Каменный век. Борьба за женщин. 8 глава

8   

     Как и предполагала Большелобая, благодаря ее большому влиянию на Ловчее Рыси ей удалось взять в свои руки всю власть в племени. По сути, выражаясь современным языком, должность вожака сделалась лишь номинальной. Вернее ее было бы теперь назвать должностью главного охотника . Охота осталась единственной сферой жизни племени, на которую влияние Большелобой мало распространялось. Сделавшись главной женщиной клана, она обрела неограниченную власть над его женщинами. Если хотела, то и мужчины выполняли ее повеления, подчиняясь Ловчее Рыси. Тот, как и желала, уступил ей право дележа охотничьей добычи. Причем сделал это охотно, с радостью освободив себя от этой сложной для него обязанности. Большелобой она была отнюдь не в тягость, даже приятной и любимой. Долгое время главная женщина племени сохраняла за собой исключительное право на дележ охотничьей добычи. Как только стала заниматься этим, авторитет ее сразу сделался огромным.

     Поначалу жена нового вожака старалась быть справедливой. Так, наделяя соплеменников порциями мяса, в основном брала в расчет размеры получателя: большому давала больше, маленькому – меньше. Не обделяла даже своих прежних самых отъявленных врагинь, чем не мало удивила их и обрадовала.

    Поначалу у Большелобой, и правда, не было никаких намерений мстить. Она желала лишь восторжествовать над своими обидчицами, имея в виду, как говорилось выше, лишь заставить их пожалеть, что столько досаждали ей презрением и мелкими кознями, которые, надобно заметить, были ничто в сравнении с теми кознями, какие чинили друг другу первые соплеменницы Большелобой. Слова «восторжествовать» еще не было в языке Племени горного барса. Она вспоминала это подзабытое слово, хотя уже почти отвыкла даже думать на родном языке.

     Большелобая обладала преимущественно добрым нравом: положительные черты в ее характере преобладали над отрицательными. Все же отрицательные были, но под влиянием хороших черт мало какие проявлялись. Однако, как известно, власть портит человека. Это произошло и с Большелобой. Со временем дурные врожденные наклонности все более стали руководить ее помыслами и поступками. Они дали волю и желанию мести, силу которой ее бывшие обидчицы испытали на себе в полной мере. Большелобая обделяла их и при дележе охотничьей добычи, и при распределении одежды, заниматься чем как главная женщина племени имела исключительное право.  Месть ее не исчерпывалась этим. Она обрушила на соплеменниц всю сокрушительную мощь коварных козней, на какие способны только люди современного типа. Неандертальские женщины перед ними были также беззащитны, как ягнята перед волком. Правда, нельзя сказать, что они не были привычны к разного рода конфликтам, столь обычным в женской среде. Еще как были. Но никогда им не приходилось сталкиваться с изощренной изобретательностью злого ума. Прежние их раздоры в сравнении с теми, которые посеяла среди них чужеземка, были, пожалуй, не более ужасны, чем детские ссоры в песочнице.

