Дуркин дом. Глава 19

               

          Колесить по городу было небезопасно. Неизвестно, как быстро будет обнаружена пропажа, совершенная в доме великодушной девушки Ларисы. Такую простушку, как она, сегодня редко встретишь. Людям обычно что-нибудь от него нужно, его новая знакомая, наоборот, всем готова поделиться. И, если Латушкины и будут его обвинять, то только не Лариса. Ради того, чтобы отвести от себя подозрения, он был готов продолжить с ней знакомство, исключительно, делового характера.
Взору одинокого путника открылась прекрасная панорама. Набережная Москва-реки, неподалеку от ее делового центра, была захвачена организованной толпой, выкрикивающей лозунги: «Зарплату рабочим!», «Мы хотим жить, а не выживать», «Правительство в отставку!». Оглядываясь в поисках оппонентов демонстрантов, Петр ожидал увидеть милицейские наряды, но приметил он лишь зрителей и вездесущих журналистов. На газонах, под лучами палящего солнца, расположились палатки, огороженные натянутой по периметру лентой с флажками. Сегодня, в такое пекло, ветерок был редким гостем, а когда он вспоминал о томящихся в безделье людях, словно нехотя обдувал их прохладой. В голове Петра тут же родился план, осуществить который, он  решил незамедлительно. Вооруженный блокнотом и пишущей ручкой, он приблизился к палаткам. Появление его осталось незамеченным толпой митингующих, что было на руку хитрецу. Незатейливость, с которой он проник на чужую территорию, поразила комбинатора, но ненадолго. На глаза Петру попался обыкновенный брезентовый рюкзак. Пройти мимо потенциальной добычи было выше его сил. Изобразив поиск упавшей в траву мелочи, Петр моментально исследовал содержимое бесхозной вещи, но ничего ценного обнаружить ему не удалось. Юркнув в палатку, он и здесь разочаровался, но еще такого не было, чтобы Петр остался в проигрыше. Под надувным матрасом он приметил краешек записной книжки, которая тут же, после того, как Петр ее вытащил, обрела себе новое пристанище, под пяткой у незваного гостя. Беглый взгляд, прошедший по оставленному без присмотра чужому имуществу, позволил сделать заключение, если здесь и было, что-либо ценное, у Петра не будет времени его обнаружить. Выйдя из палатки, он еще раз огляделся. Похищать чужое ему было не впервой, но всякий раз Петра терзали сомнения, а вдруг содеянное не сойдет ему безнаказанно. Память о единичной расплате, имевшей для Петра плачевные последствия, не давала ему расслабиться. Тогда, на толкучке, у Васильевского спуска, где собрались нумизматы, ему удалось незаметно завладеть частью коллекции. Но, как это бывает с любителями приключений, судьба на мгновение отвернулась от него, и прежде, чем Петру удалось улизнуть, кто-то из почтенной публики поднял шум. Начался переполох, а поскольку Петр находился как раз в его эпицентре, его первого подвергли обыску. Более всего он сокрушался тому, что не успел проглотить монеты. Ярость интеллигенции была столь высока, что расправа над Петром свершилась еще до приезда наряда милиции. Он был рад, что унес ноги, пусть даже изрядно побитым. После неудачной попытки завладеть чужим имуществом, Петр стал более избирательным, но почему он вдруг польстился на записную книжку, ему самому было непонятно. Пока голова соображала, руки комбинатора шарили по карманам, жаль, что по собственным. На пути ему встретился еще один бесхозный рюкзак, однако ознакомиться с его содержимым Петру не хватило решимости. Запретный плод притягивал его словно магнит. Может, никто не обратит внимание? Бегающий взгляд Петра не пропускал ни клочка земли вокруг, интуиция подсказывала ему: содержимое брезентовых недр заслуживает внимания. Идея, каким образом можно заглянуть в них, пришла не сразу, от плана до его осуществления прошло немало времени. Когда Петр, по его мнению, уже примелькался, из кармана джинсов, куда его рука скользнула за платком, выпала зажигалка. В поисках потерянного Петр присел на корточки, одновременно претворяя задуманное в жизнь. Первой добычей стала баночка консервов, которая тут же перекочевала в полиэтиленовый пакет, вместилище его полезных приобретений. Небогатый улов, но, как говориться, на безрыбье и рак рыба.
- Эй, парень, что это ты ищешь в чужом рюкзаке?
Черт, отследили все-таки. Как можно увереннее, смотря в лицо своему оппоненту, худому мужчине с небритой физиономией, Петр ответил, - Я здесь на газоне точно такой же оставил. Там магнитофон с наушниками. Редактор будет ждать готовый материал. Что делать, ума не приложу. Может, поможешь найти?
Подействовало. На просьбу Петра откликнулось несколько человек, случайных свидетелей его обращения. Ходить под конвоем настороженно настроенных людей было рискованно. Пружина, сдерживающая агрессию, в любой момент могла сорваться, и тогда никакая аура не спасет его от людской ярости, которая гораздо опаснее, чем звериная. Наблюдая за братьями меньшими, Петр пришел к выводу, что животные проявляют агрессию исключительно в целях самосохранения или от страха. Человек же часто нападет, преследуя злой умысел. Зверям не свойственна подлость, лицемерие, извращенные наклонности, благодаря чему, тактику поведения хвостатых, четвероногих, летающих – всех тех, кого Homo sapiens привык считать за существа нижестоящие, без труда можно предсказать. Несмотря на выявленные достоинства, Петр предпочитал иметь дело с гоминидами, ведь от них можно что-нибудь поиметь. А уж вводить их в заблуждение для предприимчивого кудесника было истинным наслаждением. Сейчас же, интуитивно ощущая скрытую угрозу, Петр попытался переключить внимание спутников на постороннюю тему, - Мне вчера коллеги рассказали, что в Москве участились случаи, когда в брошенных вещах находили взрывные устройства. При неосторожном обращении они срабатывали, в результате гибли случайные прохожие.
