Шизофрения. Глава 20

         Ну, вот и все, кажется, он ничего не позабыл. Как-то непривычно покидать насиженное место, где все давно знакомо, где оставил о себе пусть не самую лучшую, но все-таки память. Бесполезно рассчитывать, что все еще может перемениться, этого не случиться, потому, что…потому, что он сам распорядиться и своим и чужим. С ним не посоветовались, не спросили его мнения, он отплатит им тем же. Это не будет месть, наверное, такому поступку люди не придумали название. Последний раз, сидя в удобном кожаном кресле, он протяжно вздохнул.
Раскалывалась голова, наверное, вновь меняется давление. Весной погода переменчива, точно так же, как и настроение у женщин. Сегодня Наталья изображала из себя случайную знакомую, бросая ему в лицо упреки. Обидно, особенно когда все эти долгие годы она вертела им как хотела. Раньше, стало быть, устраивал, пока были деньги, а теперь, видите ли, разошлись по идейным соображениям. Идеей Наталью увлекла ее престарелая мать, Ольга Антоновна. Желает пристроить единственную дочь замуж заграницу. Как будто здесь жить нельзя! Можно, еще как можно, и нужно. Запад, та же Австралия и без российских граждан проживет, жила же несколько столетий. Загороднюк призадумался, а он, пожалуй, сейчас от безвыходности сам эмигрировал, только, кому он там нужен… подследственный врач-психиатр. Есть еще один выход избежать суда, об этом он думал и ранее, но надеялся, что все обойдется, до последнего момента надеялся. Эх, Наталья Станиславовна, Наталья Станиславовна, зря ты со мной так, выжала, забрала лучшие годы и дала отставку. Из-за нее пришел работать в больницу Алексеева, для того, чтобы быть к ней поближе. Десять лет они знакомы, нет, в этом году будет одиннадцать. Начинать все сначала в сорок пять лет, очень трудно. А если его все-таки посадят, то, когда он выйдет, ему будет за пятьдесят. В таком возрасте он подавно никому не будет нужен. От бывшей любимой всего лишь и требовалось, дать свидетельские показания в его пользу.
Теперь все в его жизни бывшее. Все его кинули, вот как ту ненужную мебель, что валяется между вторым и третьим этажом, в ожидании, когда уборщица снесет ее на двор. 
Глаза Алексея Алексеевича пробежались по полкам книжного шкафа. Неплохая библиотека, кое-что он приобретал здесь на собственные деньги, в надежде, что когда-нибудь здесь все будет его собственностью, именно так, ему предсказывала Наталья. Но Рыбаков, вопреки ее обещаниям, вовсе не собирался уходить. Скорее, его вынесут вперед ногами. Какой дурак бросит такое теплое местечко, кормушку, которую никогда не прикроют?
Хлопнула дверь, наверное, это Спицына бегала курить. Черт бы ее побрал, эту разгильдяйку. Могла бы больше времени тратить на выполнение своих прямых обязанностей. Колыванцеву жаль, впряглась, работает за наших, и за ваших, хорошая девчонка, добрая, сегодня таких не часто встретишь. Алексей Алексеевич смотрел сквозь стекло на книжные переплеты, а видел стройную и ладную Женькину фигурку. Как она ему тогда, едва по физиономии не заехала. «Думаете, что вам все можно? Не смейте меня трогать». Он тогда посмел, потому, что рядом никого не было, кроме психов и спящей мертвым сном Спицыной. Вожделение, которое он тогда испытал, ему более никогда и не с кем не дано будет пережить. Что может быть лучше младого, целомудренного тела семнадцатилетней девушки? Если бы тогда так не вовремя не объявилась сама Наталья, все свершилось бы.
Ворвавшейся нежданно-негаданно ветер, смахнул все лежавшие на столе бумажки. Это его записи, вставленные между страницами историй болезней пациентов. Среди них, наверняка, есть те, что относятся к Орлову С.Ю.