     Большелобая действовала исподтишка. Например, она доверительно сообщала какой-нибудь женщине, что такая-то соплеменница, допустим, Гибкая Еошка проговорилась ей о том, что собирается соблазнить ее мужа. Обманутая женщина, даже не пытаясь получить от Гибкой Кошки какие-либо заверения в отсутствии подобных намерений, с лютой яростью ревности бросалась на нее с кулаками, готовая выцарапать глаза и перегрызть горло.  Чаще же всего Большелобая клеветала не сама, а подговаривала это делать надежных наперсниц, расплачиваясь с ними при дележе охотничьей добычи особенно хорошими порциями. Впрочем, вызвать драку между соплеменницами Большелобой не составляло труда и без использования таких сильных средств, как лживые доносы о намерении соблазнить чужого мужа: достаточно было даже какой-нибудь женщине просто сказать, что другая, то есть одна из тех, кого Большелобая изводила своей местью, назвала ее за глаза дурой.  Порой Большелобая, улучив момент, когда в пещере никого не было, нарочно перекладывала подстилки соплеменниц. Женщина, неожиданно обнаружив на своем законном месте подле ее мужа чужую подстилку и легко определив по запаху кому она принадлежит, долго не раздумывая, бросалась в пылу ревности на ничего не подозревающую и не понимающую, чем вызвано внезапное нападение, хозяйку переложенной подстилки. Ничего подобного Большелобая не могла себе позволить раньше, до того, как обрела надежное главенствующее положение в племени, хотя мысли отомстить обидчицам не раз появлялись у нее и в то время. Но тогда она боялась разоблачения, грозившего ей жесточайшей расправой в отсутствие Лежащего Зубра, а отсутствовал он большую часть времени, пропадая на охоте. Ей бы пришлось иметь дело не с пятью-шестью противницами, как в тот раз, когда подралась на сборе хвороста, а с десятками ненавидящих ее по-звериному сильных и свирепых женщин. Теперь она никого не боялась. Напротив, теперь многие боялись ее.


   
     Лежащий Зубр шел густым широколиственным лесом, пробираясь через буреломы, обходя скалы, горы, поднимаясь на холмы, спускаясь в лощины, где даже днем в чаще было сумрачно, как вечером. Никогда еще Лежащий Зубр не бывал в таком большом широколиственном лесу. И деревьев многих, которые росли здесь, тоже никогда еще не видел. Спереди доносился какой-то странный незнакомый ему звук. Что это за звук? То ли шелест, то ли шорох, то ли рокот. Мерное, неумолкающее, приятное слуху звучание нарастало, приближалось, но нарастало и чувство тревоги от ожидания встречи с чем-то неизведанным. Тем не менее Лежащий Зубр продолжал идти вперед, потому что постоянно помнил о цели своего пути.
 
     Вот он снова начал подниматься из низины. По мере подъема по склону деревья и подлесок редели и становилось светлее, а странный шум делался все громче. Когда глаза уже были выше верхней кромки возвышенности, на которую всходил, Лежащий Зубр увидел между стволами деревьев такое зрелище, какого еще не видывал, и, увидев которое, застыл на месте, пораженный. Нет, он был даже не поражен – он был потрясен увиденным: не охватное для взгляда, голубое, синее пространство открылось ему. Он внутренне ахнул и воскликнул мысленно: «Что это?! Так это же… это же Большая вода! Это же и есть Большая вода!» Он сделал еще несколько шагов и окончательно взошел на крутой высокий берег моря. Перед ним действительно расстилалось море, уходящее к горизонту. «А где же другой берег? Другого берега нет! – поразился охотник. – Значит…, значит, здесь конец мира? Да, здесь конец мира…. А там дальше все вода, вода… Как много воды!» Потом он подумал с радостным волнением: «Лежащий Зубр дошел, дошел до Большой воды. Все-таки дошел!» Он глядел с волнением на необъятную синюю равнину, на которой словно вспыхивали, появляясь, белые пенные гребни волн. Он с удивлением смотрел как рождаются волны. Никогда он не видел таких больших волн. Он догадался, что странный звук производят именно они, производят своим неустанным движением. У него под ногами глухо рокотал прибой. Теперь этот звук не вызывал тревогу в душе, а, напротив, действовал успокаивающе. Продолжая поражаться, восхищаться зрелищем грандиозной стихии, человек смотрел вправо, смотрел влево и видел бесчисленные ряды синих волн, набегающие на скалистый берег, вдоль которого шла бесконечная изломанная белая линия пены. Справа эта линия в шагах пятистах отсюда прерывалась за скалой и вновь появлялась приблизительно через такое же расстояние. Лежащий Зубр знал, что где ее нет, там вливается в Большую воду Большая река. Дельту реки загораживало от взгляда нагромождение скал.

