Воспоминания 40 или Начало самого любимого периода

Вот опять я сижу за своей дешевенькой, родной клавиатурой, нежно и не глядя, как учил дорогой Шахиджанян, чуть касаюсь приятных по форме клавиш. В наушниках тихонько поёт мой теперешний фаворит - «Counting Crows». Именно эта, играющая альтернативный рок, группа почему-то наиболее созвучна теперешнему моему настроению.

Первый, Тоншаевский, период своих воспоминаний я писал под Моцарта, Козелецкая эпопея, почти вся целиком, вылилась в слова под Битлов, а вот любимый, Днепропетровский этап, мне лучше всего ощущается под музыку этой, немного странноватой, сдержанной, открытой мною, для себя, буквально пару лет назад, группы.

Обыденный состав – ударные, бас, гитара, фортепиано. Всё просто,  ненавязчиво, и как бы выделяет на своём неброском фоне спокойно-эмоциональный голос певца, который ведёт со мной неспешную, доверительную беседу. Так разговаривают близкие друзья, не особо подбирая выражения, зная, что будут прекрасно поняты и оценены. Нет ни запоминающейся сразу мелодии, ни завораживающего ритмического рисунка, а цепляет. Не знаю, как для кого, а для меня это самое главное. Чтобы цепляло.
 
Еще я очень благодарен своей совковой школе, что она не научила меня, как следует, английскому языку, и я могу, не понимая слов песен, фантазировать на любые темы, какие мне навеет общий эмоциональный настрой композиции.

А с каким удовольствием я предвкушаю то, возможно, еще ожидающее меня время, когда я начну описывать периоды моего фанатения от музыки, и в стареньких моих наушниках будут звучать именно те самые мелодии, которыми я тогда просто круглосуточно жил! Так что, можете мне уже заранее завидовать – для меня это будет квинтэссенция наслаждения!

Замечаете, как я тяну время? Да, я действительно, пытаюсь отодвинуть момент погружения в это прекрасное и неповторимое моё днепропетровское прошлое. Так, когда-то, моя дорогая теща всё оттягивала минуту прочтения письменных весточек от нашей киевской семейки. Вытащит из кармана фартука, посмотрит на долгожданный конверт, и опять спрячет…

Чтоб вы знали, начало нашего ежемесячного письма, на целый форматный лист, сочинял я. Причем, делал это на своём рабочем месте, на краснознамённом заводе «Коммунист», в раннее, утреннее время, когда еще никого не было в нашей обширной комнате, заставленной столами и кульманами. Я приходил за полчаса до начала смены и, обычно, если не погружался в эпистолу своей теще, то читал очередную книгу. Уж очень хорошо она, книга, ложилась мне на душу в этих родных, но пока еще безлюдных стенах. Причем, я с удивлением заметил, что такими, отмеренными отрезками, можно без труда и с интересом прочитывать любую, сколь угодно, сухую и нудную книженцию – и такие попадались…

Так вот, остальные мои домашние, забрав мой рукописный труд, мимоходом сообщали, что основательно дополнят мои жалкие измышления и отправят письмо по назначению.

Каково же было моё удивление, когда эти, бережно хранимые дорогой тещей письма, попались мне на глаза, после её безвременной, сразу после смерти супруга, кончины! Оказалось, что мои письмена, в лучшем случае, были дополнены, от силы, одной фразой! На что главная часть моей семьи хором заметила, что я им просто не оставлял, о чем писать…

Еще мне запомнилось какое-то странное чувство вины – ну, что же мне стоило писать свои послания этой милой, любящей, святой женщине, хотя бы почаще!

Так вот и я, подобно моей незабвенной теще, всё никак не могу приступить к описанию этого, самого для меня дорогого,  днепропетровского периода.

Те, кто увлекается фантастикой, наверняка набредали на тему так называемых «попаданцев». Это персонажи, которые, волею буйной фантазии своих создателей, попадают из нашей эпохи в отдалённые и не очень, исторические периоды. Есть тьмы и тьмы подобной писанины. Удивительно, как на такой, казалось бы, причудливой и богатой канве, создаются такие тусклые, блеклые, шитые толстенными белыми нитками, произведения. Один единственный цикл удалось мне с трудом осилить – что-то про канцлера, который чуть ли не женился на нашей вдовой императрице и все сложные политические дела решал с помощью вышколенного отряда, крайне преданных престолу, элитных проституток... Всё остальное – гораздо хуже, уверяю вас!