- Ты, парень, предупреждаешь или угрожаешь нам?
- Пусть он проваливает, осведомитель чертов!
- Да, кто он такой, чтобы предупреждать нас?! Может, он сам подрывник?
Петр моментально смекнул, пора реабилитироваться, - Ребята, я не хотел вас обидеть. Рассказал, то, что …
- Сплетни рассказал. Баба Маня товарке Глаше в очереди за картошкой по секрету доложила, а ты повторяешь непроверенное.
- Откуда этот болтун взялся? Ребята, чей он?
За громкими неразборчивыми выкриками Петр едва прочитал по губам ближайшего из демонстрантов: «Может, он из ментов?», «Бей его», «Менты все наглые, а он, вроде, сам не знает, чего хочет», - неслось с разных сторон. Стихийное волнение в любой момент могло вылиться в бурю, последствия которой предсказать не взялся бы даже Кашпировский. Его методика «дачи установки» в текущей ситуации не сработала бы, решил Петр и обратился к собравшимся, число которых постоянно прибывало, - Граждане, я здесь очутился случайно, и сейчас же покину вас, если вы не возражаете.
Отвечать ему не стали. Причиной тому послужило внезапное появление милицейских патрулей, принявших разгонять толпу. Стоит воспользоваться ситуацией. Неожиданно возникшая суматоха разлучила Петра с его ношей. Полиэтиленовый пакет вырвали из его рук, что было еще не самым страшным. С разных сторон сыпались удары дубинками, Петр вместе с несколькими «собратьями» по несчастью, был взят в оцепление. После десятиминутной беготни в компании таких же, как он, охваченных единственным желанием вырваться из оцепления, Петр понял, что стал заложником. Его затолкали в милицейский уазик. Оглушенный происшедшим, Петр пребывал в стрессовом состоянии. Сколько раз он давал советы посторонним, как вести себя в непредвиденной ситуации, каким образом мобилизоваться для преодоления трудностей, и вот, к сожалению, был растерян сам. Если бы он был уверен в благополучном исходе, вероятно, сложившееся положение можно было назвать забавным. Но сетовать приходилось не на глупость постороннего субъекта, возомнившего себя богом, а на самого себя.
В настоящее время самое важное, успокоиться, внушал Петр себе. С другой стороны, как взять себя в руки, если в пакете, который ему так и не удалось вернуть, лежала большая часть прибыли, добровольно переданной ему доверчивыми гражданами, коих у нас хватает. Что останется ему на жизнь, если Петра обяжут выплатить штраф в связи с отсутствием документов? Необходимо срочно обзавестись новыми, но для этого нужна свобода.
- Эй, просыпайся, приехали.
Действительно, прикатили. Как бы он хотел загнать сюда, за решетку своих врагов, и освободиться от них навсегда. «Чудак-человек, какие уж у тебя враги? Петруха, у тебя завистников полно», любил говаривать его старший брат. Петр оставался при своем мнении, не тратя лишние силы на переубеждение упрямца. Зачем? Спорить с Павлом бессмысленно, он, как его коронованный тезка гнул свою линию, считая собственную правоту непоколебимой. Сам для себя Петр решил раз и навсегда: врагов нет только у дураков, чаще достойных одного презрения. Но иногда … Петр осмотрелся, подмечая «прелести» своего окружения … Иногда они заслуживают жалости, сейчас настал подходящий для этого момент. Должно получиться с первой попытки, второго дубля ему никто не предоставит. – Взрывное устройство в рюкзаке. Бомба тикала … а завтра будет захват магазина …нет, рынка. В магазине брать нечего. Белая коробочка, а от нее отходят провода. Дернешь за один из них и … Сегодня ее кто-нибудь обнаружит, а завтра может уже не наступить. Дистанционное управление в руках знающего человека и порядок. А если пультом завладеет неопытный? Лучше избегать людных мест, жертв будет больше, а преступник получит возможность скрыться. – Ощутив толчок в бок, Петр не умолк. Наоборот, заручившись вниманием, он мобилизовал свою неистощимую фантазию, - И будет бой, покой нам только снился. Иди, бери, вертись! Тебе не привыкать …
- Эй, парень, ты о чем? 
Заговорщическим голосом, бросая по сторонам косые взгляды, Петр изрек, обращаясь к ближайшему, - Нужны помощники. Хочешь мне подсобить?  - натолкнувшись на непонимание, говоривший пояснил, - Мы объединяемся. Нужно много людей, преданных общему делу. Неизбежно возникнут трудности, развеять которые можно лишь сообща. Для согласованности действий, необходимо избрать руководящий состав организации, - Петр ненадолго умолк и огляделся. Кажется, получилось. Параллельно с заинтересованностью в слушателях проснулось недоверие, более не к сказанному, а к личности говорившего.
Петр бросал на слушателей мимолетные взгляды, хотя ради собственной безопасности, ему не мешало бы подробно ознакомиться со своим окружением.