     Лежащий Зубр спустился к морю. Вошел по колено в воду, принимая холодные, бодрящие толчки набегающих волн. Взял в ладони воду, хотел напиться, но сплюнул с отвращением, испуганно, пораженный неожиданным горько-соленым вкусом.

     Долго глядел с восхищением на бескрайнюю, мерно шумящую водную пустыню. И вид ее действовал умиротворяюще. Лежащему Зубру море представлялось живым сверхгигантским существом, казалось, что оно, это существо, не враждебно, а благородно-снисходительно к человеку в своей непостижимой богатырской мощи. Впечатление было настолько сильным, что он на некоторое время даже забыл об опасности нападения хищников, о чем в продолжение своего долгого одинокого пути привык помнить постоянно.

     Потом шел по отмели и, чувствуя легкие ласковые прикосновения набегающих и ослабевающих у его ног волн, думал, что сегодня, наверное, произошло самое удивительное событие в его жизни – встреча с морем, что соплеменники вряд ли поверят его рассказу об увиденном сейчас. Ему по-прежнему не верилось, что удалось дойти до Большой воды. Он шел сюда много дней, едва не погиб в борьбе с хищниками. Но все-таки дошел!

     Читатель, наверное, догадался, что мы описываем путешествие Лежащего Зубра, предшествовавшее началу нашего повествования, путешествие, из которого он вернулся с Большелобой. Это необходимо описать, чтобы прояснить многое в нашем рассказе.

     При определении маршрута у него было только два ориентира – Большая река и Большая вода. До Большой реки шел девять дней, а потом шел вдоль ее берега до сюда столько дней, сколько сосчитать не умел. Конечно, если бы не приходилось много охотиться по пути, чтобы прокормиться, дошел бы гораздо быстрее.
 
     Он знал, что здесь должно жить одно племя. Чтобы найти его и отправился в такой дальний путь. Но была и другая, еще более важная задача… Однако где оно, то племя?! Пока он не заметил ничего, что напоминало бы о близком присутствии людей.

     Пять дней ушло у Лежащего Зубра на то, чтобы хорошо обследовать всю
здешнюю прибрежную горную местность. Но он не только не нашел людей, но и пещеры, пригодной для проживания человека. Путешественник сообразил, что надо искать на территории, прилегающей к побережью. Но там не было гор, а, значит, и пещер. Это не смущало Лежащего Зубра, потому что он знал, что есть племена, которые живут не в пещерах, а в селениях из шалашей, даже зимою, покрывая их шкурами. Ведь и люди племени Горного барса в своих дальних охотничьих походах порой строили такие простейшие  жилища. Умный неандерталец, каким был, как мы знаем, Лежащий Зубр, понял и то, что здешнее племя могло поселиться не близ моря хотя бы потому, что желало, чтобы его со всех сторон окружали охотничьи угодья: он знал, что охотники любят чередовать направления, в которые отправляются для охоты, и любят, чтобы этих направлений имелось больше.
 
     Путешественник двинулся вглубь равнины. Только на шестой день блужданий по ее полянам и перелескам он наконец увидел явный признак обитания человека – дым костра. Это был легкий серый дымок, который поднимался над верхушками деревьев. Лежащий Зубр остановился, испытав  двойственное чувство. Конечно, он был рад, что нашел наконец племя, до которого с таким трудом добирался. В то же время усилилась тревога в душе, вызванная опасением, что иноплеменники встретят его враждебно и убьют. В самом деле, не слишком ли легкомысленно он надеялся, что к нему отнесутся по-другому? Разве он не знал, что все племена воспринимают чужаков, в первую очередь, как врагов и, как возможную, очень желанную пищу. Лежащий Зубр не раз на охоте доказал, что не является трусом. Тем не менее по-настоящему храбрым никогда не был. Действовал решительно он только тогда, когда понимал, что иначе действовать нельзя. Он был достаточно разумен, чтобы не подвергать себя, когда возможно, слишком большому риску. Поэтому сейчас изменил свой план. Если до этого собирался явиться открыто в чужое племя и стараться убедить его в своих мирных намерениях, надеясь вызвать такое же отношение к себе, то сейчас решил незаметно подкрасться к стойбищу и, скрываясь в зарослях, наблюдать за здешними людьми с целью узнать то, что хотел узнать.
 
