех нас заявляю, что мы будем сражаться так, чтобы держаться за каждый камень, каждый уголок этого здания.
Дамир Асад, помолчав добавил:
- Клянусь бородой Пророка, что мне лично, честно говоря, очень приятно, что это здание необыкновенное, историческое.
А Рамиз – у него нога тогда еще была целая – наклонился, молча поднял с полу какую-то покореженную взрывом кастрюлю и бережно поставил ее на окно.
Озверевшие от потерь игиловцы не хотели отдавать это здание без боя. К рассвету они оттеснили штурмовую группу солдат сирийской армии на второй этаж; на вторые сутки бой шел уже на третьем этаже, и когда солдаты были уже на верхнем этаже, Мустафа Джевад отдал приказ окружить и уничтожить кровавых игиловских бандитов.
Четверо его аскеров спустились с верхнего этажа, с четырех сторон здания, на землю и ворвались на первый этаж. Джевад, с тремя своими солдатами взяли лежавшее на верхнем этаже, из лежки пулеметчиков сено смешанное с паклей, зажгли его и с пылающими охапками в руках бросились вниз по лестнице.
Горящие снопы и бегущие с криками люди вызвали у бандитов замешательство. И этого, такого незначительного, пустячного мига оказалось вполне достаточно для того, чтобы среди бандитов взорвалась похожая на лимон граната, дающая несколько тысяч жалящих и рвущих живую плоть смертельных осколков.
Мустафа оставил у игиловской противотанковой пушки, захваченной его бойцами, Дамира Асада и Бурхана Самгуга, а сам с двумя солдатами вернулся на верхний этаж к тяжелому пулемету и терпеливо ждущим помощи раненым.
Внезапно, игиловский танк, спрятавшись за угол соседнего здания, стал бить зажигательными снарядами. На верхнем, пятом этаже, начался пожар.
Мустафа приказал перенести раненых солдат сначала на четвертый этаж, потом на третий. Но и с третьего этажа его солдатам пришлось так же уйти, потому что под ногами стали проваливаться разбитые взрывами плиты межэтажного перекрытия.
На первом этаже здания, Дамир и Бурхан, подкатив пушку к дверям, били по вражескому танку. Танк после каждого выстрела скрывался за угол соседнего здания, и попасть в него было довольно сложно. Тогда Рамиз Амин, стоявший у окна на одной ноге, и стрелявший из автомата по пытавшимся прорваться игиловским бандитам, прекратил стрельбу, сел на пол и сказал, что он больше не может терпеть такого вероломства, а потому сейчас поползет и взорвет к шайтану этот чертов танк.
Мустафа, улыбнувшись ему, ответил:
- Если ты, брат, ошалел от боли, то потерпи, остынь, потому что нам этого от тебя не надо.
- Да нет, командир, я не ошалел, - с решительной злостью произнес Рамиз, - просто  мне ужасно обидно, как этот шайтан, сын шайтана, бьет по нам из-за угла с таким коварством.
- Ну, это, конечно, меняет дело, - согласился Мустафа Джевад. – В этом случае, я не стану тебя удерживать: иди и уничтожь его.
- Смешно. Мне-то ведь идти не на чем, - смущенно поправил его Рамиз.
- Да знаю я, - примирительно ответил Мустафа, - ты уж не сердись, брат, я просто  обмолвился.
И отошел в угол, где лежали в ряд тяжелые противотанковые гранаты. Выбрал одну, вернулся, но не отдал ее Рамизу, а стал тщательно протирать ветошью.
- Да не тяни ты резину, - сказал Амин, протянув руку. - Может, к ней еще и конфетку привязать?
Мустафа переложил гранату в правую руку и подумав ответил:
- Нет. Просто я думаю, что лучше я сам пойду: подарю танку свой гостинец.
- Это можно, - тихо, но твердо сказал Рамиз Амин, - только мне, как ни прикидывай, на одной ноге стоять и больно и неудобно.
- Ну так ты лежи и не суетись.
- Да я бы так и сделал, но когда над ухом строчит твой пулемет, меня это раздражает. - И с этими словами, улыбнувшись, Рамиз осторожно взял из руки Мустафы противотанковую гранату.
- Обопрись на меня: я тебя хоть до дверей доведу.
- Отпускай, - требовательно произнес Рамиз, - дальше я сам. - И удивленно спросил: Ты зачем меня обнимаешь? Что я тебе, жена или уже покойник? – И со двора крикнул: - Вы тут без меня весь НЗ не съешьте. Иначе, если угощения не приготовите, к вам не вернусь.