В КПЗ было много задержанных, гораздо больше, чем спальных мест. Грязные стены, духота, сокамерники, которые в лучшем случае были нейтрально настроены, а в худшем, даже представлять не хотелось, кусок голубого неба, будто детской рукой расчерченный на «крестики-нолики», отсюда нужно ретироваться, как можно скорее, иначе он сойдет с ума. Поводом для возобновления монолога послужил толчок в бок. Петр вновь и вновь возвращался  к началу, так, что слушатели стали проявлять поступательное беспокойство, а вдруг то, что вещает новенький, вполне реально? Теперь после исполнения номера на «бис», недоверчивых прибавилось.
Немолодой уже мужчина, сидевший ближе всех к Петру, произнес, - Не пойму, чего ты добиваешься? – в голосе вопрошающего звучала неприкрытая неприязнь. Она же была написана и на лицах окружающих. Вероятно, он перестарался, стоит нейтрализовать негативное отношение. Отрешиться от действительности, изображая спящего, Петр посчитал недостаточным, Уж, если входить в роль, то играть с полной отдачей.
- Бормочет что-то.
Комментирующему вторили, - Молится, наверное.
- Черт с ним. Нашли, на кого обращать внимание. Он же сумасшедший, это сразу видно.
Так, цель достигнута. Оказывается, в КПЗ психиатров, при желании можно найти. Для полноты образа Петр изменил тактику поведения. После того, как он открыл глаза, на соседей по камере воззрился философ. Сосредоточенность во взгляде, устремленном в никуда, кого-то отталкивала, некоторым представление порядком наскучило. Петр внес разнообразие в ранее созданный образ. Поднявшись с места, вдумчивый изобретатель начал мерить шагами камеру по периметру. Это было нелегко, учитывая ее переполненность. Однако, по мере его приближения, препятствия исчезали.
- Сядь! Эй, ты, надоел уже.
Петр игнорировал обращение, продолжая испытывать терпение коллег по несчастью. Важно было вовремя уловить их настроение, чтобы не досталось «на орехи». И все-таки, не зря он старался, хотя и наслушался в тот вечер много нелицеприятного. Следственные органы заинтересовались неординарным поведением задержанного.
Испытывающий взгляд следователя, к которому Петра доставили на допрос, пытался заглянуть ему в душу, с целью «установления истины». Между представителем правопорядка и нарушителем закона разделительная черта, почему бы не применить воздействие биополем? Глубокий вздох, задержка дыхания, затем ответная стрельба глазами. Раствориться без остатка в оппоненте – целое искусство, которым, по мнению Петра, он обладал в совершенстве. От  непрерывной концентрации внимания изображение поплыло перед глазами Петра. Вместо человека средних лет, настороженно к нему настроенного, Петр видел неясные голубые очертания. Цветовая гамма стала более насыщенной, вкрапления коричневого, серого цветов и их оттенков успокаивали. Петра потянуло в сон.
- Гражданин. Гражданин, где ваш паспорт?
Голос следователя звучал над его головой. Словесного обращения оказалось недостаточно. Спустя несколько секунд Петр ощутил легкое давление на плечо, затем его хорошенько встряхнули, - Вам плохо?
Очнувшись, незадачливый биоэнергетик нехотя отозвался, - Паспорт? Вы спрашивали о паспорте? У меня его украли.
- Вы в состоянии отвечать на вопросы?
Торопиться с ответом не следует, Петр выждал, пока его оппонент начал проявлять признаки нетерпения и уклончиво ответил, - Вроде способен, а там …
- Назовите ваши фамилию, имя, отчество.
Петр выдал заведомо придуманную историю о поисках клада, представляющего большую историческую  ценность. – Я так увлекся, что оставил без присмотра свои личные вещи, о чем пришлось пожалеть. У меня там была крупная сумма денег, - следуя вопросительному взгляду собеседника, Петр уточнил, - Тридцать тысяч … рублей, - короткая пауза не была случайной. Первоначально Петр собирался заинтересовать следователя заманчивым словом «долларов», но для интриги, решил, пусть правоохранительные органы голову поломают. Как же было на самом деле?
- Значит, вы потеряли деньги и желали вернуть их?
Искривленную линию губ вопрошающего Петр не воспринял на собственный счет. Может, у человека челюсть свело, почему он должен обязательно смеяться над ним? – Хотел, а что нельзя?
- Кто может подтвердить, что деньги у вас были в наличии?
- Директор Пушкинского музея, товарищ Каневский Игорь Леонидович. Он сам мне выдал эту сумму под расписку, - Петр изобразил на лице растерянность, - Я должен отчитаться за полученную сумму. Музейные работники, в основной своей массе, бабульки, неспособные поднять ничего, тяжелее авторучки. Они сидят на своих стульях и смотрят по сторонам, как бы посетители ничего лишнего не наделали. В музее был случай, когда в греческом зале был поврежден экспонат. У статуи Апполона откололи мизинец. В ответ на этот вандализм руководство музея увеличило штат смотрителей в греческом зале, чем и воспользовались злодеи, повредив экспонат в соседнем.
- Какое отношение имеет пропавшая сумма денег к выше озвученным событиям?
- Это государственные деньги, а у меня их похитили.
- Ваши показания будут проверены. Как вы очутились среди демонстрантов?
- Ну, я же говорил искал клад.
- Искали вы его в другом, более спокойном месте. Так, - многозначительно изрек страж правопорядка, не отрывая глаз от своей писанины, - Что вы можете сказать о людях, которые ходили с плакатами по набережной? Чем они еще занимались, по вашему мнению?