     Весь путь Лежащий Зубр шел совершенно обнаженный. Однако он не расставался со своей набедренной повязкой из шкуры животного: когда ночевал на развилке дерева, а это делать приходилось часто, подкладывал под себя, чтобы сидеть было не жестко, а когда спал на земле, то подкладывал свернутой под голову. Когда шкура эта не нужна была для подобных целей, скатывал ее, стягивал лыковой веревкой, часть которой привязывал к скатке таким образом, что она напоминала лямку сумки, какие мы носим на плече. Так в пути в основном и носил набедренную повязку. Длину лямки, подобрал такую, что надетая через голову эта привычная ноша удобна висела на спине, плотно к телу, и ничуть не мешала охотиться. Сейчас, ожидая встречи с людьми, хотел надеть набедренную повязку, но сообразил, что это будет излишне, раз не собирается общаться с ними и даже показываться им на глаза.

     Вот и их тропа. Она угадывается по примятой траве. Следы почти не заметны в ней, но хранят человеческий запах: явно это не звериная тропа. Через шагов пятьсот начался дубовый лес. Лежащий Зубр шел теперь среди деревьев с толстыми мощными стволами и такой густой листвой, что в верхних ярусах леса она образовывала плотный полог. Он хоть и был испещрен множеством мельчайших просветов, но свет пропускал плохо, отчего здесь царил прохладный полумрак, а трава между корнями росла очень редкая; во многих местах ее вообще не было, и там темнели большие пятна голой земли. Даже подлесок здесь был на удивление редким, благодаря чему неплохо просматривалась глубь леса. Охотник внимательно всматривался в нее, идя далее по тропе. Ни людей, ни животных не замечал. Не менее внимательно вслушивался в тишину и усиленно, часто, прерывисто втягивал носом воздух: слух, обоняние порой выручали в лесу лучше, чем зрение. В воздухе, насыщенном огромным многообразием запахов, какое бывает только в лесу, не ощущался ни запах человека, ни животного. Только едва-едва улавливался запах мелких птичек, которые своим щебетанием время от времени нарушали тишину. Охотник посмотрел вверх, где качнулись ветки оттого, что две пташки вспорхнули и перелетели на другое дерево. Он опустил взгляд. Перед ним была петлявшая между могучими основаниями деревьев тропа. Теперь она четко выделялась на где черной, а где серой земле. Опустил взгляд еще ниже и вдруг остолбенел – так поразило и встревожило его то, что он увидел. По бокам тропы шли огромные следы. Сама тропа была неплохо утоптана, но во множестве перемешавшихся следов, очертания которых были большей частью стерты, угадывалось не мало таких же гигантских следов. Так вот кто здесь живет! Оказывается, он забрел во владения великанов! Лежащий Зубр поставил ногу в один из следов. Ступня заняла едва ли две трети его размера.
 
     И тут он вспомнил рассказы стариков о том, что, якобы, очень далеко от тех краев, в которых живут люди Племени горного барса и другие племена людей, похожих на них, обитают совсем иные люди. Они ростом намного выше, очень умны и всегда смуглы, даже зимою. Лежащий Зубр никогда не верил этим рассказам, считая их полнейшей выдумкой, как сказки. Он слышал и о том, что эти люди презирают людей его расы и при встрече непременно их убивают и съедают.  Лежащий Зубр не знал, что неандертальцы относятся к кроманьонцам совершенно также.