Если врачу суждено иметь любимчиков, то сей субъект, несомненно, относится к таковым. Его мелким, убористым почерком на листе бумаги было написано: «…мне страшно… Иногда я не знаю, что делать, будто кто-то свыше все решает за меня. Я словно не знаю, чего хочу. Думаю об одном, а внутренний голос говорит совсем другое. Он может потребовать от меня остановить или убить любого. Вы понимаете, как это страшно убивать…» Ниже было пропущено место, вероятно, это, его, Алексея, рук дело, хотел вписать вопросы, для того, чтобы не забыть, о чем он спрашивал, но не сделал этого сразу же, а сейчас и подавно не помнил, о чем спрашивал пациента. Часто Орлов отвечал невпопад. Видимо, мысли его были далеки от вопросов доктора. Теперь сам врач будет далек от бывшего пациента. Нелегко будет Орлову привыкнуть к новому лечащему врачу. Вспомнилось, как долго Алексей вызывал подопечного на откровенность. С его склонностью держать рот на замке, от него не часто услышишь жалобы, а для того, чтобы врач мог выбрать правильный курс лечения, которое порой затягивается на годы, между двумя, пациентом и его лечащим врачом должны быть самые доверительные отношения.
Все, хватит с него ностальгии, что было, то было, прошедшего уже не вернуть, надо, как можно скорее его позабыть. Взглянув на распахнутое ветром окно, на тот беспорядок, что он сотворил на столе, Алексей Алексеевич, лишь горько усмехнулся, немного погодя, этот бумажный и не только хлам, не сможет принадлежать некому. В коридоре никого не было, медсестры, наверное, у себя, в
ординаторской. Хорошо бы, чтобы осуществленное выглядело естественно, будто несчастный случай. Предположим, Спицына вышла покурить на лестничную площадку и забыла потушить сигарету. Об алиби надо позаботиться заранее.
Проходя по коридору, Алексей Алеексеевич на всякий случай заглянул в душевую и прачечную. Здесь, вряд ли, что загорится, слишком высокая влажность. Нерадивая уборщица не протерла пол тряпкой, водяные подтеки украшали весь пол. Вот кто может пострадать ни за что, ни про что, так это – пациенты. С решетками на окнах во двор не скоро выберешься. Но то не его вина, что держат их тут, словно зверей в клетке. Конечно, не обойдется без жертв. Все кардинальное и значимое всегда свершалось при некоторых неизбежных потерях,  такова жизнь. Путь к отступлению для себя он продумал, теперь, как говорится, с Богом.
На лестнице никого не оказалось, повсюду валялись окурки. Это Рыбаков со Спицыной соревнуются, кто из них побьет рекорд по количеству выкуренных сигарет. Старые стулья, сваленные рядом с урной для окурков, совсем рассохлись, а уж в негодность они пришли давным-давно. Не помешает немного сбрызнуть их спиртом, гореть будет лучше. Чиркнув спичкой, Загороднюк дождался, пока огонь облизал всю поверхность брошенных стульев. Сквозняк из форточки поможет пламени разгореться сильнее. Теперь то, ради чего он все это задумал. Картотека с историями болезни, личные бумаги Рыбакова были закрыты в его кабинете в несгораемом шкафу, но и тут Загороднюк все предусмотрел. Кабинет окажется лишь прикрытым, а ключи от него будут лежать в сумочке Спицыной. Не зажигая света, Алексей Алексеевич, вошел во владения заведующего отделением. Вот то, что должно быть уничтожено. Вторые экземпляры историй болезней, с подтасованными фактами, как бы случайно будут спасены из огня. На самом деле никаких дубликатов никогда не существовало, чего-чего, а огня, благодаря спрятанным в несгораемом шкафу бумагам, Рыбаков не боялся. В нужный момент эти фальсифицированные документы будут обнаружены, и тогда держись Рыбаков, а вместе с ним и все те, кто постарался засадить его, бывшего лечащего врача Загороднюка за решетку.
Кожаная мебель, мягкий ковер на полу – во всем чувствовался достаток и уверенность в завтрашнем дне. После того, как здесь похозяйничает огонь, не останется ни того, ни другого. Алексею пришлось поджечь заодно кабинет дежурного врача, чтобы совершенное выглядело правдоподобно. Линолеум в коридоре загорелся нескоро, не обошлось без помощи медицинского спирта. Старые вещи, подброшенные  же, послужившие жертвоприношением огню, помогли адскому пламени скорее отвоевать свои позиции.