Так вот, если бы у меня вдруг появилась возможность попасть в какой-либо из исторических периодов, то я, не колеблясь, выбрал бы это мое, днепропетровское чудо, мой рай и отдохновение! И я бы, ну совершенно бы ничего в нём не менял, наблюдая, как некое альтер эго, через глаза маленького Серёжи Снакина, окружающую его головокружительную и завораживающую действительность.

Нет, пожалуй, кое-что я бы всё-таки подправил. Я бы ни за что не дал этому мальчику плакать под шквалом издевательств и оскорблений, которыми его, ни за что ни про что, подвергала училка – садистка в четвёртом классе. Пусть бы она рвала и метала, исходя злобой и ненавистью к совершенно невинному, испуганному человечку, а он, этот человечек, твёрдо бы стоял и, ехидно так, незаметно улыбался… Знаем, знаем мы теперь, из-за чего ты всё это вытворяла! И совсем, совсем это не делает тебе чести, особь, которую нельзя было, и на пушечный выстрел, подпускать к детям!

Однако, я что-то, при всей своей доброте, вон какой злопамятный! Тут еще работать и работать…

И, всё-таки, почему же именно вот этот, днепропетровский период моего детства, так мне близок и дорог? Почему, когда мне, вдруг, по неизмеримой милости небес, очень-очень редко – не заслужил! – случается увидеть во сне свой двор, или школьную, торжественную, расходящуюся двумя рукавами, чтобы опять слиться в один, лестницу, у меня так сладко сжимается сердце? И я потом, весь день, хожу под впечатлением этой, тихонько звучащей во мне, чарующей, нежнейшей струны? Может быть, потому, что сам я сейчас – горожанин? И, возможно, мне по духу ближе моя детская урбанистика? Ведь Козелец-то, по сути, село – да не обижаются на меня за это мои достойные козельчане. Ну, вот, теперь и за «козельчан» обидятся еще, чего доброго… Ой, да кого я дурю – кто там это всё прочитает-то! Так что смело продолжаю.

А, может быть, всё гораздо грустнее? Что, если, по сравнению с Тоншаевым и Козельцем, в родном Днепропетровске моя детская душа уже уверенно стала на дорогу взросления, а, значит, и неизбежной порчи? И вот эта, моя нынешняя, еще более испорченная и исковерканная сущность, днепропетровский период, все-таки, ощущает вполне, но просто не может, не в состоянии, перенести и, во всей полноте, воспринять чистейшую водицу самого раннего, наивного и прекрасного детства? И поэтому ранний, чистый период проигрывает, в моих глазах, более позднему и чуть-чуть, капельку, подпорченному?

Ведь, и на самом деле, я, почему-то, просто буквально ощущаю себя всё тем же днепропетровским мальчишкой, с его незамысловатым, но единственно истинным, счастьем и горем, с его надеждами, открытиями и печалями!
 
Достойные, даже моложе меня, но гораздо более взрослые люди, называют такое состояние души, немного брезгливо и свысока, инфантилизмом. А мне жаль именно вас, таких солидных, всезнающих и серьёзных дядей и тётей, которые, зачем-то, до стерильности вытравили в себе все свои детские впечатления, то есть именно то, что и было в вашей жизни самым прекрасным и лучшим, и больше никогда – слышите! – никогда не повторится! Вы с достоинством, с чувством несокрушимой правоты, заварили и замуровали, навсегда, двери в этот волшебный, детский мир. А для меня, несерьёзного и инфантильного Серёги Снакина, эти двери всегда широко и гостеприимно открыты!

Вот и сейчас я, без малейшего труда, прохожу сквозь эти двери в своё детство и сразу, за порогом, меня встречает моё маленькое, смешное и чистое «Я», смотрит своими доверчивыми, огромными, за неуклюжими очками, глазами и серьёзно, с детской важностью, протягивает мне свою маленькую, в чернилах и, кто его знает, в чем  еще, ручонку. Ну, держи кардан, братела!

Точно так же, серьёзно и по мужски, мы с Юрой здоровались и знакомились с аборигенами своего нового ареала обитания – двора - колодца по адресу: Паторжинского, 30. Какое счастье, что этот деятель культуры не попал под пристальное око наших борцов с коммунистической и прочей социалистической заразой, и я без труда отыскал свой милый дом на картах интернета. Здесь даже появилась возможность увидеть, в панораме, внешний вид этого примечательного дома. Там даже, за разросшимися пирамидальными тополями, виден наш балкон!
 
А вот и ворота во двор. Двор, посреди которого стоит машина с нашей поклажей, окруженная многочисленными детскими обитателями этой замечательной коммуны, дружного и прекрасного окружения моего городского детства.

Ну, здравствуйте, здравствуйте, мои дорогие!