Резкая вспышка ствола орудия игиловского танка осветила песок, розово-красный от отблесков пламени горящего здания, и фигурку солдата, распластанного на горячем песке.
Потолок сотрясался от ударов падающих где-то наверху, прогоревших от напалма,  балок перекрытия. Скрытый в темноте дым выедал глаза, горькой ядовитой смесью проникал в ноздри, забирался в рот, в легкие.
На перилах лестницы показался огонь. Он, будто кошка, крадучись сползал вниз.
Мустафа Джевад подошел к Дамиру Асаду и сказал:
- Возьми прицел чуть повыше, целься в башню, чтобы Рамиза не задеть.
- Ясное дело, - тихо ответил Дамир. После чего, не отрываясь от прицела панорамы, добавил: - Плакать хочется: какой он все же молодец! И какие высокие слова говорил!
- Сейчас враги плакать будут, - сказал Мустафа, - он им даст прикурить, от подарочка, полной мерой.
Как рассказать, с каким звуком разрывается снаряд, когда взрывается в паре шагов от тебя? Падая, Мустафа ощутил, что голова его буквально лопается от оглушительного звука разрыва, а потом от удара, и все вокруг вдруг окрасилось красным, пронзительным светом нестерпимой боли.
Снаряд танка угодил под самый ствол пушки, отбросил ее, и пушечный ствол пробил межкомнатную перегородку. Из разбитого амортизатора пушки потекло масло и тотчас воспламенилось.
Дамир Асад, хватаясь за стену, с трудом поднялся с пола, попробовал поднять свою раненую руку правой рукой, затем подошел к стоящей на полу пальме, выдрал её из вазона и комлем, облепленным землей, начал медленно сбивать пламя с горящего масла.
Мустафа Джевад сидел на полу, держась руками за голову, и раскачивался. Но вдруг встал, и шатаясь, направился к выходу из здания.
- Куда ты? – недоуменно спросил Дамир.
- Пить, - простонал Мустафа.
Дамир поднял с пола котелок; на дне плескалось немного воды.
- На вот, пей, - протянул его Мустафе.
Но Мустафа не стал пить, он нашёл свою форменку, вылил в нее воду из котелка и медленно надел себе на голову.
- Сними, - только и сказал Дамир. - Голову застудишь. Инвалидом на всю жизнь можешь стать.
- А взрыв был?
Дамир, держа в зубах конец бинта, сосредоточенно обматывал им свою руку и молчал. Закончив перевязку сказал:
- Мне гранаты приготовьте, а то я не управляюсь с одной-то рукой.
- Ответь мне: Подорвал он танк? - снова спросил Мустафа.
- Меня так шарахнуло, что ничего не слышу, - сказал Дамир. - Из уха вот, кровь течет.
- А я как пьяный, хотя совершенно не пью - сказал Мустафа. - Меня сейчас вырвет, - и опустился на пол. Когда же поднял голову, то увидел рядом Рамиза и не удивился, а только устало спросил: - Жив?
- Жив, - кивнул Рамиз. – Ничего, если я немного полежу, можно, командир?
- Конечно можно, - тихо произнес Мустафа и попытался встать.
Дамир положил автомат на подоконник и, присев на корточки, экономно стрелял короткими очередями. Ствол автомата дробно постукивал по подоконнику при каждой очереди, потому что Дамир держал автомат одной рукой, но потом оперся магазином о край подоконника, и автомат перестал прыгать и стучать.
Мустафа взял Дамира за плечо и крикнул в ухо:
- Ты меня слышишь?
Дамир кивнул головой.
- Иди к раненым, - сказал Мустафа.
- Я не умею за ними ухаживать, - возразил Дамир.
- Иди, - повторил Мустафа.
- Командир, но они все равно без сознания.
Мустафа приказал Бурхану сложить мебель, разбитый холодильник, плиту, и все что есть, притащить и разместить у окон и двери удерживаемого ими здания.
- Разве такой баррикадой от этих шакалов прикроешься? - спросил Бурхан.
- Действуйте, - резко выдохнул в ответ Мустафа Джевад, - выполняйте приказание.
Когда баррикада была готова, Мустафа взял бутылку с зажигательной смесью, «коктейль Молотова», и хотел разбить ее об угол лежащего шкафа. Но Бурхан Самгуг удержал его:
- Бутылку жалко.  Разреши, командир, я своей разгрузкой. Только в масле намочу.