Он стоял и смотрел на дело рук своих. Буйство желто-оранжевого цвета гипнотизировало, притягивая его взгляд. Он никогда ранее не боялся огня,  не испытывал перед ним естественного ужаса. Если бы не опасения, попасться на глаза медсестрам, Загороднюк, пожалуй, еще немного позволил бы себе полюбоваться на стремительное наступление огня. Пора, надо уходить.
В ординаторской дремали. Как и предполагал Загороднюк сегодняшней ночью дежурили Спицына и Колыванцева, их напарница Холодова была на больничном. Женька спала на кушетке, накрывшись пледом по самые глаза, а Спицына должна была быть начеку, но разве можно ожидать от известной лентяйки соблюдения трудовой дисциплины? Она заснула, сидя прямо за письменным столом. Ага, вот ее сумка, висит на спинке стула. Аккуратные движения полой расстегнутого халата, и на металле более не осталось его отпечатков пальцев. Через секунду ключи нашли место в сумке Спицыной. Бросив непотушенный окурок на пол, Загороднюк вышел. Теперь надо немного обождать, может быть, они сами почувствуют, что в отделении произошел несчастный случай. Именно к такому выводу может прийти специальная комиссия, которая будет создана для того, чтобы установить причины возгорания и найти виновника происшедшего. Коридор был объят пламенем, прорываться через которое надо было в ближайшее время, потом будет поздно.
-  Девочки, скорее просыпайтесь, в отделении пожар! – крик Загороднюка прозвучал, как сигнал к действию.
Варька спросонья подняла голову, обводя комнату сонными глазами, и тотчас заметив в широко распахнутую дверь огонь, бросилась будить Женьку.
-  Женька, вставай, пожар.
Сон мгновенно покинул обоих. Быстрее в коридор. По нему уже бегал Загороднюк, заглядывая поочередно в каждую палату.
-  Выводите больных на лестницу, - действия врача были уверенными, и лишены привычной на пожаре паники.
Варька, же напротив бессмысленно металась по коридору из конца в конец.
- Женька, я, кажется, забыла взять сумочку. Сейчас вернусь, - Варька бросилась обратно в ординаторскую.
Тем временем несколько человек больных жались у выхода на лестницу.
-  Кто-нибудь выводите людей, я звоню 01.
Где же огнетушитель? О нем надо было позаботиться заранее. Что- то, вспомнив, Загороднюк рванулся на лестницу, там догорала мебель, если без  паники, то можно было спуститься по лестнице. Огнетушитель почти не помог, для такой большой площади возгорания нужно было иметь несколько огнетушителей.
Из соседних отделений выбегали медицинские работники, вот она – взаимовыручка, скоро придет подмога.
-  Алексей Алексеевич, в десятой двое лежачих, помогите.
Опять Колыванцева проявляет неуемное рвение, брала бы пример со Спицыной, та не забывает о собственной безопасности.
-  Выводи, в первую очередь тех, которые могут самостоятельно передвигаться.
В одной из палат Загороднюк увидел знакомую картину, пациент смог просунуть две руки сквозь прутья решеток и в таком положении застрял. При попытке освободить его, он отчаянно вырывался. Лишь заткнув ему рот, во избежание укусов, Алексею Алеексеевичу удалось высвободить его.
В коридоре работали огнетушителем пришедшие на помощь с соседних корпусов.
-  Людей, пациентов вывели? – спросил Алексей, обращаясь к метавшейся Варьке.
- Не из всех палат.