     Значит, нет смысла идти дальше. Разве что из любопытства. Но это любопытство может стоить ему жизни. Нет, он не так глуп, чтобы подвергать себя смертельной опасности только ради того, чтобы посмотреть на незнакомцев, пусть и загадочных великанов. Но неужели он преодолел такой огромный путь зря?! Не сделал то, что так хотел сделать и ради чего отправился в это путешествие. Это, конечно, очень большая неудача. Если же он увидит этих удивительных людей, понаблюдает за ними, то хотя бы будет что вспомнить и что рассказать сородичам. Но разве ему нечего рассказать и нечего вспомнить из увиденного в пути? Как много он видел, пока шел сюда! И особенно много удивительного увидел, когда стал приближаться к Большой воде. Он видел диковинные деревья, которые не растут в краю, где живет Племя горного барса, видел неведомых животных, на которых даже охотился. Но самое главное, самое потрясающее впечатление – это, конечно, Большая вода. Ради того, чтобы увидеть только ее, уже стоило проделать такой путь. Будет что вспомнить и будет что рассказать.
 
     Ну, вот наконец можно начинать обратный путь. Надо повернуть налево и опять идти прямо и прямо, пока не дойдет до Большой реки, а там уже с пути не собьешься – нужно просто снова иди и иди вдоль ее берега или по прилегающим к нему землям. Дорогу он уже знает, знает где труднопроходимые места или особенно опасные, которые лучше обойти, знает где на какого зверя хорошая охота. Когда дойдет до Мутного озера, то повернет направо. А там уже дней девять-десять – и будет у своих. Ту, последнюю часть пути, он знает намного лучше.
 
     Лежащий Зубр повернул налево.

     Через некоторое время в лесу стало намного светлее. Теперь охотника окружали деревья более высокие, но с менее толстыми стволами. Ветви они имели не очень большие и густые. Сквозь листву вверху сквозили уже не мелкие крапинки неба, а большие голубые пятна. Подлесок здесь рос, как обычно, густой.

     Вскоре Лежащий Зубр вышел еще на одну тропу, заметно более утоптанную. Она шла со стороны селения, местонахождение которого было не трудно угадать по дыму от костра, и сворачивала как раз в ту сторону, в которую шел Лежащий Зубр. Вскоре он догадался, почему эта тропа более утоптанная, – по всей видимости, она вела к водопою: острый слух охотника уловил журчание воды.

     Лежащий Зубр обрадовался, что приближается к воде, поскольку не пил со вчерашнего вечера. Конечно, он не собирался подходить к ручью по тропе, так как была вероятность наткнуться на здешних жителей в привычном для них месте водопоя. Нет, он подойдет к ручью значительно правее и напьется за какой-нибудь излучиной только тогда, когда будет уверенность, что не видим для чужаков.

     Лежащий Зубр сделал еще несколько шагов по тропе и вдруг оцепенел: он учуял запах кошки. Нет, не маленькой, а большой. Пока он знал только два вида больших кошек – горного барса и рысь. Но это был не их запах. Однако явно кошачий. И судя опять же по запаху, это был крупный зверь, далеко не рысь.

     Охотник понял, что хищник сделал засаду на людей, как это часто бывает, у тропы, ведущей к водопою, и в эту ловушку попал он, что сейчас не избежать страшной смертельной схватки с опаснейшим противником. И этот противник уже настолько близко к нему, что даже в лесу, где нет ветра, он чувствует его запах.

     Лежащий Зубр держал на правом плече палицу и дротик, а в левой руке нес копье. При встрече с крупным хищником люди в те времена, как правило, использовали один способ борьбы – вначале метали в него дротик, копье, стараясь если не убить зверя, то хотя бы серьезно ранить и лишь затем пускали в ход палицу. Ее люди в основном использовали в боевых столкновениях между собою или для борьбы с раненым, теряющим силы животным. Применять же дубину против большого, полного сил разъяренного зверя было и мало эффективно, и слишком опасно для человека. Лежащий Зубр тоже всегда, когда позволяла возможность, прибегал к описанному нами излюбленному охотниками приему. Сейчас он мгновенно сообразил, что в ситуации, в которой оказался, это невозможно: хищник находится настолько близко, что едва ли удастся до столкновения с ним сделать хотя бы один бросок. Лежащий Зубр знал, что в таких случаях самое разумное – положиться на копье, но не метать его, а разить им, не выпуская из рук.