Когда баррикада загорелась, к Джеваду подошел Вахид Хамди:
- Командир, простите меня за мое малодушие, но я больше не могу. Разрешите, я на этих шакалов кинусь.
- Что вы не можете? - спросил Мустафа.
- Ну вот это все терпеть, - Хамди кивнул на пламя.
- Вы что, не поняли, что ли? Я нам всем хочу дать передохнуть. Бандиты увидят огонь, подумают, что нам всем тут конец – утихнут, - рассердившись, громко сказал, почти крикнул Джевад.
- Так вы для отвода глаз? - спросил Вахид и понимающе рассмеялся.
- Ну да. Для обмана, - ответил Мустафа Джевад глухо.
А дышать было уже нечем. Бушлаты, взятые с собой, стали горячими, и от них воняло паленым.
Пламя выгибалось змеей и лизало стены здания, высунувшись словно кобра с первого этажа. И когда налетали резкие порывы ветра, куски огня, похожие на красные тряпки, уносило в песчанную темноту.
Игиловские бандиты были уверены, что с защитниками этого здания покончено, и расположились за каменным фундаментом ажурной решётки забора, окружавшей здание.
Вдруг из окон горящего здания, разрывая колеблющийся занавес огня, выскочили четверо и бросились на бандитов. Бурхан Самгуг догнал одного у самой калитки и стукнул его по голове бутылкой с «коктейлем Молотова». Пылая, игиловец бежал еще какое-то время, но скоро упал. А Самгуг упал на песок и стал кататься по нему, чтобы погасить попавшие на одежду брызги горючей жидкости.
Лежа у захваченного у бандитов пулемёта, Вахид произнес, обернувшись к Мустафе:
- Мне, судя по всему, в мозги дым от пожара набился, совсем моя голова стала плохая!
- В мозг дым попасть не может, это сказки, - ответил тот.
На улицу выбрался Дамир, поддерживая здоровой рукой Рамиза.
- Ты зачем его привел? - крикнул через плечо Мустафа Джевад.
- Он уже поправился, - тихо сказал Дамир. – Теперь он у меня за второго номера будет. Нам все равно лежать, а на открытом воздухе все получше будет.
И снова под натиском бандитов защитники были вынуждены уйти в выгоревшее здание. На месте пола зияла яма, полная теплых обломков. Солдаты встали у оконных амбразур на горячие балки перекрытия и продолжали сосредоточенно вести огонь.
Шли уже пятые сутки боя. И когда Вахид Хамди протянул жалобно, ни к кому не обращаясь: "Я не ранен, но если не засну, то умру прямо сейчас", никто не удивился этим словам. Слишком все были измождены.
Когда же Рамиз произнес: "Я ранен, нога болит, но спать не могу", то никто тоже не удивился.
Дамир Асад, которому было очень холодно из-за большой потери крови, прошептал, стуча зубами:
- Здесь печь хорошая. Настоящий тандыр был. И было здесь всегда тепло и вкусно пахло хлебом.
- Мало ли что здесь было, - произнёс задумчиво Бурхан Самгуг.
- Раз это здание историческое, его все равно восстановят, - сердито бросил Вахид. - Пожар значения не имеет, были бы стены целы.
- Да спи ты, - сказал Рамиз улыбнувшись, - а то еще помрешь. А историческое оно или какое иное - держись, пока наши не подойдут.
- Это точно, - поддержал его Мустафа.
- Я приказы не обсуждаю, - обиделся Вахид. - Просто говорю, что мне лично приятно, раз это такое своеобразное здание.
Пять раз бандиты пытались выбить защитников из этого здания и все пять раз несли потери и откатывались назад.
Последний раз игиловцам все же удалось ворваться внутрь. И тогда солдаты били их в темноте обломками бетона и кирпича. Не видя вспышек от выстрелов, озверевшие игиловцы не знали, куда им стрелять. Но когда затем бандиты выскочили наружу, в окне внезапно поднялся в полный рост человек. Держа в одной руке автомат, он стрелял из него, как из пистолета, одиночными выстрелами. И когда он упал, на его место поднялся другой человек. Этот человек стоял на одной ноге, опираясь рукой о карниз, и тоже стрелял из автомата, как из пистолета, держа в одной руке.
Лишь с рассветом правительственные армейские части заняли восточную часть Алеппо.
Мягко шелестел пылью и дымом густой, невесомый, почти теплый ветер. С ласковой нежностью он сносил дым пожарищ и тот укрывал собой черные, покалеченные здания.