С улиц послышался шум подъезжающей пожарной машины. В дверях столпилось несколько людей в пижамах. Ладно, с ними и без него справятся. Алексей Алексеевич вспомнил, что в кабинете дежурного остались лежать в его сумке очень дорогие его сердцу документы. Это нельзя было назвать счастливой случайностью. Среди них была страховка на его квартиру, дарственная на дачу, с которыми он собирался утром ехать в нотариальную контору. Решение пришло моментально, прорвавшись через огненный заслон, Алексей вбежал в кабинет. Печальная картина предстала его взору, огонь уничтожил многое, в обгоревших вещах Загороднюк не видел черную кожаную сумку. Оглядываясь по сторонам, он вновь пытался восстановить в памяти, куда он мог положить ее. Порывы ветра приносили свежий воздух, и не давали пламени погаснуть. Похоже, что-то знакомое он заметил на полу, там, где обычно стояла сменная обувь дежурных врачей. Было трудно дышать, наглотавшись дыма, Загороднюк закашлялся. В сумке искомых бумаг не оказалось. Где же они, Алексей Алексеевич помнил, что вчера, перед уходом на работу он положил их в сумку. В глазах потемнело. Вскочив с места, он пошатнулся. В отражении зеркала Алексей увидел себя, с выпученными от ужаса глазами, в обгоревшей одежде. Собравшись с силами, он вышел в коридор. Здесь, как и несколько минут назад, метались люди. Он вернулся в кабинет. Лучше попробовать спуститься по спущенным шторам. Распахнув настежь окно, Алексей почувствовал внезапную боль, словно ножом резанули по сердцу. Онемел язык, Алексей хватал ртом воздух, но постепенно и это не помогало. Он задыхался, стоя напротив открытого окна. У него не было сил для того, чтобы позвать на помощь. Он упал на подоконник. Ему казалось, что он громко кричал, но посиневшие губы лишь шептали: «больно, больно…» Огонь, пропавшие бумаги, Наталья, огнетушители – все смешалось в его меркнущем сознании. Он постепенно погружался в забытье.
Площадь пожара была большой, за первой пожарной машиной следом приехала вторая. Женьке давно уже не было так страшно, наверное, она расплакалась бы, но надо было спасать больных. Варька не отставала от нее, зря Женька на нее думала, Варька очень даже хороший человек, если бы не ее привычка бросать непотушенные сигареты. Наконец, когда пожар был потушен, а больные размещены в соседних непострадавших корпусах, можно было поинтересоваться, а почему случился пожар?
-  Чего ты у меня спрашиваешь?
-  А у кого мне спрашивать, из всего отделения куришь только ты и Рыбаков.
Женька с Варей в обожженных огнем халатах сидели в ординаторской соседнего отделения. Благодаря хозяйственности Варьки их одежда и личные вещи не пострадали.
-  Нет, чтобы поблагодарить меня. Курточка бы твоя, Женька, тю-тю, а ее спасла, можно сказать, вытащила из пламени.
-  Спасибо тебе большое, за то, что ты устроила пожар. А ты знаешь, повелительница огня, что при пожаре едва не погибли больные? А, извини, как я могла забыть, они  же психи, чего их жалеть, их мочить надо.
Варька стояла, опустив голову, она не ожидала, что за все хорошее, ее станут еще и отсчитывать, - Зачем ты так, Женька. Я всегда бросаю окурки в урну на лестнице.
-  Весь коридор был в окурках.
-  Это не мои. Можешь проверить, - сказала Варька от отчаяния, прекрасно понимая, что никто не будет заниматься подобным.
-  Ага, вот только жалость, какая, все сгорело, - Женька вдруг замолчала и посмотрела в сторону трехэтажного здания, которое раньше было для них вторым домом, - Варька, а где Загороднюк?
-  Он раньше всех смылся, наверное, уже дома сидит. Да, ладно тебе, не горюй, - добавила тут же Варька, - нашлась о ком переживать.
-  Кажется, все бумаги сгорели, наверное, и истории болезней тоже.
-  Вот-вот, Женечка, наконец, до тебя начало доходить, что этот пожар не моих рук дело.
-  Ты думаешь, что в отделение ночью мог проникнуть посторонний и бросить непотушенную сигарету? Вообще, странно все это, Варька, - помолчав, сказала Женька.
-  С одной непотушенной сигареты такой пожар не случиться. Ты же видела, что загорелась старая рухлядь, та, что была на лестнице, Рыбаковский кабинет и кабинет дежурного врача.