- Клад искали. Я им рассказал о своих поисках, попросил помочь, ну, они и согласились. Я некому не говорил раньше, а вам расскажу, - Петр скосил глаза направо, затем налево. Тело его напряглось, голова пригнулась, так, что он тут же стал меньше. Перейдя на шепот, он поведал. – В необработанном виде камень весил около четырехсот карат. Когда я впервые увидел его, обомлел. По форме он напоминал правильный восьмигранник, на одной из граней которого ясно обозначился профиль Мазарини. Этот итальянский аристократ, кроме кардинальской шапочки при жизни и корону Франции на себя пробовал примерять. Вынести такой приметный, крупный камень с прииска, очень трудно, при выходе за его пределы все работники подвергаются обыску. Я нанес себе большую рану на пояснице, спрятал алмаз в повязке …
- Подождите, не так быстро. В какой повязке?
- В парусиновой, для работников ткани выбирали подешевле,  тому же, тропики не позволяют носить лишнюю одежду.
И вновь следователь перебил говорившего, - Какие тропики? Я не понимаю, что вы несете?
- Я нес алмаз размером с крупное яблоко. После того, как я рассек себе кожу на пояснице, еле остановил кровотечение, а тут еще слабость жуткая. Потом оказалось, что жертва была напрасной. В повязке его было легче спрятать. Продать столь ценную находку – нереально для невольника …
- Стоп! Какого невольника? Причем тут он? Что вы городите? – следователь уже не говорил, а кричал.
- Не волнуйтесь, это мне надо было переживать, когда пришлось продать алмаз за бесценок. Но мне опять не повезло. Алчный покупатель утопил меня, и забрал заплаченные за камень гроши.
- Замолчите! Иначе вас перепроводят в камеру.   
Петр после грозного внушения даже в лице не изменился. Он не сводил с пишущего следователя беспристрастного взора. Эффект от сыгранного превзошел ожидания искусного актера. Противник деморализован, еще немного поднапрячься, и с ним поступят так, как он того желает.
- Еще раз вас спрашиваю: что вы делали на газоне в компании безработных?
- Я ждал … ждал герцога Орлеанского. Я немного ошибся. Мазарини был противником герцога, которому и принадлежало регентство.
Удар по столу был такой оглушительной силы, что Петр подскочил на стуле, но от сказанного не отказался, дополнив изложенное ранее. – В прошлой жизни я был невольником, вкалывающем на шахте. Хотите, я скажу, кем были вы?
Вопрос его повис в воздухе. Следователь листал толстый справочник, страница за страницей, он не смотрел на их содержимое. Похоже, занятие поглотило его целиком, со стороны казалось, что он позабыл о присутствии задержанного в его кабинете. – Вам помочь?
Можно было и не спрашивать. Петр позволил себе немного отдохнуть, откинувшись на спинку стула, он прикрыл глаза. Но сознание его отнюдь не дремало. Хоть менты и примитивны, так, как привыкли действовать согласно инструкциям и приказам свыше, но милиционеры тоже люди, а им свойственно ошибаться. По обрывкам фраз, которые уловил Петр, он предположил, куда звонил следователь, и остался доволен. Пожалуй, было бы неплохо закрепить свой успех.
Сдвинув брови и сделав несколько пассов руками, Петр вздохнул и задержал дыхание. Его стальные глаза пригвоздили испытуемого к месту, - Ранее, до революции, вы были Главой дворянского собрания, светлейшим князем Потемкиным. Можно сказать, что вы были у руля государства, великой России. Эх, если бы не октябрьская революция … 
- Сейчас вам устроят, эту самую революцию, отвезут на встречу с Потемкиным и еще кем-нибудь из дворянского собрания. Ваша фамилия, имя, отчество.
- Аркадий Петрович Гайдар.
Вопрошающий испепелял Петра взглядом, в котором читалось не только гнев, но неприкрытая ненависть. – Вы провоцируете меня на крайние меры. Безнаказанно вам это не сойдет. 
- Бог с вами, я не посмел бы позволить себе столь необдуманный шаг. Каюсь, забыл сказать вам. Я ведь почти завершил приключенческую повесть под названием «Тимур Аркадьевич и Мишка Квакин в тылу врага». Вот еще проблема: найти издательство, готовое напечатать мою повесть. Времена наступили тяжелые, не до чтения детям. Соседский мальчишка, к примеру, не по двору бесцельно слоняется, а по подъездам, почтальоном подрабатывает, - Петр ненадолго умолк, в ожидании ответной реплики, но пауза затянулась, потому как слушатель внимательно внимал ему.
- Продолжай, писатель, - сказано было с издевкой.
Переживания прошедшего дня сказались на реакции Петра. Неужели он не заслужил короткого отдыха? Закрыв глаза, он призывал к себе дрему. Хорошо  было бы перекусить чем-нибудь вкусненьким. В воображении возникла жареная с яблоками индейка. Воображаемое было так желанно, что Петру почти удалось ощутить его аппетитный аромат. Как тут было удержаться от того, чтобы не облизнуться?
- Слюни глотаешь? Сейчас время обеда, - следователь кинул беглый взгляд на часы, - Тебя покормят.
Страж правопорядка не шутил. После того, как Петра проводили, куда следует, принесли тюремную баланду. При одном взгляде на аллюминевую миску и ее содержимое, у Петра пропал аппетит.
- Чего смотришь? Ешь. Ужин будет не скоро.
С другой стороны уточнили, - Если, вообще, будет. Вчера, вместо кашки кормили обещаниями.   