     Вдруг ветви зарослей качнулись, и в тот же миг охотник увидел летящее в прыжке прямо на него огромное чудовище, рыжее, с черными полосами и пятнами, с огромными устремленными к нему когтистыми лапами, с огромной разверстой ужасной пастью, в которой краснел язык и сверкали чистейшей белизны зубы и клыки, причем верхние передние клыки были такими длинными, каких еще Лежащему Зубру не доводилось видывать. Конечно, он не мог знать, что это саблезубый тигр (в те времена уже реликтовый). Неандерталец едва-едва успел сбросить с плеча палицу с дротиком и взять на изготовку копье.

     Когда первобытный охотник наносил укол копьем, он всегда старался направить его в более уязвимое место на теле противника, причем в такое, вонзившись в которое каменное острие не сломалось бы при столкновении с костями. Сейчас у Лежащего Зубра такой возможности не было. Ему оставалось только направить оружие в грудь зверя. Впрочем, он знал, что наконечник его копья достаточно крепкий – способен пробить грудную клетку и не сломаться. Не раз Лежащий Зубр убеждался в надежности этого кремневого лезвия. Столкновение с чудовищем было такой силы, что охотник едва устоял на ногах и едва удержал у руках копье. Благодаря длине древка он не оказался в смертельных объятиях хищника. Кремневый наконечник исчез, весь войдя в белую грудь тигра. Лежащий Зубр видел перед собой тянущиеся к нему лапы с растопыренными большими когтями, раскрытую пасть, из которой пахнуло неприятным запахом и раздался жуткий утробный рык, видел выходящее из могучей груди древко, вокруг которого сразу появилось кровавое кольцо на белоснежной пушистой шерсти. Теперь всю мощь натиска гиганта сдерживало копье. Лежащий Зубр, напрягая все силы, на которые только был способен, старался удержать копье и с ужасом чувствовал, как быстро слабеют не выносящие огромной тяжести руки.
 
     Тигр перестал рычать, закрыл рот. Потом замотал головой и издал жалобный звук, похожий на тот, который издает заскулившая от боли собака. Внутри пасти заклокотало что-то, и в углах ее появилась кровавая пена. Затем тигр снова взревел, но уже как-то надрывно, должно быть, в ярости начавшейся агонии. Лежащий Зубр понимал, что удалось смертельно ранить врага. Эта мысль прибавила сил. Но тут же его снова окатило ледяным ужасом, потому что он почувствовал, как древко стало проскальзывать в сжимающих его вспотевших ладонях. Когти и пасть неумолимо приближались к нему. «Надо держать! Надо держать! Еще немного… Сейчас будет издыхать», – мысленно говорил себе, кряхтя от неимоверного напряжения охотник, именно таким образом победивший не мало крупных разъяренных хищников.
 