Пристальный Женькин взгляд остановился на Варьке. Действительно, как могло получиться, что загорелось сразу же в нескольких местах? Зачем Варьке поджигать кабинет заведующего отделением? Ответ пришел мгновенно, для того, чтобы скрыть недостачу транквилизаторов, психотропных и наркотических препаратов. Но, по словам пожарных, сгорело все, что было в его кабинете, каким-то образом оказался незапертым несгораемый сейф, где хранилось все самое ценное.
-  Слушай, Женька, а может, это Загороднюк напоследок устроил?
-  Нет, зачем ему устраивать пожар, он все равно уходит.
-  Вот поэтому-то и устроил, в отместку, - рука Варьки юркнула в небольшую сумочку из дерматина, на кожаную у Варьки не было денег.
Женька заметила, как изменилась та в лице, оно словно окаменело от испуга.
- Варька, что с тобой? Что, сигареты закончились или зажигалку потеряла?
Надо во чтобы то ни стало избавиться от них, мозг ее лихорадочно соображал, как лучше это сделать, а сама Варька, как нив чем ни бывало, ответила, - Женька, я вспомнила, кажется, я осталась без ключей от квартиры, точно, у меня в троллейбусе украли кошелек и ключи.
Женьке стало жаль беднягу, ей и так вечно не хватает денег. Вон, глаза, какие у нее огромные от ужаса, чего тут бояться, ведь украли уже, не вернуть их. -  Варька, хочешь, я дам тебе пятьдесят рублей?
Какую глупость она говорит, сейчас Варька рассмеется ей в глаза, и правильно сделает. Разве ее выручит столь ничтожная сумма?
Варька смолчала, а потом, вдруг неожиданно принялась благодарить Женьку.
Это было на нее не похоже.
- Я бы предложила больше, но у меня нет. Знаешь, - Женька поспешила утешить напарницу, - Можно будет взять в кассе взаимопомощи, или подать заявление в профком, с просьбой  о выделении материальной помощи.
Варька согласно кивала головой, кажется, она готова была принять любой вариант. А чтобы занять внимание Женьки, Варька спросила, - А где все-таки Загороднюк?
Занимавшееся утро задержало их в больнице, надо было дождаться не только дежурного врача и сменщиц, но заведующего отделением. Он уже предупредил об этом их самих.
-  Ну, почему я должна сидеть и ждать его прихода, когда меня дома ждет Машка?
Женька тоже не понимала, зачем Рыбаков велел им задержаться. В конце концов, ему все мог доложить при встрече Загороднюк.
Варьке удалось избавиться от непонятно, каким образом очутившихся в ее сумке связки ключей.  Кажется, никто ничего не заметил.
Наталья Станиславовна, пришедшая на работу первой, была обеспокоена, ее тревога не унялась, когда она услышала от Женьки, что не всех больных удалось спасти.
-  А, Алексей Алексеевич, наверное, уже давно уехал, вот и машины его не видно, - добавила Женька.
Видимо, услышанное отнюдь не способствовало поднятию настроения у старшей медицинской сестры. Будто вскользь она ответила, -  Он вчера приезжал не на автомобиле.
-  Он же вчера последнюю смену отработал, так, что просто не захотел задерживаться, да и распоряжениям заведующего он теперь не обязан подчиняться.
Сомнения подчиненных разрешил Рыбаков, - При пожаре погиб один человек, и, по всей видимости, это – Загороднюк. Его домашний телефон не отвечает, никто не видел его уходящим с работы. – Обращаясь к Жене, Андрей Александрович произнес, - Вам со Спицыной придется написать пояснительную записку, в которой вы подробно опишите все обстоятельства происшедшего ночью.
Конечно, Женя выполнит требуемое, хотя у нее глаза слипаются от недосыпа и усталости, а еще в училище на занятия надо. Очень жаль Алексея Алексеевича. Женька не любила доктора за излишне проявляемое к ней внимание со стороны Загороднюка. Ну, распускал он иногда свои толстые лапы, но не желать же из-за этого его смерти. Вот так жил человек, и в одночасье его не стало. А, может  быть, ему все-таки удалось спастись…