Даже после уговоров Петр отворачивался от предложенного. Помог метод внушения. Отправляя ложку за ложкой в рот, Петр усиленно жевал, представляя, что под его зубами монотонно хрустят зажаренные птичьи ребрышки, язык ласкает золотистая корочка, вызывая обильное слюноотделение. Кое-как расправившись с первым, Петр ожидал второго. Чтобы ни предложили, он съест принесенное. Пока он не наелся. Чувство голода преследовало его давно, не отпуская даже после еды. Стоило вообразить любимое кушанье, и обо всем остальном он тут же забывал. Есть, кушать, жрать, не останавливаясь – желание, ради которого он был готов на все.
-  Держи.
В руки ему попала миска с остывшей гречневой кашей, политой чем-то беловатым.
- Сметанный соус, - пояснили ему сотрапезники. – Масла у них нет в наличии, вот и заменяют, чем могут. Вчера с кашей давали разбавленное подсолнечное масло, до этого поливали горчицей, сметаной с уксусом. Гадость, а что поделаешь? Есть хочется.
Да, хочется, согласился Петр, поэтому он и эту бурду осилит. А работать его заставляют до изнеможения, с раннего утра до позднего вечера. Кипела работа. Каждая горсть земли просеивалась через сито и промывалась водой. Землю рыли в глубину, в виде квадратных и прямоугольных ям. Скапливающуюся в них за ночь воду вычерпывали ведрами, которые ему приходилось носить дальше от разрытых участков. Конечно,  за алмаз ему предоставят долгожданную свободу, но он желал не только самостоятельно распоряжаться собственной жизнью, но и иметь в наличии денежные средства. Не вышло.
- Этот, что ли?
Чьи-то сильные руки крепко обхватили его за пояс. Перемещение по длинным коридорам следственного изолятора Петр воспринимал без сопротивления. Он получил то, к чему стремился. Подпрыгивая на тряской дороге в машине с Красным крестом, Петр исподтишка изучал сопровождающих. Два здоровенных парня, теменем почти подпирающих крышу машины, сидели по обе стороны от него самого. Когда один из них зевнул, взору Петра открылись квадратные челюсти с полным комплектом не менее внушительных зубов. Эстафету позевывания подхватил второй санитар.  Петр решил поддержать случайных приятелей, именно в этом качестве он рассматривал их совместное общение. Пожалуй, он имеет перед ними преимущество, ему-то известно, что он – вполне нормальный, адекватный человек, без психических отклонений, а санитары об этом пока не догадываются.
Между душевным здоровьем и болезнью узкая грань, это Петр понял давно. Душевные болезни неизлечимы, и сколько бы курсов не назначали психиатры, какие бы сильно действующие препараты они не прописывали, результат всегда один – душевнобольной остается при своем недуге, слегка завуалированном после очередного курса реабилитации. Магическое слово «шизофрения»  указывало Петру верное направление. Симптомы дефектов личности он изучал по справочнику, выпущенному еще в дореволюционной России. По мнению Петра, медики тех времен не подделывали диагнозы и не продавались «по дешевке». Разыгрывать на публике галлюцинаторные сцены Петр пробовал ни раз, и все без исключения представления заканчивались успешно. Случайные попутчики, прохожие бежали от него, нередко оставляя с перепугу Петру свои вещи. Чего стоили лишь его бредовые идеи о свержении царского режима, с последующим установлением диктатуры шовинизма, на смену которому приходит мания величия. В зависимости от настроения публики, Петр воображал себя то князем Потемкиным, то Штирлицем, то Розой Люксембург. Достижением своим Петр считал овладение паранойей, и пусть основоположник отечественной школы психиатрии Сергей Сергеевич Корсаков расценивал ее в качестве стойкого психического расстройства, оформленного в виде правдоподобного бреда, это обстоятельство отнюдь не умоляло стараний Петра. «Паранойя – болезнь, которой болеет каждый, в том числе и я, у кого-то ее симптомы выражены ярко, у большинства сглажены, что еще не свидетельствует об их душевном благополучии», мнение не менее известного русского психиатра Виктора Хрисанфовича Кандинского для Петра было непоколебимым. При желании двух рядом сидящих с ним молодцов можно было причислить к параноикам. Они все зевают и зевают, стало быть, у них вяло текущая дремота. Утомились, бедненькие, выкручивая конечности своим подопечным, значит, у мордоворотов, что? Правильно, бред преследования. Они опасаются не выполнить ежедневной нормы, а, может быть, боятся утратить атлетическую форму, больные для них, вроде, спортивных снарядов.
- Чего рожи строишь, малохольный? Сейчас тебе вколют, что надо, будешь радоваться.
Оторвавшись от раздумий, Петр не сразу понял, что обращаются к нему. Согласно их выражению «строить рожи» ему пришлось, чтобы почесать скулу. Интересно, как санитары поступили в подобном случае, если бы руки у них были опутаны смирительной рубашкой? Ладно, раз держиморды желают видеть рядом с собой психа, он таковым и будет. И рубашку ему казенную не жаль, подумаешь, заляпает ее слюнями. Для полноты разыгрываемого образа Петр замычал. К его изумлению на присутствующих коровья ария не произвела никакого впечатления. Привыкли, еще и не такое видели. А вот я чуть ли не впервые сталкиваюсь с тем, что скорая помощь приезжает к пациенту без врача. Куда он подевался? Может, его понос пробрал от нездоровой пищи, медики, известно, получают гроши.