     Но с тигром, как уже упоминалось, ему не доводилось встречаться. Поэтому тот не дал одолеть себя привычным для неандертальского охотника способом, и сделал то, что он никак не мог ожидать. Чудовище мгновенно неуловимо для глаз дернулось своим гибким могучим телом. Лежащий Зубр опять едва устоял на ногах. Реакция не подвела – вовремя сумел еще мощнее, совсем из последних сил, сжать в руках копье. Однако это ничуть не выручило его – теперь он держал только обломок древка, переломившегося как тростинка. Другой обломок копья торчал из груди животного. Тигр, снова издав громогласный ужасающий рев, бросился на охотника. Тот успел воткнуть ему в раскрытую пасть оказавшийся довольно острым обломок древка и этим спас себя от смертельных клыков. Он увидел их совсем близко перед своим лицом, увидел, что пасть полна крови, хлынувшей горлом из пробитых копьем внутренностей.    Удачное попадание палки в пасть приостановило нападение хищника. Он издал звук боли и ярости. И это уже был не громкий могучий рык, а прерывистый захлебывающийся храп. Тигр приподнялся на задних лапах, словно собираясь встать на дыбы. Охотник воспользовался моментом и успел вырвать из его груди обломок копья. Но эта удача не облегчила его положения. Наконечник остался в теле хищника. Лежащий Зубр опять держал в руке только обломок древка. Правда, один конец его был острым. Охотник постарался поскорее взять палку в руку тупым концом, но поскольку слишком торопился, то обронил ее. Хотел поднять, но раньше, чем успел нагнуться, оказался в страшных объятиях саблезубого тигра. Он ощутил на спине огромные лапы, дикую боль и чудовищную необоримую силу захвата лютого гиганта. Эта сила опрокинула, смяла человека, не оставила ему никаких надежд. Охотник пытался продолжать сопротивление, но оно было едва ли ощутимо для такой махины, под страшной тяжестью которой он оказался. Лежащий Зубр окончательно понял, что настал его конец.
 
     С яростным хрипением хищник хотел обрушить на человека свое смертоносное оружие: чудовищные огромные клыки и ряды зубов нависли над несчастной жертвой. Но из пасти торчал обломок древка копья. На какое-то мгновение тигр замер, осознавая, что не может теперь действовать клыками и зубами, что если еще ниже опустит голову, то воткнутая в рот палка упрется в грудь человеку и причинит еще большую боль. Этой неожиданной мгновенной паузы в действиях противника хватило охотнику, чтобы схватить обеими руками торчавший обломок и изо всех сил, умноженных страхом, вдавить его глубже. По всей видимости, острый как игла конец палки вошел тигру в мозг. Зверь оцепенел, а затем большая тяжелая голова его сразу легла человеку на правые плечо и руку. Ощутив конвульсивные содрогания лежащего на нем огромного покрытого мягкой шерстью тела, после которых оно замерло и перестало подавать какие-либо признаки жизни, Лежащий Зубр понял, что враг мертв.

     Радости не было предела от сознания, что удалось избежать верной гибели. Перед его глазами было прекрасное голубое небо между ветвями деревьев, с пышной зеленой листвой. Красота неба, словно воплощала в себе радостное утверждение жизни, счастье жизни. Только во вторую очередь пришла и радость по поводу одержанной большой охотничьей победы.

     Однако Лежащий Зубр быстро понял, что его положение остается весьма тяжелым и чрезвычайно опасным. Он очень сильно придавлен огромным телом мертвого животного, из-под которого надо как-то выбираться. В спине ощущается страшная боль от проникших в мышцы когтей. Ни этой тяжести, ни этой боли он вообще не чувствовал в первые минуты победы над тигром. Лежащий Зубр вспомнил, что здесь вот-вот должны появиться пришедшие на водопой чужаки, которые, конечно, убьют его. Ему казалось, что он лежит в луже грязи, но он сразу с ужасом понял, что это не грязь, а его кровь.

     Он стал предпринимать отчаянные усилия, стараясь выбраться из-под тигра. Боль возросла многократно. На некоторое время он замер, желая, чтобы она уменьшилась. Однако, понимая, что медлить нельзя, заставил себя превозмочь боль и продолжил усилия. Он что есть сил упирался в землю локтями, ощущая, как они дрожат и слабеют, а все тело быстро холодеет. Наконец когти отцепились. При этом тепло, которое чувствовал на спине, стало разливаться широко и гораздо обильнее. «Это кровь, кровь… течет», – почти в отчаянии думал Лежащий Зубр. Зато вылезать из-под тигра стало теперь легче. Но лишь поначалу. Холод, слабость быстро овладели всем телом. Руки уже устали так, что были совершенно бессильны. Ему удалось вылезти наполовину. Больше он двигаться не мог и лег в полном изнеможении на землю. Боль в спине усилилась, но вскоре исчезла, как исчезло все для него – он потерял сознание.