По улице прошли танки правительственных войск. На броне их сидели солдаты-десантники в маскхалатах, похожие на сказочных львов.
За ними, прижимаясь к стенам, мягко бежали пулеметчики. Солдаты тащили за собой маленькие тележки. Пулеметы на них были прикрыты маскировочными сетями.
Затем пошли самоходки и тягачи, и артиллерийские орудия, которые они тащили за собой, кивали своими длинными стволами, словно кланяясь этим разбитым и сожженным в боях зданиям.
А на каменном фундаменте забора, окружавшего обгоревшее здание, сидели три солдата. Они были в обгорелой, черной, изорванной одежде, лица их были измождены, глаза закрыты. Они сидели зарокинув головы. И спали глубоким сном уставших труженников. Двое других лежали прямо на теплом песке, глаза их были открыты, а в глазах стояла боль ранения.
Когда показалась санлетучка, солдат, лежавший на песке, потянул за ногу одного из тех, кто сидел и спал. Спящий проснулся и неверной походкой вышел на дорогу, поднял руку, остановил машину. Санлетучка подъехала к забору. Вышедшие санитары положили на носилки сначала тех, кто лежал на песке, потом хотели укладывать тех, кто сидел у забора запрокинув голову, с закрытыми глазами. Но Мустафа Джевад - это он останавливал машину - сказал санитару:
- Дорогой брат! Этих двух не трогайте.
- Почему, брат? - спросил санитар.
- Они целые. Просто сильно устали, им спать хочется.
Мустафа взял у санитара три сигареты. Одну закурил сам, а две оставшиеся вложил в вялые губы спящих. Потом, повернувшись к водителю санитарной машины, попросил:
- Брат! Ты их, пожалуйста, аккуратно вези: знаешь, какие это люди!
- Понятно, брат - сказал водитель. Потом кивнул на здание и спросил: - Отсюда?
- Так и есть.
- Так мы о вашей храбрости уже наслышаны. Приятно познакомиться, братья.
- Ладно, - ответил Мустафа. - Давай не задерживай.
Мустафа долго расталкивал спящих. Вахиду Хамди он даже потер нос. Но Вахид все пытался вырваться из его рук и улечься на песок здесь, прямо у забора.
Потом они пошли, и падали темные дымные хлопья пожарищ, а они проходили мимо зданий, таких же опаленных, как и то, которое они защищали. Многие из этих зданий были достойны того, чтобы их окрестили гордыми именами, какие носят сказочные герои - богатыри, например: "Лев пустыни", "Дерзкий", "Отважный" или - чем плохо? Именами героев- защитников: "Рамиз Амин", "Мустафа Джевад", "Вахид Хамди". Ведь это тоже гордые, геройские, имена.
Что же касается Вахида, то он, внезапно увидев женщину-беженку в шапке, с тяжелым мешком в руках, подошел к ней и, стараясь быть вежливым и учтивым, спросил мягким голосом:
- Салам алейкум, сестра! Будьте любезны. Вы местная?
- Алейкум салам! Местная, - сказала та, прикрывая лицо и смущенно глядя на Вахида веселыми глазами.
- Разрешите узнать, кто жил в этом здании? - И Вахид показал рукой на здание, которое защищали солдаты.
- Жильцы здесь жили, - ответила женщина.
- А какие это были люди? - спросил Вахид.
- Вполне себе обычные люди.
- А это здание старинное? – протянул с надеждой Вахид Хамди.
- Если бы старинное, тогда было бы не жалко, - сокрушенно взмахнула рукой женщина. Совсем недавно, перед этой самой войной построили. Такой красивый дом был! - И вдруг, бросив на землю узел, она выпрямилась и заплакав, запричитала: - Да, дорогой брат, да что же я с тобой про какое-то здание разговариваю, позволь мне я тебя обниму! Храни тебя Аллах!
Когда Вахид догнал товарищей, Мустафа спросил его:
- Что, знакомую встретил?
- Нет, просто поинтересовался одним вопросом...
Падал пепел, легкий, тёплый и невесомый, и этим троим солдатам очень хотелось лечь, скорее даже упасть, на шелестящий под ногами жёлтый, мягкий песок - спать, просто закрыть глаза и спать. Но они всё шли и шли туда, на окраину города, где еще стучали автоматы и пулемёты, и мерно и глухо выдыхали орудия. Туда, где ещё продолжался новый бой.