Петр старался на славу, иногда заглушая рев  включенной сирены, но от излишнего усердия у артиста начало саднить горло. Не получив никакой оценки своим действиям пациент машины скорой помощи, наконец, умолк. Однако недолго ему пришлось трястись в тишине, после очередного поворота машина резко остановилась.
- Приехали, доходяги.
Слова водителя могли быть восприняты двояко. Сказанное можно было расценить в качестве шутки, но не исключено, что это – констатация фактов. Долго гадать не пришлось. Двери машина распахнулись, Петра уже ждали.
- Новенького к доктору, к Носу.
- А чего Деревянко не объявился? – полюбопытствовал один из санитаров.
- А тебе не все равно?
Петра подхватили под руки, и повели к больничному корпусу. Беглый взгляд на здание больницы, а главное, ее окружение, и Петр уже призадумался, может, он зря все это затеял? Продержали бы его в милиции пятнадцать суток и выпустили, за отсутствием состава преступления. А теперь … остается только набраться терпения.
- Не выкручивайте мне руки, я сам пойду.
Железную хватку санитары не ослабили, еще сильнее стали толкать его в спину. Извернувшись, Петр наказал по-своему злобных стражей.
- Вот гад! Еще кусается.
В тот же момент сильный удар по пояснице вынудил его подчиниться. Обидно, что его, как собаку ударили ногой. – Почему вы так со мной обращаетесь, ровно я – не человек?
Зря он все-таки затеял это небезопасное приключение. Некому до него нет дела, и даже докторишке со смешной кличкой «Нос». Сидит и пишет что-то у себя в журнале, не поднимая головы. А ну-ка, я применю к нему свои магические способности. Проницательный взгляд медленно скользил по молодому еще лицу, вполне симпатичному, заключил про себя Петр. Его обладателю, скорее всего, не более тридцати лет. Правильный овал, плавная линия волевого подбородка, плотно сжатые губы, выемка под ними, с едва пробивающимися усиками, которые смешно топорщатся при каждом движении губ. Неужели, он не чувствует? Чем их прикусывать, уж лучше целоваться. Наконец, врач отвлекся от писанины. На Петра по-доброму взглянули темно-карие глаза, взгляд их проник прямо ему в душу, без настойчивой назойливости и обременительного участия. Умный взгляд расположил к себе Петра, еще до того, как доктор отрыл рот.
- Как вы себя чувствуете? – доктор вопросительно посмотрел на нового пациента, - Вас зовут …
Поначалу Петр растерялся и едва не выложил ему всю свою подноготную. Собравшись духом, а ведь ему вновь предстоит розыгрыш, Петр тихо произнес, - Петроний. Можно просто по имени, а чувствую я себя доктор неважно, после того, как ваши … санитары едва не сломали мне руки.
Доктор опустил взгляд в открытый на новой странице журнал. Пролистав его, доктор взялся за пишущую ручку. Исписанные мелким, убористым почерком страницы журнала скрывали много того, что нельзя было выносить за больничные стены. Человеческие судьбы, мелкие радости и трагедии – всему находилось место в скупых анамнезах, врачебных назначениях, этиологии болезни. Если бы только этот журнал попал к нему в руки, размечтался Петр.
- Значит, говорите, Петронием кличут?
Не обошлось у доктора без улыбки. Но, если рассудить, непонятно, чего он нашел смешного в старинном итальянском имени? – Так бабушка меня назвала. Я в детстве очень переживал, когда знакомился с ребятами. Многие смеялись, обзывались, называя меня Хавронием. Бабушка меня успокаивала: «Петроний – уважаемый человек, он был известным римским писателем. Ты на мальчишек, Петруша, обиды не держи. Люди смеются, когда по незнанию, а когда прознают про твоего тезку, завидовать тебе станут», - Петр на несколько мгновений замолчал, наблюдая за реакцией на сказанное. Взгляды врача и пациента встретились.
«Хороший парень, добрый хлопчик», сказала бы бабушка. Познакомился бы с ним ранее и при иных обстоятельствах, может, закадычными друзьями стали бы.
Любопытный случай. На первый взгляд, последовательное изложение событий, логичная мотивация, пациенту не откажешь в рассудительности. Посмотрим, что будет далее. – Скажите, Петроний, а где ваши документы?
Настала очередь усмехаться Петру. И этот тоже, как будто без них не любо. – Они пропали.
Оба, доктор и пациент доброжелательно поглядывали друг на друга. Один ожидал продолжения, другой нащупывал линию поведения. Петр еще не решил до конца: недруг перед ним или союзник? Мельком брошенный взгляд на простенькую обстановку врачебных апартаментов, без излишеств, вызывало понимание. Бедная наша медицина, если позволяет своим преданным последователям прозябать в нищете, рассчитывая на случайные заработки. Где же тут от гонораров отказываться? Ботиночки у доктора совсем никудышные, каши просят. Честный, наверное, доктор, но честность нынче не в почете.
- Скажите, а вас никто не обижал? Может, у вас проблемы …
Тут уж Петр в открытую усмехнулся. Шутит доктор. – Проблемы есть, у кого их не бывает? Я второй год ищу клад, пока безрезультатно. А еще никак не могу добиться, чтобы меня официально признали потомком древнеримского писателя.
Словесным недержанием он не отличается, а по словам работника СИЗО, гражданин без документов, извергал  массу подробностей из своей личной жизни, подлинность которых стоило проверить. – А зачем вам клад? Что вы с ним будете делать?