    
     Когда с него сняли тигра, он очнулся, словно пробужденный освобождением от огромной тяжести и зазвучавшими голосами. Ему показалось, что он был без сознания не больше мгновения, хотя находился в этом состоянии минут двадцать. Он увидел над собою смуглых чернобородых гигантов, нагих, мускулистых и худощавых. Длинные черные волосы у них, как и у людей Племени горного барса, были у кого перехвачены на лбу тесемочкой из волокнистой коры дерева, у кого стянуты назад и собраны на затылке в виде конского хвоста. Странно и красиво выглядели на смуглых, окруженных богатой черноволосой растительностью лицах большие серые и голубые глаза. У каждого висели на груди бусы из зубов животных – то ли украшения, то ли амулеты, а, возможно, то и другое. Все незнакомцы держали в руках копья, дротики, дубины. Лежащий Зубр заметил в окружавшей его толпе трех женщин, тоже совершенно нагих. Ему, привыкшему видеть широкоплечих неандертальцев, чужаки показались все узкоплечими.

     Они о чем-то говорили между собой, показывая пальцами то на него, то на тигра. Многие звуки, которые они издавали, удивили неандертальца – ему еще не приходилось слышать таких звуков. Слова незнакомцы сопровождали жестами и мимикой, и эта часть их языка была настолько выразительной, что Лежащий Зубр без труда понял, о чем они говорят. Они явно выражали удивление огромными размерами убитого животного, восхищение блестящей охотничьей победой, радость по поводу того, что без всякого труда заполучили так много мяса, намекали на то, что самой лакомой частью этой даровой добычи, конечно, является сам славный победитель тигра.
      
      «Все…,» – обреченно подумал Лежащий Зубр. Единственным утешением в его положении была только уверенность в том, что начнут не с него. Он вспомнил страшный случай, свидетелем которого стал в детстве. Охотники принесли тогда к пещере двух добытых зверей, а также одного убитого и одного раненого иноплеменника. Последних они случайно встретили на охоте. Пока сородичи ели несколько дней мертвых животных и человека, жизнь раненому они сохраняли и даже подкармливали его, держа в качестве мясного запаса. Местные жители тоже, скорей всего, приступят к пище, которая раньше может испортиться. Так что дня четыре, а может, и пять он еще поживет.

     Лежащий Зубр испытал отчаяние, леденящий ужас, понимая, что его ожидает, и горчайшее сожаление, досаду при мысли о том, как ему не повезло. В то же время поразился необычайной удаче иноплеменников, для которых невольно добыл так много мяса, да еще и сам послужит пищей.

     В действительности, местным жителям повезло даже еще больше, чем думал несчастный сын Племени горного барса. Вот уже дней тридцать этот тигр держал их в постоянном страхе. Он подкарауливал людей поблизости от селения и уже успел убить восемь человек, что для первобытного племени было сопоставимо с военными потерями. Правда, гибли преимущественно не воины, а занимавшиеся собирательством женщины и дети. Мужчины старались спасти племя от этого бедствия – не раз устраивали на тигра охоту. Но тот был очень осторожен и обладал необычайно чуткой интуицией, благодаря чему ему всегда удавалось избегать встречи с большим числом охотников.

     Сегодня с утра кроманьонцы снова отправились на его поиски, но прежде, как обычно перед охотой, пошли на водопой. Можно представить их удивление и радость, когда они увидели своего лютого врага уже убитым, да к тому же неандертальцем, которого тоже считали врагом, и которого ранение сделало беспомощным, а значит, тоже их добычей. Не так давно здешнее племя воевало с неандертальцами. Поэтому, естественно, кроманьонцы предположили, что видят вражеского лазутчика, который со злым умыслом приближаясь к их селению, угодил в засаду хищника, устроенную на местных жителей.