Ну, доктор, совсем уж … Петр от души удивился, - Был бы клад на месте, а как им распорядиться, долго гадать не стану.
- А на каком месте? Вы все два года его на одной и той же территории искали?
Все, пора дополнять слова конкретными действиями. Втянув голову в плечи, Петр повел глазами в разные стороны. Выждав секунд пять, он, перейдя на шепот, поведал. – Искал, согласно летописям. Римские легионеры зарыли его на набережной, поначалу собирались захоронить его у стен Кремля, но помешали пролетарии. Доктор, я чего думаю, может, вы мне в помощники пойдете. В долю вас возьму. Вдвоем-то мы  с вами быстрее клад отыщем.
- Подождите, вы уж всех в одну команду записали. Что делали римские легионеры на какой-то набережной?
Петр уточнил, - На Краснохолмской, кажется.      
- А еще что вам кажется?
Петр насуплено молчал. Доктор желает посмеяться над ним. Наша медицина не только бедная, но и жестокая. Нуждающихся ждет либо исцеление, либо унижение.
- Петроний, вы обижены на кого-то? Расскажите, поделитесь со мной, и вам станет легче.
Времени у него предостаточно, для того, чтобы выяснить: правильно ли он вел себя в беседе с доктором или переиграл? Тяжелая голова с нечесаными кудрями не находила себе места: то на собственную ладонь приляжет, то о стенку обопрется. Палата, куда его привели после разговора с доктором, походила на каземат. Чему быть, тому не миновать, как любила повторять его бабушка. Унылая обстановка: не докрашенные больничные стены, немытые окна, которые, похоже, не отворяли с прошлого года, спертый запах человеческих миазмов и соответствующее окружение – все это вместе ввергло Петра в удручающее состояние. Сможет ли он справиться с испытанием на выносливость, которому он сам себя подверг? Лежать с закрытыми глазами, игнорируя соседей, он мог сколь угодно долго, но вот к чему его приведет эта инертность, его, привыкшего к жизненным перипетиям, на пределе человеческих сил и возможностей?
Лучи палящего солнца жгли немилосердно, проникая в самые труднодоступные места. Вода была на исходе. Вителлий обвел суровым взглядом утративших стройность ряды своих вояк. В их замедленных движениях читалась смертельная усталость, в которой ни один из них не стал бы сознаваться. Что же вы, верные други мои, привыкшие к длительным, многодневным походам, впали в ленивое оцепенение? Где же ваша воинская доблесть? Последнее сражение при Кремоне было проиграно по досадному недоразумению. Кто-то из солдат легиона Вителлия по ошибке принял клич одного из легионеров Галлика, как сигнал к встрече подмоги, которая, увы,  так и не подоспела. Оказывается, усталые воины приветствовали восходящее солнце, неспособное разделить с ними бремя тягот и невзгод. Перед роковым сражением легионерам пришлось весь день идти, неся на себе боевое снаряжение по пятнадцать с лишним килограмм. Путь, который пришлось проделать его бесстрашным львам, равнялся тридцати римским милям. Проведя весь день в дороге, усталые воины всю ночь сражались. 
По каплям, тяжелым, но недолговечным стекала вода. Жадными взглядами ее провожали испытывающие жажду. Потери влаги приводили солдат к обезвоживанию, когда члены отказывались слушаться, а голова соображать. Из-за нехватки воды легионеры ревностно относились к ее запасам, пополнять которые удавалось нечасто. Когда Плиний сделал несколько глотков из серебряного сосуда, военачальника едва не проткнули гладиусом, так непреодолимо было желание смотрящих последовать его примеру. Вителиий бросил взгляд на линию горизонта, туда, где не сжигаемой свечой маячил солнечный диск. Они будут идти за ним вдогонку, пока руки способны сжимать рукоять пилума, ощущая на поясе тяжесть гладиуса, сросшись кожей с кольчугой, покрывающей тело легионера, словно серебристая броня. Ничто не способно остановить грозную силу, пока в армии царит строжайшая дисциплина. «Мы непобедимы!» - крикнет Вителлий врагам. Но так ли оправдана жертва, ценою в человеческие жизни, ради торжества Великой идеи?! 
Рядом кто-то завыл. Пришлось отрыть глаза, в тот же момент пейзаж с выжженной степью скрылся из поля зрения.
По соседству полюбопытствовали, - Завыл, пуще волка голодного?
На вопрос, обращенный к любому из обитателей палаты, ответа не последовало. Петр вскоре перестал бы вспоминать о досадной помехе, если бы гнусные звуки не повторялись вновь и вновь. Уснуть не удастся. Где же тот возмутитель всеобщего спокойствия? Осматриваясь по сторонам, Петр обнаружил обстоятельство, на которое ранее он не обратил внимания. Ножки всех без исключения кроватей были привинчены к полу. Заунывные вопли, по временам напоминающие то вой дикого зверя, то скрип несмазанной телеги, то шакалье потявкиванье раздавались со стороны крайней от окна кровати. Кто именно их издавал, еще предстояло выяснить. Как Петру не хотелось привлекать к себе внимание, но ему пришлось приблизиться к шумному месту. Смятое, изрядно потрепанное одеяло скрывало неизвестно кого. Прежде, чем потревожить кучу мала, Петр оглянулся. Его соседи по палате походили на безликое, подчиненное неведомой силе стадо. Некоторые лежали, тупо уставившись в потолок, другие спали, зарывшись лицом в подушку. Почувствовав на себе пристальный взгляд, Петр обернулся, и не удержался от того, чтобы брезгливо не поморщиться. На него в упор уставилась отвратительная физиономия. Хищный оскал пожелтевших клыков, в окружении слюнявого, небритого подбородка, выпученные на выкате глазищи буравили, наводя на Петра страх. Что можно ожидать от полоумного создания? Ощущая на себе его давление, Петр осторожно склонился над возмутителем спокойствия. Какофония звуков, действующих ему на нервы, не прекращалась, и не было никакой надежды на установление тишины и порядка. После раздачи очередной порции таблеток, медсестра, вряд ли, заглянет в богом забытое место. А почему бы ему самому не прогуляться? В отличие от больничных коек и буйных пациентов, его не лишили способности к свободному передвижению. 
В коридоре, за столом дежурной медсестры никого не было. Двери в остальные палаты были приоткрыты, лишь одна, напротив холла, была закрыта. Петр толкнул ее плечом, но та не поддалась. Напротив надписи «выход», он увидел еще одну табличку «служебный туалет», дверь в который также оказалась заперта. Очень плохо, ему, как назло приспичило. Ходить на горшок, которым обеспечивался каждый пациент, Петр не мог. Кроме элементарного человеческого стыда, им руководили прагматичные соображения. Неловко без определенной сноровки и боязни подхватить какую-нибудь заразу пользоваться столь негигиеничным изобретением детского быта. Проходя по коридору, Петр насчитал девять палат и ни одного доступного туалета, что разозлило знакомящегося с окружающей обстановкой. Вот сейчас он сядет и сделает лужу прямо посередине коридора, у дверей заведующего отделением. Задумано, сделано. Лужа получилась огромной, однако, кроме облегчения он более ничего не испытал. Если бы не ощущение того, что мочевой пузырь сейчас лопнет, Петр никогда себе подобного не позволил бы, даже, несмотря на распирающую злость.
Удивление Петра не оставило. За почти целый, проведенный в стенах психушки день он не видел ни одной нянечки, и медсестер в отделении явно не хватало, а врачу негоже с тряпкой возиться. Чем ему заняться, Петр долго голову не ломал. Сейчас он убьет сразу двух зайцев. Одеяло провоняло чем-то затхлым, но, преодолевая природную брезгливость, Петр все-таки дернул его на себя. Под ним он обнаружил жалкого субъекта неопределенного возраста, лежащего в собственных нечистотах. Вытирая лужу в коридоре, добровольный уборщик не переставал себя ругать. Кому он сделал хуже? Лишь себе. Нечистоты омерзительны, чьи бы они не были. Полотер из него никудышный, еще чуть-чуть и он сам провоняет сортиром, хотя, хуже, чем от субъекта, лишенного одеяла, благоухать уже не сможет. Швырнув ему одеяло, Петр вспомнил, что в холле на глаза ему попались занавески. За неимением лучшего подойдут и они.
- Больной, что вы себе позволяете?
Петр растерялся. Неужели за его «преступными» действиями наблюдает кто-то из больничного персонала?
- У нас не принято, чтобы больные ходили по коридору без сопровождения.
Благодаря больничной занавеске ему удалось избавиться от смрадного запаха, теперь можно и полюбезничать, тем более, что сестричка вполне даже ничего, - А, может, вы составите мне компанию, - улыбнувшись от души, Петр надеялся на ее согласие, как никак, а на женщин он умел производить неизгладимое впечатление.
Выяснилось, что красота не признает компромиссов. Видная дивчина довела его до кровати, дождалась, пока он уляжется, и накрыла его одеялом, заправляя его концы под подушку. В движениях ее чувствовалась спешка, но не было ни капельки участия. Петра это не устроило. Помощница его или помощник должны быть предрасположены оказывать ему содействие, и делали бы то с энтузиазмом.
- Вы прелестны, как Джоконда на картине да Винчи.
Бедняжка. Если комплемент и произвел на девушку благотворное впечатление, она тщательно это скрыла, и удалилась с неприступным видом, так, что Петр начал сомневаться, но не в своих способностях, а в инструкциях, довлеющих над младшим медперсоналом. В ее взгляде читался немой вопрос, обращенный к Петру: а кто сия девица?
В следующий раз, вопреки недозволенности, просвещать сотрудников он берется в следующий, более подходящий для столь благородной цели раз. А сейчас остается только ждать, уставившись в немытое окно, через которое он увидит небо, пусть даже измазанное серостью. Пока оно беспристрастно, как доктор, по прозвищу «Нос». Но скоро придет время, когда он, симпатичная сестричка и далекое небо признают за ним право на самостоятельность, и не исключено, что немного полюбят его, а тех, к кому питают теплые чувства, обычно не подводят.
Закрыв глаза, можно было сколь угодно представлять, что располагаешь всем тем, что пожелал себе сам. Сейчас он хотел глотнуть хоть чуть-чуть свежего воздуха. Сестричка слишком плотно его укутала, оставив свободным лишь мягкое место, и неслучайно. В него всадили иглу, и неведомая сила удерживала его в одном и том же положении. Укол не был болезненным, но и противиться ему у Петра не было возможностей. Позже пропали все желания, наступила апатия, безразличие ко всему, что было ему ведомо, и о чем он ранее даже не догадывался. Захотелось спать. Проваливаясь в бездонную пропасть, Петр отдался на милость обстоятельствам. Полет над бездной, что сменился выжженной степью с изнывающими от жажды легионерами, постепенно перешел в сон, из сетей которого ему нескоро было суждено вырваться.